Часть первая.
Птах открыл глаза. Взгляд упёрся в нечто тёмно-серое, почти чёрное.
Птах поморгал. Картинка не изменилась: перед ним была непроницаемая тёмная стена.
Птах покрутил головой. Кончик носа вырвал из стены небольшой клочок, повисший на носу причудливым завитком.
«Туман?..» – предположил Птах.
Он ещё раз покрутил головой. Сомнения исчезли: перед ним был туман, точнее, он был упакован в его тёмно-серую массу. Он принадлежал ей! По телу Птаха пробежала дрожь: такого тумана он ещё не видел.
Туман проникал внутрь, заполнял сыростью и холодом. Состояние – хуже некуда. Мыслей по поводу происходящего не было: в голове тоже был туман. Туман не позволял ни двигаться, ни думать.
«Спокойствие… Только спокойствие! Ничего страшного не происходит. Нужно подождать… Туман рассеется – посмотрим», – успокаивал себя Птах.
Он прикрыл глаза в надежде, скоротать время во сне, естественно, если туман позволит.
Туман позволил.
***
Очнувшись от дремоты, Птах увидел, что туман заметно поредел, а небольшой кусок пространства вокруг него открылся вовсе. Оказалось, он сидит на толстой ветке наполовину засохшего дерева. Вершина дерева терялась в редком тумане, зато земля была видна хорошо.
Машинально – не думая, зачем – Птах взмахнул крыльями и оторвался от ветки. Сейчас сама возможность полёта радовала его. Он и не подозревал, что просто летать – так здорово.
Птах летал по границе тумана, стараясь не зацепить его крыльями. Он не хотел натолкнуться на нечто такое, что мог скрывать туман.
***
Постепенно туман отступал. Он скатывался в зловещие клубы. Клубы не пугали Птаха: они были ничто по сравнению со сплошной серой массой.
Взбодрённый переменами, Птах наматывал круг за кругом. Он внимательно разглядывал открывавшееся пространство.
Первые впечатления обнадёжили: голодная смерть или смерть от жажды ему не грозили. Условия, в которых он оказался, были не так уж и плохи: он нашёл всё, что нужно для жизни.
Пища согрела тело. Тепло придало ясность мышлению. Появилась надежда, что события пойдут в нужном направлении.
«Туман исчезнет – будет видно, что делать», – подбодрил себя Птах.
Он бодрился, но его не отпускала смутная тревога. Она колола душу. Так колет тело заноза, которую непрерывно задеваешь. Птах оглядывался по сторонам, но не видел причин для тревоги.
«Всё будет хорошо!» – твердил он себе.
***
«Хорошо» не получилось. Когда туман отступил дальше, на его фоне проступили жёсткие вертикальные линии – прутья огромной клетки.
«Я в клетке? Я… в клетке!» – мысль ударила по сознанию.
Неожиданное открытие вызвало волну возмущения. Ещё бы! Его жизненное пространство ограничено кем-то. Птах представил, что остаток жизни проведёт в этой клетке. Один!.. До самой смерти!.. От этого видения прошиб холодный пот. На смену надежде пришло отчаяние.
Перспектива одиночества сжала сознание. Птаху показалось, что клетка тоже сжалась. Внутри поднялся шквал негодования. Птах был возмущён чинимой над ним несправедливостью.
Выплеснуть эмоции было не на кого: вокруг был только туман… туман да прутья, прутья да туман. Птах напрягся, приготовившись к встрече с невидимым врагом.
Врага не было.
Немного успокоившись, Птах снова пустился в полёт. Теперь полёт ограничивали прутья. Птах летал вдоль них, надеясь найти выход.
Выхода тоже не было!
***
Клетка была большой, достаточно большой, чтобы испытать иллюзию свободы. Но… Птах-то знал, что это – только иллюзия! Это знание мешало думать, мешало жить.
«Ты в клетке… Ты в клетке…» – монотонно стучало в голове Птаха.
Понимание, что он в неволе, снова разбудило в Птахе вулкан эмоций. Отчаяние... Гнев… Ярость… Не выдержав их напора, Птах бросился грудью на прутья.
