По причине повышенного романтизма у моей сестры долго не складывалась личная жизнь.
Один молодой человек в результате отношений с ней выбрил брови и спрыгнул с высотки. Другой – взрослый мужчина – зачем-то доверил руль своего автомобиля. С любимым авто пришлось расстаться. Мужу подруги она сломала переносицу лыжной палкой, поскольку тот вел себя неуважительно. Даже мне досталось по голове чугунной сковородкой во время праздничной посиделки. Были поклонники грузинской и нигерийской национальностей. Один хотел продать ее в рабство, у другого были очень нежные руки – попробуйте догадаться, что у кого. К тридцати годам из девчонки с курносым носиком сестра превратилась в усталую женщину-вамп, притягивающую мужчин и приносящую им беды. Ну, да речь не об этом.
Главное – произошло чудо. Она встретила мужчину, начисто лишенного романтизма. В нее влюбился сухарь-программист – видимо, не отрывая глаз от экрана компьютера. Когда при встрече я намекнул на сложный характер сестры, тот спокойно заявил: «Ничего, обломаем». Я только поднял брови.
Сухарик решительно приступил к делу – и вскоре на свет появились мальчик и девочка. Для меня, не имеющего семьи и детей, это событие имело важное значение в жизни. С племянником и племянницей я прожил, наверное, самые счастливые моменты своего вобщем-то довольно серого существования. Ну, да речь не об этом.
В роддоме поразила сценка на первом этаже – перегнувшись через подоконник, молодая роженица впилась в нескончаемом поцелуе, видимо, в отца своего ребенка. Когда выкрикнул имя сестры, в окнах появились пять голов. Сестры среди них не было. Помнится, я даже растерялся.
Позже произошло знакомство с племянником. Тот лежал голенький на спине и в бешеном темпе сучил ножками, выполняя упражнение «велосипед». Минут через пятнадцать я, пораженный, посмотрел на спортсмена и перевел взгляд на сестру. Та кивнула: «Вот так он может целый день».
Как-то на выходной день меня пригласили на дачу свекрови.
С Анной Петровной я познакомился по телефону. Пожилой голос потребовал, чтобы моя сестра оставила в покое ее сына, у которого есть жена и дочь. Я возразил, что помочь ничем не могу, поскольку речь идет о взрослых людях, самостоятельно решающих свою судьбу. После некоторой заминки голос добавил, что моя сестра завлекла ее сына тем, что знает «разные способы секса». Я положил трубку.
Потом все как-то образовалось. Может быть именно «способы» помогли создать крепкую семью. Приглашение на фазенду бывшего Главного бухгалтера Первого городского молокозавода было тому свидетельством. Договорились, что Анна Петровна на автомобиле встретит на станции. Сойдя с перрона, я растерянно оглянулся. Никакого средства передвижения не наблюдалось. Пока не услышал крик: «Чего стоишь? Иди быстрее!» Только тогда заметил старинную модель «Запорожца», притулившуюся у обочины. Народное название авто – «мыльница». За лобовым стеклом виднелась голова ребенка в панаме. Это оказалась Анна Петровна. Все дальнейшее происходило по принципу «быстрее».
Автомобиль со страшным грохотом и тряской понесся по шоссе. Подрезав серого красавца – мелькнуло испуганное лицо водителя – Анна Петровна торжествующе сказала: «Ну, как я «Форда» сделала?»
Заехали на заправку. Мне сунули деньги и приказали заплатить («быстрее»). Вернувшись, обнаружил крутого мена, уперевшего руки в бока. Его авто нетерпеливо стояло в очереди. «Чего там эта старуха копается?» Вдруг мен впрыгнул обратно, и его авто исчезло задним ходом. Я с изумлением увидел, что излишний бензин льется на землю. Не дав опомниться, мне приказали садиться, и «мыльница» понеслась дальше. Слава богу, взрыва бензоколонки не последовало.
Далее весь день был полон многочисленными работами – сбором грибов и облепихи (кто с этим сталкивался, тот знает трудоемкость этого процесса), уборкой территории, всевозможными поездками по различным хозяйственным надобностям. Когда, в конце концов, мне предложили на выбор – идти собирать в поле камни или посидеть с племянником – я застенчиво выбрал последнее. Жалостливый взгляд сестры понял только потом.
Сидеть практически не пришлось. Крошечный перпетум-мобиле ни на секунду не останавливался. Целью движения были места, опасные для него – электрические розетки, любые механизмы, острые, режущие и колющие предметы и тому подобное. Умный дядя придумал ноу-хау в воспитании бегающих сорванцов. Я сел на диван и слева от себя поставил племянника. Тот сразу же понесся мимо. Я перехватил его справа, развернул на 180 градусов и опять повторил операцию слева и так далее. Через час у меня отваливались руки, а перерыв не предвиделся.
Я взял неугомонное создание на руки и вышел на улицу. На лавочке сидел сосед и держал на коленях такого же пупсика. Мы поставили ребят и познакомились. Произошло чудо – малыши заинтересовались друг другом. Через полчаса сосед удивленно спросил: «А как же они разговаривают?» Недалеко стоял автомобиль. Малыши общались, указывая на него, кивая головками и что-то произнося. Оба еще не умели говорить.
