Я люблю тебя Петербург

«Я люблю тебя Петербург».
В молодости мир огромен. Ты себя чествуешь маленькой точкой в огромном пространстве. Всё впервые. Тебя манят приключения. Открыл утром дверь и мир у твоих ног. Хочется быстрее и быстрее стать взрослым. Хочется всё успеть. Суток не хватает. Сон крепкий, но короткий. Только уснул и уже утро. Рассвет прекрасен, если ты его видишь, вне зависимости, закрывают ли многоэтажки восход или нет. Я люблю своих родителей, но ещё больше я люблю своего деда. Не знаю почему, словами это передать нельзя. Он строг со мной, но меня тянет к нему. Все каникулы я пытался провести с ним в детстве. Рядом парк, аттракционы. С утра до вечера футбол.  Cтадион неподалеку. Перелез через забор, и ты на футбольном мачте, своей любимой команды. С семи лет я не пропустил ни единого футбольного мачта, в течение пятнадцати лет. Дождь, снег, жара и прочие неприятности не могли служить преградой для посещения мной стадиона. Даст мама рублишко на аттракционы, но этого мало, ничтожно мало. Что бы получить трояк к рублю у деда, я нашёл лазейку.
- Дедуля, расскажи мне про Петербург.
У деда глаза становились влажными и он в течение часа, а то и двух рассказывал мне о своём любимом городе. Весь его рассказ был о Невском проспекте и прилегающим к нему улицам, дальше он никогда не уходил в своих воспоминаниях. Никогда не был в Ленинграде, но Невский тысяча девятьсот шестнадцатого года знал наизусть. Каждый дом, каждый фонарный столб и все достопримечательности. После своего рассказа, он сидел, молча минут, пять, потом подходил к шкафу, доставал портмоне из кармана пиджака и давал мне три рубля. Никогда он не держал денег в карманах брюк. И, вообще, я никогда не видел, что бы он засовывал руки в карманы брюк, как, будто они были у него зашиты. Я, по детскому любопытству проверил, карманы зашиты не были. Три рубля и я мигом на улицу. Это мороженное, много мороженного, качели, тир, а главное, можно прыгнуть с парашютом с огромной вышки. Не многие взрослые решались на это. Как прекрасен миг свободного падения. Душа уходит в пятки, ты закрываешь глаза и делаешь шаг в бездну. Становишься немного старше, пространство расширяется. Уже парк с аттракционами тебя не привлекает. К деду заходишь всё реже, но деньги всё равно нужны и ты слушаешь про Петербург, но теперь уже получаешь пятёрку. Честно скажу, о городе его молодости я всегда слушал внимательно, мало того, я влюбился в него, как и мой дед. Он мне казался огромным и красивым. Вот уже и восьмой класс окончен. Мир становиться ещё больше. Серьёзно, перед тобой начинает вставать вопрос, кем быть, куда дальше идти учиться после школы. Два года пролетят незаметно и шаг в большую жизнь должен быть обдуман до мелочей. Жизнь нельзя проиграть в обратную сторону. Это твердили мне родители и мой любимый дед. А куда ещё идти, как не в высшую мореходку. Дед моряк, отец моряк, я вырос на море, море для одессита, это всё. Решение простое и ясное, на судоводительский факультет. Конкурс огромен, и готовиться надо заранее. Учился в школе я хорошо, хоть и был шалопаем. Сильно хромала у меня дисциплина, но «гранит» науки я грыз с усердием. Однажды, поздней осенью я забежал к деду. Он взял меня за руку, провел три квартала и привёл к старушке.
- Познакомься, сказал он. Это Юлия Сергеевна. Твой преподаватель английского языка. Полтора года она будет тебя учить. С ней, ты будешь знать язык в полном объёме, и не так как вас учат в школе.
Дед  ушёл, а я остался. Юлия Сергеевна, маленькая сухая старушка, страшного вида. Если её увидеть в сумерках, перепугаешься до заикания. Всё лицо её было покрыто глубокими морщинами, но огромные, голубого цвета глаза. Они сверкали огнём, это предавала взгляду старухи ещё более зловещий вид. На страшном лице, такие глаза. Но главное руки. Даже не руки, а кисти рук, как у молодой девушки. Мягкие и тёплые. Каждый ноготок ухожен с ярко красным маникюром. Сначала, я ей дал прозвище «Старуха Изергиль», но со временем, я стал её величать, «Старая графиня» Её облик перестал меня пугать. Она стала мне родной. Как мама с папой, как дед с бабушкой. Поначалу, я рвался играть в футбол. Улица манила своей новизной. Друзья, первая любовь, какое там, к старой графине идти, но постепенно, я стал к ней ходить как на праздник. Мне стало интересно с ней. Не могу сказать, что язык мне давался легко, не было времени дома делать домашнее задание. Она ворчала, но продолжала мою учёбу терпеливо. Никогда не кричала и не раздражалась. Ко мне на «Вы», или молодой человек. Лёд тронулся с места. Понемногу я стал сносно читать и писать по-английски. Однажды, в воскресенье, она меня сильно удивила.
- Так, молодой человек, пора переходить к переводам, а  то мы топчемся на месте. С сегодняшнего дня ты начинаешь переводить мои любимые песни на русский язык. Главное, и тебе будет интересно. Увидишь, через месяц мы с тобой будем общаться только на английском языке.
Меня охватил ужас. Сейчас притащит какую-нибудь оперу и мне хана. Каково же было моё удивления, когда она принесла пластинку «Битлз». Я подпрыгнул от изумления.
- Вы удивлены. Эта музыка прекрасна, хотя смысл слов желают лучшего, но какое произношение, понятно каждое слово. Тебе будет легко справиться с заданием. За произношение не волнуйся. Мы Вам поставим его. Будешь говорить как истинный лондонец, это я тебе обещаю.
Мне «Медведь» на ухо наступил, но «Битлз» была моя любимая группа. Вот за это дело я взялся с удовольствием. Старушка, педагог от Бога. Не думаю, что старая графиня была приверженцем такой музыки, но как преподала мне это. Я взялся за это дело с энтузиазмом и привлек к этому и своего друга, который прекрасно играл на многих музыкальных инструментах, и ему в двойне было приятно узнать, о чем поют эти популярные певцы. Переводили сначала дословно, потом я доводил перевод к стихотворной форме. На школьном вечере были исполнены песни «Битлз» на русском языке. В девятом классе я перестал понимать школьного учителя английского языка. Нет, слова она говорила правильно, но с диким акцентом и неправильными оборотами речи. Молодость не знает компромисса и авторитета. Хорошее знание иностранного языка в Советском Союзе, было, если, не преступление, то, по крайней  мере, не поощрялось. Тогда этого я не знал. После урока, учительница попросила меня задержаться.
- Не знаю, откуда у тебя такое знание языка, сказала она мне по-английски, но перестань мутить «воду» в классе, больше можешь не ходить на мои занятия, я поставлю тебе пятёрку.
Я поправил её в обороте речи и произношение, но и поблагодарил галантно, как лорд. Мною было сделано открытие. Оказывается, знания предоставляют свободное время. Час футбола с «казёнщиками» уроков мне, совсем, не мешал. Теперь старая графиня мне дала читать маленький томик Шекспира, тысяча девятьсот четвёртого года издания. Прекрасно сохранился кожаный переплёт, теснённый золотом. Жаль, негде было похвастаться, что читаю Шекспира в подлиннике. Но на девиц это оказывало сильное впечатление. Благодаря Шекспиру у меня появился первый сексуальный опыт.

Вот и скоро школе конец. Первое мая. Всех, как обычно загоняют на демонстрацию. Попробуй не пойти, характеристику, после школы получишь такую, что об институте надо забыть. Только армия и не лучшие войска, а стройбат. Мы шли организованной толпой по проспекту. Возле меня человеку стало плохо. Толи он был сильно пьян, может и сердце прихватило, не знаю, но помочь я ему, ни чем не мог. Пока пробивалась скорая помощь сквозь море людей, человек умер. Я впервые увидел так близко смерть. Придя домой, я понял, что буду поступать в медицинский институт, а не в мореходку. Утром о своём решении я объявил родителям. Шок моё сообщение не вызвало, но срочно нужно было менять репетиторов. Меня учили математике и физике, а надо была биология и химия. Всё успели. Школа позади. Мир, опять, увеличился. Институт открыл свои двери. Я побежал к деду с этой вестью. Он меня внимательно выслушал. Глаза его просияли, как будто я ему рассказал о Петербурге и он с гордостью произнёс.
- Не знаю, кто тебя надоумил стать врачом. Я свою родословную знаю до десятого поколения. В нашем роду было всего две профессии. Военный моряк или врач. Твой прадед был знаменитым врачом, профессором в военно-медицинской академии. Даже царей лечил. Мне приятно, что ты выбрал эту замечательную профессию.
Я, было, открыл рот, что бы задать вопрос, но дед не дал мне этого сделать.
- А, вот, пока знать тебе ничего не надо больше. Придет время, и я тебе многое расскажу. Ещё не время. Ты молод и юношеская глупость может повредить твоей шее.
Я очень хотел побывать в Ленинграде, но летом Одессу не покинешь, море. Море не отпускает, море манит. Пляж, красивые девушки, рыбалка, разве до Питера. Зимой никого не можешь уговорить, все рвутся в Карпаты. Что делать одному, в не знакомом городе, даже, если ты его и любишь заочно.
Я редко стал посещать старую графиню. Не было времени. Она пыталась научить меня и французскому языку, но тут я, ни в какую сдаваться не стал. Мне и английский был ни к чему. С кем говорить и что читать. Литературы, ни какой. Дед пытался мне подсовывать газеты, но они были все за прошлые годы, да и политика меня абсолютно не интересовала.
После окончания второго курса, я дал себе слово, зимой в Питер. Ничего меня не остановит. С осени стал собирать деньги на поездку. Я, как спортсмен, получал от государства пять рублей в день на питание, это сто пятьдесят в месяц, стипендия в сорок рублей и мама мне давала рубль в день. Итого двести двадцать рублей в месяц. Профессор в институте получал двести рублей, и это без вычетов налогов. Я мог спокойно слетать в Москву, посмотреть спектакль в любимом мною «Ленкоме», потратив всего сорок рублей. Да, что говорить, полный билет до Тюмени стоил сорок рублей, такие цены были в то время. Мы с друзьями часто ходили в рестораны. Скинувшись по десять рублей, мы могли наесться и извините и напиться. Теперь я стал скрягой и экономил каждую копейку. Никакого такси, только трамвай за три копейки. На обедах и то экономить стал.
Как-то  холодным осенним днём я навестил свою старую графиню. Она приболела и плохо себя чувствовала. Застал я её лежащей в постели. У меня был ключ от её крохотной квартиры. Она обрадовалась моему визиту. Встала с постели, заварила чай и попыталась с помощью Эдит Пиаф привлечь меня к французскому. Песня «Я ни о чем не жалею» прекрасна, но даже она не склонила меня к учению. Произношение мне не давалось, да и многие слова мне были не доступны. Графиня час потратила в пустую, пробить стену моего невежества она не смогла. Она с грустью посмотрела на меня и произнесла.
- Да, пролетарий крепко сидит в тебе. Вон деду твоему без малого девяносто, а он на восьми языках читает и говорит, а ты второго осилить не можешь. Бог с тобой, живи неучем. Я сильно устала в этой жизни, пора умирать, и нет сил, тебя балбеса заставить говорить на прекрасном языке. Больше тебя мучить не буду. Василиса моя совсем плохая стала, лежит на Слободке, ты бы проведал её.
Василиса, это подруга старой графини. Она приходила к ней, варила еду и убирала маленькую квартирку графини. Только весной я узнал историю взаимоотношений между этими двумя женщинами. Сегодня же я сразу спросил графиню.
- В каком отделении и палате лежит её подруга.  В областной больнице я бываю, каждый день и мне не составило большого труда её навестить.
- Понимаешь Александр, она не в областной больнице лежит.
И тут я ляпнул.
- Что, в сумасшедшем доме?
- Нельзя так говорить. Русский язык, хоть и прекрасен, но в данном случае он безжалостен и не правилен. Не может дом сойти с ума. У него нет ума. Как будет по английский это слово?
- Suffering haus.
- Да, нет, дом нужно убрать. Дом страданий не правильно, тебя не поймут.  Просто, suffering, страдание и любой англичанин тебя поймёт сразу. Беги по своим делам, но Василису проведай.
На следующий день я навестил старую подругу. Она меня не узнала, хотя я был с ней хорошо знаком, но передачу взяла. Старческий маразм страшная болезнь, никому бы не пожелал такого, даже врагу. Я часто заходил к ней, но ей становилось всё хуже и хуже. Вскоре передачи забирала медсестра, и Василису я больше не видел, хотя и мог попасть в палату к ней, не было желания. Молодость бездушна. Зимняя сессия прошла на ура. Петербург ждёт меня. Я уговорил своего друга и тёзку Сашку, а заодно и Мишку поехать и увидеть Питер. О Мишке, это отдельный рассказ. Он ни кому никогда не давал списывать и никогда не подсказывал на занятиях. Поначалу с ним никто не дружил, и все его принимали «в штыки». Он, как-то прибился к Сашке, ну, а друг моего друга автоматически стал и моим другом.
 На наши вопросы.
- Мишаня, почему ты не хочешь подсказать, тебе, что, трудно?
Ответ был прост и лаконичен.
- Вы, что дурнее меня? Потратьте час своего времени и всё будете знать сами, на врача учитесь, а не на коновала.
Я благодарен ему за эти слова. Да, что я, весь наш курс благодарен ему за эти слова. Купили билеты, заказали гостиницу.  У меня было собрано восемьсот рублей, мама дала двести и оплатила билет и гостиницу. Моим друзьям дали столько же. Родители в нашей стране были одинаковы. Тысяча четыреста рублей на троих, было больше, чем достаточно, так полагал я.  Никто бы в жизни не подумал из нас вести раздельное хозяйство. Всё общее, мы друзья-братья. Меньше двух часов лёта и мы у цели. Мы выезжали из Одессы в слякотную, относительно тёплую погоду. Ленинград встретил нас морозом в десять градусов. Хоть и было советское хамство, но наш багаж прямёхонько уехал в нашу гостиницу, а мы не теряя, ни минуты отправились на автобусе в город. Аэроагентство рядом с Невским. Исаакиевский собор поразил величием, но я ещё не был готов посетить его. Мы шли по проспекту. По сравнению с ним, наша Дерибасовская улица казалась карликом. Что мы видим. Стоит бочка с пивом и, даже, небольшая очередь стоит. Никогда в жизни не пили мы пива на таком морозе. Решили попробовать. Оказалось прекрасно и вкусно. Дальше, прекрасное ленинградское мороженое, эскимо на палочке в шоколадной глазури, за двадцать восемь копеек. Вкусно, съели по две порции. В «Петровском» кафе попробовали сбитень и мёд. Не понравилось. Сильно разбавленный сладкий самогон. Зря мы начали со слабоалкогольных напитков. Туалетов нигде нет. Прошли дальше. Замёрзли и решили посетить Эрмитаж. Как без него. Заходим, сдаём свои куртки, надеваем тапочки и вперёд. Дивный запах свеже смолотого и сваренного кофе. Такого запаха в Одессе днём с огнём не сыщешь, даже сегодня. По запаху поднимаемся на второй этаж. Кафе, нет не кафе, скорее, буфет. Присаживаемся за столик. К нам подходит официант, сейчас бы я сказал «голубой мальчик», тогда мы таких слов не знали. Мы заказываем бутерброды. Мои друзья заказали с красной и черной икрой, я с сыром «Рокфор», слыхал о таком, но никогда не пробовал. Кофе прекрасен, неизвестный вкус и аромат. Повторно подошёл к нам «мальчик» и мне на ухо сказал.
- Коньячку не желаете?
Лучше бы он этот вопрос задал Мишке, он бы его послал куда подальше и все дела, но я как истинный одессит задал ответный вопрос.
-  А, что есть?
- Да, армянский «Арарат». Три и пять звёздочек?
Не прав был Аркадий Райкин в своей интермедии про «Греческий зал». Наливают и в Эрмитаже. Я и брякнул.
- Неси бутылку в три звезды и повтори бутерброды.
Через минуту графинчик с коньяком был у нас на столике, в приличных заведениях в бутылках не подают. Только коллекционные напитки. Молодость и здоровье. Мы быстро справились с заказом и отправились на экскурсию. Бегло оглядели несколько залов, и попали в тронный зал. Рыцарские доспехи, царская мантия. Прекрасно выполненное кресло оббитое красным бархатом. Над троном две алебарды на стене. Так захотелось подержать алебарду в руках, а может быть это палаш был, я в оружии не силён, не знаю, но я встал на стул и сорвал алебарду со стены. Оказалось не муляж. Она была острой как бритва и очень тяжелая. Как только ей пользовались. Это я проверить не успел. Появились три старушки в серых, мышиного цвета одеяниях и через минуту я был на улице, без тапочек, но в своей куртке-пуховике. Тут же появились мои друзья. На удивление никто из них меня не осудил, и мы пошли на Невский. Немного погуляв, решили пойти в ресторан и пообедать. Ни в один ресторан нас не пустили, мы были в джинсах. С таким дресс-кодом мы столкнулись впервые. В Одессе и в шортах пускают, а тут такая оказия. Зашли в кафе «Север». Мои друзья заказали первое и второе, а у меня с головой не все в порядке, я ем только ту пищу, которую видел, как готовят. Исключением является дом и обеды у деда. А так, только жареная картошка и отбивная, ещё и салат. Всё это я проглотил в момент. Поднял глаза и увидел чудной красоты девушку. Она сидела у барной стойки. Длинные ноги, великолепная фигура, прекрасная грудь. Шея лебединая. Льняные волосы до плеч. И лицо. Прекрасное и красивое. Огромные голубые, нет, не голубые, а василькового цвета глаза. Глазищи. Лукавства в них было море. Я видел достаточно красивых девушек, но такую красоту увидел впервые. Я впялился в неё с открытым ртом. Через минуту она сидела возле меня. Тогда я много не знал и не понимал. Еле, еле назвал ей своё имя. Она своё, Елизаветой её звали. Лизонька. Какая красота. Не успел я с ней начать разговор, как какой-то пьяный мужик в полусогнутом виде попытался всунуть ей деньги за бюстгальтер. Я толкнул его за голову. Он попятился назад. Медленно продвигаясь задом к входной двери. Что то, не заладилось, с вестибулярным аппаратом у него, он дал крен вправо и вышел на улицу вместе с витринным стеклом, три на пять метров. Грохот, звон и он лежит на тротуаре. В этот момент в моей голове прозвучало. Конец экскурсии, конец институту. В лучшем случае три года в морском флоте. Про худший не успел подумать. Лиза обняла меня и на ухо сказала.
- Не дёргайся. Всё будет хорошо.
Через минуту приехал наряд милиции. У нас бы начали с протокола и опроса свидетелей. Лиза поцеловала меня, да так, что я чуть не задохнулся от счастья. Поцелуй был настолько долгий, что патруль успел, молча забрать бедного мужика в «бобик» и уехать. Такого поцелуя я не знал. Её язычок делал такие движения по моему нёбу, что я улетел на седьмое небо. Сладко и вкусно. Она меня ели оторвала от себя. Теперь и разговор состоялся.
- Ты откуда такой буйный взялся. Не видишь, я работаю.
О какой работе говорила она, я не понял. Вроде не официантка и за барной стойкой не стоит. Но вопросов не задавал. Ответил.
- Из Одессы я приехал. Хочу увидеть город моей мечты.
- Понятно. Ладно, работы в ближайший час, два не будет. Давай я покажу тебе Невский проспект, как я его знаю.
Через минуту она вышла одетая в беличью шубку и в сапогах на высоченном каблуке, на голове вязаная шапочка. Глаза горят и лукавые. Я рассчитался за еду. Мы вышли на улицу. Рядом с кафе продавали апельсины. Они лежали в маленьких деревянных ящиках, не так как сей час в гофро таре. От счастья я купил целый ящик апельсинов. Наверняка мне продали на вес и ящик, но какие церемонии, когда такая девушка рядом. Ящик мы водрузили на Мишку. Он безропотно его нес, а мы шли и ели апельсины. Кожуру кидали прямо на снег и жевали сочную и сладкую мякоть. Первый раз в жизни, не считая деда, я услышал, с какой любовью рассказывают про свой город, про свою улицу. Лиза подпрыгивала, размахивала руками и говорила, говорила, говорила. Лицо её разрумянилось и стало ещё краше. Два часа экскурсии пролетели незаметно. Мы подошли к кафе. Стекло уже было вставлено в витрину. Ни каких осколков, ни каких следов разрушения. У нас бы неделю вставляли бы такое стекло. Я замер в ожидании. Всё надо прощаться. Лиза спасла меня.
- Что будете делать дальше? Спросила Лиза.
- Погуляем по городу. Не знаем где будем ужинать, в джинсах никуда не пускают.
- Тут рядом есть хороший ресторанчик, «Баку» называется. Там я почти никогда не бываю, но в джинсах туда пускают. Давай к семи вечера там встретимся. Хорошо?
Рядом с такими девушками мужчины теряют мозг и дар речи. Я только смог закивать головой. Она засмеялась своей ослепительной улыбкой.
- Ну и славно. В семь встретимся.
 Убежала.
Мы пошли вниз по Невскому, вышли на набережную. Кунц-камера и прочие исторические строения меня уже не интересовали. Моя голова была занята Лизой. По дороге мы встречали своих сокурсников и знакомых. Я месяц уговаривал своих друзей отправиться в Питер, а тут столько знакомых встретили. Время пролетело быстро и вот мы в ресторане «Баку». Только сняли куртки, возле нас появился официант и провёл к столику. Вот сервис, пустячок, но как приятно. Мишка и Сашка сразу сделали себе заказ, а я стал ждать Лизу, всё время, поглядывая на часы. Вот уже и четверть восьмого. Лизы нет. Сашка начал издеваться надо мной.
- Не придёт твоя пассия, мордой не вышел. Ты посмотри на неё и на себя. Прыщ, а она красавица. Минут пять ещё он издевался надо мною. Появилась Лизавета. Она в шубе помахала мне ручкой, через минуту в прекрасном платье и босоножках, опять-таки, на высоченном каблуке появилась перед нами в сопровождении официанта. Я галантно вскочил, выдвинул ей стул, она села и я рядом возле неё. Заказ она сделала со знанием дела. От шампанского и коньяка она отказалась, взяли обыкновенную русскую водку. Ела красиво, прекрасно пользуясь вилкой и ножом. Зашла в ресторан пожилая пара иностранцев. Официант не мог понять, чего они хотят. Лиза решила помочь ему. Она, довольно бегло, но с большими ошибками начала разговаривать с англичанами. Вот тут я сказал большое спасибо старой графине. Надо покорить Лизу, если не своей красотой, то хоть знанием языка. Англичане не ожидали такого произношения. Меня понесло. Лиза, так же взирала на меня с уважением. Напоследок англичане спросили меня, давно ли я из Лондона.
- Никогда там не был, ответил я и добавил, дальше Болгарии я ни куда не ездил.
Озадачил я буржуев. Ужин прошёл великолепно. Потом мы танцевали с Лизой. Тут я сказал спасибо своей бабуле. Три года бальных танцев, вместо футбола во дворе. Лиза танцевала не плохо, но чувствовалась большая разница в нашей подготовке, не смотря на то, что я был в ботинках на толстой каучуковой подошве. Мои акции росли. Лиза прошептала мне на ухо.
- Отправь своих оруженосцев в гостиницу, а мы ещё потанцуем, потом уедешь в гостиницу. Возражений не последовало. Мишка с Сашкой сразу же смылись. Они были сыты и хотели спать. Мы с Лизой разговаривали и танцевали до самого закрытия ресторана. Ужин обошёлся в страшную сумму, девяносто рублей. Я дал официанту сто и не взял сдачи, об этом я не пожалел позже. Лизу я отвез на такси к её дому и думал на той же машине вернуться в гостиницу. Жила она в новом районе Ленинграда. Лиза взяла меня за руку и сказала.
- Никогда в жизни я такого не делала. Никогда не приглашала своих знакомых к себе домой. Пошли ко мне. Только ничему не удивляйся.
Я рассчитался с водителем.  Сердце моё выскакивало из груди и пело серенаду. Поднялись на второй этаж. Зашли в квартиру. В закопченной кухне сидел пожилой мужик в майке алкоголичке, пьяный и чумазый. Лиза из своей сумки достала бутылку водки и поставила на стол.
- На, пей, что бы ты этой водкой подавился любимый мой родитель.
Ответ был не менее интересен.
- Мерси мадам, благодарю за пожелания. Что-то ты сегодня рановато появилась. Я ещё первую не допил. Утром будет, чем опохмелиться.
Потом взглянул на меня.
- Странно, раньше ты ни кого не приводила гостей. И Вам привет молодой человек. Выпить водочки не желаете?
Лиза втолкнула меня в комнату. Там так же не было прибрано. Следующая комната была оснащена замысловатым замком. Никогда раньше не видел такую крепкую межкомнатную дверь. Открывая ключом дверь, Лиза поняла ход моих мыслей.
- Это для того, что бы он и мои вещи не пропил.
Мы зашли в прилично убранную комнату. На полу и стене ковер. Красивый старинный шкаф. Несколько картин на стенах. На подоконнике вазон с цветком. А, вот кровать совсем узкая, не для двоих. Девичья. Лиза скинула шубку и сапоги, взяла халат и убежала в ванную. Пришла, одетая в халатик.
- На полотенце и иди в ванную, быстрее, а то могут выключить горячую воду, а я пока постелю.
В ванной я рассиживаться не собирался. Приняв душ, я мигом оказался в Лизиной комнате. Ничего из подробностей я рассказывать не буду. Скажу только одно, я никогда в жизни не подозревал, что существуют такие ласки и так прекрасен мир общения мужчины и женщины. Я взлетел на небо и вернулся только к утру на землю. Спали мы, с Лизой обнявшись не более часа, думаю меньше, так как рассвет прошёл давно. В десять утра мы уже были одеты и вышли из комнаты, где провели ночь. Её папаши ни в комнате, ни на кухне не было.
- И где твой родственник, спросил я.
- Как и положено всем советским людям, на заводе.
- И что может выпускать твой родитель в таком состоянии?
- Раньше он был инженером, но начал пить. Мать, что бы ему меньше досталось, пила вместе с ним. Быстро спилась и умерла. Отца перевели в рабочие. Корабли строит. Пролетарий.
Теперь я понял, почему Советский Союз закупает корабли за границей, но Лизе ничего не сказал. Мы вышли на улицу. Какие умные архитекторы в Питере. Межквартальная улица шире, чем наш проспект. Хотел остановить такси.
- Не надо, сказала Лиза. Поедем на автобусе, не трать деньги, ещё пригодятся. Тут не далеко. Через час мы были в кафе «Север». Мои друзья пили кофе и ждали меня. Лиза отозвала меня в сторону.
- Не надо больше заходить в это кафе. Тут рядом есть приличная столовая, встречайтесь там. Сюда больше не ходи, прошу тебя. Вечером встретимся в «Баку». К семи я буду, может, немного задержусь.
В Эрмитаж сегодня сунуться мы побоялись. Оставили это мероприятие на завтра. Музеев и прочих исторических мест в Питере хватает. Обошли все мосты. Нагулялись вдоволь и к семи пошли в ресторан. Официант встретил нас как старых друзей. Пригласил к тому же столику. Всё повторилось. Сашка с Мишкой уехали, мы с Лизой танцевали. Поехали к ней. Тот же пьяный родитель. В той же майке и такой же пьяный. Ночь не повторилась. Всё было еще прекрасней. Неужели этому нет предела, подумал я. Лизка богиня, жрица любви. Она была вкусная и сладкая. Хоть она и курила, но я не чувствовал привкуса табака в её поцелуях. Как она целовалась. Передать нельзя, это надо чувствовать. Про другое и говорить не о чем. Взлетел в небо и утром вернулся. Никогда не думал, что можно столько раз и так долго. Молодость есть молодость. Опять кафе «Север». Внутрь она меня не пустила. Сказала.
- Подожди, я сейчас.
Через минут пять она вернулась несколько огорченной.
- Ты когда улетаешь домой?
- В понедельник утром, ответил я.
- Жаль. Я три дня буду занята. Больше мы с тобой не встретимся. Не грусти. Может, когда и увидимся. Пока.
Поцеловала меня в щёку. У кафе остановилось такси. Она впорхнула в машину, напоследок помахав мне ручкой. Я стоял в расстроенных чувствах, а она укатила. Всё, такой девушки у меня никогда больше не будет, подумал я. Да и в Питере больше делать нечего. Расстроенный я пошел за своими друзьями. Они позавтракали и были в хорошем расположении духа. Мишка вернул меня к жизни.
- Не расстраивайся Санёк. В жизни ещё много прекрасных девушек. Встретишь и любовь свою.
Молодость, молодость.  Любая трагедия быстро проходит. И я позавтракал, хоть кусок, поначалу и не лез в горло. Надо осмотреть Эрмитаж, потом и домой можно ехать. Пошли. Как обычно, стали верхнюю одежду в гардероб, накинули войлочные тапочки, в буфет, даже не заглянули, хотя запах кофе манил и звал. Дорожка протоптана, миновали несколько залов, и попали в тронный зал. Большая англо язычная группа стояла в тронном зале. Они внимательно слушали экскурсовода. Я повернул голову и обомлел. Передо мною стояла молоденькая девушка, лет двадцати и на прекрасном английском языке рассказывала про царя Петра I. Девушка была изумительной, но не броской красоты. Скромное голубое платье, облегало стройную фигуру. Каштановые волосы до плеч, карие глаза, курносый носик, алые губки. Именно, на таких девушках и женятся. Я невольно начал сравнивать её с Лизой. Лизкой хочется обладать, а с такой девушкой хочется под венец. Тут экскурсовод, что-то начала говорить о Ф. М. Достоевском, я прослушал, отвлёкся, глядя на её красоту. Потом, прозвучало слово, сумасшедший дом. Я машинально вставил фразу, по-английски.
- Не правильно говорить сумасшедший дом. Они не поймут. Дом, не может сойти с ума. Надо сказать, дом страданий, а правильней,  просто, страдание, suffering, они сразу поймут.