Клетка отозвалась дребезжащим звуком, похожим на хохот. Хохот клетки злил Птаха. Он доводил Птаха до бешенства.
Птах бросался на клетку. Прутья гнулись… Взвизгивали… Звенели… После очередного удара клетка хохотала. Чем сильнее бил Птах, тем громче был её хохот.
Хохот клетки рвал душу, вызывал ярость. Птах снова и снова бросался на клетку. Наконец, силы иссякли, и он рухнул на землю.
Никогда раньше Птах не чувствовал себя таким униженным.
Он с тоской поглядывал на прутья. По прутьям скатывались капли крови, его крови. Эти капли были единственным видимым результатом его усилий. Боль, пылавшая в теле, была не в счёт: её не было видно. Она только хорошо чувствовалась.
«Плотью прутья не перешибёшь», – подытожил Птах борьбу с клеткой и, прикрыв глаза, попытался дать телу отдых.
Отдыха не получалось: окровавленные прутья не давали покоя. Они то и дело привлекали его внимание к себе.
***
Птах скосил глаз на прутья. Внезапно ему почудилось, что прутья улыбаются.
Приглядевшись, Птах понял – видимость улыбок создают знаки у их основания. Раньше он не видел их – сейчас эти знаки проявились достаточно явно.
На всех прутьях крупными буквами было выбито одно слово: «ОБЯЗАН…».
«Скорее, обвязан», – грустно переиначил Птах.
Это «обвязан» прозвучало как сигнал, вызвавший противление.
«Кому обязан?!. Чем обязан?!. Здесь… в клетке…»
Птах выкрикивал вопросы в туман. Ему казалось, что там обязательно должен быть кто-то, кто слышит его. Но… даже эхо не удосужилось откликнуться на его крики.
Успокоившись, Птах принялся разглядывать прутья. Оказалось, он не заметил главного – маленьких буковок, идущих вслед за каждым «обязан».
Очень скоро Птах выяснил, что обязан многое и многим… Огорчённый этим открытием, он нахохлился… ушёл в себя...
Незаметно Птах провалился в обиду. Ему было обидно, что он наказан неизвестно кем и неизвестно за что. Обида заполняла его. Обида вызывала новые вопросы.
«Где среди этих «обязан» моё? Где мои желания? Где моя жизнь… моя свобода?.. Неужели счастье в покорности другим?!. Неужели…»
Птах осёкся:
«О какой свободе ты твердишь, сидя в клетке?»
Вопросы не исчезали. Они множились, вызывали раздражение. Вопросы связывали его сильнее, чем прутья клетки. Они мучили, вызывали боль в теле, рвали душу. Вопросы терзали Птаха, как терзают добычу стервятники.
Птаху захотелось покоя… покоя от всего. Ему захотелось раствориться в тумане и… заново родиться… в другом месте… в других условиях... Сейчас и здесь, что толку трепыхаться?
«Прекрасно! Заново родишься... в другом месте… в других условиях… И что?..» – осадил себя Птах. – «Другая клетка! Прутья в ней другие! Что нового в них для тебя?.. Да, ничего! Вот, если б знать, кто клетку изготовил... Кто создал клетку, сможет и сломать... Хотя бы сделать вход, а значит… выход».
Птах полетел вдоль прутьев, пытаясь разглядеть за ними хоть кого-нибудь.
За прутьями был густой туман, но Птах чувствовал… ощущал шестым чувством, что в тумане кто-то есть.
Он закричал, чтобы привлечь внимание к себе. В ответ ему была тишина.
Похоже, пространство за клеткой жило своей жизнью, в которой ему не было места.
***
Птах летал вдоль прутьев. Летал и кричал… Всматривался… Вслушивался… И снова кричал!.. Все его попытки, найти хоть кого-нибудь вне клетки были тщетны.
Теперь Птах понимал, что надежда должна опираться на что-то. Не важно, на что… Факты… Знания… Вера… Но что-то обязательно должно быть! Знаний о происходящем у него не было. Вера в благоприятный исход иссякла. Факты были против него. Даже слабенькая надежда на спасение угасала. Зато с новой силой вспыхнуло отчаяние. Оно стремительно разрасталось, готовясь раздавить Птаха.
