Критик

Алекс Стром
                Предисловие.

Настоятельно рекомендую обращаться к глоссарию, если какое-то слово вызывает вопросы. Там постарался отметить незнакомые слова и дать им краткое определение. Там же можно будет найти перевод имён действующих лиц рассказа, который не помешает прочесть для исчерпывающего понимания явного и скрытого посылов.

                Критик.

Акривос Анагностис шёл по мощёной камнями дороге и то и дело останавливался. Аполлон разошёлся не на шутку, так что солнце грозилось испепелить почтенного архонта на месте. Настоящий пурпурный хитон, драпированный так, чтобы скрывать грузную фигуру Акривоса, делать её более лёгкой, местами пропитался потом и прилип к телу. Если бы не складки, делающие одежду архонта воздушной, то он был бы похож на мокрую курицу. Впрочем, рядом не было советника или жены, чтобы корить Акривоса за внешний вид. Архонт мог невозбранно наслаждаться своим положением устроителя театрального зрелища. Оставалось только как следует подготовиться к нему.

Наряд был подобран с учётом последних модных веяний, так как настоящий пурпур был очень дорог. Заменители вроде сафлоры или марены были по карману даже среднему жителю. Акривос был много состоятельнее и знатнее большинство жителей Афин. Иначе какой смысл был надевать костюм из сочетания редких шёлка и хлопка, окрашенный в настоящий пурпур с золотой каймой «меандр» и драпированный с помощью не свинцовых, а золотых грузиков. Единственное, что было в одеянии Акривоса просто и неброско- это сандалии. То были самые обычные иподиматы с деревянной подошвой и кожаными ремнями.

Наконец, Акривос отдышался и продолжил свой путь. Идти осталось совсем немного. Архонт уже видел тканевый навес нужной ему лавки. Глосса Митрики, хозяин лавки, упорно отказывался пребывать в тени, хотя мог себе это позволить. Глосса вырос из мелкого торговца в настоящего дельца за считанные годы, так что мог себе позволить не только прилавок, навес, склад вне дома, но и отдельное здание под магазин, равно как и дорогую одежду. Однако он, как и в начале пути, не перенёс лавку под крышу. От пристального взгляда Аполлона был упрятан лишь склад, да голова Митрики. Прислуживала Глоссе только всегда молодая девушка Лексия. Акривос дал себе слово, что однажды найдёт на лице Лексии хоть одну морщинку, но за десять с лишним лет не увидел ничего сверх того, что видел раньше. Даже красками девушка, вопреки афинским обычаям, не пользовалась.

