Дневник подвешенного

Фейзудин Нагиев
Фейзудин Нагиев

    Дневник подвешенного
(авторский подстрочный перевод)   

         Много на свете чудес, которые с трудом поддаются человеческому разумению; одно из таких чудес я не могу забыть, и по сей день.
         Наяву ли это было?
         Или во сне мне приснилось?
         Как-то редактор вызвал меня к себе и дал поручение: «О таком-то горном селе нужно написать статью. Народ, живущий там, - сказал редактор,- придерживается диковинных обычаев. Понаблюдай за их обычаями, житьем – бытьем, постарайся вникнуть в их жизнь и напиши. Эта задача, я уверен, тебе «по силам».
         Оформил, значит, я командировку, получил положенные копейки. Но прежде чем пустится в путь - дорогу, встретился с нашими учеными, в надежде, что услышу от них что-нибудь полезное для себя.
       - Они ведут свое начало от ягнят, - заявил мне ученый, разбирающийся проблемами происхождения различных народов.
       - Нет, нет, - не согласился с ним другой, отдавший всю свою жизнь поискам ответа на вопрос: существует бог или нет? – «Ягнятами» у них один из родов. А сами они, как мне достоверно известно, произошли от стрекоз. Некоторые южные ученые даже утверждают, что они слетели откуда-то с небес. Так вот, не могут же ягнята летать, летать должны стрекозы.
       - А ты знаешь, как они сами себя называют? – сказал первый ученый. – Они называют себя орлами.
       -Что тоже подтверждает, что они спустились с неба, - согласился с этим доводом второй ученый.
         Ничего, не выяснив из ученого разговора, я сел в автобус. Потом сошел с автобуса и пешком продолжил свой путь в указанном мне направлении. Прошел одну – другую долину, преодолел одну – другую гору и, наконец, достиг села, прилепившегося к каменистой скале.
         А перед селом находилось кладбище. «Ну-ка, - подумал я, - взглянем и на кладбище.– О народе кое-что могут подсказать и могилы». Вокруг кладбища возвышалась каменная ограда, и оно выглядело ухоженным, что свидетельствовало о высоте нравственных начал жителей этого села, о почитании ими своих предков.
         Но тут мое внимание привлекло следующее обстоятельство. На некоторых надгробьях не было никаких надписей. А по тем надписям, которые имелись, выяснилось, что самому старшему из покойников было двадцать лет. Остальные умерли, прожив десять, пять, а многие всего лишь три года. Наверное, подумал я, в этой земле хоронят молодых. Но где же тогда лежат старики? Другого кладбища нигде вблизи не было видно.
         Еще с одним чудом я столкнулся, когда, оставив кладбище, поднимался в село. На скале возвышалось громадное ореховое дерево, а на нем висело что-то длинное черное. Приблизившись, я, увидел, что это продолговатый ящик, очень похожий на гроб. Наверное, он висел уже давно, много лет, так как доски его почернели и казались покрытыми лаком. Что же это могло быть?
         Уже смеркалось, когда я пришел в село, объятым зазывающим блеянием овец и ищущим своих матерей меканьем ягнят. Улочка, как и положено, привела меня на сельский годекан. Здесь все, даже старики, встали и ответили на мое приветствие, после чего они меня, а я их по всем правилам порасспросили о здоровье друг друга, о житье-бытье. Затем один из стариков, который казался старше остальных, поинтересовался, чьим гостем я являюсь. Узнав о цели моего приезда, этот седобородый, обращаясь ко всем, заявил, что я буду его гостем. При этом я заметил, что лица остальных словно подернулись тенью.
         Дома у старика, после того, как  мы отужинали, я решил спросить у него о том, что не давало мне покоя.
         -Отец, - обратился я к нему, - не обессудьте за наивный, может быть, вопрос, но почему на вашем кладбище захоронены только молодые? Или вы старых хороните в другом  месте?
         -Нет, бала, - чуть улыбнувшись, ответил он, - мы всех своих покойников хороним на одном кладбище. Да, да, - старик взглядом предупредил мой очередной вопрос. – Вот сегодня ты гостишь у меня, и мне исполнилось пятнадцать лет.
         -Значит, я попал на ваш день рождения! – догадался я. – Поздравляю вас с 115-летием.
        -Не 115, а просто пятнадцать, - поправил меня старик.
        -Как?! – удивился я. Мне показалось, что он вышучивает меня.
        -Жизнь человека, сын мой, - старик, допив чай, отодвинул стакан, - не прожитыми годами , а теми добрыми поступками, которые он совершил. Живем мы здесь, в горах, вдали от остальных людей, и к нам не часто приходят гости. Когда через годы появляется новый человек, вот как ты на этот раз, каждый из моих односельчан желает, чтобы он остановился у него. Если бы тебе кто встретился, пока ты дошел до годекана, сейчас бы ты сидел не у меня дома. Но теперь, благодаря тебе, мне прибавился еще один год. Вот так заведено у нашего джамаата. Вот почему порой даже у человека, умершего от старости, надгробье остается чистым, без всякой записи.
        -А что за большой ящик висит на ореховом дереве, что растет на скале? Да еще похожий на гроб, в который христиане кладут покойника.
        -Ты наверно заметил, сын мой. Это и есть гроб.
        -Вах! Какой гроб в наших краях? Разве здесь живут христиане?
        -Пусть себе будет христианин, или еврей, или еще кто-нибудь другой, это не беда. Все они люди. Но беда, если не к каким не относишься, не имеешь родной земли, своего народа, своих корней. Горе тому, кто обделен и небом, и землей. Да не перепадет никому  такой доли, О Боже! Тот несчастный, который висит в гробу на дереве, имел такую судьбу. Он был обделен и небом и землей.
        -Значит, это действительно гроб и в нем покоится человек? Ну и чудеса! Почему же его повесили на дереве, а не предали, как положено, земле?
        -В этом действительно заключается чудо, бала. Нигде, ни в какой земле его не могли похоронить.
       -Относился же он к какому-то роду. Где-то ведь он родился и вырос.
       -Расскажу-ка я тебе обо всем по порядку. Вижу я, ты нетерпелив. Иначе у тебя будет много вопросов.
       -Каждый человек, сын мой, должен думать не только о быстротечных днях своей суетной жизни, но и о ее конце. Как он готовится в свой последний путь, с чем он уходит из этого мира, вот что определяет цену всей его жизни. Достойный человек должен достойно умереть. Тот, кто висит в гробу на дереве, прожил не так уж и мало. Но если посчитать по нашему, ему, возможно, не было и года. И некому его вспоминать. Кто он, что он? В чем он находил опору в жизни?... Я хорошо знал его отца, но не могу так сказать и про него.
       Помню, их семья, весь их род жили обособленно. Говорят, такими были и их предки. Работаю себя особенно не утруждали, но добра имели немало: стада, пастбища, хлебные нивы. Слуги исполняли все работы в их доме, его охраняли сторожа. Сюда они приехали из далека, но откуда и почему, никто не может сказать. И по внешнему виду они отличались от наших односельчан: имели густые курчавые волосы, не седеющие даже под старость, и большие, круглые, черные глаза. Губы вывернутые, как край барабана. Кожа смуглая, густо заросшая волосами… Вот как они выглядели. Я не помню не одного доброго дела, совершенного ими ради односельчан. Правда, чтобы они, когда-либо поступали плохо, я тоже не слышал. Висячий на дереве последний мужчина из их рода. Других сыновей у его отца не было, а дочери повыходили замуж и обидевшись, что все богатства достались брату, отдалились от отца. А этот безнравственный человек не приезжал даже на похороны своего родителя… Нет, неправду  я говорю, один раз он появился. Ему понадобился документ о том, что его предки не здешние жители, а откуда-то приехали. Это еще больше восстановило односельчан  против него: как же так, здесь родился, а  не хочет признавать родного села? Да, вот так было, сын мой. Потом он исчез  и больше про него никто ничего не слышал. Вплоть до того времени, когда к нам приехали люди с красными крестами.
