Дверная ручка была еще новой. Латунной, с матовым нежным блеском, словно светящимся изнутри. Форма ее напоминала обобщенную линию крыльев парящей высоко над горизонтом чайки. Или легкую рябь на воде, возникшую от нечаянного дуновения ветра.
По крайней мере, самой Дверной Ручке именно так и казалось – что ее изгибы будят воображение у каждого, кто на нее посмотрит. А если уж коснется – от тактильного ощущения в ладони прохладного скользящего металла должна кружиться голова и спутываться мысли…
Но в плавное течение ее неспешной жизни вторглись технологии. Откуда-то притащили и установили в комнате огромный плазменный Телевизор. После суеты с проводами, настройкой каналов и хаотичным мельтешением перед носом Дверной Ручки, люди снова исчезли, плотно притворив за собой дверь.
В воцарившейся тишине прежняя единовластная хозяйка помещения – Дверная Ручка – с любопытством воззрилась на пришельца.
Здоровенный, блестящий, отражающий в своей темной глади целый мир, от перламутрового неба, тронутого предзакатными, золотистыми облаками, до графики оконных переплетов.
Телевизор не сразу заметил, что находится в комнате не один. Сканирующим взглядом он ощупал свежеотремонтированное помещение и вздохнул:
– Ну, вот, приперли в пустую комнату – и торчи один тут, как дурак!
Но откуда-то сбоку раздалось робкое покашливание, и звонкий металлический голосок возразил:
– Ну, положим, Вы здесь не один…
Телевизор очень удивился и принялся озираться по сторонам, в поисках источника звука.
– Добрый день, – вежливо поздоровался тот же голос. – Разрешите представиться. Я – Дверная Ручка.
Телевизор наконец-то нашел ее.
Он с удивлением уставился на скромную латунную ручку и даже снисходительно кивнул. Маленькая, незначительная деталь, не интересная ему своим низким происхождением. Ну что она может? Вниз склониться или вверх приподняться, выпуская потаенный язычок, препятствующий открыванию замка? Все это как-то мелко, не серьезно…
Но общаться все равно больше было не с кем. И пришлось снизойти и вступить в контакт с какой-то простенькой, и скучной до оскомины, как одноклеточное, Дверной Ручкой.
Дни летели, комната по-прежнему оставалась пустой. Общение Телевизора с Дверной Ручкой постепенно вошло в ежедневный распорядок их существования.
И Телевизор даже не заметил, как выложил этой маленькой дурехе все о себе. В порыве нахлынувшей откровенности рассказал о самых интимных страхах, и мучительных переживаниях.
И она поняла его и поддержала. Она так проникновенно, с восхищением смотрела на него, ловя каждое слово, каждый перепад его изменчивого настроения! Отчего и так не низкая самооценка Телевизора взлетала еще выше, приподнимая его над уровнем толпы. И обласканный обожающими взглядами Дверной Ручки, он сам себя стал ощущать еще важнее, чем был на самом деле.
И очень скоро она полюбила его. За такой энциклопедически глубокий кругозор, за яркую разностороннюю натуру. Ведь он так много знал и во многом разбирался! От политики до спорта, от мультиков до показов прет-а порте и выставок высокого искусства!
А он… Он снисходительно позволил ей издалека восхищаться его талантами и благоговейно шептать комплименты…
Ведь все равно комната по прежнему оставалась совсем пустой, и как на необитаемом острове, Телевизор был вынужден довольствоваться только этим навязанным обстоятельствами общением с какой-то там Дверной Ручкой. Мезальянс, конечно…
Правда, в минуты благодушного настроя, он даже как-то раз стал ее рассматривать. И оказалась, она даже ничего… Новая такая, молодая, не потрепанная жизнью, еще сияющая свежим блеском. Скромным, конечно, матовым, не глянец… Но тоже ничего. И изгибы вполне вписывались в представления о гармоничной s-образной форме, и по золотому сечению почти…
Но только все равно – она всего-навсего Дверная Ручка. И куда уж ей до Телевизора! Тем более что сама же вознесла его на пьедестал, сама же оды начала слагать ему и сочинять сонеты, бессонными ночами, намурликивая колыбельные, оберегая его спокойной сон…
И Телевизор возгордился. Он потихоньку стал отдаляться, отгораживаться от общения с Дверной Ручкой. Он не давал ей больше повода надеяться и хотя бы просто помечтать о чем-то большем. С высоты своего Олимпа он высокомерно взирал на маленькую Дверную Ручку и фыркал на ее робкие попытки возобновить былые душевные разговоры.
Она загрустила.
Нервы ее стали расшатываться от разрывающих душу замалчиваемых переживаний. Ведь даже поговорить, поделиться своими бедами – было не с кем…
Внутреннее напряжение росло. Развинчивая всю ее до основания, выкручивая тугие шурупы. Теперь все необратимо стало меняться, изо дня в день, неумолимо раскачивая и потихоньку разрушая весь смысл ее существования. На фоне безответной любви к далекому, как звезда и такому же прекрасному Телевизору, ее собственная личность выглядела мизерной. Крошечная молекула, атом ничего не значащий в цепочке мироздания…
Тоска и хандра охватили металлическую душу Дверной Ручки, безжалостной коррозией стали разъедать ее изнутри.
А Телевизор больше не смотрел в ее сторону. Он таращился в окно и мечтал, как заселятся в квартиру люди, и начнется у него ежедневная такая нужная работа. Он снова станет всем необходимым. Как заполнит их время и мысли, и будет бить живым ключом самая свежая информация о событиях в мире.
Он даже не заметил, когда это поосыпались на паркет тонкие шурупы из накладки Дверной Ручки, когда повылетали крепежи и вставки из металлической конструкции системы. И не уловил, как однажды с тихим скорбным прощальным всхлипом обвалилась вниз еще недавно такая живая ее душа…
В комнате с тех пор воцарилась полная тишина. Бесконечная, пустая, вся теперь безраздельно принадлежащая ему одному. И никакие глупые ничтожные Дверные Ручки больше не мешали Телевизору думать о своем высоком предназначении.
Только люди так и не смогли открыть дверь без дверной ручки.
А когда взломали, оказалось, что телевизор перегорел от того, что больше некому было высказать все, что так томилось, клубилось и рвалось изнутри наружу. Вдобавок, вспыхнуло какое-то, то ли замыкание в сети, то ли скачок напряжения, но поблизости никого не оказалось – дверь же не смогли открыть…