Этот дом был один из самых красивых на улице. Здесь вообще было очень много красивых домов, такая уж это была улица. Такой уж это был Город. Но именно этот дом стоял очень удобно, его было видно сразу, стоило только выйти из троллейбуса на остановке или просто пройти по тротуару. Остальные дома стояли чуточку дальше от тротуара, и отгораживались от прохожих высоким, по грудь, деревянным штакетником и густыми зарослями акации, боярышника или шиповника. А этот дом почему-то выходил прямо на тротуар и штакетник, хотя и огораживал крошечный палисадничек под окнами, не мог скрыть дом от постороннего взгляда. Любой прохожий, подняв глаза, мог не только заглянуть в окна, но и увидеть, что делается на балконе. Почему-то в этом доме, как и некоторых ближайших, балконы, красивые и широкие, были даже на первом этаже. В окна заглядывать было не принято, да и занавески, тюлевые или плотные, в цветочек, ограничивали взгляд случайных прохожих расставленными на широких подоконниках горшками с разнообразными цветами. Чаще всего полюбоваться удавалось геранью и «Ванькой мокрым».
Гораздо интереснее было бы смотреть на балконы, благо вот они, рукой подать. Вот только ничего интереснее развешенного рядами постельного или нательного белья там не обнаруживалось. Только один-единственный балкон, угловой слева, никогда не являл взору прохожего развевающееся, как символ капитуляции, бельё. Зато на балконе часто сидел мальчик. Он, наклонив голову, читал книгу то у одного края балкона, то у другого, смотря где висело солнце. Иногда он лежал на животе прямо на широких каменных перилах балкона и, не отрываясь, читал книгу.
Мальчик рос, книги росли тоже, переплёты их становились солиднее, а сами книги толще. Родители мальчика работали где-то далеко, и про них мало что было известно соседям и, тем более, случайным прохожим. Просто все потихоньку привыкли, что мальчик всегда один и всегда с книгой. Если мальчика на балконе долгое время не было, люди начинали переживать, не случилось ли с ним чего, может, заболел мальчик? Но мальчик всякий раз снова появлялся на балконе, и соседи успокаивались. Редко, очень редко, на балконе появлялся мужчина, задумчиво пускавший вверх табачный дым, иногда к нему присоединялась женщина, и они какое-то время стояли на балконе рядышком. Затем исчезали ещё на полгода. А мальчик оставался и читал на балконе книгу.
Время шло, мальчик рос. Из открытой балконной двери начала доноситься музыка, поначалу всем знакомая и хорошая. Соседи потихоньку подпевали любимые песни, услышав музыку. Хорошие песни знали все и узнавали их с ходу. Однако потом музыка изменилась, теперь до соседей доносились мелодии сплошь незнакомые, диковинные и слова песен были непонятные. Соседи перешёптывались, прохожие недоумённо качали головами, проходя мимо балкона. Время было новое, странное. Называлось оно почему-то оттепелью, хотя на погоду эта оттепель никак не влияла. Так же светило солнце, так же шли дожди, так же зимой падал снег и терпеливо лежал до весны, так же таял в положенное время, сменяясь на ярко-зелёную траву на газонах и в скверах. Музыка из балконной двери звучала ещё более странная, громкая и очень непривычная, неправильная какая-то. Это всё оттепель, судачили соседи, родители из-за границы привозят всякие там грампластинки, вот, сами слышите. И ещё журнальчики всякие этакие привезли. Видите, вон-вон-вон, чита-а-ает!..
А мальчик и впрямь читал на балконе уже не книги, толстые и солидные, а журналы, большие и яркие. Все, как один, иностранные. Мальчик был умный и иностранный язык знал, очень может быть, что и не один. Мальчик не просто листал толстые журналы в поисках диковинных картинок, а на самом деле читал, вдумчиво и внимательно, как раньше читал книги. Нередко прохожий, бросив любопытный взгляд на обложку журнала или перелистываемую страницу, видел там такое, что сразу опускал в смущении глаза и невольно ускорял шаг, косясь по сторонам, не увидел ли кто-нибудь, что именно он увидел в журнале? Музыка, звучавшая изнутри, привлекала к балкону других мальчиков и даже девочек. Постепенно они перекочевывали под самый балкон, а то и проходили в дом и появлялись на балконе рядом с мальчиком. Мальчик к тому времени вырос, стал красивым и стройным, девочки тоже были очень красивые и даже ещё красивее. Пришедшие в гости мальчики с каменными лицами смотрели яркие журналы, а девочки хихикали смущённо прикрывая рот ладошкой. А потом и обоими ладошками прикрывали розовеющие щёчки. Очень уж необычные были картинки в тех журналах. Цветные…
Соседи уже не гордились мальчиком, когда-то читавшим книги на балконе. Они шушукались и осуждали, но мальчик вёл себя тихо и только читал на балконе яркие иностранные журналы и слушал иностранную музыку. Его гости и гостьи появлялись на балконе редко, предпочитая слушать музыку и листать цветные журнальчики внутри квартиры. Вскоре из комнаты через открытую балконную дверь стали доноситься ритмичные постукивания каблучков и шарканье ботинок, музыка стала другой, но столь же неприятной большинству соседей. Вот оно, влияние Запада, шушукались соседи, танцульки всякие, слышите, что вытворяют? А названия-то какие, язык сломаешь! Рокенрол, прости Господи, какой-то!