Вечером было застолье. Запомнилось тем, что из-под стола периодически появлялась ручонка племянника и шарила по скатерти. Тут же ближайшее блюдо отодвигалось к центру. Вскоре еда напоминала остров в океане.
Потом было пение и танцы под аккордеон. У Анны Петровны обнаружился сильный профессиональный голос.Оказывается, она пела в хоре ветеранов. Там же познакомилась с нынешним своим мужчиной, участвовавшим в том же коллективе и игравшем на этом самом аккордеоне. На вопрос: «А как же соседи? Ведь уже глубокий вечер»,– сухарик ухмыльнулся: «А куда они денутся, Анна Петровна – председатель дачного кооператива».
Племянник тоже участвовал в танцах, усиленно вертя попой. К нему неосторожно подошла любимая и очень разбалованная кошечка Анны Петровны. Малыш схватил ее за шерсть обеими ручонками, отнес в сторону и бросил. Ошарашенное животное даже не пискнуло.
Больше всего запомнился отъезд. В автомобиль набилось шесть человек и кошка. Всех неуютней, видимо, было кошке. Животное попросту взбесилось. Оно металось по салону. Периодически слышались крики тех, кто пытался его поймать, приходилось отведывать острых когтей и зубов. Иногда зверь оказывался на руле, тогда Анна Петровна, не сбавляя скорости, требовала очистить ей видимость. Мужчина Анны Петровны кричал, что у него больное сердце, и он не доживет до конца поездки. По приезду, покинув лихой возок, я некоторое время не мог сделать ни шагу – не держали ноги. Кстати, племянник Антон мирно дремал всю дорогу.
На зиму его отправили к моим родителям в другой город. Как-то дедушка обнаружил внука играющим шахматами. Отобрал фигурки и укорил бабушку, которая сделала из серьезной вещи игрушку. Через некоторое время, встав с дивана, тут же повалился на пол – под ногой оказалась одна из фигурок. Ими было усыпано пространство перед диваном, которое представляло из себянастоящее минное поле. На этом война поколений не закончилась. Как-то внук незаметно подполз к спящему деду по спинке дивана и крикнул тому в ухо. Дед научился спать чутко. В очередной раз, оказавшись возле деда, уже бывшего настороже, малыш задумчиво постоял в позе уголовного пахана и вышел. Дед восхищенно отметил, что воздух оказался густо испорченным. Война закончилась полной победой младшего поколения. Антон окончательно и бесповоротно завоевал сердце вобщем-то не очень любившего людей деда.
Через полтора года я познакомился с племянницей. На кухню вошел (или въехал?) на ходиках лысый человечек и застыл, уставив на дядю немигающие глазенки. Через пятнадцать минут пораженный дядя посмотрел на сестру. Та кивнула: «Так она может целый день».
Меня оставили ночевать и положили на раскладушку рядом с кроваткой Кати. Посреди ночи проснулся. Облитая лунным светом, надо мной висела лысая головка и пристально наблюдала. Мне стало как-то не по себе.
Привычка стоять неподвижно, не отрывая взгляд от заинтересовавшего объекта, сохранялась долго и отражала натуру вдумчивую, сосредоточенную и загадочную, в чем-то противоположную старшему брату.
Мне зачем-то понадобился доступ к «Виндоусу» сухарика. Я задумался о том, как это сделать. Вдруг, еще не умевшая говорить, Катя подошла и, приподнявшись на цыпочках, пальчиком показала на значок, я щелкнул мышкой, она показала на другой, я снова щелкнул и таким вот образом – шаг за шагом – запустил незнакомую систему. Мне стало не по себе от мистических способностей, как мне тогда казалось еще неразумного существа. Оказалось, малышка любила стоять за спиной брата, когда тот играл в электронные игры, которым в свою очередь выучился, наблюдая за папой.
Засидевшись с сестрой, я иногда оставался ночевать в квартире семейки. Однажды утром в пять часов, когда все еще спали, меня разбудил Антон – босиком и в трусиках.
– Дядя Коля, – шепнул он мне заговорщески, – а в холодильнике остались два кусочка торта.
Я понял, что это серьезно. Кряхтя, поднялся и поплелся за ним на кухню. Сообщение оказалось правдой. Действительно, на тарелке лежали два кусочка. Но появилась улыбающаяся беззубым ротиком Катя. Я озадачил Антона – кусочка два, а нас-то трое. На пару секунд мудрец задумался и тут же разрешил проблему – схватил со стола кусочек черного хлеба и сунул сестренке. Та стала сосать черствое лакомство. Нам осталось то, что осталось. Все были беспредельно счастливы в то раннее утро.
Не менее трогательны были рассказы бабушки о пребывании в деревне регулярно засылаемых туда малых.
В одно лето на Катю напал псориаз, ее тельце покрылось болезненной сыпью, и был наложен запрет на любимые вкусности, в первую очередь на мороженое, которое раз в неделю завозили в местный магазинчик. В этот день можно было наблюдать Антона, мужественно пробирающегося сквозь заросли крапивы, чтобы туда незаметно попасть. Ему было поставлено жесткое условие – покупать и есть вкусняшку так, чтобы об этом не узнала больная сестренка. Однажды, прибирая его постель, бабушка обнаружила под подушкой растаявшее «Эскимо».
