1
Гельмут и Нина уже год как были женаты. Они
давно уже знали друг друга, с детства. Их
дома стояли по соседству на тихой улочке,
утопающей в зелени, в маленьком городке,
каких много в Шварцвальде, на юге Германии.
Они дружили домами. Родители Нины держали
бакалейную лавку на главной улице их города,
Гартенштрассе, и были ревностными прихожанами
местной евангелической церкви Св. Мартина,
где отец Гельмута служил пастором. Старики с
любовью следили, как растут их дети, как они
привязаны друг к другу, и, собравшись иногда
за столом, с улыбкой шушукались между собой,
что, может, когда-нибудь их дети поженятся, и
они будут нянчить своих внуков.
С детства Гельмут мечтал стать летчиком.
Когда ему исполнилось четырнадцать, он
впервые совершил полет на планере, а через
десять лет стал пилотом прославленной
Люфтганзы. На окраине Франкфурта-на-Майне они
с Ниной снимали скромную двухкомнатную
квартиру и ездили на подержанном VW-Golf. Но
они были счастливы, ходили по весенним
улицам, крепко держа друг друга за руку,
улыбались друг другу, и встречные прохожие
улыбались им, завидуя счастью молодых.
Одно только огорчало Нину: часто Гельмут по
несколько дней не бывал дома. "Такова
профессия", - оправдывался он. Однажды
Гельмут, вернувшись из полета, к своему
удивлению и досаде не застал жены дома. "Я же
ее предупредил, что сегодня вечером
прилетаю", - с раздражением подумал он.
Гельмут вышел на улицу. Июньский день
догорал; уже смеркалось, и он пошел, куда
глаза глядят, лишь бы не сидеть одному в
пустой квартире. Ноги сами привели его к
ночному клубу "Поцелуй Венеры", который
находился неподалеку от их дома. С ярко
горящей неоновой рекламы ему подмигивали
полногрудые красотки в фривольных позах.
Переступив порог, он очутился в затемненном
зале. На столиках в полнакала горели ночные
лампы под зелеными фонарями, отчего вся
публика, казалось, была облита хлорофильно-
зеленой краской. Тихо журчала музыка. Гельмут
сел за один из пустых еще столиков, недалеко
от эстрады. Заказал пива. Вскоре музыка
затихла; яркий свет юпитеров выхватил из
полумрака небольшую сцену с тремя блестящими
металлическими стержнями, закрепленными в
полу и уходящими под потолок. На сцену вылез
какой-то тип в смокинге и попросил внимания
почтенной публики:
- К нам на огонек заглянули три робкие
студентки. Они только что приехали с бала-
маскарада и хотят скрасить ваш досуг,
уважаемые дамы и господа, своими
незатейливыми танцами.
В ответ кто-то захлопал в ладоши, кто-то
засмеялся. Зал оживился. Откуда-то, из
черного небытия, на ярко освещенную эстраду
выпорхнули три ночные феи с черными масками
на лице. Прекрасно сложенные, длинноногие
блондинки с упругими формами пришлись
зрителям по вкусу. В зале захлопали.
Полупрозрачное одеяние чуть прикрывало на них
соблазнительные язвы мужских сердец. В нежно-
голубых волнах блюза, ухватившись за
никелированные стержни, нимфы закружились,
распространяя вокруг себя эфир неги и
продажной любви. Постепенно с их тел исчезали
один предмет туалета за другим. Мужчины все
теснее грудились у сцены. Тянулись волосатые
руки. Потные лица искажали гримасы
неудовлетворенного сладострастия. Кто-то
пытался поймать девку за волосы, кто-то
схватил ее за руку или шлепнул по голой
заднице. На сцену летели разноцветные
бумажки. Неожиданно музыка оборвалась,
танцовщицы сдернули с лица маски, и... Боже!
в одной из них Гельмут с ужасом узнал свою
жену, Нину! Та тем временем ползала на
карачках по сцене, жадно сгребая в кучу
деньги. Прижав к груди ночной гонорар и виляя
задницей, она вместе с двумя другими лярвами
убежала за кулисы. Представление
продолжалось...
Потрясенный, Гельмут покинул зал. В одно
мгновение мир перевернулся в его душе. Если
еще пять минут назад его будущая жизнь с
Ниной казалась ему безоблачным голубым небом,
то теперь все погрузилось в мрак Преисподней.
Как жить дальше? Как верить людям, если самый
дорогой человек, которому ты доверял, как
самому себе, вероломно предал и обманул?
Гельмут не мог осознать этого. Голова
трещала. Невероятная тоска жабой лежала на
сердце. Он зашел в первую попавшуюся по
дороге пивную и заказал допелкорн. Выпив,
перевел дух; огляделся по сторонам. За
столиками сидели люди.
