Провели, наконец, троллейбусную линию в Кривополье и открыли два маршрута. Жители вздохнули с облегчением — теперь в один конец города, к вокзалу, можно будет добраться не на дребезжащем и «долгоиграющем» трамвае (мы не берем в расчет маршрутки, так как большинство жителей района — рабочие, пенсионеры, инженеры, врачи, учителя и студенты пользуются в основном муниципальным транспортом), а в другой, до станции Южная и еще южнее,— вообще, впервые без пересадок. Троллейбусы-то пустили, но самые что ни на есть старые, со страшным скрежетом и с разбитыми напрочь рессорами. Однако это не смутило мечтателей о «светлом будущем». Они стали грезить уже о маршруте в Заупье, но один из маршрутов, а именно «южный», вдруг почему-то отменили. Да, недолго длилась радость людей. Хотя по вокзальному направлению «старички», постанывая, катились с завидной точностью, по расписанию.
Вот в один из таких троллейбусов, после трудов праведных, по дороге домой, Виталий и сел однажды, подумав: «Отчего удивляться этому старью, если сегодня на стройке сам видел, как воду для бетонно-половых работ везут в пластиковых бочках на погрузчике, несмотря на то, что водопровод был изобретен еще в Древнем Риме!» — но мысленно махнул рукой и хотел, было, по привычке задремать от усталости и городского смога в сочетании с неприглядностью — с какой стороны ни посмотри, — транспортного средства, как тут…
Молодая женщина лет тридцати пяти, кондуктор, судя по сумке и прибору для регистрации проездных, сидела вполоборота к Виталию на одном из передних сидений, что против хода машины, спиной вперед, разговаривая, видимо, с подругой, такой же, как она, кондукторшей, но на отдыхе. Троллейбус, кряхтя рессорами, дребезжа стеклами и всем, что плохо держалось, ехал, заглушая звуки их речи, но смысл разговора можно было понять по обрывкам некоторых долетавших до Виталия фраз.
Чем-то необъяснимо интригующим,— может быть, это были глаза: их форма, глубина и невероятная теплота и нежность; овал лица, улыбка, или милая стрижка темно каштановых волос, а может быть, тонкий, внимательно заинтересованный поворот головы,— веяло от нее. Было чувство, что она залетела из прекрасного, не похожего на нынешнее время, далёко или спустилась прямо с небес.
Чтобы как-то отойти от наваждения, Виталий посмотрел в окно. Мимо проплывали обычные и давно знакомые городские пейзажи. Иногда привлекали внимание характерным для Т. юмором вывески магазинов и фирм. Вот снова Виталий отвлекся на необычную рекламу, но боковым зрением уловил ее взгляд, посмотрел на нее, и снова выражение ее глаз притянуло и заворожило его. Их взгляды встретились, и на несколько мгновений ни он, ни она не могли оторваться друг от друга. Женщина взглянула в сторону подруги, но затем снова посмотрела на Виталия. Ее лицо, светящееся добротой, в то же время было тронуто неким налетом тоски. Однако не покидало ощущение, что она все же счастлива каким-то внутренним спокойствием своего душевного мира. Все это струилось в сторону Виталия, и он, грешный, вдруг поверил, что эта волна нежности, добра, счастья и глубинного покоя предназначалась ему. Душа Виталия стала мягкой, в ней зазвучали — и слышал он теперь только их, а не привычные троллейбусные шумы, — лирические мелодии на мотивы песен Анны Герман и Валентины Толкуновой, теплой ласковой волной окутавшие душу.
На миг — только на миг! — Виталий вообразил, что он не старый больной человек, который никогда и не был женским любимцем, а молодой блестящий мужчина, и что может нравиться такой женщине, как эта прекрасная Незнакомка. А вдруг и для Виталия приготовлено свыше счастье, любовь, и это ее выражение глаз и невероятная нежность — из-за него и только для него? Куда-то вдруг исчезла вся его хмурость, многолетняя печаль, неуверенность в себе, где-то и непрощение себя, душу стало постепенно наполнять ответное тепло, и стали вдруг рождаться особые слова, которые он ей обязательно скажет, обязательно, вот сейчас!..
А троллейбус тем временем уверенно приближался к пункту назначе-ния. Оставалось две остановки. Виталий уже, было, приподнялся, чтобы подойти к ней и, невзирая на подругу и на соседей-пассажиров, сказать эти слова из самого сердца, из самых его затаенных уголков, но… вдруг чья-то жесткая рука — судьбы или чего-то там еще — надавила на плечо всем опытом прошлой жизни, чередой ошибок и потерь, всей многолетней горечью отсутствия ответного тепла, любви и счастья, всей многотонной неуверенностью и страхом разочароваться, — что вновь из этого ничего хорошего не выйдет, что все это — визуальный и чувственный обман и не более того, и Виталий опустился на сиденье, вытер пот со лба и стал усиленно и внимательно смотреть в окно. Забрезживший, было, в душе свет погас, и лирические мелодии любви замолкли.
«Ну, конечно, обман!..»
Вот и остановка. Не глядя на Незнакомку — и ни на кого, — Виталий деловито прошел в выходной двери. Было ощущение, что все пассажиры смотрят на него. Боковым зрением Виталий увидел ее удивленно-потерянный долгий взгляд, которым она проводила его, и вышел.
Двери троллейбуса захлопнулись. Виталий стоял на остановке и смотрел на Незнакомку через стекло. Она смотрела на него. Троллейбус тронулся с места и заторопился, пока до самого светофора не было машин. Ее лицо пропало из поля зрения. Все вернулось на круги свои. Как всегда сутулясь и опустив глаза, Виталий пошел по многолюдной, но теперь пустынной для него, улице.
Шел затяжной, кажущийся вечным и древним мелкий дождь. Ботинки хлюпали по лужам, вминая еще недавно блиставшие на деревьях золотом листья в осеннюю жижу под ногами. Казалось, она простиралась до самого горизонта.
Январь – март 2015 г.
© Яков Шафран, 2015