У бабушки был кот Мишка. Его крупная голова и особенно уши носили следы суровых драк. Как настоящий дуэлянт он не пропускал ни одного соперника. Иногда из-за ран не мог запрыгнуть на печку. Так вот этот зверь принес задушенную мышку в постель больной Кати. Только, когда первый ужас прошел, поняли, что зверь поделился со своей любимицей самым дорогим, что у него было.
Принцип материальной заинтересованности широко применялся при воспитании подрастающего поколения, чего, кстати сказать, не проводилось по отношению к нам с сестрой. Бабушкой были установлены расценки на разные работы. Любимым трудом внуков был сбор колорадских жуков с листьев картошки. Даже соседские дети с удовольствием принимали участие. Не обходилось без казусов. Однажды пришел высоченный сосед, почесал макушку и недоуменно сообщил о том, что застал своих сыновей за тем, что они раскладывали на картошке колорадских жуков из банки. На вопрос – откуда насекомые?– был ответ, – Антон дал. Срочно вызвали Антона. Тот пожал плечами: «А они сами попросили. Говорят – унас такие красивые жучки не водятся».
Случился год, когда окружающие леса были полны белых грибов. Старухи рассказывали, что такое наблюдалось только перед войной. Во время подготовки к сбору жалко было смотреть на Катю. Она где-то раздобыла маленькую корзиночку и дежурила у калитки. Однако ее не взяли. Только Антон бодро шагал в компании деда, сухарика и меня. Помимо сбора грибов успевал рубить палочкой заросли лопухов. К возвращению силы вдруг покинули. Он отдал корзинку с грибами и поплелся сзади. Уже возле деревни силы вернулись, малец забрал корзинку и вприпрыжку побежал вперед.
А в городе были походы выходного дня. Я приходил к сестре и забирал малых «на прогулку». Сложился свой ритуал. Мы выходили из дома и шли вдоль улицы. Возле киоска раздавался голос Антона «Дядя Коля, давай посмотрим, что там». Я – важный дядя – подходил. «Ой! – вскрикивал Антон, – новенький каламбурчик!» Речь шла о детском журнальчике с комиксами и всевозможными загадками. «Каламбурчик» покупался. Но идти дальше не получалось – Катя стояла как вкопанная. Какое-то время выяснялось, в чем дело. Наконец, малышка облегченно выдыхала: «Я хочу сок с трубочкой». Пакетик сока покупался. Он тут же выпивался, причем большая часть сока оказывалась на курточке. Потом шли развлекаться. Вернее, тренироваться, вернее, развиваться – такова была моя теория взаимоотношения с детьми.
Для этого посещалось во всех близлежащих дворах все, что относилось к детским аттракционам – горки, турники, гимнастические стенки и, самое главное, качели.
О, качели! В парке Пятидесятилетия Победы была одна маленькая качелька. На детской площадке. Возле которой частенько выстраивалась очередь из малышни, которую я свято соблюдал.
Однажды мы взяли с собой адского дружка Антона. Его звали Вадим. Адским он был потому, что был человеком, для которого не существовало слова «нельзя». Уже на входе в парк, захотел залезть на каштан. Потом захотел разбить фару у мирно стоявшей автомашины. Я, как мог, утихомиривал буяна. Надеялся отвлечь качелькой. Тут-то и случилось самое страшное. Раскачавшись из всех своих необузданных сил, в самой высшей точке удалец спикировал вниз, прямо лицом в землю. Я едва успел перехватить качель, готовую снести ему голову. От отчаянного вопля разбежались все дети на площадке. В парке было кафе. В нем мы помыли Вадима. Сначала нас не пускали. Но когда я показал окровавленную физиономию пацана, официантки быстренько проводили нас в туалет. Больше Вадима я на прогулку не брал. Ну, да не об этом речь.
Перед одним из походов в Кате обнаружилась хозяйственность.
– Надо же приготовиться», – сказала она решительно.
– Пожалуйста, – согласился я.
Действительно, приготовления были серьезными. В плюшевый рюкзачок, декорированный двумя обнявшимися зайцами, была положена подстилка из покрывала. Изучение холодильника закончилось восторженным воплем – «Капуста! В ней много витаминов!» Кочерыжка меня не вдохновила. Предложил добавить булочек. Пожав плечами, Катя согласилась. Также был взят детский магнитофон, игравший одну и ту же мелодию – что-то из тяжелого рока. По дороге взяли Васю, приличного друга Антона, и его маленького братика Максима, умевшего ходить, но не умевшего говорить.
Пикник удался. Катя расстелила подстилку. Включила магнитофон. Достала кочерыжку. Пацаны тут же занялись азартными играми – стали особым способом подкидывать какие-то картонные карточки. Я вспомнил, как Антон накануне хвастался, что «обул весь класс в картинки». Ну, тогда я не придал этому значения. А пока наслаждался хозяйственностью Кати. Та достала кочерыжку. «В капусте много витаминов!» Пацаны возмущенно отмахнулись. Катя ошарашено поглядела и тут заметила маленького Максима. Тот тихонечко сидел и восторженно хлопал пушистыми ресницами. «В капусте много витаминов!» – сказала ему Катя. Тот не возражал. Даже когда у него во рту оказался пучок капустных листьев. Короче, пикник удался. Магнитофон наяривал, пацаны резались в картинки, Максим жевал, Катя умиротворено наблюдала. Я был счастлив. Только в конце Антон, мрачно поедая булочку, сказал: «Все продул».