        -Что за люди с красными крестами, отец?
        -На них были белые халаты с изображением красных крестов на груди и спине. Вот они и привезли гроб. Собрались все наши односельчане, и переводчик объявил: «Ваш односельчанин Хуан Гадес является ученым – философом, известным во всем мире. Вы можете им гордится. Мы восхищены тем, что из отдаленного маленького села вышел такой великий человек. Мы выполняем его последнюю волю. Он просил, чтобы его похоронили там, где он родился. Правда, в его паспорте было указано другое село. Однако там не приняли покойника, сказали, что он не из их села. Нам пришлось перерыть все архивы, пока не выяснилось, что этот великий человек родом из вашего села». Оставив нам покойника, приезжие без промедления отправились восвояси. Что нам оставалось делать? Конечно, похоронить покойника. Джамаат так решил, выкопали могилу и положили туда, не открывая гроб: от трупа несло вонью. Кто знает, сколько времени он провел в пути. Словом, похоронили мы его на окраине кладбища, но вот чудо: на следующий день увидели, что могилы, как и не бывало, а гроб стоит на открытом ровном месте. Опять собрался джамаат, вновь закопали его в землю. Однако на следующий день гроб опять оказался на поверхности земли. Еще раз предали его земле, и на этот раз решили разузнать, в чем тут дело. Несколько человек, в их числе и я, остались ночью наблюдать за могилой. В небе сияла луна. Вдруг мы увидели, что могила стала разбухаться, откуда-то донеся голос стонущей женщины. Можно было подумать, что женщина мучается родами. Неожиданно могильный холм разверзся, и оттуда наверх выбросило гроб. Стон утих, земля на том месте выровнялась. Никто из нас, испуганных и удивленных, не мог вымолвить ни слова.
         «Земля не принимает его, - решил джамаат, - нельзя его хоронить». Но что делать, так и оставить? Ведь труп может привлечь диких зверей. Наконец додумались перевязать гроб толстым канатом и подвесить его на дереве. Теперь тот орех называется «дерево, на котором висит гроб». Даже птицы не садятся на то дерево, и наши люди обходят его стороной.
         -Дерево громадное и, наверное, приносит хорошие урожаи орехов. Разве вы их не собираете?
        -После него, как повесили гроб, на дереве растут не орехи, а другие, какие-то невиданные плоды. Внешне они похожи на орехи, но внутри их что-то похожее на выгоревшую золу. Еще надо тебе сказать, что люди, ночью задержавшиеся на поле, встречаются с неким человеком, прогуливающимся с гробом на плече. Он преследует напуганных людей. Хорошо еще, что из-за тяжелого гроба на плече, он не может ходить быстро… Вот такое дело, сын мой. Я рад, что ты человек пишущий. Я давно храню одну вещь, - старик встал, подошел к нише в стене, открыл маленький сундучок и вынул из него толстую тетрадь. –Вот она…
        -Но что это, отец? – спросил я нетерпеливо, видя, что старик безмолвно застыл на месте.
        -Это…это его бумаги, -очнулся он от своих мыслей. – Их передали мне, потому, что я учитель. Их оставили те самые люди, с красными крестами. Но я ничего не сумел прочитать. Непонятно, на каком языке сделаны эти записи. Может, ты в них разберешься? Или найдешь в городе специалиста, который сумеет в них разобраться.
        Тетрадь была исписана неизвестными и мне письменами.
        По возвращении в город, я показал тетрадь нескольким специалистам по разным языкам, но никто не сумел разобраться в странных письменах. Но, в конце концов, в их тайну сумел проникнуть один из моих друзей. «Послушай, парень, - сказал он мне, - может быть, это обычные буквы, только выведенные наоборот?» проверили по зеркалу, так и оказалось: записи на латинице, на испанском языке сделанные чуть наклонным подчерком. Но а все остальное уже не представляло особого труда. Оплатив за труд, я попросил их перевести.
         Вот они, эти записи, я их предоставляю на ваш суд. Автор записей Хуан Гадес (Хан Гадисов) много лет прожил в Гондурасе. Он был организатором партии космополитов. Многие места его записей не поддавались переводу. Но и то, что удалось перевести, содержат не мало любопытных сведений об авторе.
Из тетради подвешенного на дереве.
        Я никому не доверяю. Даже своей жене и детям. Порой я перестаю доверять самому себе. Друзей, способных сохранить тайну у меня никогда не было. Впрочем, на мой взгляд, невозможно иметь настоящих друзей. Да, в тысячу раз прав Лукиан: человек не может иметь много друзей. Если кто-то имеет много друзей, от него надо держаться на стороне. Такой человек опасен, ну давайте подумаем: как можно обходиться по-хорошему со всеми? Скольким ты можешь угодить? И сколько людей может угодить тебе? Тот, кто стремится к дружбе с тобой, хочет извлечь из этого какую – нибудь пользу. Вот его желание, и больше ничего другого. По здравому размышлению, само слово «друг» - пустое слово. Не бывает друзей, которые болели бы за тебя, как за самого себя. Нет, не найдешь такого. Много я видел таких, кто называл себя моими друзьями. А потом – один соблазнит жену друга, другой позарится на богатство друга, третий… Из тех, кто называет себя друзьями, один должен быть ослом., а другой восседать на нем. Осел должен терпеливо везти сидящего на себе. Но не приведи Господь, если он как-нибудь предложит: давай-ка, на короткое время поменяемся ролями, я устал. Дружба тут же распадется. Вот что это такое, тяжелое и горькое это дело, а потому я и не имею друзей…
        Признаюсь, некогда одного человека я тоже называл другом. Того самого, который увел мою первую жену. Да, он, бывало, тоже все повторял: дружба, дружба, но как-то раз, вернувшись из командировки, я застал его в постели с моей женой. Вот как друг болел за меня, без меня не позволял тосковать моей дражайшей.
         В то время я еще работал в Москве, был сотрудником института идеологии и политики компартии. И не простым сотрудником. Ведь это я выдвинул концепцию о том, что все наши малые народности должны слиться в единый большой советский народ. Сколько нашлось у меня противников! Как они меня поносили! Зато в результате они помогли мне возвысится, мое имя прогремело на весь мир.
          Ну что может быть глупее? Подумайте сами. На земле живут тысяча различных народов. Некоторые даже нельзя назвать народами, всего лишь племена, объединяющие по несколько сотен людей. Чтобы создать для них письменность, сохранить их обычаи и национальные особенности, прилагать усилия, чтобы они и дальше продолжали существовать как отдельные народы, требуется расходовать многие миллиарды. А не потому ли на планете все еще голодают люди? Не потому ли распространяются неизлечимые болезни, не могут справиться с убогостью и неграмотностью?  Человечеству не нужны разные религии и множество языков, разные законы и обычаи. На земле должен быть один язык на всех. Должен быть один народ. И один закон для всех. Религии? В религии нет никакой необходимости. Ведь они особенно разобщают людей. Сколько средств мы сберегли бы, будь на земле один народ! Если бы человечество развивалось своим естественным путем, так бы  и случилось. Но человечество не дорастет до такого уровня, оно уничтожит самого себя. Я прилагаю все усилия, чтобы этого не произошло. Я убежден, что по своей природе человек является космополитом. Еще в чреве матери. В националиста его превращает общество.