Внезапно Птах поймал обрывок мысли… давней, но, как ему сейчас казалось, очень важной мысли. Эта мысль-недоросль вызывала в нём забытые ощущения, будила что-то из прошлого... Наконец, она вспыхнула в сознании словами: «… чтоб быть другим… чтоб по-другому жить…».
Птах вспомнил – это был обрывок давних наставлений: «Чтоб стать другим, научись жить по-другому». Но как сделать это… в клетке?
«Как жить по-другому, если от тебя ничего не зависит?» – Птах покрутил головой. – «Вот оно – твоё жизненное пространство. Пользуйся! Живи… Живи, как хочешь… Живи, сколько угодно!»
Он постарался смириться с мыслью, что есть только клетка, а за её пределами жизни нет. Нет ничего! Получалось плохо. Точнее, совсем не получалось! Мешали знания: знания о том, что он в клетке, а за ней есть другой мир – мир, из которого он попал сюда.
Он понимал, что жизнь в клетке не для него! Она приемлема для тела, но мало пригодна для души. Душа требует большего! Душа не может смириться с клеткой!
Внезапно озарение обожгло Птаха:
«Чтобы стать другим, надо жить по-другому… А если… Если стать другим, чтобы жить по-другому?!.»
Пёрышки на голове Птаха зашевелились. Он прибодрился, приосанился, наклонил голову на плечо и, глянув хитрым глазом на клетку, прокричал:
– Шалишь!.. Не всё потеряно!.. Поборемся!..
Птах воспрянул духом. Он уже представлял себя свободным. Останавливало только одно: между ним и свободой были прутья.
Птаху захотелось хотя бы глотнуть воздуха свободы. Он изловчился и просунул голову меж прутьями.
Голова утонула в холодной серой мгле.
Дышать туманом было тяжело. Душевный запал, охвативший Птаха, угасал. Гасло и возбуждение. Оно улетучивалось, как улетучивается бодрящий аромат под порывами ветра. Птах втащил голову в клетку и уселся рядом с прутьями.
Что-то не складывалось в его устремлениях: желание есть, цель видна, а движения нет.
«Как стать другим в тех же самых условиях? Как?..» – Птах был растерян. – «Каким другим нужно стать, чтобы пройти через прутья?»
Птах покрутил головой, пытаясь понять, что от него требуется. Казалось, решение рядом, но он не может найти его. Птах резко мотнул головой, чтобы сбросить груз раздумий...
Вместе со слезами из глаз Птаха посыпались искры. Сознание взорвалось болью.
***
Нос Птаха упёрся в прут, на котором, словно зажжённые искрами из глаз, горели буквы: «ОБЯЗАН отвечать за свои поступки...»
«Глупости! Я один в клетке. И отвечать мне не перед кем!» – возмутился Птах. – «Разве… перед собой?»
Незаметно вопрос превратился в утверждение. И в то же мгновение прут исчез! Исчез совсем, словно его никогда не было!
Зазор между прутьями увеличился. Теперь Птах мог протиснуться через него! Дорога на волю была открыта!
От неожиданности Птах растерялся.
«Не может быть, чтобы прутья убирались так легко! Я столько труда потратил на то, чтобы сломать их! Я разбил грудь! Испытал чудовищную боль! И вдруг… Всё так просто?!.»
Пока Птах удивлялся, пока умилялся своему открытию, в тумане послышался шум, и в образовавшемся проёме появилась голова большой чёрной птицы. В её клюве был прут, точно такой же, как тот, который исчез. Не обращая внимания на Птаха, птица воткнула прут на освободившееся место и закрыла проход на свободу. Сделав своё дело, она грозно крикнула на Птаха. Чувство выполненного долга распирало её. Наверное, в своих глазах она была ещё больше и значимее, чем казалась Птаху. Ещё раз прикрикнув на Птаха, птица скрылась в тумане.