Когда Максим научился говорить, его любимым словом стало «вау». Как-то я повел детскую кампанию в центр города. Показал главную новогоднюю елку страны.
– Вау! – воскликнул чудесный малыш. – Какая елочка!
Далее я показал танк, который стоял на пьедестале возле Дома офицеров.
– Вау! – восхитился Максим. – Какой танчик!
Все испортил Антон.
– Что ты, Максим? – скептически заметил он. – Все вау да вау.Подумаешь – танчик как танчик.
Больше «вау» я не услышал. Кстати, спустя некоторое время заметил за собой, что сам стал употреблять это слово – к месту и не к месту.
Про себя заметил тогда, что Антон с годами становился как-то суше что-ли. Тем дороже были искорки чистых и наивных порывов.
Как-то он сказал задумчиво:
– Я захотел стать добрым и решил со всеми здороваться. Поздоровался с одним дядей, а он посмотрел на меня сердито.
Понятно, порыв погас. Ну, да не об этом речь.
Зато Катины порывы были несколько иного рода. Раз, придя в гости, я заметил ее – таинственно притаившуюся в коридоре. Когда проходил мимо, она вдруг махнула перед собой лапками и сказала: «Проходите, гости дорогие!» На кухне сестра угостила борщом. Только взял в руки ложку, Катя взмахнула лапками перед моей физиономией: «Кушайте, гости дорогие!»
Затем она решила развлечь меня пением. Надела наушники и запела знаменитую тогда песню: «Маленькою девочкой меня назови, а потом омними, а потом оммани, маленькие ходики идут тик-так, ни о чем не жалей, а люби просто так…» Остановилась и посмотрела на меня.
– Хлопай!
Я разразился аплодисментами.
Куплет был повторен раз шесть. Каждый раз нужны были аплодисменты. В награду было сделано предложение.
– Дядя Коля, ты будешь моим женихом.
Я поперхнулся и согласился. Она удовлетворенно вздохнула.
– Вот что, жених, помой-ка посуду.
Пришлось исполнять. Невеста строго прикрикнула:
– Надо же с «Фэри»!
Пришлось мыть с «Фэри»! После проверки взяла за руку.
– А теперь пойдем смотреть мультик «Карлик Нос».
Так у меня появилась невеста, кстати, единственная в жизни. Ну, да не об этом речь.
Однажды я понял, что походы по турникам и качелям как-то приелись. Я решил подключить культурную сферу. Побывали мы в Музее Великой Отечественной войны. В одном из залов стоял «Тигр» из пенопласта (танк). Антон хотел было на него взобраться, но спавшая старушка-смотрительница вдруг крикнула пронзительным голосом – «Руками не трогать!» В последнем зале имелся одинокий бюст Сталина. Я спросил Антона: «Ты знаешь, кто это?» Малец обиженно отреагировал: «Конечно, Ленин»
На выходе из музея он задумчиво сказал: «А я здесь уже в четвертый раз. Нас все время сюда водят классом».
Последняя надежда была на уличную выставку художников, расположившуюся неподалеку. Я знал, что Антон и Катя любят рисовать. Посмотрев на первую же картину, Антон пожал плечами и заявил: «Я и то лучше нарисую». Катя тут же добавила: «И я». Помню, хмурый взгляд женщины, сидевшей возле картины, и свой стыд за хамство малых. Только потом я узнал, что то была не художница, а специально нанятая торговка.
После культурной неудачи я повел их в место, пользовавшееся постоянным и абсолютным приятием – детское кафе «Буратино». Пить молочный коктейль и есть пирожные. Это надо было видеть – какие у них в тот момент были благоговейные лица.
Однажды там нас чуть не арестовала милиция. Неожиданно вдруг ворвались люди с автоматами и встали перед нами. Мне мучительно захотелось поднять руки, так как в кафе кроме нас никого не было.Если б не малые, меня, думаю, повязали бы. Оказывается, сработала сигнализация. Барменша разрядила обстановку– а ведь могла и зарядить. Вполне возможно, что это она, просто от скуки нажала тревожную кнопку.
Вместе с тем, малые действительно неплохо рисовали.
На 8 Марта в нашем учреждении профком проводил конкурс детского рисунка. Малые готовили к нему свои произведения. У Антона были просто профессиональные работы – лев, акула. У Кати работы были менее профессиональные, но более концептуальныечто-ли. У собачки с кривыми ножками почему-то были скошены наверх глазки. Только очень внимательный зритель мог увидеть в самом углу на дереве крохотное гнездышко, в нем крохотную птичку, на которую указывала крохотная стрелка с крохотной надписью «птичка».
Каждому участнику полагался приз. Малые с нетерпением ждали результатов конкурса. Я принес им красивые чайные кружки. У малых вытянулись личики. Как объяснила сестра, в этот день они получили такие же в школе, плюс еще пару кружек от Анны Петровны.