        В моем паспорте записано, что я лезгин. Однако давайте порассуждаем: кто такой лезгин? Что у него имеется? Язык? Где пригодится этот язык? Кому и когда от него была польза? И каких только отрицательных черт нет в характеристике лезгина: жадность, зависть, склонность к сплетням, неумение учится друг с другом…
        Положительные черты? Тяга к знаниям, развитое чувство справедливости, совестливость… Но разве другие не обладают ими? Если подумать, отрицательные черты полезнее для моей концепции. Чем больше отрицательных черт у народов, тем быстрее эти народы исчезнут. Мне порой кажется, что своими судьбами малые народы схожи с человеком, отдающим Богу душу. Или он должен побыстрее умереть, чтобы меньше было страданий, или надо сделать вливание другой крови и вылечить его.
        Меня не ставили на высокую должность, потому что мне посчастливилось родиться лезгином. Поехал я в родное село и выправил себе справку о том, что такой-то, то есть я, там не появлялся на свет. Затем я потерял паспорт. И получил новый, в котором было указано, что я представитель самого многочисленного народа. На новом месте со временем привыкли к моему облику, ведь среди них тоже есть разные: черные, рыжие, и даже серые. Из них я взял себе жену. И начал делать хорошую карьеру. В стране я стал известен как основоположник нового учения о слиянии малых народов в одну большую нацию.
*     *     *
          Я философ, и я должен указать человечеству верный путь в будущее, такой путь, который доведет нас до цели быстрее и в добром здравии.
         Однако в природе все устроено не так, как должно быть в устройство мироздания вкралась ошибка, в чем не приходиться сомневаться. Иначе как все это могло произойти? Вы только посмотрите, сколько и в каком разнообразии растут растения на земле. И в тоже время полезные из них менее жизнестойкие, дикие всегда забивают культурных. Почему дана эта сила диким растениям?
          Посмотрите на диких зверей. Они всегда сильнее домашних, быстрее собираются в стада, острее чувствуют опасность, грозящая их роду. А люди лишены этого чувства. Да, есть народы цивилизованные, но до сих пор сохранились племена, ведомые по жизни стадным инстинктом. Кочевники. Сколько государств они разрушили, сколько цивилизаций свели на нет! Так как же слить воедино эту дикость и культуру? Как объединить их носителей в один народ; в однородную нацию? Вот какую основную проблему должна решать философия. Перед этой вселенной проблемой некоторые не устают повторять: «Я, я!» да «Мы, мы!» Как образумить их? Каким образом втолковать им, что родной язык, свой народ – это понятия, характерные для детского периода развития человечества? По мере движения вперед, они заменяются такими понятиями, как «величество», и «вселенная», «космос».