"А эти, тоже мне, потомки тевтонских рыцарей.
Нечего сказать! Если бы не их порочные,
низменные инстинкты, достойные обезьян,
поощряющие женщин торговать своим телом, как
в мясной лавке говяжей вырезкой, то ничего
такого и не было бы, - с благородным
негодованием возмущался про себя Гельмут,
забывая, что еще полчаса назад сам пришел в
ночной клуб. А для чего, спрашивается? Не в
шахматы же играть. Но такая мысль не
приходила ему в голову. - А их дети? -
продолжал он. - Уже с молоком матерей, этих
похотливых самок, они впитывают в себя
бациллы порока и разврата. Ох, как я их всех
ненавижу! Так бы и убил." Злоба кипела в его
душе, рискуя вот-вот выплеснуться наружу.
Гельмут решил, что больше никогда не увидит
Нину. Переночует в отеле. А завтра снова в
полет. Франкфурт - Никозия - Тель-Авив и
обратно. Надо хорошенько выспаться.
2
Назавтра утром в вестибюле аэровокзала
Гельмут случайно столкнулся со своим
капитаном, Ришардом К. Ришарду уже перевалило
за пятьдесят. Это был опытный пилот; он
налетал на "Аэробусе" больше 6.000 часов, и
Гельмут чувствовал себя рядом с ним в полете,
как за каменной стеной. Но он завидовал
капитану и оттого ненавидел его, хотя внешне
выдавал себя за его близкого друга. Вот и
сейчас, еще увидев его издали, Гельмут
расплылся в широкой улыбке, а про себя со
злорадством подумал: "И ты тоже, брат,
наверняка, втихую от жены по бабам бегаешь."
Летчики по-дружески обнялись, словно не
виделись годами, хотя еще вчера сидели рядом
в самолете. Ришард любил своего второго
пилота, как родного сына. Но он спешил, надо
было до отлета еще забежать в диспетчерский
пункт, и, обменявшись коротким приветствием,
летчики расстались...
Их самолет поднялся в воздух точно по
расписанию. Через несколько минут они,
прорвав густое облачное покрывало, окутавшее
землю, достигли заданную высоту 11.500
метров. Капитан включил автопилот, обычное
стартовое напряжение спало, можно было
немного расслабиться, и Ришард прикрыл глаза.
Второй пилот искоса наблюдал за командиром.
"Ишь, разомлел, как мартовский кот на
припеке. Поди вспоминает, как бабу трахал".
А сам, придав лицу самое простодушное
выражение, спросил:
- О чем задумались, командир?
- Да вот, жду встречи с семьей, с женой и с
сыном. Они уже третью неделю гостят в
Израиле, у подруги жены. Она лет двадцать
тому назад вышла замуж за израильтянина и с
тех пор живет в кибуце под Иерусалимом.
Прошлый год они были у нас в гостях. Ничего,
приятная пара. А нынешний год ждали нас
втроем. Да я не мог отлучиться. Дела.
"Знаю я твои дела. От девок, небось, не
вылезал".
- Я их на обратном пути хочу с собой забрать,
- продолжал Ришард. - Поверишь ли, соскучился
чертовски.
"Как же, так я тебе и поверил".
- Особенно, по Дитеру, сыну, скучаю. Он у
меня парень уже самостоятельный. Пятнадцать
стукнуло. Мечтает летчиком стать, как отец. Я
его помаленьку натаскиваю, нашему ремеслу
обучаю. Сажаю рядом с собой в кресло,
показываю, как и что. На лету схватывает.
Башковитый парень.
- Ясное дело. Есть в кого, - поддакнул
Гельмут, а про себя подумал: "Вот я вам всем
и покажу. Обо мне весь мир заговорит. Матери
моим именем своих детей пугать будут. Я войду
в десятку самых страшных злодеев всех времен
и народов". А сам проронил:
- Не пора ли нам Габи попросить кофе
принести.
- Пожалуй, - согласился капитан.
3
Когда перед стартом из Тель-Авива самолет был
уже почти полон, Гельмут медленно прошел
вдоль рядов, внимательно вглядываясь в лица
пассажиров, как бы стараясь запомнить их. Вот
о чем-то беседуют два благообразных старых
еврея с седыми бородами, а там молодая
женщина в чепце держит на руках ребенка и
кормит его из бутылочки. Младенец чем-то
недоволен, хнычет и пухлыми ручонками
отпихивает бутылку. Чуть поодаль группа
немецких школьников: хвастают друг перед
другом сувенирами, которые везут домой. У
самого прохода сидят две чопорные пожилые
дамы в светлых париках, по виду англичанки. А
это греческий священник с массивным золотым
крестом на груди. "Ну, тебе, дядя, повезло.