Птах тоскливо смотрел на то место, где только что была птичья голова, где совсем недавно был выход на свободу, а сейчас снова торчал прут.
«Улетела… Даже поговорить не захотела!..» – с грустью подумал он.
Птах вгляделся в прут, который принесла птица.
«ОБЯЗАН верить…» – светилось на нём.
Птах улыбнулся. Теперь он знал, как убрать этот прут!
– Обязан верить себе! – громко прокричал Птах.
Прут исчез.
– Вот, что значат сомнения! – назидательно произнёс Птах, словно поучал кого-то. – Сомнения способны разрушить всё, что создано тобой!
Ему стало стыдно за себя, стыдно… перед собой.
«Верить себе! Верить в себя! Верить в правильность своего решения!.. Да! Да! Да! Отвечать за свои поступки перед собой. Не наказывать себя... своим неверием!»
Мысль утвердилась в голове Птаха. Следом исчезли два прута.
Игра с клеткой понравилась Птаху. Он уже не думал о свободе. Он знал – она достижима. Знал он и то, как прокладывать к ней путь!
Птах летал вдоль клетки, читал надписи на прутьях и убирал их. Его не пугали чёрные птицы, торопившиеся поставить прутья на место: в клетку они не залетали.
«ОБЯЗАН любить ближнего…» Как самого себя! Это он знал. Не знал только, как любить себя.
«Вероятно, не стоит поступать так, чтобы тебе было плохо. Тогда само существование доставит удовольствие».
В ответ заныла грудь, словно он снова бросился на прутья. От этой боли стало стыдно. Стыд не помешал ещё одному пруту исчезнуть. Путь на волю был открыт. Не раздумывая больше ни мгновения, Птах вылетел в образовавшийся проём.
Туман поглотил его.
Часть вторая.
Туман принял Птаха в себя. Обдал холодом. Сделал бесполезными глаза. Птах не видел ничего дальше своего носа. Ничего… кроме тумана.
Внутри Птаха пропищало подленькое желание, вернуться в клетку – вернуться в ненавистную, но ставшую привычной обстановку. Птах задавил это желание, заставил его замолчать. Теперь он верил – он вырвется из тумана!
Птах полетел прочь от клетки.
Он летел очень осторожно. Осторожность мало помогала: он то и дело натыкался на прутья. Временами ему казалось, что какая-то неведомая сила влечёт его назад в клетку, и он бьётся о её прутья с обратной стороны. Это несказанно огорчала его.
После столкновения с клеткой Птах выбирал новое направление, но снова, раз за разом, натыкался на прутья. Все его усилия отлететь от клетки были тщетны.
Успокаивало одно: чем дольше он летал, тем реже становился туман.
Изредка в серой мгле Птах различал силуэты больших чёрных птиц. Они внушали страх. Завидев силуэт, он уходил в сторону. То, что ему удавалось делать это раньше, в густом тумане, казалось чудом.
Прошло достаточно много времени прежде, чем Птах сообразил: он летает в пространстве между клетками.
***
Туман редел. Птах уже видел сидящих в клетках птиц.
Птицы были разные. Объединяло их одно – неволя.
«Совсем недавно и я был в таком же положении», – подметил Птах.
Замечание согрело душу. Оказывается, даже в клетке он был не одинок: рядом с ним были собратья по несчастью. Правда, он ничего не знал о них, как и они ничего не знали о нём.
Птах окликал обитателей клеток, рассказывал им, как выбрался из клетки.
Большинство птиц не верили Птаху. Они гнали его, обзывая пустомелей. Они даже не удосуживались сообразить, что он находится вне клетки. Их слова вызывали обиду, отзывались болью в незажившей груди.
Находились пичуги, которые скромно отклоняли предложение Птаха. Эти смирились с жизнью в клетке. Таких Птах оставлял в покое. Он понимал – по-своему они правы. Предлагая свободу, он не знал, что она им сулит.