*      *       *
         Получив в родном селе справку о том, что я родился не там, я порвал последнюю ниточку, связывающую меня с моим народом. Когда я увидел житье - бытье тех людей, когда подумал, что некогда и сам был одним из них, мне стало стыдно. Ну почему, спрашивается, они обосновались далеко в горах, неужели не могли выбрать другого места, близкого к цивилизации и культуре? Ни тебе дороги, ни какого-либо транспорта… Я совершенно обессилел, пока добрался. На следующий день я оттуда сбежал. Газа там нет, о бане и не слышали. Нет ни магазина, ни клуба. Интересно, как живут там люди? Неужели я там жил? Школа больше походит на хлев. Неужели я там учился? Отца уже не было в живых, даже его могила сравнялась с землей. Вот судьба могил, на которых стоят неказистые надгробья. Они быстро исчезают. Но зачем вообще нужны могилы? Зачем сохранять место за мертвыми; когда земли не хватает для живых? Правильно поступают те, которые сжигают трупы… Мои предки были арабами, выходцами из Йемени. Они пришли сюда миссионерами, для распространения религии. Для чего им понадобилась эта религия? Сами они давным-давно превратились в прах, а мне их труд не приносит не какой пользы. Кто мне объяснит, зачем я должен тратить свои силы ради этого народа? И поймет ли этот народ меня? Оценит ли меня? Нет, не оценит! Мне остается одно; мстить этой земле, и я искореню этот народ…
         Вот тогда и пришла мне в голову мысль о слиянии всех народов в одну единую. В институте, где я работаю, затем и в ЦК партии, одобрили мою идею.