 Англичане дружно закивали головами. Девушка уставилась на меня. Её глаза были чистыми и прекрасными. Не знаю, что на меня нашло. Наваждение. Другого слова я подобрать не могу. Я подошел к ней, взял её на руки и усадил на трон. Привычным движением встал на тумбу и сорвал со стены алебарду, и встал возле неё на одно колено. Раздались бурные аплодисменты. Англичане, может это были и американцы, я не знаю, устроили мне овацию. Таких аплодисментов я больше никогда в жизни не получал. В зал вошли три старушки, в серых, мышиного цвета платьях. Дальше всё пошло по сценарию. Через минуту я уже был на улице, в своей куртке и без тапочек. Ещё через минуту появились мои друзья. Как они смеялись, это надо было слышать. Они ржали, как кони, и валялись в снегу. Подняться они не могли. Тыкали на меня пальцем и хохотали. Всё это продолжалось минут пятнадцать. Сашка подняться не мог, он рыдал. Мишка совладал с эмоциями и произнёс замечательную речь.
- Заколдованный круг. Выпили коньячку, дальше тронного зала не прошли. Не пили коньяк, всё равно, дальше тронного зала пройти не смогли. Всё с Эрмитажем покончено, он нас не принимает, не доросли мы ещё до него. Идем, погуляем по городу.
 Пока они обтряхивали снег со своей одежды, из двери выскочила экскурсовод и направилась прямо ко мне. Я распахнул свой пуховик и сразу ощутил теплоту её тела. Она прильнула ко мне, быстро, заговорив.
- Хоть ты и дебошир, подожди меня, часа два. Я закончу экскурсию и выйду к тебе, погуляем по Питеру.
Как быстро выбежав ко мне, так же быстро скрылась. Я стоял с открытым ртом и не верил, что такая девушка обратит на меня внимание и будет гулять со мной по городу. Мои друзья категорически отказались ждать такое время. На термометре было минус пятнадцать градусов. Договорились вечером встретиться в ресторане «Баку». Они покинули меня, а я стал прохаживаться вокруг дворца. Я замёрз как цуцик. Сначала дрожал, потом перестал чувствовать ступни ног. Ещё немного и я бы превратился в сосульку, но тут наконец появилась девушка. Её звали Татьяной. Видя моё бедственное положение, она сама предложила пойти в кафе. Я долго отогревался.  Обычно, я говорю много, а тут, толи из-за холода, толи из-за смущения, я молчал, говорила Татьяна. Я её слушал внимательно. За небольшой промежуток времени, я во второй раз услышал рассказ о Питере и с такой же любовью. Она говорила, словно о любимом человеке. Я согрелся, и мы вышли на улицу.
- Идём на Невский, я расскажу тебе о нём, сказала Татьяна.
Интересно, что ещё нового я могу услышать? Она подходила к каждому зданию, гладила камни своей рукой и рассказывала. Нет, не исторические справки, ничего скучного. Она рассказывала, как прекрасно смотрится здание в солнечную погоду. С какой стороны нужно смотреть на Атлантов и Кариатид. Как прекрасен её Невский проспект. Она была живая, как ртуть. Словно ребенок перебегала от одного здания к другому. Я её слушал и восхищался ею. Не дорогая кроличья шубка, вязаная шапочка, сапожки на низкой танкетке. Словом, очень скромно одета, а выглядит как Богиня. Румяное красивое лицо и очень умные глаза. Я и не заметил, как мы прошли всю улицу. Было уже темно. Время пролетело, как одно мгновенье, хотя экскурсия длилась часа четыре, не меньше. Я пригласил Татьяну поужинать в ресторане.
- Не одета я Саша, для ресторана, да, и не люблю я ужинать там. Дома вкуснее и спокойнее.
Мне не хотелось терять такую девушку. Что значит Питер. Цветы там продаются и зимой. Я купил небольшой букет роз. Стал на одно колено и попросил, что бы она приняла цветы, а заодно, и пошла со мной,  ужинать. На этот раз она согласилась. В ресторане нас уже ждали Мишка и Саша. Они были в настроении, и когда я появился с Татьяной, начали ржать. Официант провел нас за наш столик. Зал был полон народу, но нас принимали как постояльцев. Татьяна сделала очень скромный заказ. От вина, и тем более от водки, категорически отказалась. В этот день и я не пил, хотя, после того, как сильно замерз, не отказался бы от рюмочки. Мои друзья, быстро отужинав, исчезли, и мы остались вдвоём.
- Откуда ты так хорошо знаешь английский язык, спросила Татьяна. Так в школе и в институте не преподают. Ты, что жил за границей?
Конечно, хотелось соврать. Пустить «пыль в глаза», но, что-то меня удержало.
- Да, так. Есть у меня «старая графиня», кстати, она родом из Питера, так она и научила.
- А меня мама выучила, её гувернантка научила.
Я посмотрел на Татьяну с вопросом, она тут же поправилась.
- Нет, у неё гувернантки не было. Мы из простой семьи. После революции у нас в городе много осталось гувернанток. Они брались за любую работу, надо было выжить в голодное время, вот мой дедушка и нашел такую, за небольшую плату и стол.
Потом мы танцевали. Таня прекрасно танцевала. Я не ожидал этого. Хотел и тут блеснуть, ан, нет, не получилось. Видимо её родители были очень правильные люди, ещё подумал я. Уходили мы последние из зала, опять, время пролетело незаметно. Жила она рядом. Минут пять, и мы стоим возле её дома. Так не хотелось отпускать её. Но, что я могу предложить этой девушке, я прекрасно это понимал. Я прижал её к себе и поцеловал в щёку. Она посмотрела мне прямо в глаза, её глаза не имели дна. Поцеловал в губы, она ответила мне. Как вкусно. Поцелуй длился вечность. Я, просто, своими губами, держал её губы. Ничего экстравагантного не было. Как будто впервые я целовался с девушкой. Первый невинный поцелуй. Сколько мы так стояли с ней, я не знаю, только почувствовал, что теперь она замерзает. Я простился с Татьяной. Она зашла в парадное, а я пошел ловить такси. Надо было добираться до гостиницы.  Я не сделал и двадцати шагов, как почувствовал, что кто-то бежит за мной. Оглянулся, это была Таня.
- Ладно, идём ко мне. Такого я ещё никогда не делала. Пошли.
Я оторопел, то ли по глупости, то ли от радости и на полусогнутых ногах поднялся с ней на второй этаж. Красивая, старинная входная дверь открылась со скрипом. Сразу понял, что попал в коммунальную квартиру. Там дух особый, различных жильцов. Мы еще не успели подойти к её двери, как открылась соседняя дверь, и на пороге показался неопрятного вида мужчина.
- О, гляньте, наша недотрога, наконец-то привела себе мужика, проговорил он и начал чесать свою волосатую грудь.
Видимо Питер действовал на меня, каким-то особым способом. Я спокойный человек и никогда ни на кого не нападал, а тут с размаху ноги ударил мужика в пах. Он попытался глотнуть воздуха, попятился назад в комнату. Загромыхал, наверно, железный таз, упал стул, потом, видимо и мужик. Я этого не видел. В комнате наступила тишина и больше я этой рожи не видел.
Таня открыла дверь, и мы вошли в чистую, скромную комнату. Она была перегорожена старинной ширмой надвое.
- Мы с мамой вдвоём тут живём, сказала Таня. Она сегодня у подруги ночует, приболела та. А ты я вижу хулиган, что все в Одессе такие. Соседа моего стукнул. Нет, поделом этому пролетарию. Так достает меня с мамой. Отпор ему не кому дать. Но зачем надо было алебарду со стены отрывать? Тебе американцы аплодировали не за это, а за английский язык. Они сказали, что так говорить умеют только английские лорды. Ты же цитировал Шекспира, из Гамлета.
Вот тебе и Юрьев день. Оказывается, я всё время в Эрмитаже говорил с Татьяной на английском языке и, даже, не заметил этого. Ну, графиня, огромное спасибо тебе за это. Таня вышла из комнаты и появилась через минут десять, уже переодетая в домашний халат. Я рассматривал старинные фотографии,  развешенные на стенах. Мне показалось, что одно лицо на фото я где-то видел раньше, но в квартире я был впервые и сразу отбросил эту мысль. Мне дали полотенце и я пошёл в ванну. Сказать, что вода была холодной, это ничего не сказать. Из ванны я пулей вылетел и прямиком кинулся в постель под одеяло. Наверно, это выглядело не вполне прилично, я и не знал, на какой кровати я буду сегодня спать. Татьяна потушила свет и легла со мной рядом. Она была тёплой, от неё пахло свежестью и любовью. Я прижался к ней. В висках застучало. Наверно, я сильно засуетился и услышал её шёпот мне на ухо.
- Не торопись милый, ты у меня первый мужчина.
От таких слов я полностью обомлел и оробел. Мы с ней целовались, почти, до утра. Это я сейчас понимаю. Она и целоваться то и не умела. Так, слегка напрягала, свои алые губки. Всё произошло на рассвете. Как бы случайно и невзначай. Сильно прижалась ко мне и расслабилась. Спали мы с ней не долго, ей утром надо было идти на работу. Она оделась, я собрался проводить её.
- Саша, поспи немного. Скоро мама прейдет, она тебя покормит завтраком. Вечером зайди за мной, погуляем по Питеру.
- Ты меня ставишь в интересное положение. Придёт твоя мама, а что я ей скажу. «Здрасте», я Ваша тётя, приехала из Киева и буду у Вас жить.
- Во-первых, я уже взрослая девочка и отвечаю сама за свои поступки. Во-вторых, мы с мамой друзья. И, в-третьих, я ей позвоню.
Она поцеловала меня в щеку и ушла. Вот так, вчера ещё не знакомый человек, просто так остался один в её квартире. Я прибрал постель и улегся на диван, слегка прикрыв пледом ноги. Не спал я уже третьи сутки. Уснул мгновенно. Как зашла Танина мама я не слышал. Проснулся от запаха оладьев, около  часа  дня. Её мама тихо сидела на стуле и смотрела на меня. Первая мысль, которая мне пришла в голову, сейчас скажет.
- Ну, что зятёк, обедать будешь?
Ничего подобного.
- Здравствуйте, меня зовут Антонина Викторовна. Вас, я уже знаю, Александр.
На стуле сидела, довольно пожилая женщина, опрятная, приятной наружности.
- Не удивляйтесь, что я такая старая. Поздно родила я Танюшу. Как-нибудь расскажу Вам эту историю. Садитесь кушать.
Я уже рассказывал вам, что привередлив в еде. Не то, что бы привык к деликатесам и изысканным блюдам, нет. Я не ем варёные овощи и жареный лук. И когда меня приглашают к столу, я предпочитаю отказаться от приглашения. Лучше быть голодным, чем неучтивым. Тут, я дал маху, думал, что только оладьи будут со сметаной. Ошибся. Антонина Викторовна принесла из кухни большую супницу. Я в страхе замер. Она налила мне полную тарелку щей. Мне, что щи есть, что принять цианистый калий, одинаково. Глядя в её чистые и милые глаза, я ни как не мог найти предлог, что бы отказаться. В общем, я одним глотком проглотил раскаленныё щи и, что бы они, не ушли наружу, схватил блин и всунул его себе в пищевод, поставил кляп. Щи обжигали желудок и рвались вверх. В это время я не видел себя со стороны, а жаль. Зрелище, видимо, неописуемое. Танина мама сильно изменилась в лице, видимо с испугу забыла номер телефона вызова скорой медицинской помощи и пыталась вспомнить его. Через несколько минут я уже соображал и мог говорить.
- Большое Вам спасибо, Антонина Викторовна, с небольшим сипением, я начал говорить. Всё было очень вкусно и добавки не надо.
- Да, что с тобой случилось. Ты покраснел как варёный рак, и я думала, что ты сей час умрёшь, от апоплексического удара.
- Всё гораздо проще. Я впервые в своей сознательной жизни попробовал щи, вообще, и варёные овощи, в частности.
- Так, что не вкусно? Тебе не понравилось?
- Если честно, то не разобрал вкуса.
- Так, дать тебе добавку?
Тут, наверно, я закричал.
- Нет, благодарю. Большое спасибо. А, вот, оладьи со сметаной будут в самый раз.
Я съел парочку, вкусно. Антонина Викторовна убрала со стола. Возникла  длинная пауза. Чего делать дальше я не знал. Выручила меня женщина.
- Давай я покажу тебе Невский, как я его вижу.
За несколько дней пребывания в Питере, это уже третья женщина, которая хочет мне рассказать об этой улице. Я принял её предложение, и как оказалось, правильно сделал. Она мне поведала такое, что у меня дух захватило до самой Одессы. Мы оделись и пошли на улицу. Антонина Викторовна не начала свой рассказ о домах Невского. Она начала рассказывать о людях, живших в этих домах, а главное, что они сделали хорошего для города и России. Эпопея. Она говорила, а я внимательно слушал. Моя экскурсия продолжалась около двух часов, а мы прошли всего несколько сот метров. Мы немного замёрзли, и я предложил ей посидеть в кафе «Север», заодно и может Лизу встречу, подумал я. Хотя помнил, что её в городе до понедельника не будет.
- Нет, в это кафе мы с тобой Александр не пойдём, тут проститутки собираются, сказала она, как будто ударив меня обухом по голове.
Вот и прозрение у меня наступило. Всё стало на свои места.  Лиза, красивое платье не по сезону и занятость. Да, но как она умела любить. От такой любви отказаться невозможно. Без доводов, примите как аксиому. Невозможно и всё! Учиться ни когда не поздно, но научиться этому нельзя, так как и насытиться. Хлеб не приедается.
- Что случилось с Вами Александр? Вы стали грустным.
- Да, так. Нахлынули воспоминания. Показывайте где кафе, в котором мы могли бы с Вами посидеть немного.
- Тут рядом, в переулке.
Она взяла меня под руку, и мы неторопливо пошли, по примыкающей к Невскому улице. Когда мы приблизились к четырёх этажному зданию, выкрашенному в ярко красный цвет, Антонина Викторовна остановилась.
- А ты знаешь Саша, в этом доме я впервые влюбилась. Сколько же мне было лет? Да, я только пошла в первый класс. Я тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения. Значит, это было в двадцать третьем году. Сколько помню себя, я всегда была голодной. В школе только каша и дома каша, без масла. В лучшем случае с рыбьим жиром. Можешь себе представить вкус и запах такой каши? Про мясо и фрукты я никогда и не слышала, не то, что пробовал. Мы часто приходили в этот дом. Тут жил профессор, как же его фамилия.
Задумалась. И вдруг назвала мою фамилию. Я всегда считал себя крепким человеком, но тут коленки мои задрожали.
- Мой отец был врачом и работал ассистентом у профессора. Профессор получал хороший паёк, но жил один и мы часто у него обедали. Это было за несколько дней до Нового года. Мужчины разговаривали, пока кухарка накрывала стол. В дверь позвонили, зашёл высокий, красивый, но плохо одетый молодой мужчина. Он был не брит, в грязном овчинном тулупе, и с заплечным мешком за спиной. Таких людей в то время в Питере было тысячи. Мешочниками их называли. Профессор встал со стула и обнял мужчину.
- Папа, в доме чужих нет, спросил он.
- Нет, сынок, все свои. Виктор Сергеевич с дочкой, ты его знаешь и наша кухарка Прасковья. Меня большевики не трогают, я им нужен. Иди, помойся и переоденься, скоро будем обедать, чем Бог послал и, что большевики выдали из съестного.
 Мужчина снял мешок и положил на стол большой свёрток, от которого изумительно пахло. Такого запаха я ещё никогда не ощущала, слюна, буквально закапала у меня изо рта. Он развернул бумагу.
- Отец. Тут колбаса домашняя, балык рыбный. Вот три яблока и апельсин. Да, и ещё две бутылки прекрасного самогона, выменял их на свои сапоги. Видишь, сам в лаптях пришёл. Рождество скоро, надо отпраздновать. Всё это из прекрасного города Одессы, благодатный край, хотя, ели ноги от ЧК унёс. Там до сих пор ещё расстреливают сотнями в день, устанавливают советскую власть.
- Хорошо Федя, да точно, я хорошо помню, он его Фёдором назвал, иди, приведи себя в порядок.
С каждым ее, словом у меня всё сильнее билось сердце. Требовался срочно аэродром для посадки. Я взял женщину под руку и повёл её в кафе. До него было метров сто, не больше. Заказал кофе, и стал слушать дальше.
- Через некоторое время появился Фёдор. Я когда его увидела, так и обомлела. Он был чисто выбрит и одет в офицерскую морскую форму с золотыми пагонами. Такую форму я никогда не видела. На левом боку у него висел кортик.
- Прошу прощения господа, что я по форме одет. Другого костюма у меня нет.
- Мы сели за стол. Такой еды я никогда в своей жизни не ела, вот почему и запомнила всё хорошо. После обеда мне достался апельсин. Скажу честно, эти три яблока мне так же достались в рождественскую ночь. Тогда новый год не праздновали. Мужчины разговаривали, а я подошла и начала теребить кортик. Фёдор посадил меня к себе на колени. Я заглянула ему в глаза и увидела бескрайную синеву моря. Наверное, я впервые была сыта, влюбилась моментально. Я играла с куклой и поглядывала на Фёдора. Мужчины, видимо, чтобы я не могла понять, о чем они разговаривают, перешли на французский язык, по-английски я уже неплохо понимала. Тебе наверно это не интересно слушать Александр. Что может интересного рассказать старая бабка.
- Да, нет, Антонина Викторовна. Как раз мне очень интересно.
- Не может этого быть, что тут может быть познавательного для тебя, скукота. Идем на Невский, я тебе о нем буду рассказывать.
- Пойдемте ка лучше домой, и Вы мне дальше расскажите о своей жизни, мне очень интересно. Вы сами не знаете, что рассказываете мне о моём прадеде и деде.
Из бокового кармана куртки я достал свой паспорт и показал свою фамилию. Глаза женщины стали влажными.
- Может однофамильцы. Такое совпадение только в кино бывает.
- Вот и в жизни случилось. Мой прадед, профессор медицины, Николай Фёдорович. Дед и Ваш возлюбленный Фёдор Николаевич. Мой отец, Евгений Фёдорович. Ну, а я, извините, как Вы только, что могли видеть, Александр Евгеньевич. Вот такая родословная получается.
Женщина меня обняла. Так в обнимку мы и пришли к ней в квартиру. Перед входом в её комнату, открылась дверь пролетария хама, но увидев меня, он тут, же захлопнул свою дверь обратно.
Антонина Викторовна села за ширму и рассказывая, вязала. Я полулежал на диване и слушал её рассказ.
- По большому счёту и рассказывать больше не о чем. Фёдор редко покидал дом. Всё своё свободное время я пыталась проводить с ним. Он меня учил английскому и французскому языкам. Три месяца длилась наша дружба с ним. В марте, после смерти Ленина, арестовали профессора и убили его в ЧК. Ваш дедушка исчез и больше я его никогда не видела. Вот и вся история любви. После школы я поступила в Университет, на искусствоведа и подрабатывала в Эрмитаже. Я тогда училась на третьем курсе, когда к нам домой зашёл молодой человек. Мой отец хорошо знал его и познакомил нас. Он был старше меня на десять лет. Принадлежал к серьёзной дворянской фамилии. До революции окончил пажеский корпус. При Советской власти в институт он поступить не мог и работал чертёжником на судостроительном заводе. Через неделю он при моём отце сделал мне предложение. Я с радостью приняла его. Свадьба была назначена через месяц. На следующий день я пришла к нему в его маленькую квартирку на окраине Питера. Он пытался меня отправить домой, но я была молода, красива и упорна. Ночь с любимым была прекрасна. День свадьбы мы решили перенести на завтра. Тогда с этим было просто. Пришёл в загс, расписались, пятиминутное дело. Он ушёл на работу, а я осталась прибирать комнату, в это время у меня были каникулы. Я мыла полы, когда появился Алёша, следом за ним зашли трое в кожаных куртках.
- Кто это, спросили они.
- Моя уборщица, ответил Алексей.
Записали мою фамилию и домашний адрес.
- Вы гражданочка идите к себе домой, возможно, с вами захотят позднее побеседовать. Вы Алексей Петрович следуйте за нами.
Больше Алёшу я никогда не видела. Наверно и его убили. Мой отец негодовал. Так я узнала о смерти своей матери в семнадцатом году. Её изнасиловала пьяная матросня, потом закололи штыком. Просто взяли и забрали чужую жизнь. Перед окончанием университета пришли и за моим отцом, его били прямо на моих глазах у нас в квартире. В той комнате, где живёт сейчас этот пьяница, которого ты ударил. Мне Таня рассказала об этом. Зря ты это сделал. До него все равно не дойдет, мараться об него противно. Вся эта квартира принадлежала нам, но постепенно вселяли «товарищей», так осталась эта комната. Отца увезли. Я побежала и спряталась в Эрмитаже. Там работал отца друг, он был зав отделом. Ещё до революции он сильно помогал большевикам и был у них в почете. Лично знал Ленина. Я ему рассказала об аресте отца. Со словами, сволочи, что творят, он ушёл в ЧК. Пришел через несколько часов.
- Вот гады, такую идею опошлили. Равенство, братство. Чушь собачья. Всё, отца твоего расстреляли. Тебя не тронут, можешь спокойно ночевать дома.
В тридцать девятом и его забрали. Проще сказать, кого не тронули. Я окончила институт,  работала искусствоведом и экскурсоводом в Эрмитаже. Мало кто знал иностранные языки в нашем учреждении в то время. Дома, почти не находилась. Меня не трогали. Началась война. Эвакуация Эрмитажа. Самое ценное увезли, но очень много экспонатов осталось. Мы всё перенесли в подвальные помещения. Там и жили. Блокада. Про нас стали забывать. Сто двадцать пять граммов хлеба в день. Ели всё, что могли. Переловили всех кошек в Эрмитаже, их было очень много раньше, затем и крыс ловить научились. Умерших сотрудников складывали в холодный подвал. Вынести их на улицу не было сил. Весной, я уже умирала. Лежала, и встать не могла. Нас с подругой нашли солдаты. Накормили и обогрели. Стали получать больше хлеба. Раз в неделю солдатики приносили несколько банок американской тушенки. Я одного из них хотела отблагодарить, но когда разделась, у него слёзы потекли из глаз. Ты не поверишь, я весила ровно два пуда, тридцать два килограмма. В мае я села в большом зале на фортепиано, напротив зеркала, открыла окно и на меня светило солнце. Моё тело впитывало солнечную энергию. Я расчесывала волосы, пардон за подробности, вычёсывала вшей, смотрела на себя в зеркало и плакала. Плакала от счастья, я поняла, что выживу. Выжила я и ещё несколько сотрудников музея. Из нашего подвала вывезли полную грузовую машину трупов. Страшное зрелище. После любой войны начинается мирная жизнь. Никакой личной жизни у меня не было. Я и музей. Вот, что у меня было. Мне исполнилось сорок три. Я уже и не знала, женщина ли я. К нам приехал из  Москвы знаменитый реставратор. Он сутками просиживал с одной картиной. Мы как-то с ним подружились. Я кормила его домашними обедами и пригласила его к себе на Первое мая. Мы обедали. Потом долго спорили о картине. Время пролетело незаметно, и уже было за полночь. Я ему постелила вот на этом диване, который рядом со мной. Он не приставал ко мне, это я улеглась рядом с ним. Что такое бабье счастье, я так и не узнала. Одна ночь, проведенная с любимым мной Алешей, да и с реставратором, что-то быстро всё получилось, и он уснул. Я до утра бродила по комнате. Утром он ушел, а восьмого мая уехал к себе в Москву. Через два месяца я поняла, что беременна. Какое счастье. Родилась Танюша. Я ей дала отчество Алексеевна. Алёша, там, на Небесах, не осудит меня за это.
Я её перебил.
- А почему Вы не сообщили Таниному отцу, о рождении ребёнка? Может быть, он бы с удовольствием принял её.
- А зачем? Кто я ему? Хотя, может быть ты и прав, но тогда я об этом не думала. Когда Таня подросла и спросила, кто её отец, я уже знала, что реставратор умер. Придумала легенду. Когда Тане исполнилось восемнадцать лет, я ей все и рассказала. Танюша у меня хорошая девушка. Я не знаю, в каких вы отношениях с ней, не обидь её, она моя кровиночка. А сегодня, я ещё и сына приобрела. Внука моей первой детской любви.
Мне стало хорошо и приятно. В комнате было тепло и уютно. Женщина ещё, что-то рассказывала, но я постепенно погружался в сон, я видел Танюшины глаза и ощущал запах её волос. Этот запах я сохранил в своей памяти на всю жизнь. Проснулся я от того, что сильно хлопнула дверь. Татьяна не вошла, она ворвалась в комнату.
- Мама, Саша пропал. Его разыскивают  друзья. Где он ты не знаешь?
- Доченька, да Бог с тобой. Вон он на диване спит, как сурок.
Таня подбежала ко мне и поцеловала меня в щёку. Ну, слава Богу, нашёлся.
Да, я и ни куда не пропадал. Мы с Антониной Викторовной гуляли по Невскому, она мне много интересного рассказала. Потом сидели дома и ждали твоего возвращения с работы. Вот и вся история моей пропажи.
- Выйди на улицу. Там твои друзья тебя дожидаются.
На всякий случай я куртку на себя не одел. Не хотел ночевать в гостинице. Хоть на коврике, на полу, но рядом с Татьяной. Вышел Мишка с Саней меня поджидали.
- Мальчишки, начал я. Какую я встретил замечательную девушку. Всё женюсь. Летом свадьба, правда, невеста об этом ещё не знает.
Сказать, что они засмеялись, это ничего не сказать. Ржали как кони.
- У нас опять свадьба, начал Мишка.
- Балбесы Вы, таких девушек во всём мире, раз, два и обчёлся. Дуйте в гостиницу. Завтра в десять в столовой встречаемся. Пойдём в Эрмитаж. Теперь у нас свой гид есть.
Опять хохот. Теперь речь держал Сашка.
- Ну, хорошо, что нас одних выкидывали из тронного зала, теперь ты хочешь, что бы и твою невесту с работы турнули.
Они, смеясь пошли к автобусной остановки, а я пошел в дом. Татьяны мама накрывала на стол. Еда оказалась не хитрой и, слава Богу, ту которую я с удовольствием ем. Картошка варёная в «мундире», селёдка, немного мяса. Хлеб, масло. Чай. Потом разговаривали. Много, много. Антонина Викторовна поведала Тане историю с моим дедом. Таня не верила.
- Все одесситы такие. Соврут и не покраснеют.
Пришлось звонить домой. Хорошо, что отец был не в рейсе. Я набрал домашний номер телефона.
- Привет папа. Да всё хорошо, скоро буду дома. Питер прекрасный город. Много новостей, особенно для деда. Я даже, нашёл его дом и его знакомую. Приеду, расскажу. Тут одна девушка хочет с тобой побеседовать. Не спрашивай ничего, а то она подумает, что мы с тобой сговорились.
Трубку телефона я передал Татьяне.
- Добрый вечер, начала она. Извините, я не знаю Вашего имени и отчества, слукавила она. Да, спасибо. Я поняла Евгений Фёдорович. А как зовут Вашего отца. Спасибо. Мне больше ничего не надо. У Вас замечательный сын. До свидания.
Передала трубку мне.
- Да, всё в порядке папа. Приеду, расскажу. Всё, всем привет.
Я положил трубку.
Ну, что, получила. Все одесситы лгуны. Да мы самые честные люди на свете.
Тут меня и понесло. У меня сложилось впечатление, что я живу здесь очень долго и это всего лишь лёгкая перебранка между супругами. Вот такие у нас сложились отношения с Татьяной, за не полные, двое суток знакомства. Перешли на английский язык. Тут я блистал. Татьянина мама выручила дочку и перешла на французский. Вот тут получилась осечка. Да была права старая графиня, учить языки это в радость. Так мы засиделись до глубокой ночи. Татьяна принесла мне раскладушку и начала её застилать.
- Танюша, покажешь нам завтра Эрмитаж, а то мы с друзьями дальше тронного зала ни как не можем попасть.
Она улыбнулась этим словам.
- Завтра и послезавтра в Эрмитаже выходные дни. Сейчас мало посетителей и в воскресенье решили сделать санитарный день. Ты когда улетаешь к себе?
- Как раз послезавтра, в понедельник, утром самолет. Жаль, так и не увидел Эрмитаж. Ничего, скоро приеду и осмотрю его, теперь у меня есть свой гид.
- Эрмитаж невозможно осмотреть за один день, неделю, или год. На это нужно потратить всю свою жизнь. Некоторым и жизни не хватает. Эрмитаж, это не музей, Эрмитаж, это культура, огромный культурный пласт, человеческая эпоха, от прямо хождения до сегодняшнего дня. Как это всё можно увидеть за столь короткое время
Когда я ей сообщил о своем отъезде в понедельник, её глаза стали влажными. Потом, они резко высохли, в них появился огонь. Глаза её светились. Если бы эти слова сказала бы её мать, я бы понял всё сразу. Но говорила молоденькая девчонка. На уме у неё должна была быть любовь с поцелуями. Ах, как я её не понял тогда. Наверняка, моя жизнь пошла бы по-другому. Но, что говорить в сослагательном наклонении. Поезд уехал. На помощь мне пришла, как я думал, моя будущая тёща.
- Танюша, покажи ребятам свой кусочек Эрмитажа завтра. То, что ты особенно любишь и ценишь. Тебе разрешат, я знаю. Тебя уважает директор. Если хочешь, я ему сама позвоню, завтра утром, мы с ним хорошие приятели, ты это знаешь.
- Хорошо мама, я свожу их завтра в Эрмитаж, хотя и планы на завтра у меня были другие.
- Вот это по-нашему, по-питерски, дочка. И перестань ты стелить эту раскладушку. Ты посмотри на себя в зеркало. Твои глаза горят огнём. Я крепко сплю за ширмой, и мешать вам не буду. Спокойной ночи дети мои.
Я думал, что Танины глазки зажглись от рассказа об Эрмитаже, но её матушка рассудила по-другому.