Были среди птиц и такие, которые замирали перед открывшимся проёмом. Свершившееся чудо пугало их. Они боялись неизвестности, ожидавшей их за клеткой. Боялись они и сурового наказания, которое может последовать за их шагом. Страх перед созданными ими образами мешал сделать взмах крыльями. Они замирали в раздумье, не веря в очевидное. Не раздумывали чёрные птицы. Самая бдительная из них закрывала образовавшийся проём. Частенько это происходило перед самым носом замешкавшегося мечтателя.
Лишь немногие птицы верили Птаху. Только эти оказывались снаружи. Они тотчас растворялись во мгле, порой, даже не поблагодарив спасителя.
«Каждому своё», – думал Птах, глядя им вслед. – «Кому клетка… Кому сомнения... Кому свобода… А кому… прутья в клетку вставлять!»
Когда очередная птичка обозвала его болтуном и мошенником, Птах, не выдержал обиды и рванулся вверх. Манёвр был столь мощным, что в мгновение ока он вылетел из тумана
.
Яркий свет ударил по глазам.
***
Когда зрение вернулось к Птаху, перед ним открылась волнистая равнина белого тумана, а над ней простиралось чистое сине-голубое небо.
Из тумана поднимались столбы слабого света.
Птах осторожно заглянул в один из них. Свет струился из клетки. Под столбом света сидела маленькая птичка.
Птах принялся заглядывать в клетки.
Очень скоро он почувствовал, что подглядывать за чужой жизнью – занятие не из приятных. Он словно заново оказывался в клетке. Заново переживал сомнения, боль, разочарования... От этого становилось дурно.
«Желают птицы жить в клетках – пусть живут. Займись своей жизнью!» – урезонил себя Птах и устремился ввысь, в голубое небо.
***
Птах сосредоточился на полёте. Он ушёл в него, наслаждаясь свободой движений в свободном пространстве. Птах купался в воздухе... Кувыркался... Нырял… Устремлялся вверх… Падал вниз… И, наконец… устал.
Раньше, чтобы отдохнуть, достаточно было опуститься на землю или сесть на ветку. Здесь же… Птах понял, что должен научиться, жить в полёте!
Сейчас, в полном одиночестве, он впервые осознал, что должен учиться всему ради себя.
Медленно, насколько это было возможно, Птах поплыл по воздуху. Он ловил воздушные потоки. Он добивался, чтобы воздух держал его. Когда это получалось, он отдыхал.
Вид внизу давно перестал интересовать Птаха, да и по сторонам он поглядывал лишь изредка. Его интересовало лишь то, что происходит с ним, что происходит внутри него.
***
Птах поднимался всё выше и выше...
Вдруг что-то больно ударило его по крылу. От неожиданности Птах встрепенулся и сделал кувырок. Только потом, выровняв полёт, увидел… Увиденное заставило сделать ещё один кульбит.
Перед ним были прутья!
Прутья были прозрачные. Они располагались реже, чем в клетке, но были много толще. На них светилось всё то же ненавистное – «ОБЯЗАН…». Птах понял, что опять обвязан... Он снова обвязан крепкими прутьями! Птах не знал, со всех ли сторон были прутья, но почему-то был уверен в этом. Только сейчас Птах понял, почему он не видел их раньше: клетка, в которой он находился, была просто огромной.
За прутьями появлялись и исчезали растерянные птицы.
«Значит и там клетки. Там тоже, что и здесь… Там тоже неволя! Иначе птицы вели бы себя иначе…» – грустно констатировал Птах.
Эта мысль вызвала волну горечи. Собрав все силы, Птах рванулся вверх: он знал – это самый короткий путь к свободе.
***
Птаха гнал себя вперёд. Он верил, что сумеет преодолеть препятствие. Благо, опыт в этом у него был.
Наверху Птаха ждал купол из прутьев. Свобода была за ним.
Птах убрал несколько прутьев, расшифровав «обязан…». После этого он выбрался в проём и уселся верхом на клетку. Успокоился... Отдохнул… И только потом огляделся.
Перед ним расстилалось огромное поле клеток. Клетки большие и маленькие… Клетки высокие и низкие... Но у всех была одна суть: они ограничивали. Они удерживали птиц, находившихся внутри.