Когда сестра работала во вторую смену, а сухарик задерживался допоздна на работе, она просила меня провести с малыми вечер. К примеру, один из таких вечеров.
Я дожидаюсь возвращения подопечных из школы. Прошу их переодеться и принимаюсь готовить ужин. Разогреваю жареную картошку на сковороде, варю сосиски. Когда все готово, приглашаю их. Появляется Катя и принимается задумчиво ковырять вилкой. Через минуту я иду за Антоном в комнату. Он неподвижно стоит на одной ноге, на второй висит полуодетая штанина. Он смотрит мультфильм. «Сейчас», – отвечает, не отрывая взгляд от экрана. Я проявляю доверие. Через минуту приходится идти снова. Он продолжает стоять в той же довольно неудобной позе. Я беру его за шею.
– Дурак! – кричит малец. – Мне же больно!
Я снимаю ремень. Малец быстренько вдевает штанину и убегает на кухню. В воспитательных целях наказание свершается – пара шлепков несмотря на мольбы о пощаде. Посмотрев на это, Катя принимается энергично уплетать картошку. Через некоторое время Антон приходит в себя и говорит, что не любит сосиски. Я хмурюсь. Вдруг Катя вскрикивает: «А я люблю!» И берет порцию Антона. Поужинав, мы с Антоном идем смотреть телевизор. Катя остается доедать. Через полчаса появляется. Сосиска торчит изо рта.
– Не могу больше! – еле выговаривает бедняжка.
К слову – ремень я применил только раз в жизни и то не больно, лишь для порядка. Ну, да не об этом речь.
Вечер. Я у сестры смотрю телевизор. Антон играет на компьютере. Катя высадила кукол в ряд на диване. Их у нее больше десятка. Она всплескивает ручками и приговаривает: «Какие же вы у меня неряхи! За вами постоянно нужно убирать». И аккуратно раскладывает какие-то тряпочки. Вдруг Антон кричит: «Иес!» и делает движение машиниста паровоза, дергающего над головой рычаг сигнала. «Что, Антончик, замочил кого-нибудь?» – интересуется Катя, не отрываясь от своих дел.
Другой вечер. Мы с Антоном смотрим телевизор. Сухарик играет на компьютере. Катя на диване готовит обед. Для этого у нее есть набор пластмассовой посуды. Наконец она наполняет миниатюрную тарелку и осторожно подносит Антону. Тот отмахивается. Катя некоторое время смотрит на него, сжав губы, и с силой подсовывает тарелку ему в рот – «Ешь!». Антон с силой отбивает угощение. Катя ошарашена. На глазах появляются слезы. Сухарик, не отрываясь от компьютера, говорит: «Антон, ешь!» Антон возмущенно вскрикивает: «Папа! Но там же ничего нет!» Сухарик непреклонно приказывает: «Антон, ешь!» Катя снова подставляет ему тарелку.
Как-то в начале сентября, когда Антон только пошел в первый класс, сестра предложила подержать его школьный рюкзачок. Попробовав, я спросил: «Он что, туда кирпичей нагрузил?» – Нет, – ответила сестра, – просто он запихнул туда все свои учебники, чтобы не приготавливаться каждый день.
Я делаю уроки с Антоном. Что-то про мальчика, делящего с друзьями имеющиеся у него яблоки. Стараюсь объяснить ему логически происходящий процесс. Антон, не дослушав, заглядывает мне в глаза и быстро говорит: «Пять плюс два минус три?» Не увидев в моих глазах того, что надо, быстро поправляется: «Пять минус два плюс три?», и опять пытливо читает выражение моего лица. В конце концов, хитрец вынуждает меня сказать правильное действие. Молодое поколение приводит меня в глубокое изумление. Сестра жаловалась, что не знает, когда Антон вообще готовит уроки. Вместе с тем учителя любят его. Даже не выучив задание, он заполняет пространство сложными сочетаниями смутных догадок. «Во всяком случае, старается», – говорят учителя и ставят ему положительные оценки.
Совсем другая история – Катя. Еще до школы я как-то вечерял с ней и что-то писал по работе. Катя уселась на другой конец дивана и тоже стала что-то сосредоточенно строчить в тетрадке, прикрывая ее ладошкой. До меня дошло, что писать-то она вроде бы еще не умеет. Я тихонечко заглянул через ее плечо и увидел бесконечные ряды палочек.
Уже в школе она показывала мне пачку разноцветных грамот за успехи в учебе. Сидящий за компьютером, Антон вскрикивал: «Конечно, у них легко учиться!»
На зимние каникулы, проведенные у бабушки и дедушки, Катя взяла с собой толстенную книгу – «Двадцать лет спустя». Почитав витиеватый текст французского писателя девятнадцатого века, я пожалел девочку. Но малышка каждый вечер терпеливо одолевала старомодное чтиво. Иногда она заливалась безудержным смехом. Я интересовался причиной. Катя цитировала: «Графиня поправила свой туалет», и опять умирала от комизма ситуации.
Попутно с обыкновенной школой она поступила в музыкальную, по классу флейты. Мама хотела по классу фортепиано, но тот оказался переполненным. Кате было все равно. Через какое-то время показала мне свое искусство. Исполнение было добросовестным, но прерывистым – приходил останавливаться и тратить время на особо сложную расстановку маленьких пальчиков.