Никто из соседей не знал, что именно привозят мальчику родители, и мало кто подозревал, столько всего было внутри квартиры. Сами они внутрь никогда не попадали, так получилось. Родителей мальчика они видели очень, очень редко, а к самому мальчику напрашиваться в гости стеснялись. О том, что родители привозили не только пластинки в красочных конвертах и журналы в ярких обложках, они догадались тогда, когда подросший мальчик в один прекрасный день добрался до родительского бара. Кто бы мог подумать, что бар – это не только большое здание на углу улицы Юбилейной и улицы Свердлова, но и специальный шкаф для спиртного? А шкаф был, и, как соседи быстро поняли, отнюдь не был пуст. Мальчик всё так же листал толстые яркие журналы, сидя на широком балконе первого этажа, но на каменных перилах каждый любопытствующий мог полюбоваться на странную пузатую бутылку с огромной яркой этикеткой на боку. Мальчик отпивал по глотку и листал журналы. Разве что девочки теперь не очень сильно смущались, глядя на диковинные картинки в этих журналах, особенно после пары-тройки глотков из очередной бутылки с яркой этикеткой.
Нет, девочки теперь не смущались, они смеялись, запрокидывая голову, хлопали мальчика по плечу и тыкали пальчиками в картинки на глянцевых страницах, а потом начинали принимать странные, диковинные и далеко не всегда приличные позы, поглядывая в журнал и громко интересуясь, как у них получается, здорово или очень здорово? Мальчик улыбался и увлекал девочек в комнату, не забывая прихватить с балкона бутылку с яркой этикеткой. Соседи быстро нашли новый повод для осуждения и шушуканья. По утрам из квартиры мальчика стали тихонько выскальзывать вчерашние девочки, по утреннему времени тихие и пришибленные. Они тенью шмыгали за угол и поспешно убегали домой, звонко цокая каблучками по утреннему асфальту. Впрочем, девочек было много и они были разные. Кто-то исчезал навсегда, кто-то возвращался и приводил подружек, поначалу робких и стеснительных, а потом становившихся весёлыми и компанейскими. Мальчик был рад всем и никто из девочек не уходил обиженной. Как ни странно, с виду это оставался всё тот же мальчик, что и раньше. С этим были согласны все соседи. Разве что ещё чуток вытянулся мальчик и причёску носить стал диковинную, хотя и не вызывающую, не то что эти, прости Господи, хиппи всякие там, или панки. Мальчик, как мальчик, и что на него нашло, недоумевали соседи. Такой умный, начитанный, и вот на тебе, словно подменили. И, что совсем уж не вызывало доверия, так это слухи, что от мальчика по утрам не только девочки стали выходить, но и мальчики, да-да, сама утрясь видела, вот те крест! Соседи ахали, качали головами, но верить отказывались.
Вскоре все соседи, хотели они того или нет, вынуждены были согласиться – вправду, это уже ни в какие ворота. Нет. В квартире по-прежнему были и девочки и мальчики, но веселье и танцы по вечерам, стоны и ахи по ночам как-то незаметно прекратились. К мальчику зачастили странные, словно бы какие-то серые странные личности с пустыми глазами. Мальчик по-прежнему появлялся на балконе, сидел, глядя куда-то вдаль и улыбался чему-то, одному ему видимому. Потом мальчик перестал появляться на балконе. Уж не случилось ли чего, забеспокоились соседи, может, заболел мальчик? Точно, заболел, заболел он, я шприц на перилах видела, как в поликлинике, в процедурном кабинете, ага! Точно вам говорю – болеет он, лечится! Соседи вздыхали и сочувственно качали головами, плохо, когда болеешь, какой ни есть, а всё же соседский мальчик, не чужой! Кое-кто догадывался, как всё обстоит на самом деле, но помалкивал. Оттепель оттепелью, но в СССР «этого» не было, нет, и быть не может!
