Виолетта и Петрова

Елена Тюгаева
   Почему Виолетта много лет общалась с Петровой и помогала ей во всём – одному Богу известно. Виолетта и Петрова не были ни коллегами, ни подругами детства. Они жили в одном районе, но в разных его концах – остановку на  троллейбусе ехать. Можно и пешком, через дворы и кривые переулки, тогда минут пятнадцать добираться, слишком глубоко засел старый домишко Петровой в этих трущобах. Как гнилой «зуб мудрости», до которого дантисту трудно дотянуться. И сама Петрова выглядела под стать своему жилищу – неуклюжая, одетая в тёмные невзрачные одёжки с рынка. В двадцать девять лет смотрелась на все сорок.
   Конечно, Виолетта не раз задавалась вопросом – зачем я трачу время на эту Петрову? Какую духовную пользу я могу получить от этого общения, не говоря уж о выгоде? В прошлом году Петрова перенесла операцию – удаляли «шишки» на ступнях. Она и до операции мучилась с ногами – большущими неуклюжими лапами, очевидно, предназначенными для тракториста средних лет, и выданными ей на вселенском складе по ошибке или в насмешку. Когда Виолетта советовала подруге «облагообразить имидж», и первым делом купить туфли на каблуках, Петрова сконфуженно загибала назад уродливые ступни и бормотала:
- Ты же знаешь, Виточка, у меня проблемы…
   Так вот, когда поразили Петрову проблемы, Виолетта примчалась, притащила две сумки продуктов, сделала уборку в большой, но очень мрачной и некрасивой подружкиной квартире, наварила еды на трое суток, и даже вышла в огород – а как же, Петрова держала огород за домом, подобно многим жителям окраин больших городов, этих российских Гарлемов. Виолетта, ненавидевшая от души всё мировое сельское хозяйство, полола грядки и поливала их, выбросив шланг из окна владелицы «фазенды».
   В другой раз у Петровой были проблемы с начальницей. Надо сказать, Петрова трудилась на весьма невыгодной и безденежной должности – «заведующая консультативно-правовым отделом читального зала».  Конечно, она не слишком напрягалась, в отличие от Виолетты, ишачившей на дому, набиравшей в день по двести страниц на компьютере и отвечавшей на миллион имейлов всяких идиотов. Петрова сидела в обширном, никогда не топленом зале, среди светлой полированной мебели, золочёных корешков и глянцевых обложек, грела пальцы о чашку с чаем и, протирая время от времени очки платочком, читала толстые журналы. Каждые два часа устраивала перекус с коллегами, двумя девами сходной наружности и образа жизни. В общем-то, начальница прекрасно знала о том, как работает консультативно-правовой отдел. Но время от времени, видимо, с целью внести нотку яркого разнообразия в собственное унылое бытие, врывалась в отдел и устраивала разнос. Петрова не умела возражать. Она опускала очи долу и плакала. И продолжала плакать в маршрутке, в магазине, дома… Виолетта не выдержала этих слёз и отправилась воспитывать начальницу.
   Начальница размещалась в кабинете с табличкой «Начальник отдела культуры». Виолетта увидела даму предпожилого возраста,  с искусственно платиновыми волосами,  перламутровым маникюром, одетую в лиловый кашемир. Она мгновенно поняла, за что начальница ненавидит и унижает Петрову. У Петровой нет того, что есть у начальницы – чиновный муж, японский автомобиль, шведская мебель, взрослые дети. Виолетта сразу заметила ту же ненависть во взгляде начальницы, обращённом на неё. Потому что у Виолетты имелись: бывший изгнанный супруг творческой профессии, китайский скутер, сборная солянка из столов, кроватей и кресел, купленных в период празднования миллениума, единственный восьмилетний наследник.
   «Ага! Вот что общего у меня с Петровой! Нас одинаково ненавидят власть имущие!»
   От этой мысли Виолетта испытала такую острую, почти сестринскую любовь к Петровой, такое яростное желание порвать за неё любого зубами и ногтями… И она спросила звонким голосом, в котором отчётливо пробивались дерзость, вызов, даже презрение:
- Позвольте спросить, на каких основаниях вы позволяете себе периодически оскорблять личное достоинство Анастасии Алексеевны Петровой?
- Какой Анастасии Алексеевны? – испуганно спросила начальница, первоначально  испугавшись подобного напора.