 Всё было этой ночью, что и положено мужчине и женщине. Не было сумасшедших страстей, не было «Седьмого неба». Просто, была любовь. Тёплая, мягкая спокойная. Татьяна прижалась ко мне, да так, что мне казалось, что она хочет, что бы у нас на двоих было одно тело. Столько в своей жизни я больше никогда не целовался. Зимняя ночь длинная, но нам с ней было мало ночи. Она, видимо хотела провести и оставшийся день наедине со мной, но утром мы пошли в Эрмитаж. Сначала зашли в столовую, она была закрыта, воскресенье, выходной день и мои друзья поджидали нас рядом. Они не позавтракали и выглядели сурово.
- Мальчишки, ну, что с вами случилось. Вчера всё время смеялись, а сегодня выглядите так, как будто вас ведут на казнь. Идёмте, я вам покажу свой Эрмитаж. Мы зашли со служебного входа. Сняли верхнюю одежду, и надели тапочки. Пошли. Когда проходили тронный зал, все дружно начали смеяться. Наконец мы прошли дальше. Татьяна подошла к небольшой картине, висевшей в углу зала. Картина выглядела необычно. Портрет молодой женщины, выполненный маслом. Всё было выполнено до мельчайших подробностей, как фотография. Но какими яркими красками была написана картина, по сравнению с другими картинами, она прямо горела. Мы бы никогда не обратили на это внимание. Ну, висит себе, пусть и висит на стене. Татьяна начала свой рассказ.
- Посмотрите мальчики на это полотно. Я понимаю, что Вы не искусствоведы и что такое импрессионизм Вы ни когда не слышали. Но смотрите внимательно. Картина шестнадцатого века. Её приобрела императрица Елизавета. Это полотно постоянно хотят отправить в запасники, но пока я здесь работаю, этого не произойдёт. Так, что вы видите?
Мишка впялился в картину. Я пожалел о том, что мы привели его сюда. Больше он с места не сдвинулся. Он, просто, смотрел и молчал. Это картина полностью поменяла его жизнь, о чем я расскажу позднее. Сашке было всё равно, и он праздно шатался по залу. Я смотрел на картину и пытался понять чего от меня хотят.
- Саша, ну, что ты не видишь? Посмотри с разных ракурсов. Картина состоит из множества разноцветных геометрических фигур, наложенных друг на друга, да так искусно, что сразу и не заметишь. Это не двадцатый век, а шестнадцатый. Вот с чего начался эмприсионизм.
Честно скажу, я долго ходил возле картины. Да, красиво написано, да, изображена красивая и молодая женщина, но удивления не было. Не всем дано такое цветоощущение и объём изображения. Не моё это. Я честно признался в этом. Мишку от картины оторвать мы не смогли, он остался один в зале. Мы посмотрели ещё несколько полотен. Что я мог сказать по своему слабоумию. Красиво. Несравненно красиво. Прошли ещё несколько залов. Саша пошёл забирать Михаила от той картины, а я с Татьяной остался один на один. Помню только, что рядом лежал какой-то фараон в саркофаге с намертво прикрученным стеклянным колпаком, а то бы я его попросил бы подвинуться немного. Я обнял Татьяну, и мы целовались часа три не меньше. По пришествию времени могу спросить, кто из вас целовал любимую девушку в Эрмитаже? Наверно, я такой один на Земном шаре. Наше уединение нарушили чьи-то шаркающие шаги. Смотрительница музея искала Татьяну. Мы пошли назад к выходу. Миша продолжал стоять напротив картины, мы силком его выдворили к выходу. Вскоре появилась и Татьяна. Она сияла от счастья.
- Ой, мальчишки, вы мне принесли удачу. Только, что была у директора музея, академика Пиотровского, я знаю его с раннего детства. Я выросла в Эрмитаже. Он только, что дал добро на написание дипломной работы, скорее всего и кандидатской диссертации, вот по той самой картине, что очень понравилась Михаилу. Я так счастлива. Он принял мою теорию. Я Вас всех так люблю.
Тут прорезался голос у Сашки.
- Хорошо бы позавтракать, заодно и пообедать. Можно и водочки на счастье выпить. Не подмажешь, не поедет.
 Мы отправились в свою штаб квартиру, в ресторан «Баку». Так рано нас не ждали, но приняли здорово. Перед тем, как сделать заказ, меня отозвал в сторону официант.
- Вы вчера не ужинали у нас. Может быть, у вас деньги кончились? Я бы с удовольствием приобрел у Вас часы, скажем, за рублей сто.
- Спасибо дорогой за беспокойство. Денег достаточно. Завтра улетаем домой, сегодня гулять будем. Насчет часов, это ты хорошо заметил. «Omax», с хрустальным стеклом, сегодня стоит пять сотен. Я его не продам и за миллион, подарок деда на шестнадцатилетие. Слишком дорог он для меня, как память.
Погуляли мы хорошо и на славу. Шашлык, балык, красное вино и водка. Татьяна больше бокала вина за день никогда не выпивала, а тут я её так напоил. Своих товарищей посадил на такси. Договорились встретиться утром в аэропорту. Они пытались забрать у меня билеты на самолёт, но я им не отдал их. Побоялся, что могу и не улететь завтра, а так, хочешь, не хочешь, а в аэропорт ехать придётся. С Татьяной прошлись, подышали свежим воздухом. Забавная она была под хмельком. Розовощёкая и воздушная. Смешная и красивая. По дороге я купил пять белых роз. Да, в то время в Питере можно было купить цветы зимой. В Одессе, кроме грузинских гвоздик, ничего другого достать было не возможно. Хотел купить больше, но мы хорошо погуляли, и денег у меня оставалось ровно столько, что бы доехать до аэропорта. Татьяна протянула руку за цветами.
- Чуть позже, дорогая, я вручу тебе этот букет, сказал я ей.
Мы пришли домой. У меня даже не поворачивается язык сказать, к ней домой. Я так обжился там. Зайдя в комнату, я стал на одно колено и при её матери попросил её выйти за меня замуж.
- Я понимаю, что мы знакомы несколько дней. Молоды мы, нет сомнений. Мне всего двадцать лет. Я не прошу, что бы ты ответила сейчас. У тебя есть полгода, что бы подумать. Летом Вас обоих я приглашаю в Одессу, там всё и решим. У меня родители нормальные люди, всё поймут правильно, да и дед будет на моей стороне.
Букет я положил у ног Татьяны. Её мама пустила слезу.
- Утро вечера мудренее, поживём, увидим, сказала она. Я рада за вас обоих. С моей стороны возражений нет. Решайте сами. Но, а как, же Эрмитаж? Татьяна не захочет покидать Ленинград.
- Мне нравится этот город. Я люблю Петербург. Тут жили мои предки, так, почему я не могу тут жить. Переведусь учиться сюда. Проживём, голова и руки есть. Хватит Вам в бабьем царстве жить. Бог даст, и внуков воспитывать будете.
 Татьяна подняла с пола букет, и все это время молчала, потом и она держала речь.
- Мама, он меня специально сегодня напоил. У меня сегодня счастливый день. Не знаю, выйду ли я за тебя замуж, хотя серьёзных возражений у меня нет. Жалко, что ты в картинах ничего не видишь. У меня появилась серьёзная и любимая работа. Столько счастья сразу не бывает.
 Татьяна пошла, ставить цветы в вазу, а я сел за стол и печатными буквами, что бы было понятней, написал свой домашний адрес.
- Антонина Викторовна, вот возьмите. Молоденькие девушки забывчивы и ещё чего доброго может потерять адрес. Вы другое дело, к Вам доверия больше. Она поцеловала меня в щёку, открыла старинный шкаф и положила мою записку в шкатулку. Теперь я был спокоен.
- Сашенька, можно я буду так тебя называть. Я ухожу к подруге, она живёт не далеко, проводи меня, по дороге и поговорим.
Я надел куртку, и мы пошли по улице.
- Ты знаешь Саша, сегодня мало благородных людей, но я верю тебе. Твои глаза не врут. Я мало знакома с сегодняшней молодёжью, да и в жизни, кроме смерти близких мне людей и картин, больше ни чего не видела. У вас обоих светятся глаза. Таких глаз, как сегодня у Татьяны я ни когда у неё не видела. Она счастлива. Пусть Бог бережёт Вас обоих. Вот мы и пришли. В скором времени я тебя не увижу. Дай я тебя поцелую.
Она поцеловала меня в щёку и перекрестила. Больше я эту женщину ни когда не увижу, но этого я ещё не знал. Я побежал уже к своей Татьяне. Прощальная ночь была более пылкой, нам ни кто не мешал. Мы хотели на любиться, на полгода вперёд. Не было не земных страстей, не было и «седьмого неба». Нам было хорошо вдвоём и всё. На Земле стало на два счастливых человека больше. Утро пришло так же неожиданно, как я и встретил Татьяну. Она хотела провести меня до самолёта. Но к чему, что бы видели её мокрые глаза, кому нужно это зрелище. Мы расстались у неё дома. Поцеловали друг друга, и я уехал. В аэропорту меня уже ожидали мои товарищи. Мишка больше не смеялся, а вот Сашка всё время подтрунивал надо мною. У меня не было настроения пререкаться с ним. Я сел в кресло самолета, пристегнулся, закрыл глаза. В носу чувствовал запах Татьяниных волос. Крепко уснул. Проснулся, когда самолет коснулся земли в Одессе. Одесса нас встретила прекрасной солнечной погодой с капелью и лужами. Кроме мелочи, ни у кого в кармане не оказалось и рубля. Но я помнил одну хорошую пословицу. Подальше положишь, поближе возьмёшь. Перед отъездом, на остановке, возле аэропорта, я под деревом закопал десять рублей, так, на всякий пожарный случай. Они то и выручили нас. Мы разъехались на такси по домам.
Дома родителей не оказалось. Мама была на работе, как и положено советскому человеку. Отец был в порту по своим делам. Меня распирало от счастья и новостей, и я отправился прямёхонько к деду. Долго и подробно всё ему рассказал. И о его доме и рассказе Антонины Викторовны. О Невском проспекте, как три женщины совершенно по-разному видят эту улицу и о своей любви к Татьяне. Пожалуй, про Лизу, почти ничего не упомянул. Она для меня была уже в прошлом.
- Да, я помню эту девчушку, милое создание. Она всё время пыталась меня поцеловать в губы. Я бы тебе ничего не рассказывал сейчас, но ты уже взрослый, понимаешь, что не все можно говорить, даже, близким друзьям.
Тут я услышал голос бабушки.
- Федя не надо. Хватит и тебя одного в нашем роду, что не набегался?
- Сима, я тебя прошу, не вмешивайся. Ничего такого страшного я не поведаю. Сегодня не тридцать девятый год. Не расстреляют и «усатый» давно издох.
Кто такой «усатый», я тогда не понимал, но лишних вопросов не задал.
- Так вот Саша. Я тогда со своим товарищем хотел покинуть пределы России, пардон, Советского Союза. Были за мной грешки, которые «товарищи» мне ни когда не простили бы. Короче, хотели сбежать через турецкую границу. В Батуми починили фелюгу и ночью под парусом пошли на юг. Должны были за часа два пересечь границу. Нарвались на сторожевой катер. Нас обстреляли и мы повернули. Ели ушли от погони.  Дошли под парусом до Сухуми, а там по военно-грузинской дороге добрались, сначала до Ялты, потом и в Одессу попали. Товарищ остался ждать иностранного парохода, что бы попробовать пробраться на него перед отходом из порта, а я решил, что не судьба, да, и на чужбине жить, не очень хотелось, вернулся в Питер. Отца в двадцать четвертом году убили в ЧК, а я побежал по стране. Благо, она у нас огромная. Одному бегать стало скучно, вот я и женился на твоей бабушке, начали бегать с ней вместе. Более знать тебе ещё не пришло время, но хочу сказать тебе. Не знаю, как выглядит твоя Татьяна, но бабушка твоя была необыкновенной красоты.
- Федя, почему была, вставила бабуля.
- Нет, ты и сей час, прекрасна, слов нет. Но тогда выглядела Богиней. И встречался я с твоей Бабушкой дольше. Это с твоей стороны легкомысленно, через пару часов знакомства, сразу думать о женитьбе.
- Да, да. Расскажи внуку. На сутки больше он встречался со мной, и то потому, что двадцать четыре часа мне рассказывал, как он бегает по стране.
- Это чистая, правда. Сначала я ей сделал предложение руки и сердца. Бабуля посмотрела на меня и сказала.
- Если Вы молодой человек обещаете мне, что я ни когда не буду работать на пролетариев, я согласна.
- Что бы, не засидеться в девках, тут же уложила меня в постель.
- А, вот этого тебе говорить не следовало бы. Что внук подумает о нас с тобой.
- Не волнуйся Серафима, он и сам влюблён. Смотри, как у него сверкают глазки. Поженились мы с твоей бабушкой, только, через год, в тихом городке на Волге. Я там нашёл приличную работу, и ЧК была далеко, правда, уже название было другое, но смысл был тот же, к «стенке». Хорошо бы увидеть Антонину. Есть, что вспомнить. Молоденькая, наверно.
- Увидишь летом. А, вот до бабули ей, действительно, далеко. Жизнь потёрла и потрепала её сильно. Я тебе ещё про блокаду не рассказал.
Дома, я не так пылко рассказывал о Татьяне. Родители отнеслись к моему рассказу спокойно. До лета времени полгода. Молодой еще, всё может измениться.
Для девушек, как жених я умер. Нет, я не ушел в монастырь, и вел обычную студенческую жизнь. С девушкой меня хватало только на одну ночь, или на несколько свиданий. Ни одна из них не могла мне подарить такого счастья, как делала это Лизавета и такой любви, как с Татьяной.
Учеба, спорт. Молодость. Время быстро бежит. К своему сожалению, я не получил ни одного письма от Татьяны, думал, приедет и всё расскажет. Чего придавать свои мысли бумаге. Сам же ей написать не мог, почтового адреса я её не знал. Даже номера дома. Пытался через телефонную компанию определить её номер, но тогда больше месяца информация не хранилась о простых звонках. Не было цифровой связи. Вот и лето пришло. Сессию сдал отлично. Мишка немного отделился от нас. Он мечтал стать хирургом, а тут, вдруг, занялся психиатрией и нервными болезнями. Да и ещё как. Целыми днями пропадал на кафедре. Взял научную работу. Сашка собирался всё лето провести на пляже. Его девиз, ни дня без моря. Он успешно выполнял поставленную задачу. Точно помню эту дату. Тридцатое июня, половина второго дня. Звонок в дверь. Открываю, стоит почтальон.
- Вам телеграмма. Распишитесь.
Я расписался. Хорошо, что не на пляже, кто бы тогда получил бы телеграмму. Читаю.
- Встречай первого. Прилетаю из Питера в десять. Пробуду у тебя целых три недели. Целую.
Я чуть не задохнулся от радости. Ура! Моя Танюша, наконец, то прилетает. Сообщаю вечером эту новость своим родителям. Мама, как всегда молодец.
- Сынок, ты уже взрослый и сам знаешь, что делаешь. Мы только глянем на твою Татьяну и уедем на дачу. Мешать вам не будем. Смотри, только, не наделай глупостей. Молодость и разум не всегда дружат друг с другом.
Утром, я с букетом цветов, за час до прилета самолета был уже в аэропорту. Всё время смотрел на небо. Ни тучки и ни облачка. Только яркое южное солнце. Объявили о посадке самолета. Я встал за колонну, хотел неожиданно подойти к Татьяне, так сказать, усилить эффект. Начали выходить пассажиры, Татьяны всё не было и вдруг вижу, как наваждение, с чемоданом появляется Елизавета. Не может такого быть, что бы они прилетели одним рейсом. Все, что угодно, я мог ожидать в жизни, но только не это. Аэровокзал опустел. Лиза стояла и ждала, было видно, что она нервничает. С натянутой улыбкой я подошел к Лизе. Она кинулась мне на шею и поцеловала прямо в губы. Что вкусно, то вкусно. Так как она умела это делать, никто не мог сравниться с ней. Я почесал затылок, взял Лизин чемодан и пошёл к выходу.
Видимо, у меня было «кислое» выражение лица.
- Ты, что мне не рад, надув свои прелестные губки, спросила Лизавета.
- Да, рад я, очень рад я. Жарко сильно, вот и немного устал. Я очень рад тебя видеть. Такая женщина рядом, это огромное счастье.
Тут, я действительно не покривил душой. Лизка выглядела великолепно. Высокая, стройная и длинноногая. Белые, облегающие шорты, голубая футболка. Под футболкой, она сама. Лифчик она не носила принципиально. Соски торчали из-под тонкой материи. Да, что там говорить. Ослепительной красоты блондинка. Только мы вышли на привокзальную площадь, все мужики открыли рты, при виде такой девушки. Настроение моё резко улучшилось, хотя, я и ждал другую девушку, но рядом с Лизой я чувствовал себя, если не королем, то принцем, точно. Такую девушку в общественном транспорте возить не полагается. Я взял такси, и мы поехали ко мне домой. Лизка прижалась ко мне, хотя и было сильно жарко. Водитель не смотрел на дорогу, а пялился в зеркало заднего вида, рассматривая Лизу. Я, же, мучился вопросом, как Лиза узнала мой домашний адрес, я ей его не давал. Одесские дороги, ни чем не лучше были, чем сейчас, но машин в разы было меньше и через десять минут мы подъехали к моему дому. О времена, на таксофоне выбило семьдесят шесть копеек, я дал два рубля и мы вышли из машины. Тут, я испугался еще больше. Папа в порыве галантности, поприветствует Лизу именем Татьяна, ведь родители знали, что едет Таня, а тут Лиза. Я открыл дверь и не дал отцу право первого слова. Я сразу, с порога выпалил.
- Родители, познакомьтесь, это моя Лизавета приехала.
Видимо, папа, таки хотел первым произнести свой монолог, но остался с раскрытым ртом. Во-первых, он не понял, почему Лиза. Во-вторых, его поразила изумительная красота девушки. Маме пришлось хлопнуть отца по спине, что бы он закрыл рот. Мой папа был сражен на повал, и теперь он только смотрел на Лизку. Та, сразу поняла, где «собака зарыта», подошла к моему отцу и поцеловала его в щеку. Что вызвало восторг у папы и молнии в глазах у мамы. Лизка это сделала классно. Родители хотели побыть с нами несколько часов, прежде чем уехать на дачу, но теперь об этом и речи не могло быть. Мама, тут же инициативу взяла на себя.
- Так детки, хоть вы уже и думаете, что вы взрослые. Мы с папой едем на дачу, вы остаетесь дома одни. Не наделайте глупостей. Женя,  бери сумки, и поехали, нечего тебе с открытым ртом стоять.
 Они ушли. Я в окно видел, как мама, что-то объясняла папе, когда они вышли из парадного. Папа разводил руки, видимо, оправдывался. Да, Лизка могла свести с ума любого мужика. Что, правда, то, правда. Моё сердце, уже колотилось в груди, предвкушая долгие, долгие любви обильные ласки. Татьяна была забыта, или, по крайней мере, отодвинута на второй план.
Душ Лиза принимала не долго. Я улетел в облака. За окном была ночь или день, не имело значения. Один раз я, правда, выбегал на улицу за бутылкой красного вина. В домашнем баре были только крепкие напитки, в виде, кукурузного самогона, именуемого, лучшем в мире виски «Балантайн» и нашей обыкновенная русская водка. Тогда, мне еще не требовался такой допинг. В короткие часы отдыха мы опустошали холодильник. Благо, мои родители позаботились об этом, забив его до отказа продуктами, в столь такое голодное время, которое постоянно было в Советском Союзе. Мы ели сыр и сухую колбасу. Я нашел в чулане ящик со сгущенным молоком, это действительно, был прекрасный допинг. Силы восстанавливались быстро, и мы продолжали заниматься любовью. Двое суток пролетели в мгновенье. Лиза, наверняка, могла продолжать это дело, но мне требовался отдых. Я предложил ей поехать на пляж. Море, солнце и воздух, должны были восстановить мое подорванное здоровье. Не все так быстро. Лиза захотела показать мне свой новый купальник. Слово купальник, это громко звучит. Если всю эту ткань разложить на столе, то дай Бог, что бы там оказалось десять квадратных сантиметров материи. Сегодня носят купальники с малым количеством квадратных сантиметров ткани, поверьте мне, в её купальнике было еще меньше. Когда она одела, эту прелесть на себя, пришлось отложить на два часа поездку к морю. Откуда только силы взялись.
Одесса кажется огромным городом, но из любого конца города, не считая Слободки до моря, десять минут езды, любым транспортом. Мы поехали на троллейбусе. Вышли из него, немного раньше. Я хотел показать Лизе прибрежную зону. Солнце было высоко. Мы пришли на знакомый мне пляж. Друзья были уже на месте. Мишка с Сашкой так и обомлели, когда увидели со мной Лизу. Они в Питере видели её, но она была в платье, но теперь они увидели её голой, если не считать её купальник одеждой. Еще раз с восторгом скажу, великолепной и неподражаемой красоты девушка. Я понял, что сейчас, начнутся скандалы на пляже. Все окружающие мужики впялились в Лизку и не обращали внимания на своих дам. Я сказал об этом Лизавете, но она, раскрыв широко свои бархатные глазки, ответила.
- Что прикажете мне паранджу надеть, я на море и хочу загорать.
- Ты сильно обгоришь, заметил я ей. Посмотри, какая у тебя белая кожа. Полчаса и ты будешь вся в волдырях.
- Сашуля, не беспокойся. Загар мне не повредит. Я умею загорать.
- Да, где там у вас на Балтике загорать можно. На пляже все синие от холода на песке лежите. Сейчас градусов сорок на солнце, вмиг обгоришь.
- Все будет хорошо, не беспокойся. Мужики поглазеют. Им надоест и отвяжутся.
 На том и порешили. Лиза неплохо плавала, мы с ней заплыли далеко в море. Легли на спину, смотрели в безоблачное небо, болтали ни о чем. Действительно, Лиза начала покрываться бронзовым загаром, ни какого покраснения кожи не было. Мы сидели на подстилке и играли в подкидного дурачка. И тут Лиза, в мгновенье ока сняла с себя лифчик, так не принужденно, как будто мы были одни на пляже. Я понял, с ней можно находиться, только, на «диком» пляже, иначе скандал неминуем.
- Лизочка, оденься, взмолился я.
- Так останется белая полоска на спине, а я хочу вся загореть.
- Ты бы еще трусики с себя сняла, тогда, точно, все мужики свернут себе шеи.
- Если честно, то я так и хотела сделать, но боюсь, что «туда» попадет песок, ну ты понимаешь, о чем я.
- Оденься, прошу тебя, взмолился я. Завтра с утра пойдем на «дикий» пляж, там делай, что хочешь, никто на тебя не будет обращать внимание. Хорошо, Лизонька моя.
Мои слова её убедили и она оделась. Если можно так назвать ту тоненькую полоску ткани, именуемую купальником. На пляже мы были до позднего вечера. Уже смеркалось, когда мы оказались дома. В ванну мы запрыгнули вдвоем. Могу определенно сказать. Заниматься любовью в нашей стандартной ванне очень неудобно. Нет, мы сподобились, но поверьте, не высший пилотаж. Я хотел приготовить ужин. Пошел в булочную за хлебом. Когда вернулся, картошка и отбивные, уже почти были готовы. Её прекрасные ручки с длиннющими ногтями почистили картошку и нарезали тонкими ломтиками. Не ожидал я этого от неё. Мало того, в картошку она добавила огромное количество чеснока.
- А, как же целоваться будем, заметил я.
- Так, мы же вдвоем её есть будем, не почувствуем. Я люблю жареную картошку с салом и чесноком. Это еда моего голодного детства, когда папашка пропивал зарплату. Неделями ела только её. Чеснока много ела, что бы не болеть гриппом в нашем слякотном Питере. И целоваться мы с тобой вряд ли будем. Уснем. Двое суток не спали. Море разморило.
- Фигурка твоя не пострадает от такой жирной диеты?
- Ты знаешь Саша, нет. Я ничего не делаю, ем все подряд, фигура, она или есть, или её нет. Сколько времени я еще буду такой. Год, два, может, пять. Молодость быстро пройдет. Что будет дальше, я не загадываю. Давай есть. Остывает все.
Мы ели с огромным аппетитом. Кроме хлеба, я еще купил две бутылки «Жигулевского» пива. Название пива можно было и не писать, другого, все равно в магазинах не было.
Как и говорила Лиза, мы попытались сделать попытку любви, но тут, же уснули.
Я проснулся. Из кухни доносился аромат свежее молотого кофе и жареных блинчиков. Опять я сильно удивился. Как эта избалованная красивая девица, могла такое сделать сама. Мне и в голову не могло прийти, что Лиза имеет на меня виды. Кто я такой. В общем, простой мальчик, может и симпатичный. Но, что я могу предложить такой девушке в жизни. Окончу институт. Буду работать доктором с зарплатой, аж в сто двадцать рублей. Можно на полторы ставки, будет сто шестьдесят. Бешеные деньги. Что она сможет купить себе из одежды. Кирзовые сапоги и телогрейку. Такие женщины созданы для роскоши, я сморчок перед ней. Погуляет по Одессе и завтра меня забудет. Да и профессия её мне не очень нравилась. Да, она училась в университете, но это так, времяпровождение. Чем она занималась в кафе «Север», я уже прекрасно понимал. Татьянина мама мне открыла глаза на это. Хотя, черт его знает. Все профессии нужны, все профессии важны. А, если бы я не знал ничего. Вот только встретил и влюбился, но я, то знаю. Вот с этими мыслями я и отправился в ванную комнату. Принял душ, побрился.
Вот умела Лизка одеваться. Этому научить невозможно, это в крови и все. Когда я зашел в кухню, на Лизе ничего не было одето, акромя фартука. Русые волосы распущены, огромные, василькового цвета глазища. Последний блин сгорел дотла. Полная кухня дыма. Мы были на полу и не обращали на это внимания. На счастье, соседи не вызвали пожарную команду, хотя дым и валил из окна. Было раннее утро. Квартиру проветрили быстро. Завтрак был великолепен. Мы поехали на пляж «Дельфин», в то время, он считался совсем диким. Там были огромные валуны. Песок с галькой и ракушками. Босыми ногами не побегаешь. Мишка с Сашкой, как всегда, уже были на месте. Лиза не стала себя уговаривать и тут же полностью разделась. Отдав солнцу все свое тело. Я смирился с этим и больше не обращал на это внимание. Надо было Лизу вкусно накормить. Мишка пошел на пирс рвать мидии, а я решил проделать свой трюк. Давно я не пользовался этим. С самой бесшабашной юности. Сашка страховал меня. Весь трюк заключался в том, что бы нырнув с берега, подплыть под водой к пирсу, где рыбаки ловят бычков. Отрезать кукан с рыбой, тогда садков не было и выловленных бычков, просто надевали под жабры на кусок лески и оставляли их в воде, и не выныривая, ибо получишь по башке, в лучшем случае камешком, в худшем, каменюкой, возвращаешься на берег. Сегодня мне это не под силу, ну, а тогда, тогда еще деревья были большими, и я легко мог это сделать. Клев, видимо, сегодня был хорошим, на кукане было полтора метра бычков. Костер, ржавый лист железа. Печь готова. Мидии шипят и раскрываются. Бычки, да, кто их чистит, сворачиваются в непредсказуемые фигуры. Запах, и сейчас полный рот слюны. Лиза никогда в своей жизни не ела такого лакомства. Свежий мягкий белый хлеб, мидии и зажаренные бычки. Все это она поглощала с огромным аппетитом и широко раскрытыми глазами. Если нет хлеба, наесться этим невозможно. Будешь есть пока не лопнешь, до того вкусно. Она была вся в саже, и уже не было видно, что на ней нет одежды. Купались, плавали, загорали. День клонился к закату. Сегодня мы решили раньше уйти с пляжа. Я хотел показать Лизе наш Приморский бульвар и, конечно, Дерибасовскую улицу. К этому я готовился особо. Правда, для Татьяны, но какая разница, главное было не ударить в грязь лицом. Я, очень много прочитал о нашей знаменитой улице и был готов во все оружие принять бой. Не только они могут любить свой Невский проспект, и мы не лыком шиты.
В ванную Лизу я пустил одну. Она, правда, мне своими лукавыми глазками сделала приглашение, но я выдержал этот взгляд. Когда я пошел в душ, мне пришлось силой выставить её за дверь, иначе мы бы ни куда не поехали. Когда я вышел из душа, Лиза была готова к прогулке. Ей не нужно было часами сидеть у зеркала и наводить на себя красоту. Пару штрихов и перед вами самая прекрасная девушка на свете. Таких босоножек я в своей жизни не видел. Шпилька, ну не метр, но сантиметров тридцать, отвечаю. Она была моего роста, плюс, минус сантиметр, а тут она стала возвышаться надо мною. Как можно ходить в такой обуви и не убиться, надо быть хорошим эквилибристом. Скорее бледно розовое, чем белое, из тончайшего шелка платье. Бюстгальтера не было, это понятно, но меня подмывало проверить, есть ли на ней трусики. Платье облегало её прекрасную фигуру и казалось, что под ним, кроме её самой больше ничего нет. Я уже расстался с мыслью, что мы покинем сегодня мою квартиру, так как попытался задрать подол её платья. Но тут меня выручила Лиза.
- Только не в этом платье, я тебя очень прошу. Я всю жизнь мечтала о таком. Впервые его надела. Подожди, давай я его сама сниму.
На меня это подействовало отрезвляюще.
- Нет, не надо раздеваться. Сейчас, я надену брюки, мы поедем в город.
Такси до Деребасовской, восемьдесят шесть копеек. Железный рубль и без сдачи. Красота.