Впрочем, вскоре исчезли и скользящие, как призрачные тени, непонятные личности, и мальчик вновь появился на балконе. Он снова лежал, как раньше, на широких перилах, и не было рядом ни медицинских шприцев, ни бутылок с яркими этикетками, ни журналов с цветными картинками. Но и книги больше на балконе не появлялись тоже. Не появлялись больше ни мальчики, ни, что самое удивительно, даже девочки. Красив был мальчик, все соседи признавали это. Куда только девки смотрят, такой парень пропадает без женского пригляду! Жениться ему пора, самое время жениться, правда? Соседи кивали, соглашаясь. Да, самое время остепениться парню.
Мальчик лежал на широких перилах балкона и смотрел в небо. Странно, думали редкие прохожие – а каким ещё быть прохожим в разгар рабочего дня, только редким и случайным! – что он там нашёл, небо как небо, голубое, и что? Ни облаков красивых не наблюдается, ни даже птичек. Мальчик целыми днями лежал на перилах балкона и смотрел вверх. Он смотрел вовсе не на небо, какое там небо, над балконом в трёх метрах нависает балкон второго этажа, покрытый снизу добротной белой штукатуркой, чуть потрескавшейся после очередной зимы, и только. Мальчик просто смотрел вверх. Он бы точно так же смотрел в любую другую сторону, но лежать на перилах балкона удобнее всего на спине, и он смотрел вверх. Соседи по привычке ещё шушукались насчет женитьбы, но вскоре говорить о мальчике стало неинтересно. Шли дни, а он всё лежал на балконе и смотрел вверх. Что тут обсуждать?
Никто не заметил, когда именно мальчик исчез с балкона. Он не появился ни на следующий день, ни на «послеследующий» день тоже. Соседи продолжали обсуждать свои необычайно важные дела, позабыв о мальчике, пока в один прекрасный день во дворе дома не появились нежданные гости. Прибыли все. И милиция, и скорая помощь, и зачем-то даже пожарные. Впрочем, последние быстро уехали, когда выяснилось, что балкон на первом этаже и выдвигать лестницу не потребуется. Просто двое пожарных подсадили третьего вверх, он скрылся на балконе и вскоре открыл изнутри входную дверь квартиры, после чего пожарные и уехали. Потом вынесли носилки, тщательно укрытые простынями, погрузили в другую «скорую помощь», в отличие от первой не белую с красной полоской, а просто защитного цвета, как армейский уазик-буханка. Впрочем, это и был уазик-буханка армейского цвета, разве что с красным крестом на передних дверцах. Позже всех уехали неразговорчивые милиционеры, на прощание опечатав двери квартиры, где жил мальчик.
Как ни странно, соседи долго вспоминали мальчика, когда его не стало. Судили-рядили, почему они не обратили на него внимания, когда он «просто лежал» на балконе. Ну, что теперь судить-рядить, нету мальчика, и всё тут. А ведь скоро родители приедут, вспомнил кто-то из соседей. В общем, вспоминали мальчика долго. Потом приехали родители мальчика, уехали, и больше никогда в Городе не появлялись. И уже стали забывать про мальчика даже соседи, когда кто-то принёс новость, вновь всколыхнувшую всех, кто, как стало модно говорить, «был в теме». Город, хотя и большой, в какой-то степени та же деревня, все всех знают через двух-трёх общих знакомых. Кто, когда и кому проболтался, осталось неизвестным, только уверяли знающие люди, что милиция увезла из дома записку. Ага, из того самого дома. Из квартиры, то есть, из той самой квартиры, ну, вы поняли, да? И написано в той записке всего одна строчка: «Я обвиняю вас в том, что мне стало неинтересно жить». Не сойти мне с этого места, именно так и написано, ни убавить, ни прибавить. Да, родителям показали, как же иначе, но в руки не отдали. Так в деле и осталась та записка! А родители-то уехали, помните, сразу и уехали. Вот, уехали, значит, а ты попробуй-ка после такого остаться в этой квартире? Соседи вздыхали и жалели родителей мальчика и гадали втихомолку, кого именно он имел в виду, родителей или… всех?