Антон долго дружил с девочками. Даже ходил в кружок кройки и шитья – единственный мальчик. С застенчивой гордостью показывал сделанную собственноручно мышку. Естественно, я восхитился. На посветлевшее личико пацана было любо-дорого посмотреть. Один раз с гордостью показал медаль с надписью «За третье место в пионерской эстафете» Я поздравил и поинтересовался: «А ты пионер?» «Нет», – был ответ. Добавил: «Меня девочки попросили выступить» По этому поводу сестра забеспокоилась – какой-то странный растет мужчина и, видимо, провела работу.
Началась спортивная эпопея. Сначала была секция гимнастики. Как-то я проводил вечер с малыми. Антона надо было сопроводить на тренировку. Я несколько раз спросил его: «Ты собрался?» На что тот махал рукой: «Еще рано». В итоге, когда мы вышли, у него оказались пустые руки. Когда я поинтересовался, а где же форма, гимнаст застыл в позе крайнего изумления. До того молчаливая, Катя вдруг отрезала: «Бестолочь!»
После гимнастики Антон стал посещать секцию плавания. Через какое-то время пригласил меня на городские соревнования. Вместе с ним мы отправились во Дворец водного спорта. У входа Антон радостно поздоровался с рослыми по сравнению с ним девочками. Те едва кивнули.
Спортивный праздник я наблюдал с трибуны. Когда было построение, обратил внимание на то, что команда Антона выгодно отличалась от остальных. Все ее участники были в фирменных спортивных костюмах. Секция была при тракторном заводе, и, видимо, хорошо беспечивалась.
Соревнования тянулись весь день. Команда Антона развлекала зрителей – из ее рядов, например, на трибуны вдруг вылетели мокрые плавки. Я нетерпеливо смотрел на табло, где высвечивались названия команд. Гордую надпись «Трактор» увидел только в конце, когда появились итоги. Команда заняла последнее место.
Вместе с тем, у Антона в этом спорте наметились успехи. Результаты росли, и он уже обгонял более старших товарищей. Его выделили в особую группу и определили на одно лето в спортивный лагерь. Я спросил его, чем они там занимаются. Пацан пожал плечами и ответил, что встав, они бегут кросс – три километра, затем завтрак, затем небольшой отдых и тренировка – километров десять в бассейне. Затем небольшой отдых и тренировка в тренажерном зале. Затем обед, небольшой отдых и основная тренировка в бассейне – тридцать километров. Затем небольшой отдых и до ужина еще кросс – пять километров. После ужина – игра в футбол. В результате у него начались проблемы с сердцем. Его сердце стало большим, как у взрослого.
Сестра решила прекратить плавание. Я был согласен, нет ничего вреднее для здоровья, чем большой спорт.
Но несмотря ни на что любовь к спорту поселилась в его увеличенном сердце.
Особенно он полюбил футбол во дворе с мальчишками. Катя неизменно стояла возле ворот. Периодически она прибегала домой в слезах, опять мальчишки попали в нее мячом. Но каждый раз, приведя себя в порядок, возвращалась на опасное место.
Следующим моим значительным спортивным событием было посещение футбольного матча между классом Антона и другим четвертым классом. Антон пригласил меня. Я отпросился с работы и появился на школьной спортивной площадке. Возле футбольного поля стояли гимнастические брусья. На них сидели три малюсенькие девочки. Длины их ног хватало ровно на расстояние между двумя трубами, приваренными к столбам. Учитывая высоту сооружения, трюк показался опасным. Я попробовал снять одну из них.
– Чего вы здесь раскомандовались! – крикнула гимнастка, отмахиваясь рукой. Я не нашелся, что ответить, и пошел к футболистам.
С командами все было ясно. В одной были тренированные молодцы в спортивных трусах и кое-кто в настоящих бутсах. Другая состояла из упитанных ребятишек в дорогой спортивной одежонке. Вот в этой команде играл Антон. «Играл» слишком сильно сказано. Его класс безуспешно пытался завладеть мячом. Это удавалось лишь тогда, когда надо было начинать игру с середины поля после пропущенного гола. Антон оглянулся на меня и перебежал на другой край. Я недоумевал, зачем же, собственно говоря, он пригласил меня.Чтобы подбодрить я крикнул: «Антон! Давай вперед!» Малец вздрогнул и отбежал подальше. Я замолчал.
– Ах, слава богу, они здесь, – услышал голос за спиной.
Женщина в спортивной форме со свистком на груди объяснила мне:
– А я их жду в раздевалке.
Я догадался, что передо мной учитель физкультуры. Вид у нее был растерянный.
– У меня тут седьмой класс, а что делать с ними не знаю, – обеспокоенно сказала она мне.
За ее спиной переминалась группка ребят постарше вообще без формы. У меня мелькнула бредовая идейка.
– Видите, – сказал я ей, – одна команда явно слабее другой. Думаю, было бы справедливо ее усилить.
Женщина обрадовано засвистела и уже окрепшим голосом приказала вновь прибывшим войти в игру полностью в составе команды аутсайдера.
