СИНЕСТЕЗИЯ – ЧУДО ПОЭТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ
Галеев Б.М.
Сейчас во всем мире, порою уже даже на уровне некоего модного поветрия, развернулся настоящий исследовательский бум по изучению "цветного слуха", или, в более общем определении, "синестезии" (букв. "соощущений"). Проводятся международные конференции, защищаются в разных странах многочисленные диссертации, создано несколько Website's (т.е. тематических "страниц" в интернетовской "мировой паутине"), организовано Американское и даже Международное общество синестезии.
А мы здесь у себя в Казани занимаемся этой интереснейшей проблемой психологии и эстетики уже около 40 лет. На каждой из десяти всесоюзных конференций "Свет и музыка", проведенных нами в Казани, всегда работала секция "Цветной слух". Специальную конференцию, посвященную целиком этой проблеме, мы организовали совместно с МГУ в Москве. Еще на рубеже 60-70 гг. нами был проведен анкетный опрос всех 25.000 членов творческих Союзов СССР. Много лет велись опыты с детьми по рисованию музыки. Опубликовано несколько книг, посвященных синестезии [1] и многие десятки статей, включая энциклопедические [2]. И теперь мы видим, что в понимании сути этого "таинственного" явления в Казани уже, кажется, найдены ответы на многие из вопросов, которые обсуждаются сегодня на международном уровне. Надеюсь, что результаты наших исследований будут интересны и читателям "Научного Татарстана". Итак...
________ * ________
Столкнувшись с поэтическими откровениями типа: "Флейты звук зорево-голубой, звук литавр торжествующе-алый" (К.Бальмонт) либо: "Тонкий, режущий свист, как ослепительно-белая нить, закручивается вокруг горла" (М.Горький), ознакомившись с признаниями композитора Скрябина о том, что для него тональность До мажор – красного цвета, и откровениями художника Кандинского, "окрашивающего", как и Бальмонт, тембры музыкальных инструментов, исследователи, можно сказать, не заметили, что имеют дело просто с образными выражениями, пусть и необычными, связанными с межчувственным переносом. И задумались – что же это такое, в чем природа такого "смешения чувств"? Поначалу пытались объяснить эти так называемые синестезии именно как реальное "соощущение", привлекая физические аналогии звука и света (мол, "и то и другое – волновые явления"). Затем привлекли анатомию, медицину ("возможно, перепутались нервные волокна от глаз и уха"). Выдвинули еще одну версию, – быть может, это есть патологическое проявление атавизма ("рецидив первобытного сенсорного синкретизма"), или, возможно, пусть и полезная, но психическая болезнь ("на самом деле, разве это нормально – разве можно звуком резать, разве может звук быть тонким и светиться?"). На Западе популярным было считать "цветной слух" формой психоделики ("ведь при восприятии галлюциногенов не только воспоминания, но и звуки могут быть реально видимыми!"). А сейчас и на Западе, и у нас весьма популярно, скажем прямо, незатейливое объяснение синестезии просто как некоего эзотерического свойства психики (мол, "это доступно только избранным, кто приобщен к "тайному знанию"). Как бы то ни было, синестезия и ее частное проявление "цветной слух" признавались аномалией, – с положительным ли, отрицательным ли знаком этой аномальности. Отсюда – такие ходячие предрассудки на уровне энциклопедических и даже академических изданий: "Синестезия – отклонение в сенсорной системе; синестезией страдали Гофман, Бодлер, Бальмонт, Блок, Скрябин, Римский-Корсаков, Кандинский; в ХХ веке популярны попытки создания на базе синестезии и, конкретно, "цветного слуха" таких новых форм искусства, как, например, абстрактная живопись и светомузыка" (все это звучит нелепо, но предрассудки эти устойчивы, увы, и для советской, и для нынешней российской науки, и для Запада).
Все подобного рода объяснения объединяет одна общая беда, одна общая ошибка. Дело в том, – подчеркнем еще раз, – что почти во всех словарях, энциклопедиях и учебниках содержание, суть термина "синестезия" определяется и буквально понимается именно как "со–ощущение", со ссылкой на этимологическую его расшифровку (син-эстезис). В то же время серьезного исследователя не мог бы не насторожить уже тот факт, что древнегреческое слово "эстезис" лежит и в корневой основе слова "эстетика", но тем не менее никто не принял бы всерьез объяснение эстетики как "науки об ощущениях"!..