- Заведующей консультативно-правовым отделом читального зала! – не давая начальнице времени опомниться, Виолетта стала рассекать воздух быстрыми и чёткими движениями своей маленькой ладони. Маникюр на её ногтях, в отличие от начальницыного, был нахально ярко-синим.
- Вы хотите, чтобы мы написали жалобу на сайт министерства культуры Российской Федерации? Вам хочется проблем с Комитетом по защите прав человека? Учтите, Анастасия Алексеевна записала на видео вашу последнюю инсинуацию в её адрес!
- Ка… какую инсин… нуацию?
   Начальница, привыкшая повелевать бессловесными старыми девами на работе и покладистым супругом дома, чувствовала нехватку кислорода. Как будто стоящая перед ней то-ли-дамочка-то-ли-девица мгновенно выпила всю энергию. Из начальницы, её компьютера, её чашки с кофе и вазочки с кексиком. В этой особе начальница почувствовала весьма сильный резонанс с окружающей средой. Слишком красные волосы, чересчур обтягивающая одежда, чрезмерно пропорциональная фигура. И очень, очень много силы воли. Такие люди сносят крепостные стены, организуют бунты и вешают злых правителей на зубцах башен.
- А вы, собственно, кто? – начальница выбросила наружу последний пузырь спасительного воздуха.
   Жестом Великого комбинатора Виолетта показала журналистское удостоверение – столетней давности, просроченное, и с девичьей фамилией. Недействительная ксива подействовала на начальницу культуры, как пенициллин на гнойную флору.
- Извините… то есть, я считаю своим долгом извиниться перед Анастасией Алексеевной… недоразумение… понимаете, издержки профессии… нервы… давление вышестоящего начальства…
   Виолетта не стала дослушивать. Удалилась с победно воздетым подбородком, и тотчас сообщила Петровой по телефону:
- Всё, эта коза больше тебя пальцем не тронет!
   И коза, в самом деле, оставила Петрову в покое.

   Много раз Виолетта вытаскивала Петрову из трясины. А какая отдача от Петровой?
- Витка, на фига ты водишься с этим чудищем? – спрашивал бывший супруг Артур, каждый раз, когда приходил занять до лучших времён.
   Он видел, что Петрова частенько заседает у Виолетты на кухне. Пьёт чай, жрёт бутерброды, а то и покупное печенье в шоколаде. Вещает о чём-то, сверкая очками. Трогательным голосом, с придыханиями. На Артура подобные сентиментальности не действовали. Женщина должна быть женщиной, в локонах, серёжках, сладких духах. А существо с лошадиными зубами в юбке тридцать пятого года выпуска Артур уважать отказывался, будь оно даже нобелевским лауреатом.
- Она с Гришкой иногда уроки делает, - отвечала Виолетта.
И это был единственный довод, который она могла привести даже самой себе.
- Ты ей ещё и деньги даёшь? – приходил в ужас Игорь, нынешний возлюбленный Виолетты (несколько раз он заставал сцены подобной благотворительности).
   Игорь судил женщин не по внешности, а по душевным качествам. Но он считал, что Петрова могла бы, хотя бы иногда, являясь с визитом, купить Гришке пару шоколадок. Элементарная вежливость, ёшкин кот!
- Она мне подбрасывает полезные сайты для работы, - пожимала плечами Виолетта.
  Родители Виолетты, жившие в районном захолустье, Петрову органически не переносили. Отец именовал её «библиотечной крысой». И нормальные подруги Виолетты – а у неё имелись  нормальные, красивые и самодостаточные  Юля, Лена и ещё одна Юля, смирились с наличием Петровой как с хронической болезнью. Будто бы Виолетта страдала аллергическим насморком или же гастритом.
   Однажды Виолетта попробовала вывести Петрову в приличное общество – пригласила её в кафе на девичник с нормальными подругами. Заранее было оговорено, что платит за обеих Виолетта. Она же добывает для Петровой вечернее платье сорок восьмого размера и красивые балетки  вместо её привычных говноступов.
   И что вы думаете? Петрова, даже наряженная и причёсанная Виолеттой, ухитрилась испортить атмосферу и настроение. Она не ела рыбу, «потому что аллергия», не пила вино – без комментариев, почему. Она нелепо хихикала, когда Юля Архипова и Юля Злотник ловко управлялись с роллами «Калифорния» и палочками для них. Наконец, она молчала всё время, пока дамы обсуждали книжные и кинематографические новинки, и протирала очки, когда они говорили о сексе.