Ты, наверняка, в Никозии сойдешь," - подумал
про него Гельмут. Проходя мимо смуглых парней
в спортивных костюмах, которые жестикулируя о
чем-то горячо спорили, он вздохнул: "Что-то
вы через час запоете?"
В Никозии в группе новых пассажиров,
поднявшихся в самолет, выделялся высоким
ростом худощавый юноша в джинсовой куртке и в
кожаной кепке. Это был восемнадцатилетний
палестинец по имени Махмуд О. Задолго до
этого дня он вместе со своими
единомышленниками составил коварный план:
захватить самолет с группой израильтян;
угнать его, например, в Адис-Абебу и оттуда в
обмен на жизнь заложников потребовать
освобождения 750 палестинских террористов,
сидящих в тюрьмах Израиля. Но как пронести
оружие в самолет? Ведь в аэропорту все
пассажиры проходят строгий контроль. И Махмуд
догадался как: он спрятал пистолет на голове
под кепкой, и благодаря его высокому росту
оружие оказалось вне области контроля.
4
Когда их "Аэробус" со 150 пассажирами на
борту оторвался от взлетной полосы
Никозийского аэропорта и взял курс на
Франкфурт, второй пилот взглянул на капитана.
"Ну, вот и пробил мой час!" - осклабился он в
злорадной усмешке. Гельмут нащупал в кармане
кителя нож. (Пронести его в самолет не
составило большого труда. В отличие от
пассажиров контроль летного состава
проводился поверхностно.) Он резко изогнулся
влево (стальное лезвие блеснуло в лучах
заходящего солнца) и вонзил его в грудь
капитана. Потом еще и еще раз. Ришард охнул;
его тело безжизненно осело в кресле, а голова
опрокинулась назад. Кровь обильной струей
стекала с него на пол, образовав под креслом
дымящуюся лужу.
Закрыв дверь кабины на замок, чтобы ему никто
не смог помешать, убийца вернулся в свое
кресло и нажал на кнопку аварийного снижения.
Самолет по крутой кривой полетел вниз. Это
напоминало полет на спутнике Земли: тело
потеряло вес и находилось в свободном
падении. Пассажиры не на шутку перепугались.
Началась паника. Первым пришел в себя Махмуд.
Он, хватаясь за кресла, чтобы не упасть
вперед, побежал по проходу к пилотской
кабине. Дернул за ручку. Дверь кабины была
заперта. Он, не задумываясь, выхватил
револьвер и несколько раз выстрелил в замок.
Дверь распахнулась. Палестинец увидел, что
голова левого пилота безжизненно свисала с
кресла, а пилот, сидевший справа, твердой
рукой вел самолет навстречу неминуемой
гибели.
Махмуд не хотел умирать раньше времени, не
осуществив своего замысла. Он выстрелил в
летчика. Первая пуля застряла в спинке его
кресла, а вторая попала ему в голову.
Террорист догадался об этом, увидев, что
мозги, вылетев из черепной коробки пилота,
забрызгали лобовое стекло. Никем не
управляемая машина продолжала падать в
бездну.
Палестинец на мгновение оторопел: он не знал,
что делать дальше. Эти секунды решили его
судьбу. Кравшийся за ним следом черноволосый
парень в спортивном костюме воспользовался
его замешательством: он бросился ему в ноги.
Стоявший к нему спиной Махмуд зашатался,
сделал невольный шаг вперед, но поскользнулся
в растекшейся по полу крови и упал. Пистолет
отлетел в сторону. Теснившиеся в дверях
бросились на помощь своему товарищу и в
мгновение ока скрутили террориста. В это
время в кабину вбежал светловолосый паренек
лет пятнадцати. Это был сын капитана, Дитер.
Он упал на грудь мертвому отцу. Через секунду
Дитер поднялся весь в крови и повернулся к
стоявшим сзади. Лицо его было мертвенно
бледным.
- Выйдете все и закройте дверь, - сказал он
тихим голосом. - Я попробую что-нибудь
сделать.
Ему повиновались. Он столкнул с кресла тело
убийцы своего отца; занял его место. Самолет
был уже в нескольких сотнях метров от воды.
Дитер резко потянул на себя руль высоты,
нажал до отказа педаль газа. Турбины взвыли;
корпус самолета задрожал так, что казалось,
еще секунда и он развалится на куски. Но к
счастью этого не случилось. Машина перешла в
плавное скольжение и, срезав левым крылом
пену с морской волны, метр за метром стала
набирать высоту. Многие женщины в самолете
заплакали от счастья. Но радоваться было
рано. Предстояла еще долгая борьба
пятнадцатилетнего капитана со смертью за свою
жизнь, за жизнь его матери и всех 150
пассажиров.
В заключение скажу вам: через девять лет он
стал летчиком Люфтганзы, как его отец, и
летает до сих пор.