«И это то, к чему я стремился?!»
От обиды Птах снова рванулся вверх. Он не видел перед собой никаких препятствий.
«Вверх! Только вверх! Только туда! Лететь до тех пор, пока хватит сил... Вверх!.. Вверх!.. Вверх!..» – гнал себя Птах.
***
Птах поднимался всё выше и выше, выше и выше…
С каждым мгновением дышать становилось тяжелее, но он продолжал набирать высоту.
Сознание уходило от Птаха. Казалось, ещё немного, и он рухнет вниз. Но он тянул и тянул себя вверх. Тянул… из последних сил. Тянул, не понимая, зачем делает это. Он заставлял себя делать взмах за взмахом. Силы покидали его, но он умудрялся находить их… ещё на одно движение… ещё на… одно…
«Ну, ещё раз, и…»
Птаха накрыла темнота.
***
Кромешная тьма сменилась мягким мерцающим светом. Казалось, светится сам воздух. Свет растворил боль и усталость. Свет очистил сознание: исчез туман, исчезли клетки… Птах погрузился в состояние полного умиротворения. Он испытывал неимоверную лёгкость и блаженство. Только лёгкость и блаженство...
Внезапно на фоне неба Птах увидел стаю серебристых птиц. Они летели много выше, чем он. Птицы казались бестелесными, прозрачными. На миг Птаху показалось, что птицы – это игра его воображения, что они – маленькие облачка, принявшие форму птиц. Ему нестерпимо захотелось, пообщаться с этими причудливыми созданиями, и он устремился вверх, к птицам.
Порыв Птаха не остался незамеченным. Одна из птиц отделилась от стаи и стремительно полетела в сторону Птаха. Через мгновение – так показалось Птаху – она была рядом.
– Назад!.. Назад!.. Поворачивай назад… – кричала птица. – Назад!.. Тебе сюда ещё рано!..
«Почему назад?.. Почему рано?..» – думал Птах, продолжая лететь в сторону стаи.
Птица сделала резкий разворот и на большой скорости полетела на Птаха. Он не успел увернуться. Птица ударила Птаха потоком воздуха и устремилась к своим.
Удар был настолько сильным, что Птах потерял равновесие.
Вместе с равновесием он потерял сознание.
***
Очнулся Птах очень быстро. Так ему показалось.
Он беспорядочно падал вниз.
Птах выровнял полёт. Огляделся. Никакого свечения, никаких птиц… Не было и усталости. Не было и обиды. Словно кто-то заботливый почистил его изнутри. Птах чувствовал себя так, словно у него не было прошлого, словно он родился заново. Правда, птиц он помнил хорошо. Помнил он и то, что прокричала ему птица. Почему-то он верил ей: верил, что ему рано в стаю. Он знал, что когда-нибудь, когда будет не рано, птицы примут его, и тогда он обязательно вернётся к ним.
Эта мысль успокоила Птаха.
***
Птах глянул вниз. Внизу снова были клетки… клеточки… клетульки…
«Нельзя же вечно висеть между небом и землёй», – думал Птах. – «Если вверх не пускают, нужно спускаться вниз… Спускаться туда, откуда прилетел…»
Он начал медленно снижаться, оглядывая местность, простиравшуюся под ним.
Птах медленно плыл по воздуху. Воздух не давил на него. Воздух поддерживал Птаха. Воздух делал его невесомым. Воздух стелился под телом мягко, ласково, лишь слегка теребя перышки на кончиках крыльев. От такого нежного обращения Птаху показалось, что земное тяготение не властно над ним. Лёгкость в душе… Лёгкость в теле... Что может быть приятнее? Сейчас они дружили: птица и воздух. Птах растворился в окружавшем его воздушном мире. Мир не противился этому.
Спускаясь, Птах созерцал, впитывая увиденное. Он не торопился судить о том, что видел.
Высота, которой он достиг, впечатляла. Далеко внизу Птах видел переплетение прутьев, хаос клеток, хаос строительных идей… Они были воплощением хаоса в головах строителей. Сумбурные творения объединяли, разъединяя. С высоты пространство внизу напоминало одно огромное гнездо.