Столько хотелось рассказать и показать.  Слова пропали, улетучились. Нет, я рассказывал, но по своему, не по написанному. Но того чувства любви, которое Лиза показала мне в Питере, у меня не было. Я люблю свою Деребасовскую, но не могу так рассказать о ней, как Лиза мне говорила о Невском. Очень много приезжих. Все глазеют по сторонам. Вот и «Гамбринус». Решили попить пивка. Зашли в подвал. Лизино платье не для такого кабака. Бочки, на которых сидят, чистые, но все-таки, рыба и раки, а тут тончайший шелк. Лиза молодец. Нет, слава Богу, платье она не сняла, она, просто, подняла подол, да так, что все увидели её прекрасную попку, она оказалась в телесного цвета трусиках и уселась на бочку. Я ей чистил воблу и кормил из рук, чтобы она не испачкала свои ручки. Играла скрипка. Это был не Яшка-музыкант, а Изя. Играл он сносно, мы были с ним хорошо знакомы, общие друзья. Когда он меня увидел, поздоровался. На лице была гримаса. «И где это Вы закадрили такую прекрасную мамзель. Много бы я денег отдал, что бы покувыркаться с нею Шо, вы не согласны?». Кстати сказать, денег у Изи никогда не было. Он работал круглые сутки на всевозможных музыкальных халтурах, но все уходило на лечение его матери и дочки инвалида. Детский церебральный паралич. Я тогда впервые с этим столкнулся. Инвалидов на советских улицах встретить было, практически, невозможно. Они были, инвалиды, то, и много. Но среда обитания не позволяла им появляться на улицах. Мы выпили по два бокала пива, больше было нельзя пить, так как найти туалет в центре города невозможно. Я, понятное дело, могу и под дерево, а вот Лизе это будет сделать проблематично. Так подумал я, но, как всегда с Лизаветой ошибся. Оказалось, что ей сделать это, еще гораздо проще, даже в присутствии милиционера. Она сделала ему такие «глазки», что он опешил и онемел, но это было гораздо позже. Мы вышли на улицу. Зашли в городской сад. У билетных касс столпотворение. Лизка запрыгала на своих шпильках. Думал, сломает себе ногу, нет, все обошлось.
- Сашка, Сашка, какая прелесть. Это же «Орфей и Эвридика» с Ириной Поноровской и Альбертом Асадулиным. В Питере, на их концерт я попасть не смогла. Давай пойдем, посмотрим.
В то время, никакие ансамбли и ВИА, нашего разлива меня не интересовали. «Битлз» для меня были всем и английским языком и музыкой. В крайнем случае, я мог послушать «Песняров», ну и «Цветы» и то чуть, чуть. А тут, какие то «Поющие гитары».  Но кто мог отказать Лизе, да еще в таком пустяке. Полтора часа поскучаю, зато какая прекрасная ночь меня ждет впереди. Со мной Лизка, а она дорогого стоит, очень дорогого, это не преувеличение, это факт.
Я сунулся в эту оголтелую очередь. Сразу стало ясно, что билетов я не достану. За любые деньги. Тут вопрос стоял не о деньгах, а о принципе. Надо попасть и все. Так думал каждый. Очень много приезжих, у них на кармане большие деньги и они за ценой не постоят, они с Севера приехали отдохнуть, для них не существовало преград.
Я метнулся в «Гамбринус»
- Изя, выручай. Ты видел, с какой я был девушкой. Она хочет на «Поющих гитар». Надо.
-Сашок, да я тебя прошу. «Шульберт», пару дней назад все это спел на одной свадьбе. Такая гадость я тебе скажу. Его чуть не побили.
- Как поет пьяный «Шульберт» на свадьбах, я слышал неоднократно, часто с вами «ландышем» ездил, а тут Понаровская с Асадулиным. Хотя, если честно, мне до лампады, как они поют, но Лизавета хочет, а она прекрасна и не только в платье, поверь мне. Мне отказа не было ни в чем, разве я могу ей отказать в такой малости.
У Изи загорелись его тусклые глаза.
- Что и это делает, как его там по-научному называют?
- Изя, потом расскажу, а то ты сей час кончишь прямо в штаны, и название тебе научное скажу. Давай, дуй за билетами. На червонец. Только лучшие места возьми. Тебе не откажут, я знаю.
Изя, хоть и не Сашка-музыкант, но в городе личность известная. Я его подтолкнул в его сутулую спину, и мы вышли из кабака. Минутное дело. Изя ужом пролез через толпу народа, протиснулся к кассам, кто-то хотел дать ему в его редкие зубы, фразу эту я сквозь шум услышал. Но тут, приоткрылась дверка, и он проскользнул внутрь помещения. Вышел он, не понятно, откуда, так как появился сзади меня, аж напугал. Я думал, что на обратном пути его разорвут на куски, правда, там и рвать особо было нечего. Пиджак и килограмм двадцать костей. Или, кто-то исполнит свой приговор и даст ему по зубам. Все обошлось. Изя стоял возле нас и улыбался в свои десять желтых, от постоянного курения, зубов. Он протянул мне два билета, по два пятьдесят, каждый. Третий ряд. Центр. Я на него глянул, как Ленин на буржуазию. Мол, а где сдача. Он на меня посмотрел и произнес свою речь.
- Остальное получите у товарища Сталина.
Изя страшно картавил и в его лексиконе слов с буквой «Р» не было. Другие говорили у товарища Троцкого. Но Изя, даже, на любую рыбу говорил селедка. Изя набрался храбрости. Поцеловал Лизу в щеку, покраснел до кончиков волос и ушел играть на скрипке. Надо было зарабатывать деньги. Вечер только начинался.
Мы сидели на лучших местах. Не люблю я там сидеть, ни в театре, ни в других местах. Там сидит не моя публика. Люди далекие от музыки или театра. Сегодня на таких местах сидят олигархи, а тогда представители обкома, горкома, или директора кладбищ, неприятно. Вся вот эта номенклатура весь концерт пялилась на Лизавету, поедая её глазами. Как им хотелось своими жирными и не мытыми руками, прямо тут, начать её лапать. Но сегодня был не их день, мой.
Вы знаете, признаюсь честно, я не ожидал, что я услышу шедевр. Такой музыки и такого исполнения я не слышал никогда в своей жизни. Обычно, летом ансамбли приезжают в Одессу, что бы «срубить» по легкому» деньжат. Ходить на заезжих музыкантов надо зимой. Тогда «фанеры» не было, не было такой аппаратуры, но музыканты не лезли из «шкуры», так «лабали» потихоньку, а тут такое. Все на нерве и с кровью. Великие певцы. Такую оперу спеть нельзя каждый день, а тем более два раза в день, как делают многие на курортах. Эти выдали все. К концу оперы певцы были полностью опустошены. Я сидел близко и все это видел. Так притвориться нельзя. Это, просто, невозможно. Я не только слушал, я еще и запоминал. К концу спектакля я оперу знал, почти наизусть, может некоторые фразы не запомнил, так потрясен был. В это время я и про Лизу забыл и тех жирных упырей, которые на неё глазели. Я восторгался. По происшествию многих лет, я достал такую запись и теперь ежедневно, подчеркиваю, ежедневно слушаю эту замечательную рок-оперу. Назвать её зонг оперой, у меня язык не поворачивается. Классическая опера в исполнении великих певцов современности. В этом меня ни кто разубедить не сможет. Кода. Зал взревел от восторга. Наши ряды оставались на своих местах, но я, Лизавета и галерка вскочили со своих мест. Длительная овация. Певцов не отпускают. Они долго кланяются. Видно, что устали и ели ходят. Зал еще громче заревел. Начали скандировать. Петербург, Петербург. Десять, двадцать минут. Милицию подтянули. Огромное напряжение. Певцы поняли, надо спасать народ. Сейчас начнется не предвиденное. Заиграла музыка. Я этой песни раньше ни когда не слышал. Зал заревел еще громче и тут все запели. Петербург, Ленинград, я еще не хочу умирать. Припев пели долго и много раз. Музыка окончилась. Наступила тишина. К микрофону подошла Ирина Понаровская и сказала.
- Я Вам очень благодарна. Я Вас всех очень люблю. Мы очень устали. Больше петь не можем. Пожалейте нас. Очень прошу всех Вас тихо разойтись. Нам и так запрещают петь. Если начнутся беспорядки, наш ансамбль прикроют. Прошу Вас.
 Овации и все тихо и мирно разошлись. Я впервые влюбился в актрису. Эту любовь я пронес через всю свою жизнь. Все мои женщины ревновали меня к Ирине Понаровской. Думаю зря, это другая любовь. Это любовь к искусству, любовь с интересом к певице.
Из летнего театра мы вышли молча. Спустились к бульвару. Гуляли и болтали. Прекрасный вечер. Мы целовались на скамейке у «Дюка». С Лизкой целоваться было одно удовольствие, но в этот вечер особенно. Не было желания затащить её в кусты, я думаю, она не возражала бы, не смотря на её великолепное платье, хотелось целоваться и целоваться. Несколько часов мы не отрывались друг от друга. Это запоминается надолго, пожалуй, на всю жизнь. Я чуть не признался ей в любви, такие нахлынули на меня приятные ощущения. А, может, я действительно любил в это время. Тут не было ни похоти, ни секса. Просто, один длинный поцелуй, в несколько часов подряд. Никогда я больше так не целовался. Рубикон был пройден. Мы спустились к морю. Понятно, в такой обуви по песку не походишь. Лизавета скинула свои босоножки. Мы взялись за руки и пошли вдоль моря. Теплая летняя ночь. Море плещет, звезды блещут.
- Давай поплаваем, сказала Лиза.
- Могут вещи стащить, так ради шутки, как домой добираться будем?
- Давай их в песке зароем, не найдут.
- А, как же твое новое платье?
- Ерунда. Оно уже не новое. Я его сегодня носила. Ничего особенного. Правда, дорогущее, да, пес с ним.
Через мгновение, она уже была в чем мать родила. Я это сделал, гораздо медленнее, озираясь по сторонам. На пляже, почти, ни кого не было. Пару влюбленных пар, но им было не до нас. Я вырыл в песке ямку. Лизино платье уместилось мне в карман брюк, такой был тонкий шелк. Ямку зарыл, а чтобы не потерять вещи в ночи, нашел камень и водрузил его на вещи, вместо маяка. Мы поплыли. Плыли долго и далеко. Я привычный к этому, а вот за Лизу беспокоился. Она меня успокоила. Сказала, что часто ходит в бассейн и подолгу плавает, не отдыхая. Это минуты настоящей радости. Хочется заплыть так далеко, что бы, не выплыть обратно. Зачем. Мир так прекрасен с этой девушкой. Не надо на берег. Вот так надо плыть всю жизнь рядом. Вернешься на берег, и все пройдет, суета и быт съедят все. Счастье, вот оно, в море. В пьесе, говориться, от чего люди не летают. В эти минуты я спрашивал себя, от чего люди не живут в море как дельфины. Вот так бы плыть и плыть. На горизонте тонкая полоска света. Большой город светит огнями. Надо поворачивать, действительно, можно и утонуть невзначай. Жизнь только началась, со своими прелестями, невзгод почти нет, так пустяки житейские. Лиза послушна и кротка. Наверно это любовь. Ждал одну девушку, прилетела другая. Оказывается ты ее и ждал. Выплыли на берег. Устали оба сильно. Потом опять целовались, целовались, целовались. Лиза захотела близости. Я попросил ее подождать, приедем домой, тогда. На пляже не надо, потом будет плохо обоим.
- Как скажешь, любимый.
Меня, прямо, током ударило. Впервые Лиза сказала мне такие слова. Я человек не сентиментальный, а тут меня проняло до самых печенок и селезенок. Я ее начал целовать везде, где только мог достать. Сладкая кожа с примесью морской соли. Вкусно. Вкусно. Вкусно.
Вещи нашли сразу. Оделись. Побрели домой. Поднялись наверх. Тормознули «частника». За рупь, конечно, он не повез. За три доехали за пару минут. Как и положено. Ночью воды в кране не оказалось. Советский человек запасливый. На балконе стояла большая «выварка», полная теплой водой. Прямо на балконе я поливал Лизу из ковшика, потом она поливала меня. Вот счастье и без секса. Просто, люди моются. Ели добрались до кровати. Уснули мгновенно. Мне казалось, что я всю ночь пел оперу «Орфей и Эвридика».
Мне очень хотелось сделать Лизе приятно и принести ей кофе в постель. Но я проснулся, а Лиза была уже на кухне. И когда эта избалованная девчонка успевает выспаться. Хотя, я вспомнил, что жизнь с её папашей научила её многому. Да, это сильная и настоящая женщина, без фальши. Люблю ли я её, вот я задал себе вопрос. Обладать такой Богиней и любить, это две большие разницы. Наслаждение пройдет, останется быт, что дальше. Отогнав от себя эти мысли, я устремился в кухню. Думал Лизавета в своем прежнем наряде, то есть, без одежды. Ошибся. Она была в джинсах и футболке. О Господи, на ней был бюстгальтер. Волосы в пучок. Еще косынку, будет монашка. Глаза огромные, но не лукавые.
- Присаживайся, будем завтракать, сказала она.
Что-то изменилось в Лизе. Наступил какой-то перелом. Я ни как не мог взять в толк, что случилось, но спрашивать её об этом я не стал. Так завтракают муж и жена, а не счастливые любовники. Я много раз это видел, как едят мои родители. Ничего лишнего. Спасибо, благодарю. Будь так любезен, передай мне масло, и так далее. Лизины глаза светились совершенно по-иному. Они были василькового цвета по-прежнему, но они были другими.
 Мы отправились на пляж. Я, как обычно, думал, сейчас, Лизка выпорхнет из платья, в чем мать родила. Ничего подобного. Она была в строгом закрытом купальнике. Аля бабушкина юность. Сашка и Мишка хотели посмотреть на красивое, обнаженное тело и были разочарованы.
- Напрасно ты запретил этому прекрасному созданию показывать свои прелести, сказал Миша. Это шедевр и тут есть на что посмотреть. Ты же не станешь заштриховывать картину Рембрандта с нагой девушкой. Это шедевр и его трогать нельзя.
- Да, я тут не причем. Сегодня она с утра стала совершенно  другой. Я сам удивляюсь её перемене. Что с ней случилось, я не знаю. Спрашивать не хочу. Вроде было все нормально. Я не обижал её, да и повода не было. Целовал её везде, где она хотела. Нацеловаться не мог, так вкусно.
- Понятно. Пропала девка. Все, хана. Влюбилась. Можешь смело предлагать ей руку и сердце. Готова. На всю жизнь, в горе и радости.
- Ой, ой, много ты понимаешь в этом.
- Если бы у моей девушки случилась бы такая перемена, я бы тут же встал перед ней на колени и сделал бы ей предложение. Тут не имеет значения, красива она или нет. Это любовь. Послушай меня, как будущего психиатра, врачевателя душ. Это в серьёз и надолго.
Тогда я не предал значения Мишкиным словам. Но все в моей жизни получилось именно так, как он и говорил, правда, с другой девушкой. На пляже день прошел, в общем, нормально. Солнечные и морские ванны.
Вечером мы гуляли по набережным города. Целовались без устали. Все было прекрасно, но совершенно по-иному. От её языка стал исходить слабый разряд электричества, как будто, я прикасался языком к батарейке. Было еще вкуснее и более не понятно. Ночью она опять меня удивила. Нет, все было великолепно и седьмое небо и облака. Но все было иначе. У неё была совершенно иная страсть. Не сдержанная, она этого не стеснялась. Порою мне казалось, что мы не даем спать соседям, все эти дни. Объяснить не могу. Но все по-другому. Заснула она, прижавшись ко мне у меня на груди.
 Утром я тихонечко выполз из постели. Я метнулся на хлебокомбинат, который находился в трех минутах легкого бега от моего дома. В окошке здания можно было купить горячие булочки, с пылу, с жару. Бутылку крестьянского молока. И бегом домой. Лиза, Лизонька еще спала. Заварил кофе. Дома у нас был старинный серебряный поднос с подставкой для кровати, остатки бабкиной роскоши. Им ни кто, ни когда не пользовался, так стоял в буфете для мебели. Чистая белая салфетка. Ароматный кофе. Горячие булочки и молоко. Я только зашел в спальню, Лиза открыла газа. Я счастливый поцеловал ей руку и чмокнул в щеку.
- Доброе утро, моя принцесса.
А так захотелось сказать любимая.
- Кофе в постель заказывали?
Лизины огромные глаза стали влажными. Она несколько минут смотрела на меня, не веря увиденному.
- Ой, Сашуля, любимый. Мне ни кто еще и никогда не приносил кофе в постель.
- Это должно было случиться, когда-нибудь. Ты заслуживаешь этого. Ты счастье, и радость моя.
Эти слова вызвали в ней ещё огромное количество эмоций. Она съела все, даже мои булочки. Выпила все кофе и молоко. Я отнес поднос на кухню и хотел Лизу на руках отнести в ванную.
Такого у меня никогда больше в жизни не было. Я часто употребляю это слово. Но такого, точно, ни когда больше не было. Я только приблизился к ней, она обхватила меня руками за шею и притянула к себе. Я был не на седьмом небе, я побывал в космосе. Я видел облака, но я их видел, где-то далеко внизу. От земли было ближе к ним, чем оттуда, где я побывал. На пляже мы появились только к обеду. Мишка и Сашка скучали на берегу. При виде нас они ожили.
- Мы уже не надеялись вас сегодня увидеть и собирались идти на другой пляж к друзьям, а тут и вы явились, сказал Мишка.
 Он заговорщестки отвел меня в сторону.
- Ну, что, сделал ей предложение. Смотри, какая она счастливая. Что я тебе говорил. Любовь, это дело тонкое. Чуть, что не так и оборвалась ниточка.
- Нет Мишаня, предложение я ей не делал. Но к твоим словам прислушался. Думаю.
- Да, чего тут думать. Я в Питере принял её за «фифу». Так, размалеванная кукла, трахнуть и делов. А она настоящая. Я, прямо в восторге от неё. Мне бы такую. На край света за ней бы пошел. И не в красоте её дело, тут дело в сознании. Скорее, в осознании.
- Так, Миша, не заморачивай мне голову. Она у меня и так кругом идет. А ты еще со своим психиатрическим подходцем. Поехали в Аркадию к нашим ребятам. Давно не виделись. Пусть и на Лизку глянут. А то в понедельник нам на Каролино-Бугаз всем ехать, так они свихнуться при виде прелестей Лизаветы. Пусть привыкают. Легче переносить будут.
Мы отправились в Аркадию. Слава Богу, все рядом.
 Наши ребятишки с утра уже побаловались винишком, но так в самый раз, без преувеличения дозы. Жара на море жуткая. Лизку ели глазами, хоть она и была в закрытом купальнике. Прелисти её спрятать было невозможно, а такой её закрытый вид давал пищу для ума. А что же там под купальником, если итак приятно разглядывать. Кирюха, гад, даже пытался руками потрогать, но получил в глаз. При том, не от меня, а от Лизаветы, да еще и с извинениями от неё.
- Простите, мол, сэр. Погорячилась. Смотреть можно, а вот рукам, воли не давать. Кому интересно на Бугазе лично покажу все, и притом, бесплатно.
Моя Лизка вернулась на землю. Мы весело провели время. У нас была не только мужская компания. Слава Богу, наши девчонки сразу приняли Лизавету за свою. Думаю, если бы она была в своем прежнем купальнике, этого бы не произошло. Наши девушки, так же были прекрасны, но с Лизкой, ни какого сравнения. Это бы сразу бросилось в глаза. День прошел удачно. Вечером я хотел Лизе показать еще город, но она отказалась на отрез.
- Не хочется Сашуля. Давай посидим дома. Иди, сходи в магазин, купи бутылку «Каберне» Посидим при свечах. Поболтаем.
Когда я пришел из магазина, Лиза была в вечернем платье. Длинное, голубого цвета, с открытой спиной. На ней любая вещь сидела превосходно, а платье было восхитительно. Украшений, почти, не было. Сережки и тоненькая золотая цепочка на шее. Вечер прошел на ура. Ночь прекрасна. Я лег раньше спать. Мне необходимо было выспаться. Пятница, суббота, и редко, воскресенье, для меня в эти летние дни, были временем работы. Надо было ехать на Бугаз. Родители на еду деньги всем давали, а вот на увеселительные дела, в виде пьянства и прочих излишеств, воздерживались давать деньги. Стипендия будет только в сентябре и все находились на полной «мели», в денежном отношении. Эта почетная миссия лежала на моих плечах. Я играл в карты с приезжими и командировочными в санатории «Молдова». Больше десяти рублей выигрывать было нельзя за партию. С тобой, просто, перестанут играть. А проиграть червонец и получить удовольствие, мог себе позволить каждый приезжий. За день можно было выиграть «трицатник», в лучшие дни, до, сорока рублей. А это треть месячной зарплаты инженера. Я уже говорил вам, сколько стоило такси.
Утром я напоил Лизу кофе с молоком и горячими булочками. Предварительно оставив несколько кренделей себе. К хорошему быстро привыкают. Она с восторгом завтракала и смотрела на меня. Эти огромные глазища сводили меня с ума.
- Так Лизавета, сегодня ты на море будешь без меня. Я тебя отведу под «крыло» к Мишке, а сам пойду и поиграю в карты. Надо чем-то поить эту свору целую неделю. Они пьют вино ведрами. Без еды могут находиться неделю, а вот, по вечерам, чтобы не затосковали их надо поить домашним вином.
- Саша, что у вас денег нет. Так у меня есть, я же не на что не тратилась. Вот триста рублей, хватит на неделю.
- Э, нет мадам. Мы, хоть люди бедные, но мы люди гордые. С женщин денег не берем. Да, и надо посмотреть, в чем ты собираешься ехать на Бугаз. С твоими вещами ехать нельзя, наши ребята простые, ненароком пропьют твои вещи. У нас так, сколько денег не возьми, все равно не хватит. Это бездонная бочка, понимаешь?
- Нет. Объясни.
- Ну, как тебе сказать? Когда, много денег, перейдут на водку и коньяк, но все равно закончат домашним вином. Они там могут просидеть до осени, чего им в городе делать, а у тебя самолет через две недели. Я хотел, что бы мы с тобой через недельку, опять в город поехали. Ты ведь Одессу то и не увидела толком.
- Нет, я хочу побыть с вами на Бугазе. Город я еще увижу, что я последний раз к тебе приехала, а так отдохнем хорошо.
Я немного задумался, её ответ немного обескуражил меня. А будет ли ещё её приезд? Есть ли у нас с ней будущее?  В Питер жить я не поеду, ни за какие коврижки. Захочет ли она жить в Одессе? Да и не думал я, пока, и предложение ей делать. Секс, сексом, а вот женитьба, это совершенно другое дело.
- Не хочешь в городе быть, будем на море эти две недели. Смотри, тяжело тебе придется. Ванны и душа там нет. Туалет в кустах. Еда всухомятку, что Бог послал. По ночам, наши делают вылазки по соседним дачам, фруктами и картошкой разживаются, смотри деваха, затоскуешь. Мы все привыкшие к такому быту с детства. Ну, да ладно. Надоест, уедем. Все равно мне надо будет разжиться деньгами.
- А можно я сегодня с тобой пойду? Очень хочется посмотреть. Никогда не видела, как в карты на деньги играют, интересно. Сашуля, возьми меня с собой.
И она прильнула ко мне. Трудно, очень трудно, когда такое милое и прекрасное существо как Лизонька, обнимает тебя за шею и целует. Мне пришлось приложить всю волю, что бы освободиться из её объятий, иначе я бы ни куда не ушел. С огромным трудом мне удалось освободиться от неё.
- Ладно, пойдем вдвоем.
Меня посетила прекрасная мысль. А, что это хорошая идея. Лиза в виде громоотвода, то есть, отвлекающий маневр. Такого я еще не делал. Интересная мысль.
- Одевайся. Только надень свой замечательный купальник. Сразу не раздевайся, когда придем на место. Сиди в платье. Когда маякну, снимешь платье и останешься в купальнике. Я думаю, мы с тобой вместе быстро расправимся с одним приезжим игроком и пойдем купаться. Сегодня твой день. Сыграем по крупному и на Бугаз. Поехали.
Санаторий «Молдова» находился рядом с Аркадией. По дороге я Лизе объяснил, чего я от неё хочу. Броская красавица, великолепная кокетка, она создана для того, что бы стать приманкой. Найти бы жирного «гуся», дальше я знаю, что делать. Прихватил с собой колоду карт, которую заранее «зарядил». Нужен всего один удар и дело в шляпе. Если будет все хорошо, ужинаем с Лизой в ресторане. Пришли на место. Люди, только, начинали собираться по интересам. Кто в домино, кто в шахматы, кто на пляж. Я прошелся по беседке. В карты играли на мелочь, но надо было с чего-то начинать. Я присел за столик. За полчаса проиграл три рубля. Еще через полчаса выиграл пятерку. Начала собираться более интересная публика. Пришлось червонец проиграть. Краем глаза увидел жертву. Наверняка, партийный работник. Брюшко, ручки белые, не мозолистые. Он почесал затылок и попросился с нами играть. В заднем кармане шорт «толстый» бумажник, то, что мне и надо. Началась игра. Я понемногу начал проигрывать, «гусю» все это страшно нравилось. Он все глубже и глубже заходил в ловчую сеть. Вот и время подошло. Я почесал нос и чихнул. Думал, Лизка моментально выскочит из платья. Какая женщина. Умничка. Такое впечатление, что она всю свою жизнь занималась этим. Лиза, слегка потянулась. Томно улыбнулась.
- Жарко очень, сказала она. Мужчины, не возражаете, если я в купальнике посижу рядом с Вами.
Возражений не последовало. «Гусь» перетасовал колоду карт и положил её передо мною, что бы я «снял», в это время Лиза и сняла платье. Как я и предполагал, эффект взрыва произошел моментально. Лизка усугубила эффект, она состроила глазки. Если бы я раньше не видел Лизу, то так же бы ошалел от этого взгляда, но, слава Богу, я уже видел эту прелесть. У «гуся» отвисла челюсть и кроме Лизы, он уже ни чего видеть не мог. Перед ним можно было водить руками, он бы не заметил. Я ему в руки положил свою колоду карт. Он машинально сдал и очень много сразу проиграл. Я ему предложил прекратить игру, так как мой выигрыш был не приличен, но он отказался.
- Вам же еще отдыхать в санатории долго, начал я. Много проигрываете. Останетесь без денег. Я не хочу этого. Это не хорошо, не правильно.
Ух, и гад я, сам же хочу его обыграть, а такие правильные слова говорю. Но я не покраснел. А продолжал свою речь дальше.
- Мы тут не играем на большие деньги. Так, ради отдыха и забавы. Пятерку или десятку проиграть. Потом пойти пивка попить и на пляж, так сказать для души и тела.
«Гусь» купился с потрохами.
- Не волнуйтесь молодой человек, все в порядке. Денег хватит и вдобавок, я сейчас отыграюсь. Не из таких ситуаций выходил. Сдавайте, ваша очередь.
Мы продолжили игру. Игрок он был не плохой. Смотрел мне в руки, видимо заподозрил меня в чем-то. Но я прекрасно знал, что два раза в один окоп снаряд не падает. Повторенная шутка, глупость. У меня были хорошие учителя. Полчаса равного боя. Лиза внимательно следила за нашей игрой. Умная и смышленая баба, хотя и блондинка. По своей собственной инициативе она захотела повторить свой трюк. Уронила зажигалку и нагнулась, показав свою великолепную попку. «Гусь», одним глазом посмотрел на Лизкины прелести, другим мне в руки.
- Ага, сейчас она войдет, подумал я, ни в жисть, такие глупости. У нас все по-честному.
Мой противник совсем расстроился, хотел меня поймать на жульничестве, а я оказался полностью «порядочным» игроком. Расстроился и сам начал делать ошибки. Проиграл еще несколько партий по своей вине, и самое главное, сам осознавал это. Игрок, видимо он был не плохой. Анализировать умел. Сделал мне предложение прекратить игру. Я с радостью согласился. Он рассчитался полностью.
Лиза медленно начала одеваться. Я ждал, когда она приведет себя в порядок. Отдыхающие потянулись в санаторную столовую, дело было к обеду. И тут от «гуся» поступило неожиданное приглашение.
- Молодые люди, я приглашаю вас к себе в номер. У меня есть замечательное чешское пиво, не хотите ли выпить со мной?
- Я не могу Вам отказать, но Вы и так проигрались, к чему нас ещё и угощать, это я должен Вас угостить.
- Да Бог с ним, с этими деньгами. Я не бедный человек. А вот удовольствие получил огромное. Не беспокойтесь, это не западня. Крик я поднимать не буду. Всё нормально. Я действительно хочу вас угостить, Вы мне понравились. Особенно девушка, я в своей жизни не видел такой красоты. Идем те со мной, все в порядке.
Мы пошли к нему в номер. В санатории редко живут в одиночку. У него был номер «люкс». Несколько комнат, телевизор и холодильник. Всё в коврах, работал кондиционер. По тем временам, я вам скажу, президентский номер. В хороших гостиницах таких номеров не было, а тут такое. Он представился. Звали его Сергеем Петровичем. Как я и угадал, секретарь райкома одного из Советских городов. Он достал из холодильника неведомое для нас пиво «Золотой фазан». Мы сидели и выпивали.
- Я понимаю, что вы меня надули. Нет, я не в претензии. В конце я сам начал проигрывать, я умею считать, риск был не оправдан. Но вот в самом начале, где я проигрался сильно, тут ошибки быть не может, вы меня надули. Потому-то я и продолжил игру, хотел тебя поймать на «горячем», а ничего не вышло. Неужели я ошибаюсь. Расскажите, не бойтесь. Если бы я хотел поднять шум, я бы это сделал сразу.
Тогда я еще был романтиком. Сейчас бы я сразу ушел «в отказ». Молодость, молодость. Жизнь видится совершенно по-другому. Пиво, то же, расслабляет.
- Да, есть грех, что и говорить.  Мы в понедельник едем на Каролино-Бугаз. Денег нет, а отдохнуть хочется. Вот я и придумал трюк с Лизаветой. Вы попались легко. Я понял Вас сразу, и то, что клюнете на девушку и то, что проверяете меня дальше. С Вами повторно бы номер с подменой колоды не прошел. Все по-честному. Когда Лизавета сняла платье, любой разум потеряет. Мне было легче, я это уже видел, так как в первый раз, я, как и Вы, сразу лишился рассудка. Повторно делать то же я ей не говорил, это её инициатива. Я могу Вам вернуть половину проигрыша. Нам столько не надо. Все останутся довольны. Спасибо за угощение. Нам пора идти.
Я полез в карман за деньгами.
- Нет, не надо. Все в порядке. У меня есть к вам предложение. Тут есть один прохвост, я его знаю. Не порядочный человек, мы с ним часто встречаемся на заседаниях обкома, надо его проучить. Давайте вечером его разденем догола. Сильно кичится и денег у него много. Фортель с Лизой пройдет моментально и не один раз, это такой бабник, гарантирую успех. Выигрыш пополам и ресторан за мной. Идет?