- Больше её не приводи! – заключила Лена. – Оставь этого фрика для своих интимных нужд!
   Судя по всему, я «блаженненькая», сделала вывод Виолетта. Так называли в средневековой Руси всех странноватых, немножко чокнутых, отказавшихся от домашнего уюта ради умерщвления плоти и подвигов в пользу братьев по вере. Они добровольно носили вериги и власяницу. Современные психологи говорят, что таким образом человек наказывает себя за некие провинности, засевшие в подсознании. Петрова – моя власяница. Но за что же я наказываю себя так тяжко?
   Она перелистывала в уме собственную жизнь, и не находила особо страшных грехов. Ну, родителям хамила, временами не подчинялась, так это абсолютно все делают. Обычные юношеские революции в духе самого известного и самого скучного тургеневского романа. Сколько-то раз впадала в плотский грех, но число моих мужчин по нынешним временам вообще смешное. И десятка не наберётся. Курила только до беременности, потом забыла, с какого конца зажигается сигарета. Не говоря уж о более тяжёлых способах кайфа.
   За что же я наказываю себя этой Петровой, её вечными слезами, жалобами, нытьём бесконечным, проблемами неисчерпаемыми?
- Виточка, можно я у тебя сегодня посижу вечером? У нас ремонт в котельной не закончили. Холодно очень.
- Виолетточка, можно я к тебе приду помыться? У меня смеситель полетел…
- Вита, меня обсчитали в магазине на целую тысячу. Я пришла ругаться, а они не отдали, и ещё обозвали, как хотели…
   И Виолетта пускала посидеть и даже переночевать, помыться и впридачу постираться, воевала с продавцами, соседями, сантехниками… А в ноябре Петрова устроила полный апокалипсис.  Сначала она влюбилась в Емельяна.

   Емельян – персонаж для отдельной истории, писать которую не согласится ни один уважающий себя автор. Даже по расценкам Александра Дюма-отца. А этот литературный мэтр брал один франк двадцать пять сантимов за строчку, причем, неполные строки считались как полные. Но никакое сребролюбие не в силах победить отвращения. Емельян был омерзительным типом: толстый, обрюзглый, низколобый, с длинными сальными волосами, стянутыми в крысиный хвост и серой бородой, негусто покрывающей подбородок, шею и щёки почти до глаз. Кажется, портрет более чем выразителен. Добавим, что Емельян писал стихи на религиозную тематику. Девять десятых народу с искривленными лицами побежит прочь от подобного типа. А Петрова влюбилась в него.
   Сначала она просто засоряла уши Виолетты, Игоря и даже восьмилетнего Гришки рассказами о прекрасных душевных качествах и высочайшем интеллекте Емельяна.
- У меня, конечно, были в прошлом Виталик, и Вовка, и Серёжа, который иногда до сих пор заходит… Но это не мужчины, а так, сброд. В них нет стержня, понимаешь? В них нет ничего подлинного…
   Что подлинного нашла Петрова в Емельяне, понять было сложно, особенно Игорю, который посетил упомянутого господина по просьбе Виолетты.
- Сходи туда, это в соседнем доме. Сделай вид, что меня ищешь. Потому что я до сих пор офигевшая, и не знаю, когда в себя приду. Ужасно хочется двести грамм и огурчик.
- А моя-то миссия какая?
- Посмотри свежим мужским взглядом. Объясни, во что там можно влюбиться так страшно.
   Игорь пошёл и вернулся с горьким выводом – у Петровой религиозный и гормональный психоз. Одновременно. Игорь был не врач, а компьютерщик, но дураков на своём веку повидал немало. Особенно, когда ходил по квартирным вызовам.
- Он уболтает её хату на себя переписать. А её сошлёт в «жёлтый дом». Вот и вся любофф.
   Теперь Петрову следовало контролировать ежечасно. Ей звонили, за нею посылали то Игоря, то Гришку, даже Юля Злотник согласилась однажды подняться на лифте к Емельяну и вызвать «эту идиотку». Именно Юля сообщила, что «на хате у Емельяна нечисто». Там сидят всякие бабки, тётки и несколько дур помоложе, все такие же красотки, как наша. Емеля зачитывает им свои вирши, с выражением, подвыванием и закатываньем глаз. А они вздыхают, крестятся и плачут.