Этот дом был, пожалуй, самым красивым на улице, потому что выходил прямо на тротуар, и можно было заглядывать на балконы первого этажа. Но мальчик, идущий рядом с папой по тротуару, не мог заглядывать на балконы даже первого этажа, потому что был маленький. Это было особенно несправедливо, потому что сам мальчик твёрдо знал, что он уже большой, он уже ходит в школу. Кругом несправедливость, думал мальчик, почему остаёшься маленьким, когда ты уже большой? Рядом с мальчиком шагал папа, прекрасно понимавший терзания мальчика. Нет, он не умел читать мысли, но ведь это был его сын, и он прекрасно умел читать не только по его лицу, но даже по походке. Папа был полностью согласен с тем, что мальчик уже большой, но ничего не мог поделать с тем, что мальчик ещё маленький. Зато он мог рассказывать мальчику то, что не рассказывают маленьким. Ещё раз внимательно посмотрев на сына, папа решил, что ему можно рассказать.
Папа рассказал ту самую историю, которая случилась на этом балконе в далёкую оттепель. Мальчик ещё не знал, что история была в оттепель, как и не подозревал, что сейчас никакая не оттепель, а вовсе даже застой. Всё-таки мальчик был ещё маленький. Но он любил читать и история мальчика с этого балкона, который тоже любил читать, с первого раза и навсегда запомнилась, впечатавшись в память так, что никогда оттуда уже не стёрлась. Всё-таки мальчик был уже большим и знал, что такое смерть, но он был ещё маленьким, поэтому не подозревал о том, что смерть может настигнуть и его. И то, что она настигла мальчика с балкона, удивило и поразило его так, что он спросил:
– Папа, а почему он умер?
– Знаешь, сынок, это сложный вопрос, – папа не ожидал, что на такой простой вопрос будет так трудно ответить, но он был хороший папа и нашёл нужные слова.
– Мы никогда этого не узнаем, – вздохнул папа, – но скорее всего, у него не было цели в жизни.
Мальчик задумался. Он любил читать и не только брал книги в ближайшей детской библиотеке, но и таскал потихоньку из папиной домашней библиотеки тоже. В странных взрослых книгах, непривычных, но притягательных, часто встречались непонятные слова и целые выражения. Например «цель в жизни». Мальчик знал, что такое цель, сейчас они шли в магазин, значит, их цель и есть магазин. Мальчик знал, что такое жизнь, понимал, что это всё вокруг, трава, деревья, дети, взрослые, даже кошки. Но как может быть цель в жизни? Какая и зачем?
Оглядываясь на удаляющийся дом, самый красивый на этой улице, он видел пустой балкон и, наконец, догадался, зачем нужна цель в жизни. Чтобы не остался пустой балкон, вот зачем нужна цель в жизни. Будь у того мальчика цель в жизни, он всё так же сидел на балконе и читал книги, но у него не было цели и вот нет этого мальчика, а только пустой балкон.
Мальчик шёл рядом папой и думал, что у него обязательно будет цель в жизни, он уже большой и понимает, что цель в жизни должна быть обязательно. Какая именно цель в жизни будет у него, мальчик не знал, ведь он был ещё маленьким, но точно знал, у него будет, обязательно будет цель в жизни.
Потом настали каникулы, и мальчика увезли в другой город. Там были мальчики, такие же понятные, как дома, были девочки, такие же вредные, как и дома, была речка, какой дома не было, и был балкон, которого дома тоже не было. Квартира в том городе была высоко, и балкон был высоко, но мальчик почему-то боялся на него выходить, вспоминая тот самый балкон, пустой балкон. А вдруг и он, выйдя на этот балкон, потеряет цель в жизни и его не будет? Балкон будет, а его, мальчика, не будет? Это другой балкон, но вдруг?..
Папа прекрасно понимал чувства мальчика, посмеиваясь втихомолку, затем сам вышел на балкон и, размяв папиросу, закурил.
– Это всего лишь балкон, сынок, – сказал он, – иди сюда, тут такой красивый вид!
Он докурил папиросу, затушил окурок и выбросил его с балкона, ушёл, а мальчик остался. Он постоял на балконе, обдуваемый прохладным ветерком, сложил руки на перилах и утвердил на них подбородок. Всё-таки мальчик был ещё маленький, а перила были высокие. Он смотрел вниз, на непривычный двор, где играли уже знакомые ему мальчики и сидели кучками со своими дурацкими куклами вредные девочки, и вспоминал тот самый балкон. Он смотрел вниз на вполне привычную и знакомую жизнь и чувствовал, что у всех есть цель в жизни. И у тех мальчиков, что возятся в песочнице с машинками, и у девочек, пускающих солнечных зайчиков в глаза не замечающих их мальчиков. Он не мог сказать в чём она, цель их жизни, ведь он был ещё маленьким, но чувствовал, что вон она, цель, вон там, и вон там тоже, и даже вон-вон-вон там, везде есть цель. Она есть у всех, как может её не быть? Он вздохнул и пошёл в комнату. Мальчик больше не боялся балкона, он думал о цели в жизни и о том, пустом балконе, на котором почему-то цели в жизни не оказалось.