Но Птах знал: стоит подлететь ближе, как перед ним снова предстанут отдельные клетки, удерживающие птиц.
***
Птах не понимал, зачем спускается в мир сплошных ограничений. Он знал, что там непременно найдётся кто-то, кто пожелает опутать его новыми «должен» и «обязан». Над их загадкой ему снова придётся ломать голову.
Птах сдерживал мгновения полёта, пытаясь растянуть их. Чем ниже он опускался, тем шире были круги, которые он делал.
Мысли в голове Птаха отражали хаос, простиравшийся под ним.
«Может быть, остаться здесь… между птицами в клетках и птицами бестелесными? Стану миром третьим, состоящим только из меня...»
Птах накручивал круги… Круги в пространстве и круги в сознании. Он понимал, что рано или поздно, ему всё-таки придётся принять окончательное решение.
Он оттягивал этот момент.
***
Вдруг взгляд Птаха зацепился за маленький кусочек земли, на котором не было клеток.
Сложив крылья, Птах устремился туда.
Птах сделал несколько кругов над удивительным местом. Пригляделся.
Здесь тоже были птицы… Были там и прутья... Были птичьи старания воткнуть их... Не было одного – не было клеток. Не было куполов, закрывавших птичьи домики!
Птицы строили гнёзда.
Что-то ёкнуло в груди Птаха, защемило. Не в силах противиться нахлынувшему желанию, Птах полетел к этим птицам, жившим по своим, только им ведомым законам.
Часть третья.
Странное это было место: роща – не роща, поле – не поле. Казалось, здесь было всё на любые вкусы. Желаешь жить на дереве, пожалуйста. Желаешь на полянке – живи. Даже ручей где-то журчал. Его не было видно, но звук бегущей по камням воды был слышен отчётливо. И только вдали виднелась густая пелена тумана. Даже лучи солнечного света, освещавшие это живописное место, не смогли разогнать его.
Разные по величине и оперенью птицы, жившие здесь, не враждовали между собой. Они строили гнёзда, словно птенцы выводились здесь непрерывно, в любое время года.
Гнёзда были везде. Гнёзда на деревьях... Гнёзда на кустах... Гнёзда в траве...
«Зачем столько гнёзд?» – недоумевал Птах. – «Наступит время, и все гнёзда сольются в одно большое гнездо!»
Птицы строили, не обращая внимания ни на него, ни друг на друга.
«Похоже, влезать в дела соседа здесь не принято», – подметил Птах.
Он попытался понять правила, по которым строилась непонятная ему жизнь: он хотел влиться в это птичье сообщество.
***
Птицы ловко переплетали прутья, укладывая их так, чтобы не создавать помех ни взрослым, ни птенцам. Прутья огораживали, но не лишали свободы. Прутья создавали основу для жизни семейства.
В каждом гнезде были свои порядки. Общим было лишь то, что подросшие птенцы, вылетев из гнезда, не возвращались в него. Они взрослели в условиях чуждого для них мира, мира вне гнезда.
Повзрослев, птенцы искали пару. Вместе строили гнездо. Заводили в нём свои порядки. Выводили своих птенцов.
Родители молодых родителей лишь издали наблюдали за жизнью детей. Изредка они обменивались приветственными криками. И всё…
Так было в каждой семье... Так было у всех птиц.
***
Внезапно среди прочих Птах заметил своих старых знакомцев – больших чёрных птиц из «туманного» прошлого.
«Что они здесь делают?» – изумился Птах. По телу пробежала лёгкая дрожь.
Птах не доверял чёрным птицам. Картина, которую он увидел, только усилила недоверие. Черная птица, вылетев из рощи, медленно направилась в сторону туманной дымки, натужно взмахивая крыльями. В клюве она держала клетку, в которой сидела птичья семья. На чёрную птицу никто не обращал внимания.
Это событие лишило Птаха благодушного состояния. Он представил, что это его несёт чёрная птица, и вскоре он снова окажется среди густого тумана. Всем телом Птах почувствовал угрозу. Его снова бил озноб, как там… в тумане. Но там была полная неясность – здесь же всё было на виду.