- Секта! – в ужасе воскликнула Виолетта.
- Капец твоей библиотекарше, - заключила Юля и прикурила от Игоревой сигареты.
   Убеждать Петрову словами было бессмысленно, в чём Виолетта очень быстро убедилась. Петрова цитировала Евангелие, стихи Емельяна, четырнадцатый псалом, и снова стихи Емельяна. Виолетта, через бывших однокурсников, вышла на главного психиатра города. Психиатр запросил циклопический гонорар, и Виолетта решила подождать до зарплаты. В это время как раз был свободен, то есть, снова без работы, Артур. Он пришёл с двумя шоколадными батончиками для Гришки и молящим выражением глаз – для Виолетты.
- Нет денег, - мрачно объявила Виолетта, не дожидаясь просьбы. – Получу пятого числа. Дам, если выполнишь одно задание.
- Какое? – недовольно спросил Артур, не любивший никаких заданий.
   Виолетта не могла сформулировать. Но Артур понял с середины её речи.
- Да я этого бородатого хрюнделя живо построю!
   У него имелись подходящие приятели, не бандиты, не дай Бог. Такие же безработные актёры. Реквизит, грим и вдохновенная импровизация – всё выглядело очень убедительно. Емельян испугался, и сказал, что к Петровой у него просто дружеское чувство, о любви не было ни слова, а все эмоции – дело воображения Петровой.
- Настенька, вообще, девушка увлекающаяся, - проговорил Емельян сконфуженным тенорком.
   Короче, мнимые бандиты потребовали от Емельяна раз и навсегда закрыть двери перед Петровой. Все вздохнули облегчённо, не ожидая, что главный взрыв устроит именно она – неуклюжая, нелепая, бестолковая. Она узнала от Гришки адрес Артура и возникла на пороге его яркого, захламлённого, одним словом, богемного жилища – комнаты в коммуналке, созданной сто лет назад в бывшем особняке богатого купца. К комнате Артура примыкал территориальный нарост – три на два метра. Артур доплатил за эту «полукомнату» лишнюю десятку, и уверял, что в прошлом это была молельная купеческой дочери. Виолетта называла довесок площади «аппендицитом», и утверждала, что то был сортир купеческой прислуги. В «аппендиците» стояла только старая медицинская кушетка, отданная когда-то Виолетте её тёткой, сельской фельдшерицей.
   На этой кушетке всё и произошло. Причём, ни Артур, первым впавший в припадок стыдливого раскаяния, ни рыдающая в трубку Петрова не могли объяснить, почему так случилось.
- Она зашла, начала чего-то гундеть… И голос-то у неё противный, а запах! Как, блин, животное, семь дней назад сдохшее. Месяц, наверное, не мылась. Ты знаешь, Витка, я её за человека не считаю. Для меня это – как ослицу трахнуть…
- Ну, и зачем же тогда?
    Виолетте было очень неприятно. Она не жила с Артуром больше четырёх лет. Но он был ей не безразличен. Так, продав машину, мы провожаем её ностальгическим взглядом, увидев на улице. А покинув какую-либо работу, невольно задерживаемся около здания, где трудились семь лет или даже семь месяцев. Может, это низменная жадность, а может – возвышенное чувство родства. Кто знает!
   Артур багровел, потел и сам источал весьма неаппетитный запах.
- Иди прими душ, - приказала Виолетта, - я не хочу говорить с тобой, пока на тебе её… субстанции!
   Потом они пили водку вдвоём на кухне, тайком от Гришки, который мог разболтать Игорю, работавшему в ночь. Артур плакал и клялся в любви к Виолетте. А Петрова, говорил он – ведьма, настоящее дьявольское отродье, суккуб. Этот Емельян зарядил её какой-то чёрной энергией. Чтобы она заражала ею невинных людей. Сексуальный вампир.
   Вампир позвонил в полночь. Артур спал с Гришкой, ребёнку было сказано, что у отца высокая температура – чтобы всё выглядело пристойно в глазах Игоря. Виолетта спьяну и с расстройства не поняла, что это хлюпает в трубке.