Как бы то ни было, термин "синестезия" вошел в научный обиход лет сто назад и сегодня весьма популярен в психологии, в теории искусства, в эстетике, хотя – к одной беде прибавляется другая – до сих пор нет единобразия даже в определении предметных границ самого этого понятия и, соответственно, в его дефинициях. Кроме того, что синестезией называют, как мы видели, прежде всего, межчувственные связи в психике, этот же термин используется для определения результатов их проявлений в конкретных областях искусства: поэтические тропы и стилистические фигуры, связанные с межчувственными переносами; цветовые и пространственные образы, вызываемые музыкой; и даже взаимодействия между искусствами (зрительными и слуховыми). Так, к литературной синестезии относят выражения типа "Флейты звук зорево-голубой" (К.Бальмонт), к живописной – картины М.К. –Чюрлениса и В.Кандинского, к музыкальной – произведения К.Дебюсси и Н.Римского-Корсакова, подразумевая при этом существование особых "синестетических" жанров (программная музыка, музыкальная живопись) и даже видов искусства (светомузыка, абстрактный фильм). Избежать издержек подобной терминологической размытости, конечно, можно, – прежде всего, корректностью дисциплинарного подхода, оговаривая в каждом исследовательском случае, что имеется в виду под этим словом (предмет психологии, или лингвистики, поэтики, либо музыкознания, искусствознания, эстетики). И, более того, следует предполагать возможную обусловленность всех этих пониманий слова "синестезия" базовым, психологическим явлением (межчувственная связь в психике). Все это, конечно, более или менее очевидно – в методологическом и в чисто логическом плане.
Осложнилась ситуация тем, как мы уже показали в самом начале, что крепким орешком оказалось исходное понимание природы самих межчувственных связей. И любая ошибка здесь при проецировании ее в высшие уровни, в искусство (особенно в синтетических его видах), приводила к таким выводам, которые противоречили не только строгой науке, но и здравому смыслу.
Сама теория искусства, как известно, уже давно отказалась от односторонних механистических, физиологических, психологических, психоаналитических, а тем более мистических либо агностических объяснений его природы. Никто сейчас не примет всерьез попытки объяснить законы красоты именно и только через числовые пропорции либо элементарные психофизиологические закономерности позитивистского толка. Никто не согласится с наивными трактовками художественного творчества как "гениального помешательства" либо благотворного способа канализации пресловутого "либидо". А в отношении синестезии, как мы уже отмечали, до сих пор, причем не только в популярной литературе, но и на уровне диссертаций и энциклопедических, академических статей, продолжаются поиски объяснений ее через законы физики и биологии, как проявления редукционизма сознания или психиатрического сдвига, творческой имитации наркотической интоксикации или просто некоего принципиально необъяснимого свойства человеческой психики – и все это с обязательным упоминанием имен поэтов Малларме и Бодлера, Блока и Брюсова, музыкантов Скрябина и Мессиана, художников Кандинского и Чюрлениса... Как мы видим, сущность синестезии обязательно искалась почему-то только на вне–, над–, до– сознательном уровне, но не в пределах нормы человеческой психики, языка и искусства.
И, удивительно, мало кто при этом обращает внимание на то, что все мы живем в мире синестезий, на то, что наш обыденный язык насквозь синестетичен – это в подлинном смысле "кладбище синестетических метафор": яркий голос, кричащие краски, острый звук, матовый тембр, теплый цвет, резкий запах, легкая музыка, баритон (т.е. тяжелый звук) и т.д.
И именно опыт повседневного и, простите, безболезненного пользования языковой синестезией наиболее очевидно и окончательно убеждает в том, что буквальная этимологическая расшифровка понятия "синестезии" как "со–ощущения" не соответствует подлинному содержанию этого явления. Реально синестезия – никакое не "со–ощущение", а скорее, если быть точнее, это "со–представление", "со–чувствование". По психологической своей природе это ассоциация, конкретно – межчувственная ассоциация (часто многоуровневая, системная). Синестезия – это проявление метафорического мышления (которое, как известно, как раз и базируется на механизме ассоциаций). И даже само понятие "цветной слух", оказывается, – это метафора! Не видел реально Бальмонт никакого цвета при звуках флейты! Не слышал никаких звуков Кандинский, воспевая воздействие разных красок!..
Итак – речь идет о метафоре, ассоциации, сравнении, сопоставлении, иносказании... Но если в метафоре "девушка – лилия" происходит сопоставление визуального с визуальным, то сравнение девушки с "Элегией" Массне или звуками курая – уже иного, именно синестетического свойства. Метафоры, как уже давно установлено наукой, генетически основаны на ассоциациях "по сходству", в синестезии же эта связь формируется именно "по сходству" казалось бы несовместимых, разнородных чувств (зрения и слуха, например), что и выглядит внешне как парадоксальное "смешение чувств". Причем сходство здесь может быть либо по содержанию (смыслу, эмоциональному воздействию) – пример из Бальмонта, либо по форме (структуре) – пример из Горького. Межчувственный перенос, синестетическое сравнение, как и любое сопоставление "по сходству" – это, как можно догадаться, уже операция мышления. Только мышление в данном случае осуществляется, так сказать, не выходя за рамки сенсорно-–увственной сферы, т.е. оно относится к специфическому невербальному, чувственнообразному мышлению (поэтому именно искусство стало основным "полигоном", где формируются и культивируются синестезии). Причем здесь, в синестезиях невербальное мышление – более сложное, чем, например, просто визуальное или музыкальное мышление, ибо осуществляется оно уже в ранге связей, т.е. ассоциаций между этими формами невербального мышления. А то, что данный акт синестетического мышления происходит зачастую с участием подсознания, а на свет сознания выходит и фиксируется, положим, в слове, лишь сам результат ("флейты звук зорево–голубой"), все это и придает синестезии элемент таинственности, чем и объясняются отмеченные выше предрассудки просвещенного знания.