   
         Все у меня шло хорошо, если бы не напакостила жена…
         Я еще собирался жениться, когда понял, что она из тех, кто привык искать лучшее на стороне. Но от ее отца зависела судьба моей диссертации. Она была видной девушкой, обласканной всеми и ветреной. Я поздно понял, что не могу угождать ей во всем. С другой стороны, не хватало времени, чтобы уделить ей достаточного внимания, а потому и решил: пусть живет по-своему. Молодая и красивая женщина, полная жизненных сил. Я понимал: природа все равно возьмет свое. Даже суку нельзя постоянно держать на цепи, если время от времени не отпускать ее, она взбеситься. А эта сука родила мне и маленького детеныша. От меня ли, от другого ли – не знаю. Вдобавок ко всему и мой дом превратился в настоящий вертеп.
         Как-то я вернулся из командировки раньше намеченного времени, поздней ночью. Звонить не стал, чтобы не беспокоить спящую жену, и открыл дверь своим ключом. Думал, вот тихо разденусь и неожиданно залезу к ней в постель, пусть это будет для нее сюрпризом. Да и сам соскучился по ней… Но она сама приготовила мне «сюрприз», он совершенно голый, лежал рядом с нею. Как я, стараясь не шуметь, вошел в спальню, так же и вышел оттуда. На следующий день я забрал самое необходимое, все остальное оставил ей, и больше там не появлялся.
          А ведь хорошо, что так получилось. Как говорят русские, не бывает худа без добра. Я получил приглашение из Америки, мне предложили прочитать там курс лекций. Мешкать не стал и отправился за океан. В Америке я женился второй раз, на испанке Росите.

*     *     *
         
          У меня редкие способности по владению языками. Не знаю, откуда это взялось, но если я заинтересуюсь каким-либо языком, то мне достаточно одного месяца, чтобы овладеть им. Как только мы познакомились с Роситой, я выучил ее родной язык. Стоит ли говорить о красоте испанского языка! Я нашел то, что давно искал: язык, который может стать родным для всего человечества. Да, я убедился, что испанский должен превратиться в общемировой язык. Но из-за этого убеждения разладились мои отношения с Московским институтом, пославшим меня в командировку в Америку. Ведь в Москве давно уже нашли язык для всего человечества. Но в Америке по этому вопросу тоже имели свое мнение, в результате у меня оказалось много противников и мы с Роситой вынуждены были уехать на родину, в Гондурас. Там меня приняли как своего. Язык я знал в совершенстве, а внешне походил на местных жителей. Больше ничего и не требовалось.

*     *     *
           Что значит родина? Где человеку хорошо, там у него и родина. Счастлив тот, кто не связан с какой-либо местностью, называемой родиной. Во-первых, он свободен. Во-вторых, что бы не происходило в местности, называемой родиной, у него об этом не будет болеть сердце. Пусть происходит, что происходит. А ты живешь сам по себе, ты имеешь профессию, обеспечен работаю, не испытываешь недостатка в деньгах. Что еще надо человеку.
          Человек сотворен для того, чтобы он служил самому себе. Каждый должен жить для своего удовольствия. Если ты имеешь деньги, тебя будут уважать, за тебя будут болеть душой. Иначе кому ты нужен? Даже родные оставят тебя. Только деньги дают человеку уважение и свободу. Деньги дают человеку все, все что ему угодно. Этого не понимали мои прежние товарищи, с которыми теперь мы превратились в противников. Здесь признают только деньги, все остальное отходят на второй план. Здесь прежде всего думают о себе, и лишь затем о всех остальных. В младенческую пору человечества между людьми должен действовать закон джунглей. Пусть выживают сильные. Они заложат основу новой жизни.

*     *     *
            С какой целью сотворен человек? Чтобы породить нескольких себе подобных? Посадить дерево? Построить дом? Принести пользу своему народу? Нет же, нет! Все это просто пустые слова. Те, кто написал на своих знаменах эти слова, сами в них не верили, не поверят в них и потомки. Прикрываясь ими, многие правят жизнью по своему усмотрению. Жизнь подобна громадному столу, уставленному яствами. Каждый, появившись на свет, должен брать с этого стола то, что ему нравиться. И нельзя медлить, жизнь быстротечна. И нельзя сплоховать, иначе другой заберет то, что положено тебе. И надо иметь хорошие клыки для самозащиты.
            