Что тут началось. Я дико заорал: «Вперед!» И команда Антона плотными рядами, напоминая греческую фалангу или скорее конницу Золотой Орды, двинулась на противника. Обладая численным превосходством, команда Антона затолкала профессионалов в ворота вместе с мячом. Дело пошло. Профессионалы оказывали яростное сопротивление, но что может сделать искусство против грубой силы? Футбол все больше напоминал регби. Над полем поднялось облако пыли. Разница в счете неуклонно сокращалась. Я беспрерывно кричал: «Вперед!»
Ко мне вдруг подошел важный четырехклассник и спросил: «Вы папа Антона?»
– Нет, дядя, – ответил я. Черноголовый человечек подумал и протянул руку.
– Марат, – солидно представился он.
– Марат, – сказал я, пожав маленькую руку, – иди, играй, видишь, твой класс проигрывает.
Марат, не спеша, пошел в поле, перешел его и встал за противоположными воротами возле каких-то юных зрительниц. Сразу же завел с ними светскую беседу. Но в принципе его помощь уже не требовалась. Разгром профессионалов явственно обозначился.
В конце игры ко мне подошло лицо кавказской национальности. Оно появилось из притаившейся неподалеку автомашины, в которой сидело еще несколько таких лиц.
– Извините, уважаемый, – обратилось оно ко мне, – вы учитель?
– Нет, – ответил я, стараясь не глядеть в его сторону.
– А кто?
– Тренер, – неожиданно соврал я.
– Вы тренируете класс Марата? – не отставал кавказец.
– Да, – опять соврал я, стараясь не глядеть в его сторону.
– А почему Марат не играет?
– Он в запасе, я берегу его для более важных матчей, – совсем заврался я, отвернувшись.
Кавказец постоял еще какое-то время и, извинившись, отошел. Как потом объяснил Антон, этот Марат «держал» всю школу, не исключая учителей. Его папа владел сетью ресторанов в городе и являлся главным спонсором школы. Видимо, со мной разговаривал папа. Не исключено, что он являлся криминальным авторитетом. Можно сказать, что я пообщался с мафией. Впрочем, это к делу не относится.
А матч закончился вничью. Дома Антон сообщил об этом как о величайшей победе. Сестра сообщила, что это особый спортивный класс, ребята в нем почти все входят в сборную района. Сухарик добавил:
– В нем собрались одни голодранцы, вот они и пробивают себе ногами дорогу в жизни.
Сухарик открылся мне с новой стороны. И эта сторона мне не понравилась. Дело в том, что долгое время понятия не имел, что это за человек. Ну, сидит существо за компьютером и сидит. Даже на своем дне рождения на секунду оторвался от компьютера, принял стопку и опять сел. Оживлялся лишь тогда, когда надо было похвастаться новым техническим приобретением. Так, я вздрогнул, когда передо мной вдруг появился маньяк с сумасшедшим взглядом – оказывается, он приобрел крутую спутниковую антенну.
– Я теперь могу смотреть три с половиной тысячи каналов, – сказал он в крайней степени возбуждения, включая телевизор. Сначала я побывал в Мекке и послушал молитву на арабском языке, затем мы прошлись по немецкому чемпионату – транслировавшемуся, естественно, на немецком и так далее. Короче, доступ был к любому каналу любой страны. Жаль, что кроме русского ни одним иностранным языком я не владел.
– Ну, что – берешь? – спросил он в итоге.
– Нет, – мотнул я головой.
Он принялся переключать дальше, пока я не выдержал и не сказал, что нет денег. Свет в его глазах погас и на несколько месяцев он вышел из зоны контакта – до следующего новшества.
Законченные черты его блик принял после одного случая.
Во время одного из походов, проходя мимо бильярдного клуба, Антон предложил зайти. Крутой дядя вспомнил, что накануне получил зарплату и согласился. Синий череп в окошке хмуро спросил, во что будем играть – в снукер или русский бильярд. Я растерялся.
– Конечно в русский, – решил Антон.
– Какой стол?
– Самый небольшой, – уточнил я, помявшись.
Получив билеты, прошли в зал, в котором рядами стояли столы. Я пожалел, что не выбрал снукер – в нем и шары поменьше и лузы пошире. Во время игры труднее всех пришлось Кате. Ее голова едва возвышалась над столом. Однако, первый же удар по довольно-таки крупному шару развеял сомнения. Вообще оказалось, что малые играли лучше меня. Как потом выяснилось, в деревне у бабушки был клуб, а в клубе – бильярд. Однако, доиграть нам не дали. Подошел череп и сказал, что, к сожалению, неожиданно пришли солидные игроки и им нужен именно наш стол, поскольку все остальные заняты. Меня охватило удушающее чувство унижения. Но череп неожиданно предложил перейти в вип-зал. Узнав, что никакой доплаты не надо, я с облегчением согласился.
В вип-зале на стене висела гигантская плазма (череп предложил включить, но я отказался, дескать, мы серьезные игроки), вдоль стен стояла мебель с гнутыми ножками, висели картины со сдержанной эротикой. Посередине царило великолепное гигантское сооружение. Я догадался, что это бильярдный стол. Чтобы Катя могла играть, поднял ее на него, предварительно сняв с нее обувь. Волшебные часы пролетели незаметно. По дороге назад я, вдохновленный, завел малых в семейный ресторанчик, где мы выпили сока и съели по котлетке. Дома, восторженным рассказам не было предела. Только сухарик бегал по комнате, приговаривая: «Обули дядьку, обули дядьку».Такие слова меня неприятно поразили.