Лестное предложение. Я задумался. А вдруг это западня. Но, что я терял. Проиграю выигранные деньги. Как пришли, так и уйдут, делов-то. Единственная неприятность, если милицию вызовут, жалко, из института выгонят, но он это мог сделать сразу, зачем вечера ждать. Посмотрел на Лизу. У неё глаза горели. Она игрок в душе, тут дело ясное. Ей рисковать приходится в Питере ежедневно. Была, ни была.  Forward, сказал я себе по-английски.
- Предложение принимается, хоть у меня и есть сомнения, сказал я. Техническую сторону дела я беру на себя. Купальник, тут не пройдет. Не станет же Лизавета раздеваться в чужом номере. Где играть-то будем.
- У меня в номере, я его приглашу к себе.
- Ясно. Кондиционер сломать надо. Это не для нас.
Мой мозг работал четко. Я впервые в жизни участвовал в подобной афере. Экспромт с Лизой, первый мой в жизни эксперимент женской приманки  удался на славу, и еще имел такое прекрасное продолжение. Ни когда бы, не мог подумать, что я стану аферистом. Но я уяснил главное. Красивая женщина, это уже талант. С этим, своим новым убеждением, я уже не расстался в течение всей своей жизни. Меня понесло.
- Комаров вечером достаточно. Форточку не открывать. Вы, я вижу, курите, Лизка, то же дымит. «Друг» Ваш курит?
- Да.
- Это, то же, хорошо. Придется мне подышать вашим угарным дымом. А, что делать, искусство требует жертв. Когда встречаемся?
- В часиков семь. Подходит?
- В самый раз. И не рано и не поздно. Вы его чуть раньше к себе пригласите. Дерните по рюмашке, можно и более усугубить это дело. Вы мне, совсем трезвый не нужны. Краснеть начнете. Мы, так же, навеселе прикинемся.
- Да, я вижу, молодой человек, у Вас талант.
- Да, какой там талант. Сам боюсь. Просто, голь на выдумку сильна, вот и весь талант. Ладно, до вечера. В начале восьмого будем на месте. До скорого.
Мы с Лизой пошли на пляж. По дороге купили пива и чебуреков. Наша орда требовала пития и еды. Мы не ошиблись. На всю эту снедь они накинулись, как саранча на свежую травку в оазисе. Секунда и сухо в бутылках и пусто в пакетах. Все купались, а я лежал на песке и думу думал. Лизка накупалась и рядом прилегла, положив свою прелестную головку мне на живот. Хорошо-то как. Вот так бы всю жизнь и провести рядом с ней, рассуждал я. Чего еще надо в жизни. Тогда у меня еще не было больших претензий к жизни. Что молодому надо. Красивая девушка, немного еды, солнце и море. В эту минуту у меня все это было. Остальное суета сует. На пляже мы оставались недолго. Надо было еще кое-чего додумать. Мы с Лизой поехали домой. Все наши остались на море.
Дома Лизка в ванну, я в кресло. Дебют должен пройти на ура. Осечки не должно быть. Потом две недели первобытного отдыха на Бугазе. Дальше Лиза уедет в Питер. А, что потом? Потом и увидим. Чего гадать. Лиза вышла из ванны и в своем тоненьком халатике плюхнулась мне на колени. Приятно. Я погладил её влажные волосы. Какая она все-таки красивая. Она обняла меня, мы поцеловались, но не долго. Любовь ночью. Надо готовиться, вечером премьера. Опять-таки, с огромным трудом, но я не дал себя увлечь любовным утехам.
Лизонька. Где утюг, ты уже знаешь. Приведи в порядок свое роскошное платье, только не надевай его. Сложи, чтобы не помялось. В сумку уложи и свои босоножки. В гости пойдешь в шортах и футболке. Когда в ванну в гостях идти ты догадаешься сама. Ты у меня умная. Когда выходить, надо подумать, как предупредить тебя. Определимся на месте. У тебя с плеч должен случайно соскочить халат. Твое прекрасное тело дальше все само за нас сделает. Обнажаться надо точно так же, как ты проделала сегодня утром. Ничему тебя учить не надо, ты прирожденный фармазон, я, просто от тебя без ума. Никогда не мог подумать, что такая красавица, может быть и такая умная. Ты счастье, за которое нужно бороться.
- Это ты зря, Сашуля, так о женщинах думаешь. Мы больше притворяемся, что глупые, это, что бы вас дураков мужиков не обидеть. Вы же все думаете, чем длиннее волосы, там меньше ума. Я, хоть университет и мало посещаю, но тяну на красный диплом, это так, что бы ты знал. Я не умею плохо учиться и, что-либо плохо делать.
- Это я сразу усвоил Лизонька. Тут точно. Ни разу не видел, что бы ты, что-то делала плохо.
- Глупые твои намеки тут не причем. Просто, мне в постели с тобой хорошо, неужели ты этого не понял. И не только в постели. Мне хорошо с тобой вообще, рядом. Дурак ты. Я люблю тебя.
Такие слова, даже полного импотента приведут в чувства и вылечат. К счастью я им не был. Она все прекрасно поняла. Как она замечательно пахла свежестью и молодостью. Лизка, Лизка, что ты со мной творишь. Мы бы опоздали или, скорее всего, ни куда бы, ни пошли. Все настолько было прекрасно. На землю меня вернула сама Елизавета.
- Сашуля, опоздаем. А мне так интересно. Никогда еще в своей жизни я не учувствовала в подобном. Сердце из груди выскакивает. Адреналин полный.
- Э, нет мадам, тут нужен расчет и ум. Никакого адреналина и импровизаций. Все должно быть рассчитано. Собирайся. Вперед. Forward.
По дороге я купил четыре колоды карт. Вдруг захотят играть двумя колодами. Две «зарядил», две не тронул. Зашли в номер к Сергею Петровичу. Было душно и накурено. Видимо они уже долго сидели. Бутылка коньяка была почти пуста. Лизка сразу сообразила, что к чему и притворилась пьяной в «дрезину». Вот баба молодец. Актриса. Раневская, не меньше. Я так бы не сумел, ей Богу. Моментально разрумянилась и начала нести такую чушь, что мой напарник испугался. А какие глазки она состроила новому «Жирному гусю», я и передать не могу, это надо видеть. Тут я сразу понял. Готов. Сражен наповал. Можно прямо в духовку, только, немного яблочек в животик добавить надо. Часик и можно потреблять и с хреном и без оного. Вкусно будет при любом раскладе. «Гусь» влюблено зыркал на Лизавету, та отвечала ему многозначительным взглядом. Мне, аж жалко стало нашего «гуся». Взрослый человек. Партийный работник. Наверно, муж и отец большого семейства, ведет себя как полный идиот. Но не до сантиментов. Чего хочет, того и получит, кроме Лизки, конечно. Это мое и руками прошу ни кого не трогать. Смотреть, пожалуйста. Как в Эрмитаже. Заплати и ходи себе по залам, сколько душе угодно. А то, что он заплатит, я уже ни сколько не сомневался.
Они допили коньяк, и мы сели играть в карты. Две новые колоды я бросил на стол. «Гусь» их все осмотрел и понюхал, только, разве, на зуб не попробовал. Убедился, что упаковка заводская, расслабился и закурил. Сначала ему сильно везло. Я сделал пару простых ошибок. Лизонька заскучала, губки свои пухленькие в трубочку свернула. Умничка. Я видел, как она прекрасно играет. Она следила за нами так, что у меня спина горела, вот, что было на самом деле. Как бы только не переиграла. Она училась на филолога, а не на актрису. Нужное время наступила и Лизочка попросилась в душ.
- Сергей Петрович. Можно я в душ схожу. Мы с Сашей перебрали немного, а тут душно. Я освежусь немного и к вам приду, чтобы вы не скучали без меня.
- Да, да, конечно красавица, сходи, умойся. Чистый халат висит у меня в шкафу. А мы тут без тебя побудем.
Лиза нырнула в ванную комнату. Вовремя вызвать её оттуда я не мог. Далеко. А издавать громкий звук было бы не осторожно с моей стороны. Лизка умная, сделает все как надо. Я уже не сомневался в ней. Ох, и классная девушка.
 Все произошло как, я и думал. Лиза вышла из душа. Прекрасна как ангел. «Гусь» моментом среагировал на неё. Я видел, как он пожирал её своими глазами. Если бы в номере они были бы одни, он накинулся бы на неё, как коршун на кролика. Он мог бы это сделать в Питере, заплатив при этом приличную сумму. Но мы в Одессе. Платить все равно придется, но вот Лизку ему не видать в своих объятиях. Больше жалости у меня к нему не было.
В нужный момент, совершенно «случайно», у Лизы с плеч соскочил халат. Челюсть отвисла не только у «гуся», но и у моего напарника. Я-то думал, что он уже научен горьким опытом. Ошибся. Такая девушка и ему не по зубам. Вот кобели, жаль, что с Сергеем Петровичем у нас уговор. Так бы вдвоем заплатили за просмотр женского тела. Но только за просмотр. «Гусь» находился в огромном минусе. Но когда Лиза, слегка приподняв полы халата, нагнулась за упавшей на пол зажигалкой, тут минуса умножились настолько многократно, что я подумал, сейчас «гусь» закричит караул и позовет на помощь  не только милицию, но и армию. После окончания игры, когда мы подбили все «бабки», я понял, что с Бугаза мы теперь не уедем до осени. Даже, если наша орда будет жрать и пить один только коньяк из пяти звезд. Пока «гусь», мучаясь и бормоча себе поднос, какую-то жалобную песню считал мои купюры. Нет, не правильно, мои и Сергея Петровича купюры, мой напарник достал бутылку французского коньяка. У него был вид человека, который только, что задушил гадину и глаза его светились огромным счастьем. Налив всем по рюмке коньяку, он произнес простой и не всем понятный тост.
- За хороший вечер и прекрасное настроение.
Мы все выпили. Я впервые пил французский коньяк. Ощутил привкус раздавленного клопа. Правда, я и клопов доселе не видывал, не то, что их и давил, но у меня мелькнула такая мысль. Бывает.
«Гусь» отправился к себе спать, а может и раны зализывать, кто его знает. Лиза переоделась. Тут, опять, отвисла челюсть у Сергея Петровича, когда Лиза появилась на высоченных каблуках и в своем роскошном вечернем туалете. Но, что делать. Такова биология мужиков. У меня все время был открыт рот, когда Лиза появлялась передо мною. Тут устоять никто не мог. Красота, это страшная сила, Раневская права. Ужин прошел ну ура. Лиза, таки набралась с Сергеем Петровичем. Они много танцевали вместе. Пусть мужичонка порадуется и подержится за нее. Сегодня и его день. Расходились, хорошо, за полночь. Перед прощанием я достал деньги и попытался отдать половину Сергею Петровичу.
- Нет, Саша. Оставь все у себя. Тебе нужнее. Ты мне сегодня столько положительных эмоций принес, что, наверно, я еще и должен тебе остался. Проучили гада, да и мне поделом. Я думал, что все уловки картежников знаю. Оказалось, век живи, век учись. Мой тебе совет. На картах не проживешь. Я вижу ты парень башковитый. Тебя долго учить не надо. Так, развлекайся по копеечке, если тебе нравиться игра, на большие деньги не играй. Пропадешь. И Лизу береги, за такие штучки с неё шкуру спустят, когда-нибудь. Смотри, какая она красавица у тебя. Я в жизни своей ничего подобного и рядом не видел. Поверь мне, я много видел и много знаю.
Я протянул ему руку. Мы простились. В, общем, не плохой мужик оказался, хоть и партийный работник.
Опять скажу. Такой ночи у меня больше никогда в жизни не было. Несколько дней подряд Лиза была очень сдержанна. Но сегодня она дала волю всем своим эмоциям. Хорошо, что родителей не было дома. Думаю соседи, как и мы, уснули, только, под утро. Дело не в криках и стонах. Тут ничего громкого и необычного не было. Были эмоции, невероятные эмоции. Она занималась любовью так, как будто в последний раз в жизни, до остервенения и самоуничтожения. Я себе представить не мог, что может быть больно и страшно приятно одновременно. Совершенно новая грань в любви открылась для меня. Светало. Лиза прижалась ко мне и уснула. Я еще долго смотрел в потолок. Как мне было приятно, передать невозможно. Я не про секс говорю. Мне было приятно, от того, что её головка была у меня на груди. Она ровно дышала. Спокойствие и радость охватило меня. Я провалился в бездну.
Проснулись. Солнце уже было высоко. Мы оба вскочили с постели и каждый хотел приготовить завтрак другому. Это уже было похоже на любовь. Никто не хотел уступать. Я сдался первый. Пусть женщина готовит. Вкусно пели. Все тогда было вкусным. Молодость требует калории. Слишком много энергии требовалось. Сегодня воскресенье и я обедаю у деда, так мы с ним договорились. Я должен был ему предъявить Татьяну. Я много ему рассказывал о ней. Теперь вместо Татьяны, придется предъявить Елизавету. На счет имени выкручусь, тут дело ясное, опыт уже был. Мне очень хотелось Лизе сделать подарок. Интересно, ювелирный магазин в воскресенье работает? Мы не спеша оделись. Я был в тот день сказочно богат. У меня в кармане было без малого тысяча рублей. Двести я выиграл у Сергея Петровича и восемьсот у «гуся». Здорово.
Остановили машину и поехали в город. Ювелирный магазин находился на Дерибасовской, угол Советской Армии, с поэтическим названием «Радуга». Оказалось, ювелирторг в воскресенье работает. В магазине было полно народу. Все толкались у прилавков, но самое интересное, что никто, ни чего не покупал, так просто глазели. Да и выбор был не богат. Я долго думал, чего купить Лизавете. Но кроме обручального кольца, так, ни чего не придумал. А, что мне могло прийти другое в голову. В ювелирном магазине, как покупатель я был впервые. Протиснувшись к прилавку, я попросил продавца, что бы она показала мне самое красивое обручальное кольцо. У Лизы глаза засветились ярким пламенем. На моё несчастье, а может и на счастье прозвучал интересный ответ.
- Обручальные кольца продаются только по приглашениям из ЗАГСа, в свободной продаже обручальных колец нет.
Четко, ясно и лаконично. Меня оттеснили от прилавка.
- Пойдем Сашуля отсюда, с грустным видом сказала Лиза.
- Нет. Из этих денег, что мы вчера добыли варварским способом, добрая половина твоя, и я так просто отсюда не уйду.
Я опять втиснулся в толпу и вскоре был у прилавка. Купил самое большое золотое кольцо с красным ромбовидным камнем. Почему-то у этого кольца было мужское название «Маркиз» и золотые сережки, так же с красными камнями. Получился небольшой гарнитур. Кулона с красным камнем не оказалось. Даже, при такой покупке я не потратил половины денег. Цены были смешными. На Лизиных пальцах не было колец. Я с огромным удовольствием надел на её пальчик колечко, потом и серьги надел. Впервые в жизни я застегивал женские сережки, да еще и на таких прекрасных ушках. После каждой, удачно надетой мною сережки, я целовал Лизу за ушком. Ох, вспоминаю, дрожь по телу.
Лиза была счастлива, я был ещё боле счастлив и мы медленно пошли по Дерибасовской в направлении  моря. Дед жил не далеко, возле парка Шевченко. Лиза держала меня под руку. Прямо муж и жена, ни как не меньше.
 К обеду нас уже ждали. Стол был накрыт. Я проделал тот же эксперимент, что и дома. Перебив всех, я представил Елизавету. Дед долго улыбался, но Лиза ему очень понравилась. А разве она могла кому-то не понравиться. За столом сидели дед и моя бабушка, и дядя, отца брат со своей женой. И тут я только увидел, насколько красива Шура, жена дяди. Я как-то раньше не обращал на это внимание. Нет, Шуру я часто видел, но, что она такая красивая, я понял впервые. Лиза и Шура сидели за столом рядом. Пожалуй, Шура и не уступала Лизе в красоте. Да, она была старше и несколько полнее, но вот насчет красоты, тут вопрос серьезный. Дядя у меня не промах. Мне стало вдвойне приятнее.
Обед был очень вкусный, бабушка любила и умела готовить. На счет этого она была умелый мастер. А какое она варила варенье. Прозрачное, как слеза. Никогда не закрывала крышками банки, только накрывала промасленной бумагой и завязывала бичовкой. Варенье никогда не портилось. Банка могла годами стоять и никакой плесени. В Молодости она окончила институт благородных девиц в Питере. Как она рассказывала, там преподавали иностранные языки и географию. Учили играть на фортепиано, петь и танцевать. Хорошее классическое образование. Ни какой тебе алгебры и геометрии, в придачу с тригонометрией. Вот где учиться надо. Потом мы перешли к деду в кабинет. Я раньше, смотря зарубежный фильм, ни как не мог взять в толк, чего интересного, после обеда сидеть курить и выпивать крепкие напитки, да еще и без закуски. Все это можно было сделать за столом, во время еды. Спустя годы я это понял. Мы сели за небольшой столик. Дед подошел к своему бару и начал священнодействовать. Поставил перед нами серебряные рюмки, величиной с напёрсток.
- Так, с чего начнем, заговорил дед. Эх, эх, коммунизм. И кто это придумал, жить без прислуги и пить водку без закуски. Наверно начнем-с с портвейна. Э, внучок, это не то, что ты подумал. Это не ваш «шмурдяк» рупь ведро. Один стакан и мозгов нет. Настоящий портвейн делают только в Португалии, и то, только в одном городе. Порту, слыхал? Оттуда и название пошло. Вот попробуй, только очень маленькими глоточками, да вот и сигару возьми.
- Я же не курю, ты знаешь.
- А тут курить не надо. Тут ароматы должны смешаться.
Я закурил сигару, но тут, же отдал ее Лизе. Действительно, сигарный дым с портвейном во рту создали приятное ощущение.
- Так, еще по рюмочке. Какая благодать. Ощущаете. Теперь и коньячок попробовать можно. Как приятно освежает рот и дыхание.
Он еще много разных напитков налил. Я сидел в кресле и получал полное наслаждение. Тело стало необычайно легким и воздушным, по жилам разлилась теплота. Идеальное состояние. Вот гады буржуи чего напридумывали.  Вот и я как дед заговорил. Скверно жить без прислуги и пить водку без закуски. Мы портвейн стаканами, да и коньяк, также и с селедкой. А эти недобитки с голубой кровью, смакуют. Вдобавок прибавляют кофе и шоколад. Лиза была в восторге от выпитого, но еще больше от моего деда. Она глаз с него не сводила и все слушала с особым вниманием. В кабинете мы просидели часа два, не меньше. Дядя с женой уже давно ушли, а мы все сидели и слушали. Наш покой нарушила бабуля. Она тихонько зашла в кабинет.
- Федя, хватит спаивать детей и рассказывать им сказки. Сейчас, так не отдыхают после обеда. Им бы за столом пару стаканов водки принять и по домам. А на счет прислуги, ты все-таки прав. Действительно скверно.
Тут я впервые услышал голос Лизаветы, за все её время нахождения у деда в доме.
- Ой, Серафима Осиповна, все так замечательно. Я впервые в жизни получила такое удовольствие от выпитых напитков. Никогда не думала, что это так вкусно и приятно. А кофе, приготовленный на спиртовке, это вообще не забываемый вкус.
- Да, я вижу, тебя и сигары научили курить. Хорошая ученица.
- Но ведь приятно, не так ли Федор Николаевич?
- Приятно девочка, приятно. Алкоголь принимают не для того, что бы напиться и потерять разум. Эти напитки были придуманы людьми, для того, что бы украсить свою жизнь. Это пролетарии жрут портвейн и водку стаканами, а культурный человек смакует напиток. Да же ту же водку можно пить по-другому. Нальешь рюмочку водки со слезой, грибочек, маринованный на вилочку насадишь. Опрокинул рюмку в рот и грибком закусил. Пару ложек борща или настоящих щей и ты уже благоухаешь настроением. Аппетит, слюны полон рот, и пищеварение в порядке. Вот так-то дети мои. Ладно, идите домой. Вам есть чем заняться. Молодость прекрасное время.
Когда Лиза была уже за дверью, дед окликнул меня.
- Не знаю, как выглядит Татьяна, но Лиза великолепна. Поверь мне. Богиня, да и только. И молчать умеет. Весь обед молчала, а стеснения в глазах не было. Видать и ум у неё есть. Не упусти её, таких женщин не бросают, они сами уходят, если им плохо. В нашей фамилии в жёнах были только самые красивые женщины. Посмотри на свою бабушку, Шуру и на мать, эта подходит полностью.
Вернулась Лиза.
- Ой, я совсем забыла. Мне так хотелось Вас поцеловать.
И она громко чмокнула деда в щеку. Такое впечатление, что она слышала речь деда. Но такого быть не могло. Старинная дверь звуков не пропускала.
На небе сверкали звезды. Было тепло и безветренно. Мы медленно брели по улице. Усталости не было. Лиза держала меня под руку и прижалась ко мне. Приятно и хорошо.
- А кто твой дед, спросила Лиза.
- Как это кто. Дед и все.
- Ты меня не понял. Кем он был в молодости?
- Молодым человеком.
Решил «повалять Ваньку» я.
- Я понимаю, что не девушкой. Кто он? Таких людей я раньше не встречала. В нем чувствуется порода. Он, случайно не граф?
- Все графья в Париже. У нас социалистическое общество. Пролетарии всех стран соединяйтесь.
- Да, что тебе жалко сказать? Я же не дурра и не болтушка. Скажи Сашуля, а. Я тебя так ночью полюблю, что ты эту ночь не забудешь никогда, даже после моей смерти.
- Эх, Лизавета. Так как ты это умеешь делать, верю. Но, по-моему, вчера был пик и повторить такое невозможно, я уже не говорю, что можно сделать еще лучше. Два раза в одну реку не войти. Я тебя понял. Это я так, дурака валял. Если честно, то я толком и сам не знаю. Все окутано такой тайной. Дед, конечно, благородных кровей и бабуля так же. Про бабушку я вообще ничего не знаю. Отец деда был врачом. Говорят хорошим. Царскую фамилию лечил. Всех родственников расстреляли в ЧК. Похоже, дед был белогвардейским офицером. Скорее всего, служил у адмирала Колчака. Я не знаю ничего. Так, отрывочные сведения иногда срываются из уст деда. Долго рассказывать. Бабушка говорит, большие знания о происхождении семьи, могут повредить не только моей карьере, но и шее. Я их не тороплю, расскажут сами, когда придет время. Когда я был в Питере, то нашел дом, где жил дед до революции. Мне одна пожилая женщина рассказала о прадеде и молодом дедушке. Я бы с тобой об этом поделился в Питере, но ты внезапно исчезла.
Лизины глаза сверкнули. Даже, ночью я увидел, что она сильно покраснела. Потом, её глаза стали влажными. Нет, она не заплакала, но от её взгляда у меня защемило в груди. Впервые на неё было жалко смотреть. Она отпустила мою руку, как бы оттолкнув меня и пошла быстрее. Я догнал её и поцеловал в губы.
- Я была сильно занята.
- Да, я знаю. Ты говорила мне, что тебе срочно надо в институт, особенно в выходные дни.
Не прав был я в эту минуту. Такое ей говорить было не надо. Жестоко. Если знаешь, чем она занимается, и спишь с ней, или молчи, или отвали в сторону. Не лей масла в огонь. Значит, ночью она для тебя хороша, а в другое время попрекать надо. Лиза зарыдала. Такой прекрасный вечер и такие великолепные отношения я дурак, вмиг испортил. Я взял её на руки и понес к ближайшей скамейке. Мы долго целовались под луной. Оба молчали и продолжали целоваться. Ни кто из нас не хотел говорить друг другу правды. А зачем? Кому нужна эта, правда? Нам было хорошо.
 С моря подул холодный ветерок. Я почувствовал, что Лиза зябнет. Остановили машину, и мы поехали домой. Лиза легла спать в футболке и в трусиках. Это была наша первая ночь без любви. Я завел будильник, что бы мы ни проспали электричку, утром надо ехать на Бугаз, еще и на «Привоз» за харчами надо заехать. В общем, придется утром побегать, да и палатку с рюкзаком надо собрать и уложить. Завтра дел не впроворот. Лиза положила свою голову мне на грудь и тут же уснула. Я не думаю, что она притворилась спящей. Она не ворочалась, дыхание её было ровным и спокойным. Сердце билось редко, я это чувствовал, так как моя рука лежала на её прекрасной груди. Я смотрел в потолок и укорял себя. Какой же я гад. Надо было сразу разбираться, в первый же день её приезда, а не пользоваться всеми её прелестями, а потом потыкать ею. Делая из себя дурочка, что, мол, я ни чего не знаю и ни о чем не догадываюсь. Пока я занимался самоистязанием, сон сам меня забрал. Будильник зазвенел рано утром. Лиза не вскочила с постели, она повернулась на другую сторону и продолжала спать. Я побрел, как побитый щенок на кухню готовить завтрак. Надо было хорошо поесть. Обеда, точно не будет, вот будет ли сегодня ужин, это тоже был большой вопрос. Поставив чайник на плиту, я пожарил яичницу с ветчиной. Сделал салат из огурцов и помидор. Намазал маслом два огромных бутерброда и поверх масла положил толстые ломти колбасы. Лизу я на руках отнес в ванну. Надо было сгладить свою провинность. Я был не прав и прекрасно это понимал. Лизавета приняла мои молчаливые извинения. Она повеселела. Я заставил ее все съесть, что приготовил. Она была послушна. Собрал рюкзак. Попросил Лизу, что бы она показала свои вещи, которые она хотела взять с собой. Она мне все принесла.
- Нет, это все не годиться. Нет, вещи хорошие, тут слов нет, но для нашего отдыха не подойдут. Разве, что пару футболок и твой замечательный купальник. Его не пропьют. Его, просто ни кто не купит. Ты на много опережаешь время. Скорее всего, в недалеком будущем женщины наши начнут носить такие купальники, но не сегодня. Ни одна одесская дама его не наденет. Проще и дешевле ходить голой по пляжу. Джинсы и кофта замечательные. Через несколько дней ты эти вещи ни за что не отстираешь. Жалко, они очень дорогие. Так. А ну примерь мои джинсы. Великолепно. Как будто ты в них родилась. Вот и рубашки мои тебе подошли. На ноги что оденем? Носки у меня есть. Какой у тебя размер ноги? 35. Это великолепно. Такие размеры, только в детских магазинах бывают, но, слава Богу, у моей благоверной сестрицы такой размер обуви.
Моя сестра была старше меня и жила с мужем отдельно от нас, но кое, что из её обуви у нас дома осталось. Я полез на антресоли и достал несколько коробок с обувью. В одной из них оказались, почти новые кроссовки. В то время кроссовки выпускали только «за бугром», для нас простых смертных, такая обувь была в диковинку. Папа из рейса привез несколько лет тому назад. Сестра пару раз надела, сказала, что они велики для её ноги и обувь положили в коробку. Жалко было выбросить. Все были бережливы, может, кому и сгодится потом. Оказалось, есть кому. Лиза примерила обнову, как раз. Все вопросы были решены быстро.
 Я подошел к телефону. Взял трубку и набрал Лёнчика, что бы он нас встретил у вокзала. Я хотел отдать ему вещи и Лизу, а самому бежать на Привоз за едой.
Вы спросите, кто такой Лёнчик. Это отдельный вопрос. Про него надо писать другой рассказ, да, что там рассказ. Огромный роман можно написать, бумаги не хватит. Человек с энциклопедическими знаниями. Лейба Ааронович Либерман. Это мы его окрестили Лёней, если только еврея можно окрестить.  Понятно, что с таким именем, отчеством и фамилией ни один институт Советского Союза его принять не мог. В армию его не взяли, по причине тяжелого плоскостопия. Два года назад он уехал жить в Америку, но каждое лето приезжал в Одессу. Тут многое непонятно. Во-первых, репатриантов на пушечный выстрел не пускали обратно в Союз. Во-вторых, где он брал деньги на билет, так же не понятно.  Насколько, я знал, он не работал в штатах и даже не собирался этого делать. Как он говорил.
- Там много негров, вот пусть и работают.
 С ним было интересно, он был большой выдумщик, и моя компания сразу приняла его в наши ряды. Когда он был в Одессе, ни один праздник без него не обходился. Поездка на Бугаз, это праздник, правда, очень тяжелый, но все равно, праздник.
Я обвешал себя вещами, Лизе дал в руки, только, легкую сумку. Тяжела ноша. Но своя ноша не тянет. Если бы Лиза села сверху, я бы и её унес. Молодость не старость. Как я любил всегда говорить. FORWARD. Такси достать не удалось, и мы загрузились в «Жигули». Водила, гад, содрал с меня трёшник, хотя на счетчике было бы копе пятьдесят, шестьдесят, не больше. Ну, да, Бог с ним. Частный извоз, есть частный извоз. Каждый зарабатывает, как умеет.
Приехали на привокзальную площадь. Леня нас не встретил. Странно. Я выгрузил вещи из машины.
- Так, Лизонька, стой здесь и жди. К тебе подойдет человек от меня и отнесет вещи к электричке. Погружайся спокойно. Наши все уже там. Я бегом на базар и обратно к тебе.
- А как я его узнаю, твоего Леню.
- Ну, это совсем просто. Подойдет к тебе длинный и худой человек с длинным носом и во время улыбки у него видно все тридцать два кривых зуба. Не поняла? Ты еврея видела в своей жизни.
-Да.
- Так вот это еврей. В Одессе больше евреев нет, все уехали. Все время кричали, бей жидов, спасай Россию. Жидов перебили и прогнали. А Россию, что спасли? Правильно, не спасли. Как были в говне, так и остались. Теперь, только, в социалистическом, но все равно в говне. Разберешься не маленькая. Я и тебя ему описал. Мимо тебя не пройдешь.
Я перебежал на другую сторону улицы и оглянулся. Ленчик подошел к Лизе. Поцеловал её в щеку, сволочь. Потом я начал смеяться. Это надо было видеть, как он грузил мои вещи на себя. Черт с ним, с «Привозом». Такое зрелище пропустить было нельзя. Он, таки нагрузил на себя всю ручную кладь, но двигаться не мог, его согнуло в три погибели. Лиза пыталась его разогнуть. Кончилось все тем, что Ленчик упал на асфальт. Лиза взяла Ленчика и все вещи и так они, то есть она пошла к электричке. Я побежал. Соображать, не было времени. Я купил огромный кусок свиной шеи и мешок картошки и с этой поклажей понесся на вокзал. Лиза одна стояла на перроне и ждала меня. У меня мелькнуло в голове. Вот преданная жена. Все в вагоне, а она стоит и ждет. Заскочили в электричку, когда машинист попытался закрыть двери. Чуть картошку за бортом поезда не оставили, его защемило дверьми. Двери открылись, и я втащил мешок в вагон. Поехали.