*     *     *
          У меня нет друга и мне не с кем поговорить откровенно. Не могу откровенничать даже с женой и детьми. Но мне надо высказать перед кем-нибудь, иначе, чувствую, когда-нибудь лопну. Вот какая тоска-пучина обуревает меня временами. Я приучил себя писать по методу Леонардо, справа на лево и левой рукой. Так надо, чтобы никто не мог разобраться в написанном. Самому читать собственные записи нет необходимости. Я пишу лишь для того, чтобы облегчить груз свих мыслей. Но я бы не хотел, чтобы мои записи прочитал кто-нибудь другой.

*     *     *
          Почему человек творит себе бога-идола? Почему человечество, начиная с самого своего зарождения, придумывает себе религию? Это можно объяснить, по крайней мере, двумя причинами. Первое, человек еще находится на нижней ступени цивилизации, он еще не разобрался в тайнах бытия. Даже собственная натура является для него сундуком на тысячи замках. Второе, человек не свободен, он зависит от природы, от всего того, что его окружает. И от своих телесных и духовных потребностей. Что удивительнее всего, человеку сладка своя неволя. Человек в такой степени закабален жизнью, - вещами, отношениями, удобствами и всем прочим, - что он раньше времени уходит из этого мира. Спрашивается, зачем ему эта воля, все эти условности, если мы живем 70-80 лет, самое большее, что нам дано, плодотворными из них оказываются лет 40. из этого уберем период несмышленого детства и безумной юности, время, забираемое сном, болезнями. И что же остается человеку? Что означает такая жизнь во вселенном масштабе? Меньше мгновения. И в чем смысл жизни, если даже это мгновение не провести по своему усмотрению?
           Религия обещает нам иной мир, мол, в этой жизни потерпите, а в мире ином получите свое сполна. За наше терпение и покорство. В то же время посмотрите, как живут сами служители религиозных культов. Если Бог действительно существует, разве он не видит этой несправедливости на земле? Или ничего не может поделать? Или не хочет ничего делать? Если не может, то он слаб, а значит, он не бог. Если не хочет, он вдвойне не бог…
               

*     *     *
          Одна российская газета написала, что я изменник, предал родину. Какую родину я предал? За что и кому? Как можно предать родину, если ее нет у человека? Когда меня послали в командировку в Америку, я нашел нужным остаться там. Не было ничего, что тянуло бы меня назад. Семья разрушилась, жена, наверное, вновь вышла замуж, хотя жить с нею я не стал бы в любом случае.
          В Америке передо мною открылись новые перспективы, я получил свободу научного творчества. Однако и здесь мне не дали работать до конца, пришлось уехать на родину Роситы. Конечно, Гондурас, отсталая страна, не являлась пределами наших желаний, но там мы могли жить спокойно.
Но и в Гондурасе мои дела пошли в крив и вкось. Как говорят французы, все зависит от женщины…

  *     *     *
          Мужчина решает свои проблемы разумом, а женщина прислушивается к сердцу, идет на поводу чувств.
           За всю свою жизнь я ни разу не сходился с чужой женщиной, и любителей этого дела ставлю наравне со скотами. Сколько неглупых мужчин, уважаемых, хороших семьянин, теряли свое мужское достоинство, попадая в плен женских прелестей! Женщина лепит из мужчины, как из воска, что ей угодно. Я много видел, много перечувствовал. Еще моя первая жена, Анна, говорила, что в постели я, как мужчина никудышен. При виде обнаженной женщины мне представляется коровья туша с содранной кожей, и мной овладевает такая неприязнь, что выполнение своих мужских обязанностей превращается для меня в тяжелую проблему. Росита на первых порах пыталась меня кое-чему научить, так как по ее убеждению в жизни человека ничего не было важнее секса. Она бы желала, чтобы мужчина день и ночь боролся с нею в постели. Однако я оказался неспособным учеником. Чем усерднее она меня учила, тем больше я остывал к учебе. Наконец мы поняли друг друга, и я стал проводить с нею очень мало времени. Она оказалась предоставленной самой себе, а я ничего не замечал кроме своей работы.

*     *     *
         Я богат: в банке на счету у меня несколько миллионов долларов, дом мой полон дорогих безделушек, полотен знаменитых живописцев, я имею библиотеку редких и ценных книг… Кто будет владеть всем этим после моей смерти? Сын, подаренный мне Роситой, не радует мое сердце. Ничего иного он не знает, кроме как проводить время с проститутками, во всем выдался в свою родительницу. Такому оставить все, что нажил в жизни? Все распродаст, все растронжирит! Неблагодарный…

*     *     *
          Росита тоже преподнесла мне сюрприз, да еще такой, что не шел ни в какое сравнение с выходкой Анны. Дражайшая заразила меня СПИД-ом. Она сама повела меня сдавать анализы, рыдала, просила прощения. Что оставалось мне делать, запирать ворота, когда осла уже увели? Впрочем, новость я воспринял спокойно, не было потрясения как в этот раз, когда Аннушка наставила мне рога. Ведь я давно знал о похождениях Роситы. СПИД – это даже хорошо, иного наказания ей было бы мало. А что касается меня, то я уже потерял вкус к жизни. Для чего мне жить? Для чего я жил? Разве найдется хоть кто-нибудь, кто пожалеет обо мне? Нет, не найдется. И сам я не жалею о своей жизни. В один прекрасный день все равно надо собираться в последний путь. Какая разница, когда это произойдет, сегодня или завтра?.. 