Я вспомнил, как сестра однажды призналась, что оказывая услуги по формированию аппаратных комплексов разного рода клиентам, сухарик умудрялся обновлять свою аппаратуру. Гений заменял крутые детали в новой аппаратуре клиентов на менее крутые из своей. «Лохи все равно ничего не заметят», – добавила сестра, видимо, словами сухарика. Ну, да не об этом речь.
К десяти годам Антон обозначился в красивого пацана с белокурой челкой.
Вечер. Я смотрю телевизор. Антон весь в компьютере. Катя воспитывает кукол. Вдруг трель дверного звонка. Катя срывается с места. Слышно шлепанье ее ног в коридоре. Шлепанье возвращается. Распахнув дверь, она кричит:
– Антон! Оля пришла!
Антон, не прерывая игру, бормочет:
– Олька-шмолька.
Катя безрезультатно ждет и убегает. Через некоторое время вводит миленькую девочку одного с Антоном возраста в джинсовом костюмчике, украшенном стеклярусом. В ушах у девочки бирюзовые сережки. Я поздоровался и почувствовал, что-то вроде беззащитного мотылька, случайно залетевшего в комнату. Антон никак не прореагировал.
Катя взялась развлекать гостью – усадила на диван и познакомила с куклами.
– Это Настя, ее подарила тетя Лида. Это Анжелика, ее подарила тетя Маша. Это Барби, ее подарила мама. А это Глаша, ее подарила бабушка.
У Глаши были растрепаны волосы и отбит нос. Каждый раз Катя спрашивала: «Правда красивая?», – и Оля с застенчивой улыбкой соглашалась. Даже Глашу нашла красивой. Антон не реагировал. Кате пришлось показать всю свою кухонную утварь. Антон не реагировал. В конце концов, гостья совсем застеснялась и ушла. Мне стало почему-то грустно. Ну, да не об этом речь.
Мой папа по отношению ко мне был сторонником строгого, мужского воспитания. Все мое существование до совершеннолетия прошло в страхе. После совершеннолетия я с радостью покинул отчий дом. Только теперь я догадываюсь о том, что недостаток любви в детстве сказался на всей последующей жизни. Я унаследовал от отца лишь отрицательные черты – вспыльчивость, немотивированную грубость и ни чем не обоснованное самомнение. Ну, да речь не об этом. Видимо, неудачный опыт воспитания со мной сказался на отношениях деда и внука. А может быть просто у дедов больше времени на любовь, чем у вечно занятых отцов. Антон получил в наследство то, чего не получил я – страсть рыболова.
Попытаюсь объяснить, что это такое. Представьте – вы стоите по пояс в воде, нельзя даже шелохнуться; солнце в зените; вас окружает облако мошкары, которая вас пожирает; в руках удочка, которую рыба напрочь игнорирует. Добровольная пытка продолжается не час и не два, а весь день. Что, и представить-то невозможно? А вот для папы – это было любимым времяпрепровождением.
В Антоне признаки этой болезни я обнаружил во время одного из воскресных походов.
Наступило время и я стал искать тишину. Ее нашел в близлежащем лесу. Озерцо стало ее убежищем, в окружении трех лесов – соснового, березового и елового. В небольшом пространстве воды имелись караси. А там, где караси, конечно, водились рыбаки. Туда я и сводил малых.
Все было организовано по-взрослому: картошка для запекания, сало для поджаривания, соль для подсаливания черного хлеба, и самое крутое – запретная «Кола».
Пришли, развели костерок, заложили в золу картошку, и я решил приступить к рыбной ловле. Присоединил свое магазинное удилище к солидному оборудованию, размещенному вокруг. Серьезные рыбаки не обратили на нас внимание. Они гипнотизировали свои крутые поплавки. По просьбе Антона я срезал горбылину и сделал ему некое подобие удочки. Малой закинул ее возле берега. И началось.
Тишина наполнилась воплями Антончика – «Дядя Коля, клюет! Дядя Коля, я поймал! Ой, дядя Коля, какая большая!»
Надо было видеть хмурые лица рыбаков-профи. Досталось же в тот день тишине. Антон бегал вокруг озерца трусцой молоденького шакала и оглашал окрестности победными криками. Сидящий рядом рыбак, почтенный старичок, сказал: «Вот это настоящий рыбак. Не то, что мы…»
Кате я поручил держать над костром на палочке мокрые антоновы носки. В конце концов, они оказались в огне. Катя загляделась на какого-то мужичка, решившего искупаться. Пробегавший мимо Антон, сердито крикнул: «Чего на голого дядьку уставилась!»
Мероприятие закончилось торжественным банкетом. Любо-дорого было смотреть, как малые уплетали печеную картошку и поджаренное на веточке сало.
А рыболовное счастье Антона объяснилось просто – уже с пятилетнего возраста дед брал его с собой на рыбалку. А меня не брал.
А потом мы поссорились с сестрой. Уже несколько лет не общаемся. И счастливые моменты исчезли из моей жизни. Ну, да речь не об этом.