- Они мне говорили, что ты сам доберешься, если опоздаешь, не маленький. А как я без тебя. Я без тебя не могу, торопливо мне начала говорить Лиза.
Ох, как приятно слушать такие слова. Я без тебя не могу. Я поцеловал Лизу. Вот, казалось бы, маленький пустяк, а как приятно. Из таких маленьких пустяков и состоит вся наша приятная жизнь на этом белом свете.
Сегодня был понедельник, но электричка была забита до отказа людьми. Мы специально всегда выезжали на Бугаз в понедельник, что бы меньше народу было на пляже. Лагерь удобнее разбивать. Но видимо, все так стали думать. Наша компания была уже навеселе. Во всяком случае, мужская половина. У Мишки с Сашкой глаза горели, а Кирюха, совсем уже клевал носом. Этот профессорский сынок, как он сам говорил, я из уродов, любил выпить, особенно на халяву. Дед знаменитый профессор медицины. Бабка доцент. Мать ведущий специалист, в своей области медицины. Вот папу его я не знал. Они его выгнали. Наверно он выпивал, вот Кирюха и в него. Однажды, я его приволок в «дрезину» пьяного домой. Ели затащил. Так этот гад, дома все свалил на меня. Мол, я его напоил. Я на следующий день пришел к нему справиться о его здоровье, меня так отчитали за него, что я еще долго это помнил. Но он был моим другом, какие обиды между друзьями. Союз друзей, как и брачный союз, создаются на небесах. Это было моё убеждение. Оно и по сей день меня не подводит.
 Электричка медленно потянулась, останавливаясь на каждом углу. Люди все прибывали и прибывали. Кирюха достал из сумки бутылку портвейна. Я сразу понял, портвейн «Приморский», в простонародье «Пал Палыч». Бутылка пошла по кругу. Дошла очередь и до меня. Я протянул бутылку Лизавете.
- Это, конечно, не португальский портвейн, как у деда, но тоже ничего. Пить можно. Извините, мадам и рюмок нет. Из горлышка пить умеешь? Нет. Ничего, научишься. Тебе еще не такое пить предстоит, это нектар, по сравнению с тем, что тебя ждет впереди. Я предупреждал. Вперед. Forward.
Лиза взяла бутылку, закрыла свои прелестные глазки, выдохнула, опрокинула бутылку и эта жидкость, называемая вином, полилась ей в горло. Я не дал ей допить до конца. Она, просто не знала, как остановиться. Так бы вся жидкость в неё и влилась бы. Бутылку я вырвал из её рук. У Лизы лились слезы из глаз, а глаза её хотели вылезти из орбит. Я её слегка похлопал по спине, и она начала дышать. Зря я ей дал выпить. Это надо было делать уже на месте. Опыт приходит гораздо позже, чем надо. Через пять минут Лизу я пристроил рядом с Кирюкой, на скамейке, стоять она уже не могла. Тут нужна привычка к такому поилу, у неё её не было. Она привыкла к шампанскому, но этот напиток, как «Пал Палыч», гораздо горячее. И опять, зря это сделал. Я не заметил, как Кирюха достал еще одну бутылку портвейна и влил в Лизу половину содержимого. Остальную половину он влил в себя. Когда мы подъезжали к нашей станции, Лиза и Кирюха спали обнявшись. Объявили. Станция «Солнечная», следующая «Затока». Мы дружно стали выкидывать наши вещи на перрон. Потом был торжественный вынос двух тел из вагона. Нет, я Лизу ни кому не доверил. Взял её на руки и вынес. С Кирюхой поступили проще. Тащить его на себе ни кто не пожелал, мы просто, взяли его за руки и ноги, раскачали по сильнее, что бы он не упал на асфальтное покрытие перрона и выкинули на песок, поросший очень колючей травой, вроде верблюжьей колючки. Кирюха привычный, и ни чего с ним не сделается. Все было рассчитано с ювелирной точностью, для нас это было не впервой. Кирюха точно лег в цель. Лизоньку я положил на холм из песка, предварительно постелив ей коврик, что бы мое солнышко, не валялось на песке. Начали разбивать лагерь. Палатку свою я поставил самый первый. В этом деле у меня был большой опыт. Окапался, что бы ветер, не сдул её. Внес туда наши с Лизой вещи. Лизоньку на руки и в палатку. Солнце уже припекало сильно. Как бы ни перегрелась  девочка моя. В лагере у нас было две половины. Мужская и женская. Нет, у некоторых были отношения, об этом все знали, но, вот так публично, никто не афишировал. Из семейных, получился я один. Я достал мясо из сумки и отдал нашим девушкам. Его надо было съесть сегодня. Завтра, оно бы превратилось в тухлятину. Кто за дровами, кто еще по каким-то делам, а я к Лизе. Солнце уже в зените. В палатке очень жарко. Лиза не подавала признаков жизни. Гад Кирюха, что ему сделается, проспится и опять жрать винище будет, а мою девочку ухайдахал. Очнется, болеть будет. Чем лечить, не вином же. Хотя на Руси клин клином вышибают, но эта не привыкшая к такому обращению. Чего доброго, помрет еще. Так и не узнает семейного счастья бедолага. Я стащил с Лизы джинсы. Слава Богу, в приличных хлопчатобумажных трусиках оказалась. Такие трусики с её попкой показать можно. Футболка снялась легко. Лизка, как всегда, была без лифчика, но это меня не пугало. Там было на что посмотреть. Пусть смотрят, все равно она наденет свой купальник, а это, то же самое, что и сейчас, только сосков не видно. Я её положил на плечо, как ковер и понес к морю. Быстрее отойдет. Нет, плохое слово, отойдет. Наверно, правильно сказать, выйдет из своего состояния летаргии. Окунул её пару раз. Результат равен нулю. Аккуратно положил её на песок, так, что бы прибрежная волна ей омывала её прекрасные ножки. Надел на неё шапку, чтобы голову не припекло, сел рядом с ней и начал ждать. Что мне еще оставалось делать. Через час, когда я уже перестал надеяться, что к Лизе вернется сознание, я почуял носом запах жареного шашлыка. Видимо и на Лизу это благоприятно подействовало. Она стала подавать признаки жизни и открыла глаза.
- Где я, спросила она.
- Не беспокойся, на этом свете и в Советском Союзе, сострил я.
Она задумалась. Видимо, вспоминала  электричку и поездку. Глаза её наполнялись жизнью. Я помог ей  сесть.
- Так я же совсем голая.
Она обхватила себя руками, прикрывая свою великолепную грудь.
- Здрасте Вам. У нас уже и стыд появился, продолжал я скоморошничать. На центральном пляже в Аркадии с голыми сиськами, значит, ходить можно, а тут, видите ли, нельзя.
- Так я же была в купальнике, а тут в простых трусах.
-Ну, знаете ли. Хрен, редьки не слаще. Пошли, переоденешься. Пора шашлычок кушать.
Тут я, видимо, поторопился. Лиза встала, но ходить еще не могла. Портвейн «Приморский», бьет не только по голове, но и по ногам. Я взял её на руки и отнес в палатку.
Тут меня позвал Мишка.
- Хватит свою принцессу таскать на руках. Ни черта с ней не будет. Часок, другой и оклемается. Это ей не шампанское в Питере потреблять. Тут Одесса, у нас в ходу другие напитки, пущай привыкает. Выйдет за тебя замуж, ей же жить придется с нами. Вот мы тебе её и приготовим.
Раз у культурного Мишки появился такой сленг, значит, он уже хорошо дерябнул и Сашка молчит. Уже все хорошие, это один я «ни в одном глазу». Ничего догоню. Тут главное не перегнать. У меня Лиза болеть будет до завтра.
Оставив Лизу в палатке, я пошел к костру. Мясо готово. Все ждали только меня. Смотрю и Кирюха, как «огурчик», уже сидит возле шашлыка и облизывается как кот. Стакан пошел по кругу. Мы выпивали и закусывали. Вскоре и Лиза появилась. Она нормально шла. Печень молодая, переварила всю эту гадость. Рядом с Кирюхой я её больше не посадил, держал возле себя. Опыт был. Вино она пить отказалась. Но я ей разрешил выпить как лекарство. Говорят, помогает, в чем я очень сомневался. Ничего, пошло нормально. А зря. Утром я раскаивался в этом. Компания наша веселела все быстрее и быстрее. Тут и Ленчик вступил. Все его байки и рассказы сопровождались громким хохотом. Но когда он вывернул себе веки и запел, как кобзарь, тут все начали кататься по песку, удержаться было не возможно. Это передать словами нельзя, это надо видеть и слышать. Вечер прошел великолепно. Как стемнело, пришли пограничники, и мы потушили костер. Кому мы могли передавать световые сигналы, я так до сих пор не понимаю. Но так было положено, с пограничниками спорить невозможно и не нужно. Себе дороже. В костре испеклась картошка, это было наше второе блюдо на сегодня. Все перемазались в золе. Но было вкусно и весело. Перед сном, Лиза попыталась умыться. Она взяла мыло и пошла к морю. Она не знала, что намылиться обыкновенным мылом в морской воде невозможно. Её это сильно удивило. Я показал ей как надо это делать. Взял кусок белой глины и намылил себе руки и лицо. Вся сажа смылась моментально. Лиза повторила эту процедуру за мной. Эффект тот же. Чистые руки и личико. Лиза прошептала мне на ухо, хотя рядом ни кого не было, все уже спали.
-А, там, ну ты понимаешь где. Туда же глину не засунешь.
Я хотел сострить. Но вовремя понял. Она последует моему совету. А мне не хотелось, что бы она, действительно сунула себе «туда» кусок глины.
- А, вот тут мадам, я Вам ни чем помочь не могу. Вот море. Подходит. В крайнем случае, я могу Вам полить из бутыли с пресной водой. Если Вы, конечно, не стесняетесь меня.
Она задумалась.
- Поливай, а что делать. Да, и стесняться тебя мне нет смысла. Ты везде меня видел и везде целовал. Как ты говоришь. Forward.
Вот гадюка. Укусила, все-таки меня. Я пошел за пресной водой. Смотреть на эту гигиену я не стал, но, вроде, вода пошла куда надо. Позже, подрабатывая в реанимации фельдшером, я часто вспоминал этот случай. Я только добавил.
- Лизочка, ты завтра проконсультируйся у наших девушек, как они это делают. Они тебя научат. Я темный человек в этом деле. Все-таки мы разные. Я не умею рожать.
Мы отправились в палатку. Долгой любви не было. Все по-быстрому и тихо. Лиза сопела мне в плечо. Но мы оба остались довольны. Мы залезли в одноместный спальный мешок, крепко обнялись, такой трюк я больше ни с кем повторить не смог. Я застегнул змейку,  и мы быстро уснули.
Проснулся я на рассвете. Лиза пыталась вылезти из спального мешка. Ей было жутко плохо. Её рвало. Без привычки сложно. Кирюха уже бродил возле нашего пепелища, пытаясь найти немного вина и поправить свое здоровье. Все остальные еще спали. Когда Лизе стало чуть лучше, я надел на ноги кеды и побежал в «Затоку». Надо было купить анальгин и минеральную воду. Об этом я не подумал накануне. Пять километров туда и обратно меня не пугали. Для хорошего кобеля десять верст не круг. Forward, сказал я себе, и побежал. Спасибо водителю, он остановил машину.
- Далеко путь держишь, спросил он меня.
- Девушке плохо. Я не рассчитал её силы. Приезжая она, вот и мучается теперь, честно сказал я ему.
- Прыгай в машину, лекарь-стайер.
Я сел в машину. Через минуту я был у цели. Я протянул водителю пять рублей, мельче денег у меня не было.
- Да ты, что старик. Совсем спятил. Я не ради заработка. Слишком вид у тебя был озабочен. Иди себе с Богом и лечи свою девушку.
Я его поблагодарил. В аптеке и ночью купить все можно, а вот минеральную воду, где взять. Магазин, только в восемь утра откроется. А сейчас, часов пять-шесть утра. Не ждать же. На выручку пришли старушки пенсионерки. Они торговать начали с рассвета. Водка, сигареты, молоко и минеральная вода. Кстати, вода была, только, в стеклянной таре. Но, всегда, отменного качества. Что написано на этикетке, то и в бутылке. Двойная цена меня не испугала. Взял три пол литровые бутылки минералки и литр молока. Все это в авоську и бегом назад. По дороге схватился за кузов грузовика. Это легче и быстрее, чем бежать. Пока ехал, думал, как спрыгнуть и не разбить бутылки. На счастье, грузовик притормозил, где мне надо было сойти, впереди в асфальте была колдобина. Я поблагодарил нашу дорожную службу и через минуту был возле Лизы. Её было плохо, но лучше, чем когда она проснулась. Ко мне подошел Кирюха с идиотским вопросом.
- Сашок, ты случаем водки не купил. А, молоко. Да ну его, это телячье поило
Лечение начал с минералки. Маленькими глоточками. Тут желудок перегружать нельзя. Вырвет. У меня уже был и личный опыт в этом деле. Постепенно, капелька, по капельке. Потом, анальгинчик. У Лизоньки глазки посветлели. Какая же она красивая, всё-таки,  даже, в таком состоянии. Девчонки уже варили завтрак. Картошка с тушенкой и много жидкости в котле. С утра в самый раз. Пол литра молока я отдал на общак, другую половину постепенно вливал в Лизу. Она быстро пришла в себя. Есть нашу шурпу, она не захотела, но я и тут настоял. Я понимал, что обеда не будет. До вечера надо продержаться.
После завтрака стали собирать деньги в общий котел. Кто кинул десятку, кто положил четвертной билет. Я гордо в шапку кинул четыреста рублей. Каюсь, сотню зажал. Оставил на проводы Лизаветы.
Начался ропот. Тут все потребовали от меня ответа, откуда такая роскошь.
- Это все заслуга Елизаветы, а не моя. Я был только исполнитель.
И я им рассказал первую половину нашего происшествия. Про вторую промолчал. Не все чисто было в этом деле. Мужики дружно потребовали от Лизы повторить фокус с зажигалкой. Молодец Лизка. Она не постеснялась. Сходила в палатку. Сняла джинсы, надела свой купальник и при сем честном народе стала в позу, «мама моет пол без швабры».
 Аплодисменты, переходящие в овации и браво. Бис. Лизка несколько раз бисировала. Мы дружно посмеялись.
Так и шел день за днем. Рассказывать и не чего. Мы отдыхали. Лиза плотно влилась в нашу компанию. Утром готовила завтрак. Как и все девушки мыла посуду. В общем, ничего интересного. На счет гигиены я её не спрашивал, видимо ей все подсказали. Она здорово подружилась с нашими девчонками, и все время проводила с ними. Только на ночь возвращалась ко мне. Я не возражал. У меня и своих дел было по горло. Окрестные дачи. Фрукты и ягоды. Пару раз и курочек приносили. Озорничали, каюсь. Молодые, дурные были. Виноград или курица из магазина не такая вкусная, во всяком случае, так нам казалось тогда. Суббота. Это наш последний день на Бугазе. Наши ребята решили остаться еще на несколько дней. У Лизы самолет в понедельник. Билет не поменяешь. Курортный сезон. Конец июля. Самое время. Вечером Лиза попросила, что бы я с ней погулял по берегу моря. Я понимал, что у нас должен состояться серьёзный разговор. Я готовился долго к нему, но так и не был готов. Немного трусил, но пошел. Отговаривать её не стал. Мы долго, и молча, гуляли. На обратном пути Лиза предложила присесть на холме. Я не сел, а лег на кургане, заложив руки за голову, и устремил свой взор в звездное небо. Какие яркие звезды были тогда. Такого неба я больше в своей жизни не видел. Скорее всего, больше никогда так не смотрел на звезды. Лиза прилегла рядом, положив, как обычно, мне свою голову на грудь. Я машинально положил руку на её грудь и хотел пальцами взять и потеребить её сосок. Мне это сильно нравилось. Он моментально набухал и становился твердым. На этот раз она одернула мою руку.
- Не надо Сашенька. Я хочу поговорить с тобой. Мне трудно. Мне очень трудно. Ты только не перебивай меня. Хорошо. Ну, вот и славно. Я поняла, что ты давно догадался, чем я занимаюсь в Питере. Я не буду оправдываться. Оправдывается виноватый. Я не считаю себя таковой. Я бы и сама тебе все рассказала. Был ли у меня выбор. Наверно был. Выбор всегда есть. Я поступила в университет. Денег ни копейки. Стипендии не хватает. Мне было нужно кормить и одевать себя и своего папашу. Ты видел его. Да, пьяница. Но я люблю его и, ни когда не брошу его. Он мой отец. Сначала я устроилась посудомойкой, но меня в постель попытался затащить директор этого кафе. Я дала ему по морде. В следующем кафе, было то же самое. Меня и оттуда быстро уволили. Нашлась подруга по университету. Объяснила, что к чему. Сказала мне. До лампочки, что будут говорить другие. Выучусь и выйду в люди. Накоплю, к тому же, немного деньжонок. Может, и на квартиру хватит. Будущему мужу все расскажу. Примет, нарожаю ему детей. Я и повелась на её слова. Сначала трудно было и противно. Ничего, обвыклась. Никаких приятных ощущений. Работа и все. Меня заметили. Я пошла на повышение. У меня был охранник и машина. Я стала обслуживать самых дорогих клиентов. Зимой встретила тебя. Впервые в моей комнате ночевал мужчина. С тобой все оказалось по-другому. Я впервые испытала оргазм. Ты можешь мне не верить, это твое дело. Я у тебя ничего не прошу и от тебя ничего не требую. Просто выслушай и поступай, как знаешь.  Мне было очень хорошо с тобой. Но я не могла оставаться с тобой долго. Есть две причины, почему я убежала от тебя. Первая. Это ненавистная мне работа. Вторая, она и самая главная. Мне показалось, что я влюбляюсь в тебя. Ты себе уедешь в свою Одессу, а что я буду делать без тебя? Вот я и исчезла из твоей жизни. Думала, забуду, и все пройдет. Поначалу так и вышло. Я редко вспоминала о тебе. Потом чаще и чаще. Весной я начала, просто, сходить с ума по тебе, как мартовская кошка. Все мои мысли были о тебе. Решила летом поехать к тебе. Так и сделала.
Я её впервые перебил.
- Извини меня Лиза. Но как ты узнала мой адрес? Вроде я тебе его не давал.
- Все просто Сашуля. Когда ты впервые пришел ко мне и пошел в ванну, я решила повесить твою куртку в шкаф. Нет, я не рылась в твоих карманах. Я не имею такой привычки. Просто твой паспорт хорошо прощупывался через пуховик. Вот я и глянула. А, что там было запоминать. Улица, как ты сам знаешь, у нас одинаково называется. Номер дома и номер квартиры запомнить легко. Я же не совсем дурра. Вот и весь фокус. Дала тебе телеграмму и к тебе в объятья. Мне сначала показалась, что ты не ту встречаешь, такой вид был у тебя, но потом эту мысль отбросила. Да, и все у нас с тобой было хорошо. Ты на меня стал смотреть как на любимую девушку. Возможно, мне это и показалось. Иначе бы я ни за что не начала бы этот разговор.
Тут я нагло соврал Лизе.
- А кого же мне было встречать, кроме тебя. Других знакомых девушек в Питере у меня нет. Ты единственная.
- Да, это я так, к слову. Просто, показалось и все. Да, я все уже, почти, тебе сказала. Возьми меня замуж. Я буду самой верной женой тебе на свете. Верь мне. Я в жизни не дам тебе повода сомневаться в этом, обещаю тебе это. Сколько захочешь детей, столько и рожу. Переведусь учиться к вам, в Одессу. У вас есть университет. Будем жить душа в душу. Я буду скромна и прилежна. Я люблю тебя. Никогда не думала, что можно так любить мужчину. Эти дни, проведенные с тобой в Одессе, убедили меня в этом. Я не могу жить без тебя.
Я лежал на песке и смотрел в небо. Зря Лиза сама начала этот разговор. Это я гораздо позже понял. Через много лет. Тогда, полный дурак был. Самовлюбленный болван. Если бы она ничего не сказала. Кто бы ей дал, просто так, уехать из Одессы. Наверно, я бы в аэропорту стал бы перед ней на колени и молил бы её стать моей женой. Через день был бы у неё дома в Питере. Но я лежал и смотрел на звезды. Полный кретин. Единственное, что я умное произнес, это было так.
- Ты знаешь, Лизавета. Мне кажется, жизнь всё расставит по местам. А если бы мы, просто, с тобой познакомились в Одессе. Тут дело в другом. Давай немного подождем. Время есть. Если, действительно наши судьбы вместе должны быть, мы будем вместе, я очень люблю тебя. Да, я догадался, кем ты работаешь в Питере. Меня это не смущает. Жизнь, есть жизнь. Следующим летом сыграем свадьбу.
Я поцеловал ей руку. Её ладошка пахла любовью. Этот запах до сих пор стоит у меня перед носом. Все помню. Не знаю, убедили ли её мои слова. Но между нами пробежала черная кошка. Я это почувствовал этой же ночью в нашей палатке. Нет, отказа не было ни в чем, даже больше, чем можно было ожидать. Было так же тепло и приятно, но я не улетел на седьмое небо, я был рядом. Рядом с этой прекрасной девушкой. Всю ночь я её целовал, где только мог достать. Её прекрасная головка металась по всей палатке. Заснули мы под утро. Проспали утренею электричку. Нас разбудило палящее солнце. В палатке находиться было невозможно, такая стояла жара. Никто из наших друзей и на метр не приблизился к нашему общему, пока еще, общему ложу. Все чувствовали наше расставание. Лизку успели не только принять в наш коллектив, но и полюбить. Никто не хотел, что бы она уезжала.
Палатку я оставил ребятам. Теперь у них будет не так тесно. Все поцеловали Лизу. Глаза были у неё мокрые. Мы сели в электричку и поехали в город. Прощай Каролино-Бугаз.  Электричка тронулась и мы поехали. Народу было мало в этот знойный день. Все отдыхающие ехали в Одессу вечерней электричкой, стараясь,  как можно дольше провести время возле моря. Мы уселись на жесткую деревянную скамью. Было жарко, но Лиза прижалась ко мне и задремала. Тут я не знаю, может и притворилась. Мы все сказали друг другу вечером. Нам больше ни о чем было говорить. Только действовать. Хорошо, что я оставил записку родителям, где я и когда появлюсь дома. Нас уже ждали с обедом. Все было вкусно, но без выпивки, как у деда. Мой отец не пил и не курил. Нет, по праздникам он мог опрокинуть рюмку, другую, но не более. Сегодня праздника не было. Скорее панихида. Лиза уезжает завтра утром. Время пролетело в одно мгновение. Мне казалось, что только утром я её встречал в аэропорту. Лиза выглядела великолепно. Ровный бронзовый загар по всему телу. Как мулатка с льняными волосами. Мне даже, показалось, что она поправилась, хоть мы и скверно питались две недели. Вроде и грудь у неё увеличилась. Она как-то округлилась. Ушла девичья угловатость. Её фигура приняла особые женские формы. А может я, просто, влюбился. Так мне тогда казалось. Папа читал газеты, я листал книгу. Мама увела Лизу в кухню, и они нам о чем-то шептались. Потом поужинали. Смотрели телевизор. Лиза чувствовала себя в доме на правах невестки, я это заметил, а вот мне было не комфортно, весь в напряжении. Папа больше не заглядывался на Лизку, наверно, так же принял её за члена семьи. Чего глядеть на свое, и так всегда увидеть можно. Еще и надоесть успеет. Дело шло ко сну. Мне стало еще не удобнее. Выручила мама.
- Так дети мои. Я не знаю, чем вы занимались без нас с папой, нас это не интересует, дело молодое. Но, при нас, пока Лизавета не твоя жена, будете спать раздельно.
Папа скривил на лице ехидную гримасу, я это заметил, хоть он и прикрылся газетой. Мама продолжала.
- Саше я постелю в большой комнате на стульях. Ничего с ним не станется. Захочет и на полу можно улечься. Лето на дворе, не замерзнет. Лиза, как и положено девушке, будет спать на кровати.
 Она так и поступила. Я улегся на пол. Родители ушли спать к себе в комнату. Я немного поворочался на полу, и через полчаса был уже рядом с Лизой. Она ждала меня. Вы знаете, как трудно провести ночь с пылкой девушкой в полной тишине? Я, то же не знал. Лиза не проронила ни единого звука. Я только чувствовал, как колеблется воздух от её страсти. Страсти было очень много, как никогда много. Пожалуй, самый страстный день в нашей любви с ней. Мы не сомкнули глаз до утра. Я, даже, отказался утром уходить от неё. Что я теряю, ничего. Хотелось побыть в ней на одну минутку дольше и больше. Но перед смертью не надышишься. Понятно. Лиза сама меня прогнала. Я, молча, ушел на свое холостяцкое половое ложе. Папа встает в шесть утра и начинает делать зарядку. В центнер веса, чуть ниже меня ростом, силище, как у быка. Он начинал прыгать. Не то, что квартира, весь наш железобетонный дом начинал ходить ходуном. Я свернулся калачом в кресле и попытался заснуть. Ничего из этого не вышло. Завтракали. Лиза вышла к завтраку еще прекрасней. Бессонная ночь на ней ни как не сказалась. Мы поели. Начались сборы. В одиннадцать часов у Лизы самолет. Я не мог смотреть ей в глаза. Страшно.
 Папа и мама поцеловали Лизу в щеку. Мама добавила и словами.
- Лизонька, извини, если, что не так. Мы хотели как лучше. Любая мать всегда придирается к невестке. Но, это ревность материнская. Когда у тебя будут свои дети, ты все поймешь, сейчас это тебе объяснить нельзя. Адрес ты наш знаешь. Похоже, Сашка тебя любит. Приезжай когда захочешь, мы будем рады тебе. Ты очень красивая девушка и наверно, не избалованная, а из простой семьи. Я это сразу вижу. Насмотрелась за свою жизнь, на всяких там, леди. Мы ждем тебя.
Лиза поцеловала мою маму, чуть не расплакалась. Я взял её сумку, и мы поехали в аэропорт. Я не знал, куда себя деть, все это время. Было напряженное молчание. Лиза ждала, что я заговорю. Но я молчал. Струсил в очередной раз. Настоящая «Женитьба» по Гоголю. Я типичный Подколесин. Меня спасли деньги, которые находились у меня в кармане. Я медленно пошел к цветочному ларьку и купил огромный букет роз. Лиза не поблагодарила меня, но цветы прижала к себе. Тут я увидел на ней мой подарок. Серьги и кольцо. Она ни разу не надевала эти вещи, после покупки. Сегодня все сверкало на ней. Объявили посадку на самолет. Мы, молча, побрели к стойке регистрации. Перед самым выходом к трапу самолета, Лиза подошла ко мне.  У нас был долгий, долгий, долгий последний поцелуй. Наш последний в жизни с ней поцелуй. Она улетела.
 Вот так просто. Села в самолет и улетела. Как будто и не было этих трех недель счастья. Да, да. Настоящего счастья. Это счастье нельзя купить за деньги. Оно отпускается свыше. Вот оно есть, вот и пропало. Ничего нельзя поделать. Ни-че-го!!!! Как с этим жить дальше я не знал. Можно было завтра сесть на самолет и прилететь к Елизавете. Вопрос. Главный вопрос. Вернется ли счастье??? Вот этого я и не знал. За эти три недели Лиза научила меня многому. Страстно любить. Быть не злобным. И я полюбил новую музыку. Прекрасную музыку в исполнении Ирины Понаровской. Я вернулся домой. Отец посмотрел на меня и все сразу понял.
- Я думал ты умный Сашка, а ты у меня еще зеленый дурачок. Я не знаю, как выглядит Татьяна. Думаю, нет, я, просто, уверен, простушка. Каких миллионы. Такая девушка. Да я бы этим же рейсом поехал за ней и забрал бы её домой. Такой девушки у тебя больше не будет. Я, хоть и атеист, но Господь дарует всего один шанс. Пропустил его и все. Полная пустота. Да я твою мать взял в охапку и приволок домой. Знаешь, какая у меня была конкуренция. Плевать я хотел на всех. Убил бы любого. Красивее твоей матери в Одессе не было и не скоро появится, такая. Вон, твой дядя на край света отправился за Шуркой. Она замужем была. Он, так же, взял её в охапку и домой увез. А ты размазня. Она сама к тебе приехала, а ты отпустил её. Пройдет много лет, меня уже в живых не будет, вот тогда только дойдет до тебя все, что я сказал. Остолоп ты и все. Иди с глаз долой. Не хочу тебя видеть.
 За меня вступилась мама. Но мне от этого не стало легче. Неделю мне хотелось выть. Нет, не хотелось, я выл, но никто этого не слышал. Потом я ушел в себя и пошел в спортзал. Так я еще никогда не тренировался. С остервенением, до полного изнеможения. Тренер диву дивился и выгонял меня после тренировки из зала, что бы я не получил травму. Так все длилось до первого сентября. Так я ни куда и не поехал. Питер остался далеко, далеко. Начало занятий. Четвертый курс начался. Через неделю ехать в колхоз. Не на картошку, а на уборку винограда. Я легко мог не поехать. Спортсменов, сборников области и института освобождали от этой почетной миссии, но мне некуда было деть свои мозги, и я поехал. Буду пить по вечерам горькую, и развлекаться с девицами. Были у нас и такие. Медики не знают стыда.