               
   *     *     *
Как хороши эти дни? Человек знает, что скоро он умрет, и готовится уходить. О чем его мысли в эти оставшиеся дни? У кого есть семья, тот думает о семье, у кого есть родина, думает о родине. Но о чем думать мне? Росита уже не со мной, работа больше не увлекает меня…
Я женился на русской. И в свой паспорт вписал, что я русский. Но русским я не стал. Для русских, образовавшихся из тысячи и одного народа, я остался чужим, человеком второго сорта. Хотя в лицо мне и не говорили, я это чувствовал.
Жил я в Америке, овладел языком, успешно работал, но в американца я также не превратился, и там меня не приняли в число своих.
 Даже в Гондурасе, где живут люди, похожие на меня, я для всех остался чужаком. Даже для своей жены и ребенка я не стал родным. У них гены древних индейцев, а во мне течет арабская кровь. Разве возможно, чтобы разная кровь слилась в одну?..

 *     *     *
           В Древней Греции философы себя ослепляли, чтобы ничто не мешало им размышлять. Они полагали, что в первую очередь человек должен познать самого себя. На мой взгляд, для философа полезно, если он заразится неизлечимым недугом. Например, СПИДом, как я. ведь люди все равно умирают. Философ будет знать, что у него осталось мало времени. Как жаль, что кое-о чем очень важном я не догадывался раньше…

*     *     *
           В последнее время я вижу странные сны. В сновидениях я превращаюсь в крылатую рыбу, парю в небесах, но задыхаюсь, не могу дышать.

*     *     *
           Было бы хорошо, если бы действительно существовал, как пишут в религиозных книгах, потусторонний мир. Но это пустые слова, они служат человеку тем же, что и соска для плачущего ребенка…
           На каком кладбище меня похоронят, когда я умру? По традиции, какой религии совершат надо мной похоронный обряд?
           Правду сказать, тяжело думать, что мне уготована могила в Гондурасе.

*     *     *
           Люди придумывают себе религии, но у меня нет своей религии. Люди придумывают себе родину, у меня нет родины. Мне непонятно, к какому народу я отношусь. А кому нужны мои труды? Кому? Кому?!
           Если кто не имеет родины, тот должен выбрать ее. Кто не имеет своего народа, тот должен найти его… Но в таком случае как быть с моей философской концепцией, ведь это труд всей моей жизни. Значит, все было ложью? Неужели в моей жизни я упустил нечто очень важное? Сердце мое не знает покоя… Чего-то я не понял…

*     *     *
           Я перечитываю главный труд моей жизни. Народы, люди, чьим судьбам навредила моя концепция, простите ли вы меня?

  *     *     *
           Да, я перечеркиваю и свои труды, и всю свою жизнь. Долгая дорога осталась позади, а впереди лишь маленький отрезок. Ошибок много, а для их исправления уже нет времени. Да и было бы время, их невозможно исправить. В таком случае я должен был бы превратится в другого человека, иметь другое сердце, по-иному устроенный мозг…              Я размышляю о своем последнем дне, что раньше никогда не делал. Представляю себе, как буду умирать, как меня будут хоронить. Где я найду свое последнее пристанище? Пожалеет ли кто-нибудь обо мне?  Наверное, будут такие, кто обрадуется моей кончине. Или о ней никто не узнает? Вот что тяжелее всего. Пусть радуются, что я ушел навсегда, пусть не жалеют, а злорадствуют. Но… Море разве почувствует, что в ней не стало одной капли? Разве море уменьшится из-за одной капли? Нет, море остается морем. Ну почему я раньше никогда не думал о конце своей жизни? Почему-то мне казалось, что смерть имеет отношение к кому угодно, но только не ко мне. А ведь труднее уходить из этого мира, чем приходить сюда. Приходишь безгрешным, а уходишь с ношей грехов. Вот в чем философия жизни. У кого грехов больше, у кого меньше, это не важно. Грех он и есть грех, он не бывает большим или меньшим. Найдутся ли люди, которые уходят из этого мира безгрешными? Я таких не встречал. Но в книгах о них пишут. Мол, были такие. Чистые. Святые. Но разве они не жили на свете? А как они могли оставаться чистыми на грешной земле? Разве у них не было желаний? Разве они не сталкивались с нелюбовью к себе? А сами они разве делали только доброе? Кому? Всем? Но разве добро, которое ты сделал одному, не обернется злом для другого? А зло разве всегда порождает себе подобное? Есть ли справедливая мера, по которой можно оценить то и другое? Тяжкие мысли угнетают меня. В чем найти мне утешение?..

