МЕЛОДИЯ НОЧНОГО ПОКОЯ
(из проекта книги "Жизнь после жизни")
...Редки посещения Золотого Мига... И он его теперь страшился...
Ведь всё было... Остались только дымящиеся угасающие осколки на
самом донышке внутреннего мира...
Он боялся, что Нечто, чему нет дела до тонкой сути, убьет то,
что и так еле теплится в легенде души...
...Жалкие потуги лирического чистописания ему же самому были
смешны. Но он зачем-то тупо водил шариковой ручкой по бумаге...
Выдуманные им гармонии красоты никак не хотели нанизываться
на нить слов... Однако он упрямо продолжал...
...А когда-то он был маугли в тайге, потом школьные учебники
в одной экспериментальной школе, кабинеты, лаборатории...
Позже - аэродинамические расчеты... Потом - пружинная
готовность, чтоб по первому приказу... стремительно и легко...
Очень интересен оказался тот лязгающе-птурсный мир под
парашютными куполами…
Ну а потом... в той жизни... напоследок - вспышка, опалившая
лицо, скрутившая ресницы, которые рассыпались под пальцами,
когда попытался разодрать веки... Такое маленькое очень жгучее
второе солнце откуда-то снизу... и мрак, куда он провалился...
И вот... долгий, долгий гул корёжит оставшуюся перепонку, он
внутри пышущего жаром гудящего колокола, это не прекращается
ни днём, ни, особенно, ночью… От этого некуда деться… Не было
возможности даже придвинуться к окну палаты… А медсестра
Вишенка, как он её прозвал, заметив однажды этот взгляд сквозь
разрез бинтов, сказала: Нее, даже не думай, только покалечишься
ещё больше, здесь всего второй этаж…"
Потом, когда его выкатили на кровати-каталке, в ноздри ударил
запах сырой весны, чёрные ветви над головой, будто вцепившиеся
в небо, вздулись почками, готовыми взорваться проклюнувшимися
листочками и покрыть деревья первой зелёной дымкой... Да, он
не мог увидеть их, всё было мутно, как сквозь прожжённый
полиэтилен... Но он их чувствовал - эти соки, начавшие бродить
в заскорузлых от зимнего ветра ветвях... эти запахи...
...Вишенка долго махала рукой вслед, захлюпав носом после
его слов: Н-на к-консервативное л-лечение? Аг-га, т-теперь
м-меня к-консервами в к-консерватории л-лечить б-будут!..
Ну, а куда ещё?... Врачи, сам профессор Коновалов - теперь
он академик в институте Бурденко, - все что-то суетились,
вздыхали...
Профессор Габибов резко произнёс: я операции в Индии делал,
в Англии, я вам говорю – О..!
Они все переглянулись...
(Позже я узнал, что это нейрохирурги опухоль так обозначают
в присутствии пациента.)
- О..? Так скоропостижно, без развития?..
- После такой контузии и вспыхнувшего воспаления, пока
довезли, он ещё и энцефалит подхватил, когда трое суток
валялся там... Только операция! Срочно!.. Иначе не ручаюсь...
...
- Не давай вскрывать башку, это как банка консервов:
вскроешь - протухнет! - сказал решительно егерь Лютый,
неловко пристраивая на тумбочку купленную по пути авоську
с апельсинами.
Он приехал издалека, из своих лесов, куда ушёл от всех
людей, поближе к зверью своему... Он бывший зэк, по
малолетке попал на зону - в 14 лет прострелил одного
тренера в тире, который однажды облапил, потащил
маленького пацанчика, друга... Кличку Лютый дали
уже в тюрьме... Десять лет дали за шесть выстрелов
из малокалиберного пистолета, но отсидел только шесть...
- Д-да от-тсрел-лить б-бы эт-ту баш-шку, - заикание
страшно мешало говорить, - п-пусть х-хоть с-совсем
от-треж-жут... Т-только б-бы ус-снуть... Отдохнуть
от всего... С-собак в-вон и т-то ус-сыпл-ляют...
Апельсины на вкус показались как корабельная швабра,
вкуса не чувствовалось, язык был как после кипятка,
одеревеневший... Многие участки тела потеряли
чувствительность, а другие жжёт, будто к ним мокрую
нестерпимо горячую тряпку прилепили... Правый глаз
тоже деревянный, с одной стороны, не чувствует
прикосновений инструментов врача, а с другой -
будто раскалённый гвоздь в него загнали...
...операцию всё же не стали делать, предположения
спорные,к единому решению не пришли, много сомнений...
Маме и брату сказали, что готовьтесь к худшему...
---
---
И началась жизнь после жизни... Теперь это
была Обочина... А мимо проносился, шумно и
слепо в своей радости, поезд жизни, в котором
отныне не было для него места...
...И тут он увидел себя со стороны: лежащего,
переломанного, какого-то жалкого... И - выругался!
Эк он о себе!.. Зло взяло... Спасение нашёл в
хулиганстве мысли, насмешке над собой... Просил
включать ему блатные и разухабистые песни...
"Помирать, так уж с музыкой!" Если до консерватории
дотянуть не удалось... И наступил какой-то просвет
сквозь скуляще-сочащуюся боль...
Первый успех собственных шуточек порадовал. Стал
больше понимать тех, кто "выбивал окна и двери и
балконы ронял"...
А тем временем ярлыки ему уже навесили: "мужество",
"наш Корчагин", "второй Маресьев" и прочее... Он не
хотел такой "святости", он хотел под луной цветы
для девушек с клумб срывать, по балконам взбираться,
по краю крыши ходить... Отходился…
И что теперь? Лямку потуже, берет потесней, чтоб
не сдуло? И со скрипом на зубах в новый путь,
распрощавшись со всеми старыми желаниями? И
напоследок цветок, с которого ещё не облетели
лепестки…
...
...Он повернулся в своём кресле, поскрипывающем
колёсами с хромированными спицами, смахнул кипу
пыльных газет с давно не работающего старенького
электрофона, достал тестер, вспомнил своё прежнее
увлечение, начал неуклюжие движения вокруг
музыкального аппарата...
Грелся паяльник... Давно не ощущалось запаха
дымящейся янтарной канифоли... Неисправность
нашлась на удивление легко...
...И зашуршала пластинка с той мелодией, которая
была созвучна душевной струне, - гостье его
ночного покоя...
© Егавар Митасов