Для того, что бы убить своего горе, я специально поселился возле Кирюхи. Нас разместили в шикарном коровнике. Коровы в нем отказывались давать молоко, значит для студентов в самый раз. Девушек, чтобы не смущать мужское население разместили в клубе. Вы знаете, что такое для городского человека выполнить норму по сбору винограда. Это, примерно, то же, что и слетать в космос. Корзину, другую, собрать можно, но тридцать, это геройский поступок. В первый день, честно скажу, я трудился в поте лица, но собрал двадцать. На следующий день я не мог разогнуться. Спина болела так, прямо, караул кричи. Деньги у меня были. Я заплатил сборщикам урожая, и они для меня делали норму. Я мог спать себе целый день на воздухе. Кирюха, все время был возле меня. Денег ему родители не давали, все равно все пропьет. Он к концу рабочего дня умудрялся украсть с десяток корзин. Его поймали. Били, но не сильно. Из института его выгнать не могли, дедушка профессор, он плюнул на все и спал возле меня. По ночам мы пьянствовали и занимались развратом. И тут я впервые столкнулся с женскими критическими днями в отчую. Я задумался над этой проблемой и вспомнил Лизу. А, ведь, я так и не попал с ней на эти дни, но быстро забыл об этом. Я проснулся перед обедом, питался я отдельно. Нашел старушку в селе, и она мне готовила. Ту пищу, которую называли едой, и кормили студентов, я на дух не переносил. Как можно есть, такое поило, я себе не представлял. Иду по рядку и вижу, стоит моя Татьяна, у меня, аж в груди защемило. Не может этого быть. Наваждение. Подошел ближе. Вижу, ошибся. Эту девушку я и раньше видел, она училась с нами на одном курсе, только была в другой группе. Присмотрелся к ней. Очень похожа. Каштановые волосы, карие глаза, одного и того же роста. Очень много общего. Я решил познакомиться с ней. Все как в сказке. Её, так же звали, Татьяна. Я забросил разврат и пьянство, и все свободные вечера проводил с ней. Девушка она была строгих правил. Ничего лишнего, она мне не позволяла. Целовались, да, но не более того. На помощь пришел Кирюха. Напоить он мог и мертвого. Было бы вино. Я купил с пяток «фауст-патронов» Полчаса с Кирюхой и Татьяна была без чувств. Но её бесчувственное тело меня не заинтересовало. Воспитание, его пропить нельзя. Мало того, все утро я лечил Татьяну. Было воскресенье, выходной. К вечеру она пришла в себя. Так и решилась моя судьба. После Нового года я ей сделал предложение, в апреле мы поженились.
Что у меня осталось от Елизаветы? Воспоминания. Хорошо, все-таки, было с ней. Но самое главное, благодаря ней, я полюбил певицу. Я не пропускал ни единого её концерта в Одессе. Несколько раз летал в Питер. Концерт, ночь в аэропорту и домой. Ни к Лизе, ни к Татьяне я не заходил. Чего ворошить прошлое. Наверно, они вышли замуж, родили детей и счастливы в жизни. Приеду, что скажу? Да и женат я был. Кому нужен женатик. Любил ли я свою жену, наверно, да. Она была прекрасным человеком и другом. Дочка и сын, тому подтверждение. Были у меня небольшие интрижки на стороне, но это так, для разнообразия. Мужчина полигамен по своей сущности. Это грех пустяшный и его в раз замолить можно. О моей любви к Понаровской знали все мои друзья и издевались надо мною. Как-то вечером зазвонил телефон дома. На проводе оказался мой товарищ.
- Санек, дуй ко мне в отделение. Только быстро. Есть дело. Не задавай глупых вопросов.
Он работал в клинике Филатова. Я сел в троллейбус и через полчаса был у него.
- С тебя пол литра. Ты знаешь, кто к нам поступил в отделение? Никогда не догадаешься.
- Да, ладно не томи. Рассказывай, чего надо.
- Так это тебе надо, а не мне. Сегодня у Поноровской на репетиции прожектор лопнул, вот ей и досталось немного по глазам. Не волнуйся, ничего страшного. Несколько осколков достали. Персона сильно важная, вот её и оставили до утра, что бы наш академик глянул, что и как. Наш академик, женщина серьезная. В нерабочее время и Брежнева осматривать не будет. На то есть у неё расписание. На халат одень. Послушай и пощупай её. Ты же «живьем» её никогда не видел, только на сцене, а тут и потрогать можно. У неё глаза забинтованы и она, почти в нигляже. Иди счастливчик, попользуйся.
Я надел белый халат и взял фонендоскоп. Сердце мое часто билось. Зашли в палату. Начал мой товарищ.
- Тут пришел Вас осмотреть наш ведущий терапевт. У вас травма глаз. Но Вы не смотрите за своим здоровьем. Заодно и терапевт Вас осмотрит. Может и лечение назначит.
Я присел возле неё. Взял за руку, прощупать пульс. Товарищ ушел по своим делам. Не стал мне мешать. И тут мне стало так стыдно. Я, аж покраснел и вспотел.
- Простите меня, начал я. Я, хоть и врач, но не терапевт. Все знают, что я обожаю Вас и Ваше искусство, вот и позвонили мне. Не правильно это, пользоваться Вашим положением. Еще раз, простите меня.
Её рука оставалась в моей руке. Она немного сдавила мою руку.
- Как вас зовут?
- Александр.
- Зря Саша ты не осмотрел меня. Увидел бы, что я обыкновенный человек из кожи костей и мяса.
- Человек то вы обыкновенный, а вот певица Вы необыкновенная.
Мы долго с ней дружески беседовали. Я ей рассказал про первую встречу с ней. О том, как я летал в Питер на её концерты. Меня однажды и в Тюмень занесло, что бы её послушать.
- Да, я помню, то Одесское выступление. Обычно наши концерты заканчиваются побоищем с милицией. Нас, чуть не прикрыли за это. А Одесситы молодцы, послушались меня. Я, теперь, с удовольствием приезжаю в ваш город.
Мы еще долго, долго говорили с ней, я так и не отпускал её руку. В конце разговора она мне сказала.
- Напиши мне свой адрес. Будет новая программа в Питере, я пришлю билеты тебе.
Перед своим уходом, я не выдержал и поцеловал ей руку, а потом и в щеку. Я был счастлив.
Вскоре про этот инцидент я забыл. Но летом мне посыльный домой принес два билета на концерт и записку.
- Как и обещала. Два билета. После концерта зайди ко мне. Хочу увидеть этого порядочного доктора. Целую. До встречи.
Я предложил своей жене поехать со мной, но она отказалась. Самолет, два часа и я в Питере. Народу возле концертного зала уйма. Все спрашивают лишний билетик. Не я один любил Понаровскую. Смотрю, одиноко стоит молоденькая девчушка, лет семнадцати. Я ей и предложил пойти со мной. Ничего и не хотел от неё. Просто, понравилась и все тут.
- Ой, что Вы. У меня и денег-то нет таких. Знаете, сколько билет «на руках» стоит. Ужас.
- Да, не надо мне от тебя денег. Идем и все. Мне сама Понаровская приглашение прислала.
Она с недоверием посмотрела на меня.
- А вы, что лорд или министр?
- Нет, я простой человек. Просто, мы знакомы, слегка, с Ириной. Идем. Потом к ней в гримерку сходим. Я тебя познакомлю с ней. Кстати, как тебя зовут. Я Александр.
- Наталья.
Мы вошли в зал и сели на хорошие места. Концерт был великолепен. У меня с собой были цветы, но я их не отдал во время выступления Ирины, ждал продолжения. Овации. Её еще долго не отпускали со сцены. Зрители стали расходиться. Я отправился со своей новой знакомой за кулисы. Охрана ни кого не пропускала. Я назвал себя. Через минуту был в грим уборной Понаровской. Это кажется у певцов легкая жизнь. Попел, потанцевал, собрал денежки и все. Это тяжкий труд. Ирина ели жива была от усталости. Она халтуры не любила. На сцене отдавалась по полной программе. Выглядела, как измочаленная лошадь с пеной у рта. Мы познакомились в «живую». Обнялись. Я поцеловал её в щеку. Приятно. Задерживать ее я не хотел и начал прощаться. Она напоследок мне и сказала.
- Для порядочных людей я всегда открыта. Каждый мой новый концерт в Питере, для тебя у администратора будут лежать два билета. Всегда заходи ко мне.
Мы простились и я ушел. У Наташки горели глаза. Я удовлетворил ее любопытство и рассказал ей про свою первую встречу с Понаровской.
- Наташа, ты можешь мне рассказать про Петербург, не надо истории. Вот, как ты видишь свой город. Про Невский, не надо, а про мосты, я бы послушал. У меня самолет, только утром, а у вас белые ночи. Никогда такого зрелища я не видел. Покажи мне свой Питер.
- Поздно уже и мне домой надо. Вот если Вы уговорите моих родителе, я Вам расскажу про мосты Питера.
- Поехали к твоим родителям. Может и уговорю.
Мы пришли к ней домой. Передо мной стоял мужчина, нормальной наружности, немного старше меня. Я ему и выложил всю правду. Ничего не скрывая. Кто я и откуда. Даже, паспорт показал и добавил.
- В моей порядочности можете не сомневаться. Я очень люблю Петербург. Но мало видел его.
Наташин папуля долго чесал свое темя, но отпустил дочку со мной. Тогда время было другое, и люди доверяли друг другу. Мы прошлись по Питерским мостам, Наташа рассказывала с огромной любовью о городе. Но ей было далеко до Лизы и Татьяны. Или я стал старше и уже не так воспринимал девичий рассказ. Я провел Наташу к её дому. Она оставила мне свой телефон. Мы условились с ней, когда приеду в Питер на концерт, я ей позвоню. Потом эта плутовка подпрыгнула, обхватила мою шею и присосалась к моим губам. Ели её оторвал, но если быть до конца честным, то с большим сожалением. Молоденькие, все красивые. Но я дал слово родителю. Слово надо держать. Она убежала домой.
Через год, я снова полетел в Питер. Я не думал, что Ирина сдержит свое слово, забудет, кто я такой. Как выразилась Наташа. Я не лорд и не министр. Ошибся. Два билета мне выдали сразу, как только я назвал себя. Звонок к Наташе. Через двадцать минут она кинулась мне в объятье, как будто мы вчера расстались. Она похорошела. Очень приятная внешность с замечательными формами. Питер, это город очень красивых женщин.
 Все, как и в прошлый раз. Великолепный концерт. Овации. Толпа у гримерки. Я легко прошел контроль. Встреча старых друзей. Я поцеловал Ирине руку. На этот раз она поцеловала меня невинно в губы.
- Я уже думала, ты разлюбил меня.
- Нет, куда от тебя деться. Быт заедает. Теперь, так часто летать на твои концерты не могу. Как, прекрасно выразилась Наташа, я не лорд и не министр. Мы, еще посидели несколько минут и я откланялся. Пора и честь знать. Я, действительно не лорд. А, жаль.
Мы пошли гулять по городу. Как всегда Петербург прекрасен. Молодец Петр, не зря столько русской кровушки пролил. Людей жалко, но город-то, город, красавец. Белые ночи. Людей на улице мало. Мы проходим красивый мост. Рядом в подвале жил барон, который и создал этого великолепного коня. Причинное место у коня натерто до блеска. Каждый прохожий держится за это место, есть поверье, не пропадет мужская сила. Я машинально протягиваю руку. Холодная бронза. Наташа лукаво смотрит на меня. Обнимает и целует. Мы долго так стоим. Целуемся. Да, и меня этот мост свел с ума.
- Саша, можно я так буду к тебе обращаться. Ты же, не намного, старше меня. Пошли ко мне домой. Родителей нет дома. До утра побудешь у меня, потом в аэропорт уедешь.
- Нет, Наташа. Я твоему отцу слово дал.
- Да, когда это было. Я тогда, еще девчонкой была. Сейчас у меня сексуальный опыт есть, а любви нет.
- Рано вы теперь взрослеть стали.
Я осмотрел Наталью взглядом купца. Хорошенькая, все на месте. Почему бы и нет. Не пропадать же добру.
- Я уже взрослая. Учусь в Университете на филолога.
Вот эти её слова убили во мне все желание. Еще один филолог, для меня уже это сильно много.
- Не уговаривай, не к чему это все. Давай наши отношения оставим чистыми и не порочными. Тут я слукавил. Не хочу филолога и все. Она была разочарована. Мы еще немного погуляли, я провел её домой. Она не теряла надежду, но я уехал в аэропорт. Простились холодно.
Последний мой приезд в Питер был перед самыми лихими девяностыми. У администратора для меня билета не оказалось. Видимо, забыла обо мне Ирина. Столько лет не появлялся. Билет я достал один, Наташе не было смысла звонить, да и зачем. Столько лет не видел. Наверняка вышла замуж. С её данными это не трудно было сделать. Концерт Ирины, как обычно великолепен. Другие мнения меня не интересуют. Мне интересен, этого достаточно. Перед последней песней я отнес ей букет цветов. Она увидела меня и улыбнулась.
- Привет Саша. Я, совсем забыла предупредить администратора. Зайди ко мне после выступления. Она нагнулась, и я поцеловал её в щеку. Это была последняя наша встреча. После концерта, я не пошел к ней.  Зачем? Я её люблю, но это не значит, что я должен с ней встречаться. Я люблю в ней актрису, а не женщину. До утра я просидел в аэропорту. Я еще не знал, что через несколько лет, мой любимый Питер станет для меня заграницей, а я для него иностранцем. Кто мог такое себе представить. Но жизнь такая, какая он есть. Мы ничего не можем исправить в этой книге жизни. Только послушно читать её можем. Я улетел в Одессу. Шлагбаум. Граница.
Тридцать лет пролетели в мгновенье. Вечером лег спать. Проснулся утром. Седой и старый. О своей жизни писать ни чего не буду. Я ни Николо Поганини, мне биограф ни к чему. Сашка всю свою жизнь проработал в детской реанимации и по сей день там. Мишка. Мишка стал великим, но не у нас. Как оказалось нашей стране это не нужно. Сначала он занялся детским церебральным параличом. Нет, он не исцелил этот недуг, он ни Николай Угодник. Он адаптировал этих детей к жизни в обществе. Эти люди учились в общей школе, оканчивали высшие учебные заведения. Становились гражданами своей страны и полезными обществу. Они получали зарплату и платили налоги, а не сидели инвалидами на шее у государства. Оказалось нашей стране это не надо. А вот чужой стране он понадобился, и его пригласили работать в Канаду. Там он стал очень известным человеком с большим уважением. Следующим его шагом была оценка психического состояния ребенка по его рисункам. Вот, та картина и навела Мишку на эту мысль. Я достаточно темный человек в этом и описывать его метод не буду. Все мои друзья при деле, некоторые и умерли уже. Жена умерла третьего сентября. Рак в нашей стране, по-прежнему не диагноз, а приговор. Что делать. Страну не выбирают. В ней рождаются. Да и наша страна развалилась. Жаль дед не увидел могилу пролетариата, он так мечтал об этом. Так я остался один, со своими борзыми. Нет, дети меня любят, но у них своя жизнь, чего мне туда лезть. С внуками сидеть я категорически отказался. Здоровье еще есть. Поживем малехо.  Всего месяц жизни. Неделя в Санкт-Петербурге и три недели в Одессе, а длинной в тридцать лет.
Осень. Первые числа октября. Ночью прохладно. Днем тепло как летом. Я сел на электричку и поехал со своими собаками в поле. Раннее утро. Светает. Очень мало стерни. Все запахано. Собаки еще не готовы скакать по пашне. Все лето провалялись на диване. Сильно изменилось сельское хозяйство. Ни тебе черных паров, ни старицы. Земля все время в напряжении, отдыха ей не дают. Наверно, зря. Я не агроном, но все, же надо беречь нашу землю. Заяц, в наших краях, стал редким гостем. Не понятно почему. Видимо, пресс сельскохозяйственных машин и ему не дает покоя. Нашли небольшой клочок стерни. Прошел по нему туда и обратно. Зайца нет. Отмахал километров десять. Отпустил собак со своры. Они давно не бегали так свободно. Резвятся. Набегались и устали. Солнце высоко. Жарко. Из заплечного мешка достал флягу с водой и миску. Напоил собак. Сел на зеленую травку, облокотился на дерево. Поднял глаза и зажмурился. Ярко светит солнце. Снял с себя куртку. Очень жарко. Часа два, смело, можно отдыхать. В такую жару, можно и загнать собак, если зверь встанет. Красивый русский язык. Словосочетание, заяц и зверь. Для детей зайчонок, лапочка, для охотника объект охоты, зверь. В последнее время, Господь Бог меня забыл, или потерял. Мне всегда везло в жизни, а тут вступил в полосу сплошных неудач. Я постелил куртку и лег, заложив руки за голову. В эту секунду я почувствовал запах волос Лизаветы и ощутил на своей груди её голову. Вот так, как она всегда укладывала её мне на грудь. Прямо наваждение. И в эту минуту мне так захотелось в Петербург, такая тоска меня зелёная вяла. Сколько же я там не был. Вечность. Теперь это другая страна. Не моя. Петербург мой, я люблю его, а находится в другой стране. Парадокс. Я сосчитал. Прошло, без малого, тридцать лет, как я впервые побывал в Питере. Все. Надо отпраздновать тридцатилетие. Зимой поеду в Питер. Хоть на один день, а поеду. Нет, на два. Хочу один раз переночевать в гостинице. Хорошо бы в той, где у меня был номер, в первое моё пришествие. Я, ведь, так и ни разу в номере не ночевал. Жаль Мишка живет в Канаде. Надо Сашке предложить съездить. Вдруг поедет, хотя, вряд ли. Он занимается внуками. Придется, на пару месяцев перейти в режим строжайшей экономии. Надо подкопить денег. Интересно, сколько сегодня стоит авиабилет до Питера. Наверно, мою полугодовую зарплату. Завтра гляну в интернете, почём билеты и заказ гостиницы. Все решено, зимой еду. Чего бы это мне не стоило. Гулять, так гулять. Увижу Питер и можно умирать. С такими думами я пролежал часа два. Встал и пошел по полям. Вечером вернулся совершенно бодрым, без усталости. Утром глянул расценки, прикинул смету и начал чесать себе затылок. Я, хоть и не любил Советский Союз, а тут вдруг, полюбил сразу. Эх, мне бы те цены. Союз восстанавливать не надо, а вот цены на авиабилеты, хорошо бы вернуть назад. От идеи посещения Питера у меня, аж, кожа зудеть начала. С этой идеей фикс, я ложился спать, с этой же идеей я просыпался.
Начало декабря. Сил моих ждать больше не было. Денег не хватало. Кое-чего я одолжил. Заказал номер в гостинице. Купил билет в оба конца. Сел в самолет и полетел. Самое интересное, что расписание осталось тем же, только самолет летает не каждый день, а через день. Мне это полностью подошло. Прилетел. Мои вещи, категорически отказались доставить в гостиницу. А мы ругали советский сервис. Тридцать лет назад, весь наш багаж уехал в номера, а мы пошли, сразу, гулять по Питеру. Сегодня у меня была небольшая сумка. Какие вещи мне нужны на сутки. Ерунда. Сел в автобус. Он быстро домчал меня до аэроагентства. Там я сунул свою сумку в ячейку камеры хранения. Руки свободны. До Исаакиевского Собора рядом. Сегодня я готов войти в Храм. Снял шапку и перекрестился перед входом. Заказал заупокойную службу по деду и по всем убиенным родственникам. Поставил три свечи. Трижды перекрестился и вышел на улицу. Невский проспект. Какая красота. Вот Дерибасовскую испоганили дешевыми харчевнями, Невский красавец. Машин море. Прогуляюсь. Подышу воздухом. Может в Эрмитаж пойти. Нет, я не готов туда идти. Рано. Прошелся по Невскому. Встал вопрос, что делать дальше. Никаких планов заранее я для себя не составлял. Заглянул в кафе. Понятно, Лизавете сегодня там делать нечего. Выпил чашку кофе, цена «кусается», а вот качество напитка, гораздо хуже. Тридцать лет назад было вкуснее. Поеду я к Лизе домой. Мысль хорошая. Испросил, какая маршрутка туда идет. Сел. Да, сильно изменилась улица. Тогда это был новый микрорайон. Деревья выросли. Сейчас светло, а я к Лизе домой ездил в потемках. На номера домов не смотрю. Иду по наитию. Смотрю себе под ноги. Пошел снежок. Осадки на счастье, так в народе говорят. Вот, кажется и её дом. Смотреть на номер дома или нет. Не буду. Теперь надо угадать парадное. Второе или третье. Я задумался. Мы долго не шли от края дома, значит второе. Теперь этаж. Второй или третий. Мышечной памяти нет. Двери у всех новые, бронированные. Поднимаюсь по лестнице. Зажмурился. Эта или не это дверь. Потянулся к звонку и остановился. Интересно, а что я скажу, когда откроют дверь. Здравствуйте, я Ваша тетя, приехала из Киева и буду у вас жить? А как же Лизина фамилия? Я когда-то помним. Забыл. Напряг память. Безрезультатно. В голове пусто. Будет, что будет. Вперед. Forward. Нажал на кнопку звонка. Тишина. Опять задумался. Ну и слава Богу. Значит не судьба, или попробовать этажом выше, вдруг я ошибся. Нет, помню номер. Тридцать пять. Тут ошибки нет. А может домом ошибся. Надо посмотреть. Вдруг, открылась дверь. На пороге стояла молодая женщина. Трудно определить возраст. Старше двадцати пяти, но моложе тридцати. На плечах пуховый платок. Светловолосая с голубыми, нет, васильковыми глазами, очень похожа на Лизу. Она мне еще кого-то напоминает. Припомнить не могу.
- Извините, начал заикаясь оправдываться я. Я много лет тут не был и ищу Елизавету. По-моему, Васильевну. Она тут жила тридцать лет тому назад.
- Мама умерла в прошлом году. Вы опоздали.
И тут я увидел на пальце этой женщины кольцо, которое я подарил Лизе. У меня комок подступил к горлу. И эта умерла. Все умирают. Почему так рано. Им бы жить и жить.
- Извините, что я Вас побеспокоил. Жаль. Год назад я не мог приехать. Ладно, я пойду. До свидания.
Я развернулся и хотел спуститься по лестнице. Меня окликнули.
- Вас, случайно не Сашей звать, ой, простите. Вы не Александр?
Да, Саша, Александр.
- Мне мама много рассказывала о Вас. Зайдите, пожалуйста, в квартиру. Нет, нет. Не снимайте обувь. Проходите.
Я зашел. Эта квартира ни чем не напоминала ту, из прошлого. На кухне не было пьяного мужика. Чисто. Другая мебель. Все другое. Я огляделся. На стене висела моя пропавшая фотография. Я подошел к ней. Теперь я понял, на кого похожа эта молодая женщина. Мне стало и не хорошо и очень хорошо. Не мог понять, чего больше. Сердцебиение участилось. Я не был готов к такому повороту событий.
- Давайте, хоть, познакомимся.
Я назвал свое имя и отчество
- А я, просто, Маша.
- Просто Маша не бывает. Как Вас по отчеству величать.
- Александровна. Мама никогда не была замужем. Сказала мне, что отчество мне дала по имени своего любимого человека. Наверно, Вас имела в виду. А вот про отца ничего мне рассказывала. Сказала, что мне не будет это интересно.
У меня немного отлегло. Может и не моя дочка. Это, все равно, как для не посвященного человека, большая медицинская энциклопедия. Читаешь про любую болячку и все находишь у себя.
- Мама часто мне рассказывала о Вас. Особенно перед смертью. Как она с Вами познакомилась. Как отдыхала на Каролино-Бугазе. Так кажется, называется это место. Как эту фотографию украла у Вас, когда уезжала домой. Я горжусь своей матерью. Она заслуженный учитель России. Она меня родила. Продолжала учиться в Университете, работала уборщицей в школе. После окончания университета, в этой же школе стала работать учителем. За внедрение новейших методик обучения детей, ей было присвоено звание Заслуженный учитель России. Подождите немного. Я сейчас чай принесу.
Маша ушла на кухню. Меня терзали противоречивые мысли. Вот Лизка молодец. Сдержала слово. Все по боку и мужики, и красивая жизнь. Это красавица Лизавета мыла полы в школе. Кто бы сказал, не поверил бы. Заслуженный учитель. Тут поверить можно. Лиза была умной девушкой.
Вернулась Маша.
- Вот и чай готов. Подвигайтесь ближе к столу. Вы случайно застали меня дома. Я немного приболела. На больничном. В понедельник выйду на работу. Я работаю в той же школе, что и мама. Муж на работе. Ребенок в садике. У меня мальчик. Федором звать. Мама настояла на этом имени.
Она меня окончательно хочет добить, подумал я. Лизка, Лизка, ты действительно любила меня. Я олух царя небесного, так и не понял ничего. Прав оказался мой отец. Спустя годы, я пожалел о том, что отпустил Лизу домой. Вернуть ничего нельзя.
- Маша, а когда ты родилась. Первого мая и она назвала год.
Я доктор. Посчитать легко. В самый притык. Или Лизка с горя по приезду дала кому, или Маша моя дочь. Ну, в отцы я набиваться не буду. Посмотрим дальше, что будет. Когда я пил чаёк, ручки у меня здорово дрожали.
- Если хотите, мы можем сходить к маме на могилу. Тут не далеко. Проститесь с ней. Она любила Вас всю свою жизнь. Так и не рассказала, почему вы не поженились. Говорила, что сильно виновата, перед вами. Подробности не рассказывала. Называла вас, мой Сашуля. Она была красавицей. На неё все мужики заглядывались. Столько было предложений. Все отвергла. Сказала, грех на ней. Что за грех? Она всю свою жизнь была порядочным и открытым человеком. Но вдруг, один раз, пришла из школы и сказала, что подала заявление об увольнении. Никто не понял почему. Она набирала себе новый класс, пришел какой-то дедушка с внуком, они повздорили. Мама ударила его по лицу. Никогда в жизни, ни кто не мог вывести её из себя, а тут такое. Она дома долго плакала. Я её успокаивала. Когда она успокоилась, подошла ко мне и сказала.
- Ты знаешь дочка. Приходит время и приходится платить по старым счетам. Был у меня грех в молодости. Вот я и встретила одного своего старого знакомого. От души съездила ему, не по лицу, а по наглой его роже. Теперь пойду на пенсию. Работать учителем я больше не могу. Двадцать пять лет я отдала себя школе. Все. Уговаривать меня не надо.
Мама умерла не от болезни, а от тоски. Она перестала выходить на улицу. Все в окошко смотрела. Как будто ждала кого-то. Часто брала вашу фотографию и подолгу её рассматривала. На кладбище пойдем?
- Нет, Маша. Я не готов к этому. Да, и ты не совсем здорова. Снег пошел на улице. Твоей матери нечего виниться передо мною. Во всем виноват я один. Много лет назад, мне мой отец сказал мне, что я сильно пожалею, что не оставил Лизу возле себя, плохое выражение, возле себя. Правильно будет сказать. Не встал перед ней на колени и не попросил руки и сердца. Любили мы друг друга. Она это поняла сразу, а я через тридцать лет. Мне будет стыдно стоять возле её могилы. Поверь мне. Не было греха на твоей матери. Чистое создание. А, что насчет красоты. Теперь и у меня выражение есть. Я много видел и много знаю. Красивее женщины, чем твоя мама я никогда в своей жизни не видел. Если бы ты знала, как она умела любить. Ничего лучшего у меня не было. Только она.
Тут меня понесло. С возрастом человек становится сентиментальным.
- Скорее всего, ты моя дочка. Тебе легко посчитать. Лиза приехала ко мне в Одессу первого июля и пробыла со мной три недели. Когда она уезжала, я удивился, что она поправилась, хотя наше питание тогда, оставляло желать лучшего. Я не набиваюсь тебе в родители. Столько лет не знал, о твоем существовании. Живи спокойно. А Федором, звали моего деда. Он сам родом из вашего Питера. Жаль у него, я имею в виду, Федора-младшего, не наша фамилия. Я пойду Машенька. Надо многое в голове своей прояснить. Вот адрес моей электронной почты. Напишешь, отвечу. Пришли мне фотографии Федора. Сейчас смотреть не буду. Мать твоя у меня перед глазами. Если смогу приехать на следующий год, обязательно схожу к ней на могилу. Сейчас надо грехи замолить. У меня к тебе, только, одна просьба есть. Отдай мне мою фотографию, что на стене висит. Тебе она ни к чему, а на ней есть Елизаветины пальчики. Мне будет приятно и тепло.
- Да, конечно, возьмите. Она ведь Ваша.
- Нет, Машенька, эта фотография ваша. Тридцать лет, без малого, она тут висела. Прижилась. Я её отсканирую и копию пришлю тебе. Пусть висит на своем месте, пока её не выбросят. Человек бессмертен в памяти и генах. Пока есть память и его гены он бессмертен. Я не сильно разбираюсь в религии, хоть и верю в Бога. Наверно это и есть Божественное бессмертие человеческой души. Дай я тебя обниму и поцелую. Буду считать, что поцеловал твою маму. Ты её частичка.
Я слегка обнял Машу и поцеловал её в щеку. На прощанье произнес.
- Бог даст, свидимся. Береги себя и Федора.
Я быстрым шагом пошел по улице. Несмотря на смерть Лизы, моей Лизы, я был счастлив. Лизку жалко, но жизнь продолжается в её дочери, а может быть и в нашей дочери. Любовь, доведенная до логического завершения, это рождение в любви ребенка. Он должен быть счастлив.
В маршрутку. Теперь я готов посетить Эрмитаж. Теперь мне все равно. Смерть Лизы меня очень расстроила, но и укрепило духом. Меня уже ни чем нельзя удивить. Я зачерствел и окостенел. Меня теперь и ни какая болячка взять не сможет. Зубы сломает.
Вот и Эрмитаж. Тапочки. Интересно, буфет работает. Я поднялся на второй этаж. Да, это трудно назвать буфетом. Сто грамм коньяка и лимончик. Зашло, как полагается. Теперь по залам. Нет, весь Эрмитаж обходить не буду. Только в тронный зал и на Мишкину картину гляну, может и я чего пойму и все шабаш.
Большая экскурсия. Полно англоязычных посетителей. Престарелая орава. Вот же живут пенсионеры на Западе. На пенсию и по миру поездить можно. Ух, как хочется алебарду со стены сорвать. Вот она милая моя висит. Прислушался. Знакомый голос. Поворачиваю голову. О, Господи.  Татьяна. Я метнулся в сторону, что бы она, вдруг, меня не заметила, хотя она и занята своими  экскурсантами. Все та же речь. Английский её стал гораздо лучше, а может и я его, просто, забыл. Так он мне в жизни и не пригодился. Последний раз на английском языке я говорил тридцать лет тому назад, не считая нескольких фраз, за эти тридцать лет. Опять, зачем-то вспомнила Федора Михайловича Достоевского. Жаль, ни разу не слышал, почему она в тронном зале его упоминает. Надо бы спросить, если заговорю с ней. Интересно. Потом переход к сумасшедшему дому. И кого это они туда упекли? Что-то у меня одна ирония пошла. Я не выдерживаю. Теперь уже, с большим акцентом, поправляю экскурсовода. Сначала по-русски.