- Виолетточка, прости меня, ради Господа Бога! Ты такая добрая, ты столько хорошего мне сделала, а я, блудня мерзкая…
   Далее последовали термины из Ветхого Завета, от которых у Виолетты ещё пуще зашумело в нетрезвом мозгу.
- Ты это… тормозни свою религиозную пропаганду. Ты объясни, зачем тебе это было надо? Как в твою дебильную голову пришло – прыгать на моего мужика?
   Артур, услышавший звонок и вошедший на цыпочках в спальню, умилился от последних слов, сел рядом с Виолеттой и взял в ладонь её правую грудь. Привычным жестом мужчины, делавшего это тысячу ночей подряд. Виолетта треснула его по руке и заорала:
- Больше не звони мне и на глаза не показывайся, сука драная! Предательница!
   Преступление Петровой обсуждалось всеми участниками драмы – двумя Юлями, Леной, Артуром, Игорем и даже Гришкой. Петрова прислала СМС: «Вита, я на грани. Готова на коленях просить прощения».
   И она отправилась просить – не у Виолетты, поскольку та игнорировала любые попытки контакта. Петрова приехала на работу к Игорю. Надо сказать, тот трудился в огромной компании, состоящей из нескольких зданий в разных концах города. Как правило, Игорь занимался наладкой и администрированием компьютерных сетей по ночам, чтобы не мешать персоналу. Ночью-то Петрова и явилась…

   Это было бы смешно, если б не так противно. Никакой логике не поддаётся – дурнушка, нескладёха, лузерша во всех отношениях, полностью асексуальное существо, а второй мужик подряд падает в её не ароматные объятия.
- Это что? Мир перевернулся? – орала Виолетта в мобильник, прямо в коридоре Гришкиной школы, где нашёл её ошалелый, трясущийся и нетрезвый Игорь. – Мужики помешались на уродинах? Вонючки рулят, а нам остаётся только уйти в монастырь? И читать этот, как его… четырнадцатый псалом?
- Вит, тихо, ты чего? – умоляюще бормотал Игорь. – Школа же… дети… люди…
   Виолетта выбежала на улицу, прервав звонок. Прислонилась лбом к боку автобусной остановки и завыла, как раненая лисица. Оторванный до половины постер трепало ветром и швыряло в лицо Виолетте. Игорь не осмеливался её обнять. Просто взял отчаянно звенящий мобильник из её руки и сказал:
- Лен, ты подожди, у неё истерика. Мы потом перезвоним.


    Потом он привёз Виолетту домой на такси, налил виски,  которое купил и отведал сразу после грехопадения. И стал рассказывать. В отличие от Артура, он не прикрывался мистикой-фантастикой.
- Она, значит, звонит на мобильник… я спускаюсь на вахту, говорю охраннику – это ко мне, прохожу с ней к Палычу в кабинет. Я там резервные копии документов создавал и на флэшки скидывал…
- Давай по сути! – Виолетта резко опрокинула в себя стопку и захрустела печеньем «Апельсиновое».
- По сути. Она говорит – Игорёк, давай поговорим о Виолетте. Она мне больше, чем подруга. Она – моё альтер эго…
- Ишь! – усмехнулась Виолетта. – Какие слова знает, плесень!
- Я, мол, её так уважаю, а инцидент с Артуром – это дьявольский соблазн или психический срыв, думайте, как хотите. Не в себе, мол, она была. А потом бросается мне на шею и начинает рыдать. Да так по-страшному. Вся дёргается. Я думаю – всё, пипец, сейчас придётся «Скорую» вызывать. Припадок у девки. Погладил её по волосам, типа, ты чего, успокойся…
- И? – яростно спросила Виолетта.
- И всё произошло, - смущённо пробормотал Игорь.
   Он, конечно, помнил, как жарки были губы Петровой, как пылало её мокрое от слёз лицо. И какое неземное пламя горело внутри некрасивой, но, чёрт подери, такой притягательной человеческой самки! Конечно, не колдовство, Артур – придурок богемный. Это гормоны. Повышенная доза. И психика. Мужчины слабы перед нездоровыми девушками: истеричками, эпилептичками, неврастеничками…
- Хватит!!! Заткнись! Не хочу слушать эти мерзости!
- Я просто объясняю…
- Если она тебе так понравилась – вали к ней, женись, будет тебе вечный кайф!