*     *     *
         Всякое живое, начиная с последней букашки, имеет свою дорогу. И человек имеет. И народ, всякий рождается, растет, размножается и исчезает. Сойти с этой дороги не дано никому. Что-либо изменить может разве что сам Бог, если он существует. Человек не должен вмешиваться в его дела, иначе он возьмет на себя самый большой грех. А я пытался вмешаться в промысел творца всего сущего.
        Те, кто ушел из жизни безгрешными, наверное, были богами, которые спустились с неба, чтобы наблюдать за нами. А может быть, они вернулись на землю, чтобы прожить вторую жизнь? Чтобы добрыми деяниями искупить грехи, совершенные в первой жизни? Если это так, мое сердце немного утешиться…

  *     *     *
         В своих повторяющихся снах я крылатой рыбой парю в небе над селом в горах Дагестана, о котором никогда раньше не думал. Это село лезгин, там я родился и вырос. Но я никогда не считал себя представителем джамаата этого села, там я не имел ни друзей, ни товарищей. Язык лезгинский я совсем забыл. Но почему же во сне я часто вижу далекое лезгинское село? Почему мне так сладостно видеть его? и сладостно, и горько… Я, никогда в жизни не плакавший, просыпаюсь со слезами на глазах. Я вижу село. Вижу свою давно умершую мать. Разве она не была лезгинкой? Разве она не вскормила меня своим молоком, не укачала меня в лезгинской колыбели? Мама, мама! Ты умерла, когда я еще был маленьким. Я даже не помню, как ты выглядела. Наверное, ты была похожа на всех лезгинских женщин. Но почему та земля не стала для меня родной? Почему, мама, твой язык не стал для меня родным? Кто в этом виноват? Предки? Та чужеродная струя, в их и в моей крови? Но куда теперь подевалась та струя? Почему теперь, вспоминая далекое горное село, мои глаза наполняются слезами? Почему теперь я чувствую, что во всей вселенной у меня нет ничего дороже того далекого села? Как же меня тянет туда, в горы! Ведь только там моя родина, мой великий народ – лезгины. Но разве я не читал до сих пор об их славной истории и древней культуре? Когда некоторых современных народов не было еще и в помине, войска леков участвовали в Троянской войне. В веках прославили свой народ цари леков – шарры Алуп, Арас, Вили, Гир, Жуван, Ваче и другие. Их имена навсегда вписаны в страницы истории лезгин. Лезгины в 43 году приняли христианство от святого апостола Елисея. Это почти на 270 лет раньше Рима и Армении! Лезгины в числе немногих народов, имевших свою письменность еще III-IV веках? У многих ли народов были такие поэты, ученые, историки, мыслители как Давдак Картал, Михитар Хаш, Моисей Дасхуранви, военачальники, как Хаджи Дауд, Феталихан, шейх учитель трех имамов Магомед Яраги? Почему я до сих пор не считал их за своих? Ведь, когда пришли арабы, все что они разрушили на земле моих предков, потом не могли восстановить в течение трех – четырех веков, навсегда пропали книги, сожженные ими. У меня было много сведений, я видел дальше и глубже многих. Так почему же я не писал о том, что знал? Почему хоть малую толику своей жизни не посвятил народу, породившему меня?
           Не хотел… Ничего не может облегчить мою вину. Но сегодня, в этом далеком Гондурасе, я склоняю голову перед тем народом. Перед тем народом? Нет, нет! Перед моим народом. Я еще помню свое имя, я Ханмурад. Я помню имена отца и матери, их звали Гадис и Периханум. Я помню много лезгинских слов. О, я помню свой язык! Сколько лет прошло на чужбине, а я помню его! Я помню родное село и все вокруг него. Пока жив, хоть одним глазом бы взглянуть на долину Антал, гору Нисин, преклонить бы колени перед Птичьим родником. Потом бы я умер спокойно. Лишь бы увидеть одно такое мгновение…
           Я бесконечно виноват перед тобой, мой народ… примешь ли ты меня?
           Примешь ли ты меня, моя земля, лезгинская земля? Хотя бы как неродного сына? Предоставишь ли мне место на своей груди?..
           Моя земля… Мой народ…   

1980.
("Дневник подвешенного". Авторский подстрочный перевод. Из книги «Ночь в Терсаполе», 1984 г. – на лезг.яз.)

(Повесть была сильно сокращена по цензурным соображением).