После того, как была выявлена природа синестезии, "цветного слуха" нами были изучены ее функции и роль в разных искусствах, подробнее всего – в светомузыке [3]. А сейчас мы планируем исследовать более основательно проявления синестезии в языке, в литературе и, конкретно, в словесных описаниях музыки. Применительно к русскому и другим европейским языкам эти исследования проводятся нами уже давно (сейчас – по научной программе "Университеты России"). К ним мы постоянно привлекаем студентов и сотрудников разных вузов Казани – Консерватории, КГТУ, КГУ, КГПУ. Но нас волновал и тот исследовательский вакуум, который наличествовал относительно синестезии в восточных языках, в восточном искусстве. И если в отношении Древнего Китая, Индии и Японии кое-какая информация имеется, то о синестезии в тюркских языках, в мусульманской культуре нам не попадалось никаких сведений – ни в научных изданиях, ни в Интернете. Начать, конечно, хотелось бы с родного языка, и я обратился еще несколько лет назад к знакомым лингвистам, литературоведам с предложением о совместном поиске. И как-то в ответ услышал мнение: "Синестезии и "цветного слуха" в татарском языке, судя по всему, нет". Ответ меня удивил и я не поверил – выходит, татарский язык какой-то особенный, выпадает из мировой культуры? Не может этого быть!.. Получается, что татары – какие-то пришельцы, инопланетяне, раз у них в языке не как у всех остальных людей?!.. И, наконец, в ответ на мои призывы откликнулась известная лингвистка, специалист по татарскому языку из КГУ Ф.С.Сафиуллина. Вместе с ней мы вывели на исследовательскую орбиту дипломницу Гузель Сафину, провели словарный поиск и, попутно, анкетирование татарских писателей. Диплом наша ученица защитила на "отлично".
Примеров проявления синестезии в татарском языке набралось уйма: "яшел тавыш", "нечкэ тавыш", "кемеш жыр", "шыгырдавыклы тавыш", "сузенне ефек белен булем" h.б. Интересные синестетические метафоры обнаружились и в творчестве поэтов, писателей: "тэссез hэм тонык сузлер" (Г.Тукай), "йомшак яктылык" (К.Нэжми), "жан ишеткеч сузе бэс челтере булып эленген" (Р.Газизов). Из классиков настоящими манифестами в "пользу синестезии" поразил Фатых Амирхан...
И я включил, наконец, тему "Синестезия в татарском языке и литературе" в план текущих научных исследований НИИ "Прометей". Проблемой заинтересовались и коллеги-лингвисты, литературоведы из Академии наук РТ. Интересных задач, достойных решения, хватит для десятков дипломов и диссертаций – ждем желающих!.. Вслед за татарским можно было бы перейти к другим тюркским языкам, к арабскому, персидскому, выяснить какие-либо общие закономерности и отличия. И на окончательном этапе, это уже будет, конечно, – алла бирс?, доживем – в ХХI веке, следовало бы провести сопоставительный анализ проявлений синестезии в восточной и западной культуре (языке, искусстве). Этого во всем мире еще никто не делал.
А мы, здесь, в Казани, я уверен, сделаем! Задел – большой, материалов со всего мира собрано за многие годы – бездна. Несколько лет назад в Гаагской высшей школе искусств, на междисциплинарном факультете я увидел стенд, где под словом "синестезия" первым в списке стоял наш НИИ "Прометей". Надо оправдывать такое доверие и признание...
Прежде всего это:
Галеев Б. Содружество чувств и синтез искусств. - М.: Знание, 1982; Галеев Б.М. Человек - искусство - техника (проблема синестезии в искусстве). - Казань: Изд-во КГУ, 1987.
См. авторские статьи: Цветной слух. - В кн.: Большая Советская Энциклопедия в 30 т., 3-е изд. - М., 1978, т.28, с.457; Цветной слух. - В кн.: Музыкальная энциклопедия в 6 т. - М., 1982, т.6, с.108-110; Синестезия. - В кн.: Эстетика (словарь). - М.: Политиздат, 1989, с.314-315.
Галеев Б.М. Светомузыка: становление и сущность нового искусства. - Казань: Таткнигоиздат, 1976; Ванечкина И.Л., Галеев Б.М. Поэма огня. - Казань: Изд-во КГУ, 1981; Галеев Б.М. Светомузыка в системе искусств. - Казань: КГК, 1991.
(Опубл. в ж-ле "Научный Татарстан", 1999, №3, с.19-23.)
.