В комнате сидели взрослые и занимались своими непонятными и скучными разговорами. Мальчик посмотрел на бабушку, к которой его, собственно говоря, и привезли на каникулы. Мама уговаривала бабушку погулять, бабушка отказывалась.
Папа предлагал хотя бы погулять на балконе, бабушка отказывалась, говоря про больные ноги. Мальчик удивился, неужели бабушка бегала по двору, упала и ушибла коленку? Но он ни разу не видел бабушку бегущей по двору. Бабушка иногда сидела внизу на скамеечке, возле подъезда, иногда ходила с ним или с мамой в магазин, и то ходила медленно, а вовсе не бегала и уж точно не падала. Почему же это у неё болят ноги? Странные они, эти взрослые.
Балкон, подумал мальчик, папа говорил бабушке про балкон. Папа правильно говорил. Если бабушка не будет ходить на балкон, она потеряет цель в жизни, думал мальчик. Если у бабушки не будет цели в жизни, бабушка может умереть? Мальчик был маленький и поэтому тут же сообщил о результате своих рассуждений.
– Бабушка, – сказал мальчик, – ты не хочешь идти на балкон, чтобы умереть?
Странные они, эти взрослые, думал мальчик. Он постоял, поглядывая то на папу, то на маму, то на бабушку, но ответа на такой простой вопрос так и не дождался. Он заскучал и убежал играть в соседнюю комнату. Мальчик не видел, как через полчаса долго молчавшая бабушка попросила поставить на балкон табуретку и вскоре сидела на балконе, где, несмотря на высоту, вовсю ощущался аромат цветущих внизу клумб. Несмотря на высоту балкона, бабушку замечали соседи, улыбались, махали рукой, здоровались. Бабушка кивала в ответ и улыбалась. Мальчика вскоре родители увезли домой, и он так и не узнал, что с тех пор бабушка часто сидела на балконе, дыша свежим воздухом и здороваясь с соседями, что она стала лучше себя чувствовать и прожила ещё долгую, долгую жизнь. Хотя тогда мальчику бабушка показалась очень-очень старой. Что поделать, мальчик был ещё маленький.
Прошло время, мальчик в самом деле стал большой и даже на балкон первого этажа мог заглядывать, если было такое желание. Он часто видел тот самый балкон, поскольку тот самый дом, один из самых красивых на той улице, стоял в центре Города, и миновать его было трудно. Мальчик стал совсем-совсем большой и вскоре перестал вспоминать про тот самый балкон, хотя по-прежнему часто ходил мимо того самого дома. Ему было некогда смотреть по сторонам. Всё, расположенное по сторонам, он видел с детства и прекрасно всё это знал и помнил. Ему было некогда, ведь у него была цель в жизни. Какая? Теперь, когда мальчик вырос, он мог легко сказать, какая именно цель в его жизни.
Так получилось, что цель появлялась сама собой. Безо всяких долгих метаний и рассуждений. Где-то внутри прочно сидело понимание, что цель должна быть. Должна быть, и всё тут. Ведь он дал себе слово, что у него всегда будет цель в жизни. Как только очередная цель достигалась, он тут же находил себе новую. Однажды он, проходя мимо того самого дома, бросил взгляд на тот самый балкон и внезапно понял.
Он даже остановился на минуту и подумал ещё раз. Однако, как ни крути, всё так и получалось. Получалось, что у того мальчика была-таки цель в жизни, хотя он об этом и не знал. Получалось странно, но получалось именно так – у того мальчика целью жизни было показать всем, что цель в жизни должна быть. Странно, но от этого стало легче. Он вдруг понял, что всю жизнь переживал за того неизвестного мальчика, у которого не было цели в жизни. А смотри-ка, цель в жизни была! Пускай странная, но ведь была! Да и вообще, цель жизни – сама жизнь.
Он подумал, что это хорошая мысль и надо обязательно её записать. Придя домой, он поставил на стол старенькую папину пишмашинку, заправил в неё лист бумаги, размял пальцы и быстро, уверенно напечатал заголовок: «Цель жизни». Затем передвинул каретку на новую строку и буква за буквой на чистом листе стали появляться слова, складываясь в строки:
«Этот дом был один из самых красивых на улице. Здесь вообще было очень много красивых домов, такая уж это была улица. Такой уж это был Город…»
20.09.2015 г.
v2.22.09.15 г.
г. Березники