Сентябрь только начинался, а по дорогам уже, беспрерывно пыля, неслись, подпрыгивая на ухабах, грузовики с первым зерном целины.
Там, где раньше гладили сухие пыльные ветры седую гриву ковыльных степей , вороша и тревожа её, где вперемешку с васильками да чахлыми дикими гвоздиками топорщились степные путешественники - кусты перекати – поля, с которыми взапуски, на спор, в хороший ветер, любила посоревноваться детвора, теперь желтели бесконечные поля, еще не везде убранной пшеницы.
Отец Володьки был бригадиром полеводческой бригады и, когда началась жатва, он вообще дома появлялся раз в неделю, набегом, как выражалась мать, которая сама лишь к вечеру возвращалась, разбитая и уставшая.
Она учительствовала в школе в две смены, и теперь ещё со старшеклассниками ходила на ток помогать совхозу.
Вовка мечтал «добрести» до восьмого, чтоб тоже, как все, работать на току или у отца в бригаде.
И вот теперь они с Юркой после уроков тоже пойдут на ток.
Собирались у школы, у длинного одноэтажного бревенчатого здания. Раньше, говорят, оно принадлежало какому-то помещику, а рядом, в саманном, тоже длинном здании, была конюшня.
Сам же помещик с семьей жил в красивом двухэтажном доме с фигурными украшениями, где теперь правление.
При въезде в поселок давно уже был заложен фундамент нового здания школы.
Но совхозу было или недосуг, или всё средств не хватало, как объяснял отец.
То сев, то уборочная, то ремонт, а старая, пока не рухнет, дюжит ведь пока.
На ток идти нужно было вокруг озера, обмелевшие берега которого были вязкими с солончаковым белесым налётом.
Вовка уже знал про такие опасные проплешины. Ступишь, вроде земля, а нога уходит сразу и обратно не пускает.
Застряла однажды так машина, а пока ходили за трактором, глядь, уж только кабина темнеет.
Недаром это озеро звалось раньше Каранкуль, что в переводе с казахского значит Черное озеро.
Поэтому детям запрещается самостоятельно ходит на ток.
А там – пыль столбом. Работает погрузчик. Только успевай подбрасывать зерно на его лопасти.
Но сейчас он используется для перелопачивания, чтоб проветривать зерно.
И вот погрузчик выключили пока, а Вовка с Юркой с криками съезжают с высокого гурта вниз, как с горки.
Зерно сухое и теплое, пыль лезет в нос, горло, ребята чихают, но всё равно всем весело.
Сняли ведь с уроков.
Вовка уже знал, что места, где они живут, называют теперь целиной.
Он, конечно, не был целинником, жил здесь всегда.
А соседский Витька - из приезжих.
- Понаехали, - жаловалась Антониде скандальная Мельничиха, размахивая метелкой, анчихристы!
- Чего так? - удивилась Антонида, проходившая мимо, уставшая и запыленная после работы на току.
- Да как же! Мед тут едим. Голь перекатная! За длинным рублем. Колобродят тут.
Вон вчерась, - покосилась она на проходившего Витьку, - у Лысячихи тёлка пропала!
Дак за второй канавой, пастух сказывал, одна шкура снятая да кровища!
А мясо, энто, убёгло, на базарь, должно.
- Ну, зачем же зря на приезжих наговаривать, - вздохнула Антонида, взглянув на обмершего Витьку. Разберётся милиция.
- Как же, разберётся, - махнув безнадежно рукой и продолжая бурчать устремилась во двор наперерез выскочившему из сарая поросёнку.