   Игорь уверял, что Петрова не понравилась. Такое не может понравиться нормальному мужчине. Это – временное помрачение сознания. Соблазн. Наваждение. Почитай классику, Вита. Куприн описал это состояние в рассказе «Ночная фиалка»…
   Игорю словесное воздействие на Виолетту всегда удавалось лучше, чем Артуру. Интеллект сильнее искусства. Хотя сердцем Виолетта больше жалела Артура. У него всё как-то ближе – колдовство, вампиризм…
   Зазвонил Виолеттин телефон. На дисплее светилось – «Петрова», поэтому мобильник был немедленно выключен. Хотя Виолетте очень хотелось послать СМС: «Чтоб ты сдохла». Что она и сделала ближе к вечеру, протрезвев и рассказав обо всём подругам и Артуру.
   Лена, самая революционная личность из окружения Виолетты, известная тем, что однажды устроила протестную попытку самосожжения в мэрии города, предложила сделать Петровой «тёмную».
- Подкараулить её в тёмном переулке, накрыть одеялкой и отмутузить, чтоб запомнила! Истеричка она, видите ли! Шалава, а не истеричка!
- Типичная нимфоманка, - согласился Артур.
   Виолетта отказывалась физически наказывать Петрову. Не жалость её останавливала, и не отвращение… Невозможно словами описать это чувство. Слегка похоже на то, что испытала Виолетта, узнав о том, что её бывший, четыре года назад изгнанный супруг, поимел убогую подружку.
- А тебе не надо участвовать, - убеждала Лена, - мы сами. Юльки, вы пойдёте?
   Обе Юльки согласились. Мужчин Лена не приглашала к непосредственной расправе из моральных соображений. Но они должны были «стоять на стрёме». По лицу Игоря было видно, что затея ему совсем не по душе. Но он кивнул, боясь, что женщины заподозрят его в сочувствии к негодяйке.
- Вы становитесь на один уровень с Петровой, - вяло возражала Виолетта. – Ведёте себя, как школота…
- Надо выбирать методы, понятные тому, на кого хочешь воздействовать, - уверенно сказала Лена, - а это животное понимает лишь физиологию.
    Казнь назначили на завтра, в половине седьмого. В это время Петрова обычно пробирается по переулкам к своей трущобной обители. Самый удобный – переулок Никитский за «Заготконторой». Там и в дневное время полумрак, и ни души. Тем более, вечером.
   Всю ночь Виолетта плохо спала. Ей снились страшные сны. Ни чудовищ, ни катастроф. Только огромный резервуар с водой, в котором сидят она, Виолетта, и Петрова. Вода мутная, сквозь неё видны только очки Петровой и её чёрные, развевающиеся в воде волосы. Виолетте кажется, что Петрова –мёртвая, и она пытается дотянуться до неё рукой, потрогать. Но обе женщины привязаны к потолку резервуара длинными верёвками. У Виолетты верёвка – на талии, а у Петровой – вокруг горла. Виолетта дотягивается до лица Петровой. Та вдруг открывает рот и пытается что-то сказать. Но в воде слов не слышно. Виолетта и сама кричит, дёргается на привязи, бесполезно – вода не пропускает звуков, верёвка держит крепко… С криком, в липком поту, Виолетта проснулась. Где-то звенело, с трудом нащупав кнопку светильника, Виолетта включила свет, стала искать мобильник. Он обнаружился в кармане джинсов, брошенных комком на пуфик. 
- Кто это? – глухим голосом спросил сонный Игорь.
   Виолетта вышла в коридор.
- Виточка, - рыдала Петрова, - мне так плохо, дорогая моя! Я такой страшный сон видела… Как будто мы с тобой – близнецы, в одной утробе. И у меня пуповина вокруг шеи. Я думаю, мы с тобой, правда – близнецы. Только не реальные, а астральные, понимаешь? У нас духовная связь на высшем уровне. Это сильнее меня и тебя. А мои гнусные поступки не от души исходят, а от тела. Но я себя переделаю. Клянусь тебе. Я буду работать над собой.
- Настька, - сумрачным голосом перебила Виолетта, - ты сегодня с работы одна не выходи. Я зайду за тобой, и мы поедем на троллейбусе. Хорош реветь, слышала, что я сказала? На троллейбусе.

сентябрь 2015
Медынь