Птах принялся наблюдать за чёрными птицам.
Они вели себя миролюбиво. Они помогали. Правда, помогали не всем.
Чёрные птицы помогали тем, кто не умел или не хотел строить гнездо. Горе-строители с радостью принимали помощь. По большей части они полностью отходили от дел, доверяя свои обязанности добровольным помощникам.
Чёрные птицы не возражали. Они строили. Строили добросовестно. Только всякий раз у них вместо гнезда получалась клетка. Внутри клетки и оказывался доверчивый хозяин. Иногда он попадал туда вместе со всем своим семейством.
«Ну, и дела», – подвёл итог Птах. – «Видно, ничего другого эти птицы строить не умеют».
***
Скоро Птаху надоело бесцельно летать с места на место.
«Не построить ли и мне гнездо?» – подзадорил себя Птах. – «Всё занятие… Лучше, чем наблюдать за другими. Да и интереснее…»
Не откладывая решение в долгий ящик, Птах принялся за дело.
Он строил. Строил, как умел. Он постоянно поглядывал на других птиц, пытаясь, перенять их навыки строительства.
Попытки совместить чужие идеи ни к чему хорошему не привели. У него они приобрели несуразный вид.
«Видно, я просто не знаю, что мне надо» – решил Птах. – «Видно, гнездо для меня – блажь, а не необходимость, как для других птиц. И без гнезда прекрасно обойдусь! Заведу-ка лучше знакомства…»
***
Словно откликнувшись на мысли Птаха, на соседнюю ветку опустилась пичужка. Ладная такая… Привлекательная… Стрельнула круглыми глазками. Покрутилась и так, и этак, словно для себя… А сама всё на Птаха поглядывает, всё смотрит, как он оценит её фигурку, как понравится ему её оперенье. Игриво так подёргала хвостиком и повернулась к Птаху спиной, словно он её не интересует.
Пока Птах разглядывал пичужку, нахохлившись на своей ветке, прилетел пёстренький «шустрячок». Сел рядом с пичужкой и, ну, заливаться трелями... То с одного бока к ней подскочит… То с другого забежит... В конце концов, «шустрячок» вскружил голову пичужке, задурил своими песнями. Вспорхнули они и улетели вместе.
Снова остался Птах один: этакий зритель чужой жизни, зритель чужого счастья. Посмотрел по сторонам: птицы в пары сбиваются, гнёздами кучкуются, а он… Не везёт ему!
Грустно стало Птаху. Одиночество сжало сердце.
«Может быть, в другом месте попробовать? Может быть, там дело складнее пойдёт?»
Полетел Птах вглубь рощи.
***
По-разному вели себя с птицы с Птахом. По-разному вёл себя и он… С кем поговорит… Кому поможет… Кого сторонкой обойдёт. В общем, общения много, а радости нет. Одиноко даже среди птиц. Хоть плачь!
Досадно стало Птаху. Вспорхнул он на дерево, на самую вершину. И тут… Среди веток увидел пичужку! Не яркая… Не броская… Совсем не такая эффектная, как первая, которая на шустрячка позарилась. Но… что-то ёкнуло в груди Птаха.
Приблизился Птах к птичке. Та только головкой повела. Бросила на него беглый взгляд, словно случайно. Растаял Птах от этого взгляда. Не хотелось больше других знакомств. Захотелось остаться с этой птичкой. Захотелось сделать с ней гнездо. Сейчас!.. Немедленно!..
Птичка откликнулась на беззвучное предложение Птаха: осмелела, перелетела ближе. Села рядышком. Только теперь Птах разглядел, как они похожи. Ещё Птах почувствовал, что они как бы едины, он и она. Он поверил… Нет, он был убеждён, что у него теперь всё будет... И гнездо… И птенцы… И всё остальное.
Переглянувшись, Птах и птичка сорвались с ветки и полетели туда, где им будет хорошо… пока вдвоём. Они знали, что так обязательно будет.