- Эта американская орава Вас не поймет. Им по-другому сказать надо.
И перехожу на английский.
- Надо сказать дом страданий. Страдание.
Все так же, как и тридцать лет назад. Американцы закивали головами и устремили взоры на меня. Татьяна вздрогнула. Её глаза стали влажные. Она совсем не изменилась. Все та же девчонка. Правда, морщинки есть под глазами, а вот фигура и все остальное, как и тридцать лет назад. Над ней время безвластно, как и над картинами, о которых она рассказывает. Татьяна не стала ждать продолжения, хотя я и хотел взять её на руки и водрузить на трон. Мне было терять нечего. Я уже ни чего не боялся. Смерть Лизы убило во мне чувство страха. Из института меня уже выгнать не могли. Тюрьма меня не страшила, да за это и в тюрьму не посадят. Штраф с меня получить, так же, не возможно. У меня, попросту не было денег. Пусть держат у себя. Им же дороже. Меня кормить надо. Она не подошла, она подбежала ко мне. И как будто не было этих тридцати лет, сказала.
- Сашка, не вздумай меня брать на руки и сажать на трон. Погуляй пару часиков. Я освобожусь скоро.
И пошла дальше по залам со своей экскурсией. Как славно сказала. Сашка. Ой, как давно меня так ни кто не называл. Разве, жена иногда. Своим, Сашка, она меня, просто, обескуражила. Я не мог сдвинуться с места. Пришел в себя не скоро. Мне торопиться было не куда. Нужно было убить два часа. Я пошел к Мишкиной картине. На месте. Татьяна сдержала свое слово. Картину ни кто не тронул. Я стал напротив и начал смотреть.  Всматривался до боли в глазах. Что же там увидел профессор Михаил Валентинович. Так теперь величали Мишку. Чего я не могу увидеть? Не тупой же. Я отошел правее, потом, стал немного левее. Ничего в голову не приходило. Отошел в сторону, осмотрелся. Я хорошо помнил, где стоял, как вкопанный Мишка. Стал на его место. Решил. Пока не пойму, не уйду. К моему великому сожалению, у меня нет объёмного зрения, видимо, не хватает извилины в головном мозгу. Не умею рисовать, ни слуха, ни голоса. Нет у меня талантов. Серый мышонок, вот кто я. Глаза начали слезиться и болеть. На меня, как будто надели очки для просмотра стереофильма. Увидел. Там была ни одна картина. Там их много. Можно снимать послойно каждую. Снять одну, останется другая, снять эту, будет третья. Я насчитал из около десяти. Настоящий мультфильм получился. Но причем тут психиатрия. Да, темный я человек. Мишка, это мозги. На землю меня вернула бабулька-вахтерша. Ничего не изменилось за эти тридцать лет. Та же, мышиного цвета одежда. Бабулька была древняя, аж мхом поросла.
- Я долго наблюдала за Вами, начала она. Вы больше часа стоите и смотрите на одну и ту же картину. Это полотно, обычно ни кого не интересует. Я в Эрмитаже работаю сорок пять лет. Только при экскурсиях, которые проводит Татьяна Сергеевна, подходят к этому углу и она рассказывает о художнике и его творении. Да, два дня назад, один представительный мужчина, больше часа, вот так как и вы разглядывал эту картину. Заказал копию. Уплатил уйму денег, что бы ему её сделали. Наш лучший художник реставратор занимается этим. Он недавно ушел. А так весь день делал копию. За неделю обещал написать её и отправить в Канаду. Почему в Канаду я не поняла. Этот мужчина прекрасно разговаривал на русском языке. Без всякого акцента. Скорее с южным акцентом, но нашим.
Бабка оказалась, к тому же знатоком русского языка. Ай да Питер. Каких людей воспитывает. Мишка был в Петербурге. Сомнений нет. Жаль разминулись. Всего два дня. К Лизке опоздал на год. К Мишке на два дня. Старый стал, не поспеваю. Значения не имеет, насколько опоздал. Если бы Лиза вчера умерла, а Мишка, ушел из Эрмитажа, час назад, ничего бы не изменилось. Все равно разминулись, все равно, опоздал. Бабуля продолжила свою речь, видимо ей скучно было, надо найти чьи-то уши. Хорошо, что я её дослушал до конца. Вчера бы я этого не сделал, не слушал бы. Сегодня все можно.
- Мне лицо Ваше знакомо. Вы часто приходите в Эрмитаж?
- Не очень часто. Меня, даже, пару раз отсюда выгоняли.
- Как это выгоняли? Вы такой представительный и я бы об этом знала. Я все знаю, что происходит в Эрмитаже.
- Последний раз я тут был тридцать лет тому назад. Сорвал алебарду со стены в тронном зале, меня и вышибли, вот такие же бабульки, как и Вы.
- Так это ж я и была. Мы с Петровной, Царство ей Небесное, тебя милок, и выкидывали из Эрмитажа. Вот почему мне личность твоя знакома. Так это ты шалунишка был. Ой, какая радость.
Все вернулось на круги своя. Лизка умерла, а бабуля живая. Парадокс. Она перешла на «Ты»
- Я помню, ты еще и Танюшу нашу, ой, простите, Татьяну Алексеевну на трон усадил. Я все помню. Я её к тебе послала. Ух, и плакала же она, когда ты уехал. Места себе не находила сердешная. Долго тебя вспоминала. Потом маменька её умерла. Она у нас большая умница. Ведущий специалист. Доктор наук. Как-то её вызвали в Англию, удостоверить подлинность одной картины. Она глянула и сказала, что подделка. Её на смех выставили. Мол, ничего русские не понимают в картинах. Она не сдается и доказывает свою правоту. Её не слушают, и на аукционе картина с молотка уходит за огромные деньги. Через год все же новый коллекционер установил, подделка. Скандал на весь мир. Теперь ее приглашают постоянно на разные симпозиумы и оценки. Она теперь редко бывает в Питере. Все по заграницам ездит. Сегодня сама попросилась экскурсию провести, так сказать, что бы форму не терять. Редко она теперь это делает. Только для особых экскурсий. Она теперь в зале. Почему ты не ищешь её, она рада будет тебя видеть. Так замуж и не вышла, все при картинах своих. Вот эту любит больше всего на свете. Если бы не она. Давно бы её убрали в запасники. Иди, поищи её.
- Спасибо, дорогая Вы моя женщина. Я уже виделся с ней. Хотел её на трон усадить. Она отказалась. Сейчас освободится, и мы увидимся с ней. Еще раз, огромное Вам спасибо. Здоровья Вам. До свидания.
Сильно много потрясений за один день. Я уже не юноша. Честно признаюсь. Сходил в буфет и выпил еще соточку коньячку, для расширения сердечных сосудов. Инфаркт, где-то рядом был со мной. Я его по сторонам не видел, но, что он рядом, понимал.
А вот и Татьяна. На ней строгий  костюм, но очень дорогой. Тут я кое, что понимал. Фирма солидная. Она подошла ко мне, именно, чмокнула меня в щеку и взяла под руку. Ни какого смущения.
- Все, как и тридцать лет назад. От тебя коньяком пахнет. Хорошо, хоть алебарду со стены не сорвал. Подожди меня у входа, я оденусь и выйду. Погуляем по Питеру. Давно я тебя не видела. Я очень рада, что ты зашел.
Я оделся и вышел на улицу, через минуту, со служебного входа вышла и Татьяна. Теперь она была одета в очень приличную норковую шубу. Сапоги обычные, на небольшой танкетке. Не ходила Татьяна на высоких каблуках. Она нажала на дистанционный пульт и замигала, совсем не дешевая машина. Она открыла дверцу в машине. Я бы в эту машину ни сел, ни за какие коврижки. Слава Богу, она и не пригласила меня. Она кинула в машину сверток. Захлопнула дверь. Взяла меня под руку, и мы пошли на Невский.
 Сначала шли молча. Она прижалась ко мне. Потом заговорила.
- Ты знаешь Саша, я не виновата, что не приехала к тебе. Ты уехал, мама заболела через месяц. У неё отнялись ноги. Долго лежала в больнице. Врачи ничего сделать не могли, только разводили руками. Мол, блокада. Такое пережила, вот ноги и подвели её. Она попросилась домой и я её забрала из больницы. Сегодня, я бы отвезла её в лучшую клинику мира, там бы вылечили ее.
- Нет, Танюша. Наши врачи не хуже западных, а в некотором смысле и умнее их. Если не вылечили, значит, не могли этого сделать. Другое дело, сегодня. За тридцать лет медицина шагнула далеко вперед. И не надо оправдываться. Что было, то прошло. Ничего вернуть нельзя.
- Я и не думала оправдываться. Просто, хочу рассказать о своей жизни. Ты молчишь. Потом, захочешь, расскажешь о себе. Ты надолго в Питер?
- Утром самолет. Я на день. Сюда и сразу обратно. Что мне тут делать? Просто, захотел увидеть Ленинград. Я очень люблю этот город. Он для меня родной, хоть и находится теперь в другой стране. Я теперь иностранец. Никогда не думал, что меня можно будет назвать иностранцем.
- Жаль. Но все равно, у нас ночь впереди. Хватит времени наговориться. Так вот. Мама мне все время твердила, поезжай к Саше, прошу тебя. А на кого я её могла оставить? На соседей, ты сам видел какие они.  Родни нет. Сиделку я себе позволить не могла. Откуда у нас деньги. Подруга у неё была, но она бы не справилась.  Я как белка в колесе крутилась. Институт, работа и мама. А она все твердила, поезжай, да, поезжай. Старики должны умирать. Молодые должны быть вместе. А она, ведь, не старая была. Жить да жить. Я сколько экскурсий провела. В эти годы на Западе, люди только жить начинают, а мы хоронить. Не понятно. Все говорили, лучшее в мире социалистическое общество. Сейчас, правда, не лучше. Надо было тебе написать. А что писать я не знала. Не о погоде, же. Мама так ещё чуть больше года прожила, умерла, тихо, не мучаясь. Проспала я её смерть. Утром проснулась, а она уже холодная. Люди помогли похоронить. Директор Эрмитажа все расходы взял на себя. Я бы сама не справилась. Мне бы сразу к тебе поехать. А вдруг, ты уже и не ждешь, женился. Что скажу, когда приеду.
Татьяна рассуждала, точно как и я. Родная душа. Думаем одинаково. Но я молчал.
- Я с головой окунулась в работу. Диплом. В продолжение дипломной работы, кандидатская диссертация. Да, по той самой картине, которую ты сегодня рассматривал. Мне доложили об этом.
Я усмехнулся.
- И что ты понял сегодня? Расскажи.
- Если честно, ничего.
Попытался я покривить душой. Но потом, все же, сознался.
- Много там картин написано. Одна на другой. Пока слезится глаза, не начали, ничего не видел. Появилась новая линза, в виде слезы, вот и заметил. Может это обман зрения. И я не то увидел. Через пару дней, хочу Мишке письмо отправить по электронной почте, пусть просветит дурака. Кстати, ты его не видела. Он два дня назад был в Эрмитаже.
- Как же. Конечно, видела. Мы с ним в ресторане ужинали. Я ему и лучшего художника сосватала. Через пару дней отправим ему копию этой картины. Мало, того, мы задумали с ним одну работу написать по этому поводу. Он большая умница.
- Да, у Мишки светлая голова. Я много лет назад ему предсказал большое будущее, а он не верил мне. Это я балбес, а он трудяга и талант. И часто он к вам в Питер приезжает.
- Последний визит, как и ты, тридцать лет назад. Я его и не узнала. Он узнал меня. Сказал, что не изменилась совсем, только похорошела. А я уже старая. Это он мне комплимент сделал.
- Нет, Танюша, ты действительно мало изменилась. Да, морщинки есть, но тот же девичий задор. Глазки горят  как у молоденькой девчонки. Я видел тебя, когда ты экскурсию вела. Девчонка, да и только.
- Это я преображаюсь, во время экскурсии. Люблю я это дело. Вот глаза и горят. Другие привыкают и монотонно рассказывают, а у меня как в первый раз. Самой интересно. Я у Михаила о тебе спросила. Он мало, что о тебе знает. Сказал, что у тебя недавно жена умерла. Соболезную.
- Бог дал, Бог взял. Да, потерял я друга. Она была хорошим другом по жизни. Родила мне двоих детей. Что говорить об этом. Это уже прошлое. Я переболел и выздоровел. Надо о жизни думать. С Мишкой мало общаюсь. Он занятой человек, чего ему голову морочить. Так, раз в полгода, чиркну ему письмецо, интернет есть, он и быстро получает. Мол живой и тебе того же желаю. Отвечает он не сразу. Действительно занят. Он там над какой-то серьезной программой работает. Нашей стране, почему-то специалисты не нужны.
- А как Сашка поживает. Почему не взял его с собой.
- Я ему предложил. Он в отказ ушел. Что ему тут делать. Работа и внуки, вот его удел. Он совершенно не пьет. Рыбалкой увлекся. Видимся редко, хоть он и лучший мой друг. Интересы сильно разные. Рассказывай дальше о себе. Честно, мне очень интересно. Моя жена была очень похожа на тебя, даже имена у вас одинаковые. Татьяна.
Танюша после этих слов, как то посмотрела на меня, даже передать не могу, как. Особенно и все.
- А, что рассказывать. Работа, работа и работа. С головой ушла в неё. Три монографии. Докторская степень. Сейчас поговаривают, что в член коры хотят выдвинуть. Я не рвусь туда. Мои труды не для карьеры. Я, просто, люблю свое ремесло. Я ремесленник, а не художник. Бог не дал талант. По крупицам все собираю, осмысливаю, потом, описываю. Вот и все мои труды. Это может сделать каждый.
- А как у тебя на семейном фронте. Муж? Дети?
Я потом пожалел, что задал ей этот вопрос.
- А, нет ни какого мужа и детей. «Синий чулок» я. Ты будешь удивлен или засмеёшься. Ты у меня был первый и единственный мужчина в моей жизни. Работа мне заменила все. После смерти матери, я с головой ушла в работу. Я говорила тебе об этом. Когда очнулась, было уже поздно об этом думать. Да и кому я нужна. Что я красавица, что ли. Я и сейчас не могу понять, что ты во мне нашел. Командировочный снял девочку на ночь, все равно какую. Не обижайся на мои слова, я не хочу тебя обидеть.
- Нет, Танюша, ты не права. Я действительно влюбился в тебя. Не хочу кривить душой. Эту любовь я не пронес через всю свою жизнь. Но я ждал тебя. Ждал. Ты не приехала.
Про Лизу, конечно, я не упоминал.
- Потом встретил девушку с каштановыми волосами и карими глазами. Жаль, у меня нет с собой её фотографии. И женился на ней. Вы пахли одинаково. Сейчас доказано, что люди любят не глазами. Запах, они не ощущают, а вот мозг все это дифференцирует. И дает команду любить. Вот так. Что говорить в сослагательном наклонении. Прошло тридцать лет. Выросли дети, выросли и деревья вокруг. Так распорядилась судьба. Каждый на своем месте. Ты тут со своими картинами, я там со своими проблемами. Нельзя было тебя забирать из Эрмитажа. Это твоя жизнь. Тебя сюда служить, Господь назначил. Ты и служишь людям и ему. Вот и вся, правда. Нам нечего скрывать друг от друга, тем более лгать. Ни какой выгоды.
- Тут ты прав. Хорошо, что ты приехал. Я вот так не гуляла уже много лет. Да и поговорить не с кем. Хотела собачку завести, но много разъездов. Кто с ней гулять будет. Прихожу домой или пишу статьи, или реву. Реву, правда, редко, но, аж вою. Плохо жить одной, даже поругаться и то не с кем.
- А как же соседи по коммуналке.
Сострил я.
- Или у тебя другая квартира.
- Нет, я живу там же. Эта квартира моих предков. Выкупила все. Теперь она вся моя, как при деде и прадеде. Хожу одна по этой огромной квартире. Умру, и не кому будет её оставить.
- А, я вот, никогда не выкуплю дом своих предков, мне не по карману. Да и это не квартира, а огромное строение. Ты же знаешь где.
- Да, мама мне показывала. Кстати, твой дом недавно покрасили. Идем, сходим, посмотрим.
- Не хочу. Не то настроение. Чего я там не видал. Там давно выветрился наш дух. Гегемон постарался.
 - Хочешь, я на тебя  оформлю свою квартиру. Меня не станет, ты Питерцем сделаешься.
- «Здрасте» Вам. Этого еще не хватало. Ни какие квартиры мне не нужны. И вдобавок, я уже нахоронился за свою жизнь. Больше ни кого хоронить не хочу. Живи. Теперь, пусть меня хоронят. Не хочу больше ни кого терять. Моя очередь следующая. Потому и в Питер прилетел. Хочу поклониться ему и произнести на Невском проспекте очень громко. Я люблю тебя Петербург. Может, после этих слов Господь и призовет меня к себе.
Так, не торопливо, мы прошли весь Невский. Все. Хоть и не тупик, а идти дальше не куда. Надо прощаться. Я был полностью удовлетворен. Хотелось, правда, посетить мою девчушку, ту с которой я гулял в белые ночи по Питеру. Она уже, правда, не девчушка, а взрослая женщина. Вопрос заключался в том, живет ли она там же. Может замужем, что, скорее всего. Куча детей. Просто, хотелось её увидеть, сказать, привет и можно ехать спать в свою гостиницу.
- Сашуля, давай сходим в ресторан поужинаем. Там и поболтаем.
Опять-таки, давненько меня так ни  кто не называл. Но пойти с Татьяной в ресторан, как, за какие шиши? Мне бы, просто, отказаться, а я всю правду выложил.
- Не пойду я с тобой в ресторан. Не по карману мне сие удовольствие сегодня. Опоздал на тридцать лет.
- Так у меня деньги есть.
- Пардон мадам. Гусары денег с женщин не берут. Я, хоть, пажеский и кадетский корпуса не оканчивал, но за свой виски всегда плачу  сам, тем более, если я с дамой. Меня, хоть, советская власть и сделала пролетарием, но, все-таки, не физического, а умственного труда. Извини, не могу.
- Сашенька, что нам с тобой делить. Какие счеты. Таких банальных слов, как, хочешь, я перед тобой на колени встану, я тебе говорить не буду. Пошли и все. Правда, ресторана «Баку» уже нет. Тут есть одно тихое приличное заведение. Я иногда бываю там.
 Мы прошли еще минут десять. Зашли в ресторан. Присели в самом углу, получился, почти, отдельный кабинет. Официант не провожал нас к столику. Мы нашли его сами. Мой заказ известен, Таня помнила об этом. Она заказала то же, что и я. Картошка фри и отбивная.
- Чего пить будем, спросил я.
- А ты, что пить будешь?
- Я, водку. И много. У меня есть повод сегодня это сделать. Первая причина это ты. Про вторую, очень прошу тебя, не спрашивай. Врать тебе не хочу, а правду сказать не могу. Есть грех.
Конечно, я имел в виду Лизу.
- Я не буду тебя ни о чем спрашивать. Захочешь, сам расскажешь. А пить я буду с тобой водку. Никогда не пила её, надо, когда-нибудь начать. Я же, все-таки русский человек.
- Так напьешься же.
- А чего мне себя блюсти. За мою нравственность я не беспокоюсь. В девках всю жизнь хожу. Вот благодаря тебе, слегка и узнала, что такое бабье счастье. Коротенько, правда, но все же. Раз в тридцать лет мужику дать, это уже интересно.
Совсем я не ожидал услышать от Татьяны таких слов. Я сделал заказ. Добавил к нему салат из помидор и селедку. Официант был явно разочарован. Солидные люди, а заказ студенческий. Он хотел всунуть нам еще чего-то, но я перебил его.
- Тащи то, что тебе сказали, и не морочь голову.
Он обиделся, видимо, но обслужил нас быстро.
- За что пить будем, Саша.
- Давай первую, молча, не чокаясь, а дальше по-русски, со звоном.
- У тебя, что кто-то умер? Я не имею в виду жену.
- Ты же сказала, что спрашивать не будешь.
- Все, молчу, молчу.
Я налил себе полную рюмку, Татьяне на донышко.
- А почему мне так мало, я хочу, как и ты, по полной.
- Плохо тебе будет девочка, тут тренировка нужна.
- Наливай!
- Как знаешь, я тебя предупредил.
- Ну, ты же меня не бросишь тут пьяную?
- Боже упаси.
И я ей налил до краев. Я помянул про себя Лизу и выпил одним глотком. Вот судьба злодейка. Пью за одну женщину, упаси Господь её душу, а платит за это другая женщина. Да, докатился я до ручки.
Татьяна выпила, глаза у неё полезли на лоб. Я вскочил со своего места и к ней. Газированной водой я ей не дал запить, это бы только усугубило и ускорило процесс опьянения, а вот селедочка оказалась в самый раз. Процесс пошел по нужному руслу. Татьяна дышала ровно. Я сел на место. Второй раз я ей налил половинку рюмки, и она уже не возражала. Мы пили за неё, за меня, за нашу встречу и молодость. Все было прекрасно и хорошо. Немного потанцевали вальс. К концу ужина я был под хорошим хмельком. Татьяна была хорошо пьяна, хотя и пыталась бодриться. Мы вышли на улицу. Небольшой морозец, градусов пять, не больше. Ветра не было. Падал редкий снежок. Перед сном Танюшу надо было слегка проветрить. Я решил её провести домой пешочком. Мы шли медленно. Теперь болтал я. Так ни о чем. Мы ужу все сказали друг другу. Главной проблеме, что нам делать дальше не касались. Я все знал. Дальше не будет. Если бы я сразу пошел в Эрмитаж и не знал бы о Лизиной смерти, возможно и было бы «ДАЛЬШЕ», но я не подлец. Кривить душой, так и не научился. Сегодня её дочери, а может, и своей говорил одно, а увидел другую юбку и масть поменял. Нет. Никогда. Во всяком случае, сегодня нет. Утром самолет. А, что будет дальше, чего загадывать. Пришли к её дому. Мои ноги сами меня туда привели. Вот память мышечная, какая. Если бы я смотрел по сторонам, точно, сбился бы с пути. А тут не глядя и прямо к дому. Надо было прощаться. Как это сделать, так сказать, культурно, я не знал. А, просто, сказать, до свидания, было ужасно. Танюша уже пришла в себя. Вечерний моцион, ей пошел на пользу. Щеки её порозовели, точно так, как и тридцать лет назад. Несколько часов подряд целоваться на морозе мы бы не смогли. Мы, вообще ни разу не поцеловались с ней в губы. Пару раз, чмокнули друг друга в щеки, вот и вся любовь. Я её обнял. Так мы стояли минут пять. Пауза затянулась. Выручила Татьяна.
- Саша, давай сходим ко мне. Попьем кофе.
- Я не против Танюша, но у меня есть к тебе просьба. Это не условие. Еще раз говорю, просто, просьба.
- Я внимательно слушаю тебя.
- Если я захочу уйти, не удерживай меня. Хорошо.
- Договорились. Пошли ко мне.
Квартира была после великолепного ремонта. Ей вернули всю прелесть дореволюционных творений. Очистили лепнину на потолке, привели в порядок стены и все вспомогательные комнаты. Очистили и вскрыли лаком полы. Действительно красота. Жили ведь люди.
- Да, ты прав Саша. Ничего я тут не переделывала и не добавляла. Просто, соскоблили все советское и оставили в первозданном виде. Даже, изразцовая печь осталась.
Татьяна сварила кофе. Мы уютно уселись с ней на кухне. Сегодня эмансипация и женщины сами берут инициативу на себя. Татьяна сильно изменилась характером. Это уже не было робкое создание. Это был публичный человек с большой буквы. Профессор, почти, член корреспондент Российской академии наук. Она читала лекции об искусстве по всему миру. Человек твердо стоял на ногах.
- Чего делать будем дальше, Саша. Не буду кривить душой и говорить тебе, что безумно люблю тебя. Ты мой первый и единственный мужчина, это да. Я влюбилась в тебя тридцать лет тому назад. Я была молодой и не целованной девчонкой. Теперь я не молода, но также не целована. Позовешь замуж, пойду, прогонишь, уйду.
- Не знаю Танюша, что и сказать. Все гораздо сложнее. Если, просто, сейчас взять нас двоих, сразу говорю, да. Я бы посчитал за счастье жить с тобой вместе. Дело не в твоем общественном положении, оно только усугубляет наши отношения. Ты, действительно была любима мною. С каким восторгом я рассказывал о тебе своему деду. Бог свидетель. Прошло много лет, ты мила моему сердцу. Мне так хочется тебя, сейчас, но я не буду этого делать. Сегодня умер один человек, нет, он умер год назад, но для меня сегодня, я утром об этом только узнал. Мои жизненные понятия не позволяют мне сегодня заняться с тобой любовью, хотя я этого и сильно хочу. Я перестану себя уважать. А тебе не нужен человек без уважения. Но и это не главная причина. Причина ты сама, то есть, твоя работа. Ты мне не нужна на одну ночь или как любовница. Если ты, то это на всю оставшуюся жизнь и в горе и радости. Ты не сможешь жить без своего Эрмитажа, мне нечего делать в Питере, хоть я и считаю этот город родным для себя. Вот это и есть тот главный камень преткновения. Как сказали бы масоны, краеугольный камень. Тут я прав и возразить нечего.
- Тут ты прав Сашуля. Честно признаюсь тебе. Я так сегодня хотела тебя затащить в свою постель, я и напилась для этого.
- Я так и понял. Для меня это не секрет.
- Да, я когда выпила, сразу и поняла, ерунда это все. Зря «Ваньку валяла»
И тут она говорила точно как я, хоть мы и не общались с ней тридцать лет, а думаем одинаково.
- Тут надо подумать. У меня, действительно, много работы. Вопрос, нужна ли она мне? Тридцать, двадцать, да и, пожалуй, десять лет назад, я бы все это бросила и не задумалась бы. Еще бы и ребенка успела бы родить. Ох, сколько бы я сейчас отдала бы за это. Пожалуй, все, что у меня есть. Работа, работа и еще раз работа. Да пропади все пропадом. Ты бы рядом и ребеночек. Теперь благ много, а жизни нет. Полная Америка таких баб. Эмансипация, да на черта она мне нужна. Я хочу быть бита своим мужем, вот чего я хочу. Все это начинаешь понимать по происшествию лет. И заезжего реставратора у меня не случилось, как у моей матери. Рядом только свои, а они меня по имени отчеству и без рукоблудия. Да, я бы и не позволила бы ни кому. «Синий чулок» одной фразой. Вот кто я. Когда я тебя увидела, так и подумала. Вот и муж мой вернулся. Задержался слегка, но я мужняя жена его дождалась. Где ночевать ты собрался? Давай я тебе постелю в отдельной комнате, приставать не буду. Утром отвезу в аэропорт. Потом посмотрим, что будет дальше.
- Заказал номер в той гостинице, где тридцать лет назад, так и не ночевал ни разу. Надо место обновить.
- Чего тебе туда ехать. Оставайся у меня. Поболтаем еще. Я тебе про картину расскажу. Ты прав оказался. Там в одной картине, много других картин. У меня все эти рисунки есть послойно. Их гораздо больше. Михаил увидел двадцать одну, я двадцать пять.
- Нет, Танюша, я поеду в гостиницу. Я боюсь не за тебя, а за себя. Потом я не смогу уехать и жить без тебя. Не рви мое сердце на куски. Мне сегодня и так сильно досталось. Я поеду. Поздно уже. Вот моя электронная почта. Вот номер мобильного телефона. Увидимся еще. Только, повторяю, ты мне нужна на всю жизнь, а не на ночь. Я оделся. Таня подошла ко мне. Я обнял её и впервые за тридцать лет, поцеловал её. Поцелуй был долгим. Как только моя рука коснулась её груди, я понял, еще секунда и я тут останусь навсегда. Я слегка оттолкнул её и кинулся вон из квартиры. Я побежал. От себя побежал. Как можно быстрее, я ускорился. Остановил машину. Назвал адрес. Водитель мне сказал, сколько это будет стоить. Пересчитал свои рубли. Как раз хватает, что бы добраться на автобусе до аэропорта. По дороге забрал свою сумку из камеры хранения. В гостинице показал свою аккредитацию. Попросил разбудить утром. Минуя душ, сразу улегся. Думал, от возбуждения, не смогу заснуть. Ошибся. Утром меня разбудили. В аэропорт приехал рано, мне в городе было нечего делать. У меня была с собой книга. Думал забиться в угол и почитать. У входа в аэровокзал, меня ждала Татьяна.
- Мы плохо вчера с тобой простились, вот я и приехала тебя проводить. Почти всю ночь не спала. Я поняла, я все поняла, я люблю тебя Сашка. Я всю свою жизнь тебя люблю. Не любила, а именно, люблю. Жди меня, я приеду к тебе навсегда. Вот покончу со своими делами и приеду. До лета я буду твоя. Твоя навсегда. Она обняла меня. Наверно, смешно смотреть со стороны, когда, уже не молодая  пара целуется и долго целуется, да еще и на самом видном месте. Так мы простояли в поцелуе до объявления регистрации.
- Все Танюша, мне пора. Я еще не выполнил одну вещь. Мне обязательно надо это сделать.
- Какую? Может тебе надо помочь?
- С этим я и сам справлюсь. Иди к своей машине. Услышишь. Мы с тобой уже простились. Хватит рвать друг другу сердце на куски. Нам еще жить надо.
Танюша перешла на другую сторону площади и остановилась в ожидании, возле своей машины.
Я стал лицом к городу и во всю свою глотку заорал.
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ ПЕТЕРБУРГ!!!
Таня помахала мне рукой. Я ей ответил. Поклонился городу Петра, сел в самолет и полетел домой, к себе домой, в родную моему сердцу Одессу.
Ну, что ж.
Приедет моя Таня, тогда жизнь сделает новый виток. Жаль её не увидит мой дед. Может, он наблюдает сей час за нами с небес.
А если не приедет?
 Не беда. Подождем еще тридцать лет. Куда торопиться? Время еще есть!!!