- Добрый день, почтенный Акривос Анагностис. Чем могу служить? – сказал Глосса. Как всегда, немного растрёпанный, но удивительно приятный.
- Добрый день, Глосса,- проговорил архонт и снова остановился отдышаться,- Ну и жара сегодня. Аполлон явно перестарался. Надеюсь, к вечеру жара развеется.
- Так вы по театральным делам?
Акривос был немало удивлён, что такой тонкий намёк был понят правильно.
- Как ты догадался?
- Ближе к вечеру у вас будут термы… или театр. Будь вы дома жара бы вас не беспокоила. На то есть рабы с опахалами. Однако зачем вам было являться ко мне, Глоссе Митрики, перед термами? Вы явно что-то задумали, почтенный Акривос,- сказал Глосса и улыбнулся. Архонт был польщён таким вниманием и улыбаться не стал, но глаза его светились.
- Верно мыслишь, Глосса. В этот раз мне нужно нечто особенное и гнилые помидоры.
- Нечто особенное достать непросто, но мы с Лекси справимся. Вот с томатами посложнее будет. В Древней Греции их нет,- пожал плечи Глосса. Вышло немного жеманно, но честно.
- Я знаю, но мне нужны томаты. Напомню. Не свежие, а именно тухлые. Возможно, случится неудачная пьеса и я смогу критически выступить по этому поводу,- объяснял Акривос.
- Так зачем же вам что-то особенное, если можно обойтись помидорами? – спросил Глосса.
- Как уважающий себя архонт и член хорегии я должен найти нечто в словах поэта…
- Не совсем вас понимаю, Акривос. С вашим положением и средствами, да самим фактом, что вы среди прочих организовали представление… искать повод? Зачем?
- Что ты имеешь ввиду, Глосса? Смысл твоих слов ускользает от меня,- охнул архонт.
- Вот теперь вы меня понимаете,- улыбнулся Митрики,- Представьте, что вы бог. Самый настоящий бог древнегреческого пантеона Акривос Анагностис. Вам поклоняются, приносят жертвы, возносят молитвы и устраивают празднества в вашу честь. На одном из таких празднеств устраивают чтение стихов во славу Акривоса. Поэты читают свои убогие творения неспособные затронуть вас, потому что всякая хвала для бога лишена смысла. Выше вам уже не стать. И тут появляется бунтарь. Холёный, внушающий уважение горожанин и вместо хвалы Акривосу Анагностису наносит своими возвышенными словами глубочайшее оскорбление. Он усомняется в природе вашей божественности или уличает в человеческих грехах…
- Это возмутительно! – воскликнул Акривос,- Как такое возможно?!
- Вы не хуже меня знаете это, почтенный архонт. Люди глупы.
- То и есть я глуп, Глосса? – спросил испуганный архонт.
- Нет. Это был лишь пример. На самом деле вам не обязательно искать настоящую причину, чтобы уличить поэта в чём-то. Ответ на вашу просьбу витает в воздухе, плавает по волнам эфира. Прислушайтесь,- Митрики приставил руку к уху. Акривос последовал его примеру. Архонт слушал окружающий мир: топот тысяч ног, говор тысяч голосов и ничего не мог различить.
- Здесь ужасно шумно.
- Что ещё вы можете сказать?
- Жарко. Многолюдно. Беспокойно.
- Вижу, вы уловили суть.
- Думаю, да, но я хочу услышать ответ,- властно заявил Акривос. На самом деле он постеснялся выпячивать свою глупость перед Глоссой.
- Если где-то жарко, значит там не холодно. Если где-то много людей, значит там не одиноко. Если где-то беспокойно, значит там есть чем заняться, - объяснял делец.
- То есть? Я устал от твоих загадок, Глосса. Скажи прямо в чём твой способ, и я отправлюсь по своим делам.
- То есть я сейчас трачу ваше время. Мой способ критики прост, почтенный Акривос. Если жарко, то может быть прохладней. Если людно, то нет места для уединения. Если беспокойно, значит что-то идёт не так. Кроме того, с любого можно взыскать за то, что он тратит ваше драгоценное время, средства или свой талант на ту бездарную поэзию, коей решил вас, то есть своего бога облагодетельствовать.
- То есть сильное место может быть слабым местом? – потёр подбородок Акривос.
- Именно, почтенный архонт, именно. От вас никто не требует всерьёз вникать в посыл услышанного. Понимайте как хотите, ищите то, что отличает творца от остальных и клеймите это позором, - говорил Глосса.
- А как на счёт помидоров? – спросил архонт.
- Да, разумеется. Лексия! Найди, пожалуйста, мешок гнилых помидоров,- крикнул Глосса в проход позади себя. Там, вдали от солнечного света, находился склад.
- Именно помидоров?! – послышался нежный голос нестареющей Лексии.
- Да, именно помидоров! – ответил Глосса.
- А свежие сгодятся?!
- Ни в коем случае. Нам нужны именно гнилые! – уточнил Митрики.
- Спасибо, Глосса,- сказал Акривос, непрестанно обмахиваясь. Ветра, создаваемого руками, оказалось мало и архонт обмахивался свободной полой своего хитона, свисающей с плеча.
- И ещё кое-что, Акривос. Раздайте гнилые помидоры всем собравшимся и объясните, что это фрукт позора. Кто народу меньше понравится, в того и бросать. Оставьте за собой последнее слово. Своего поэта хвалите. Его противника ругайте. Это сработает. Вот увидите.
- Откуда ты…
- Вы не первый обращаетесь к Глоссе с подобными просьбами, Акривос. Конкуренция,- подмигнул Митрики, отчего архонту стало как-то не по себе.
- Надеюсь, ты не расскажешь о нашей сделке? Для тебя это может плохо кончиться,- давил архонт.
- О, а вот и помидоры! – воскликнул Глосса почти в то же самое время, как со склада вышла с Лексия с мешком.
- Спасибо,- ответил архонт. Акривос принял мешок из рук девушки и даже крякнул от натуги, когда закидывал его на плечо. О том, что мешок тяжёлый, архонт узнал лишь, когда сам взял в руки. Лексия вынесла гору гнилых помидоров без видимого напряжения.
- И ещё кое-что, почтенный архонт. Помните, что ваш опыт является мерилом любого увиденного явления. Вы знаете, достаточно, чтобы критически судить что угодно. Если что-то вам непонятно, значит это глупо или напыщенно. Если всё слишком понятно, значит ещё глупее и лишено красоты. Если вам что-то нравится, значит это и есть высокое искусство. Запомнили?
- Запомнил, - кивнул Акривос. Он был удивлён, что знал эти принципы давным-давно и, пожалуй, следовал им всю жизнь.
Глосса Митрики проводил архонта до самого поворота за угол. Затем улыбнулся и повернулся к Лексии. Эта вечно молодая девушка была на полголовы ниже самого Митрики, а ведь и он не был великаном. В карих глазах блеснул огонёк - они вдруг сменили цвет на голубой, затем пурпурный и зелёный. Всё это произошло за пару мгновений.
- Любишь ты превращения,- улыбнулся Глосса.
- Ещё как. Интересно, что Акривос видит меня именно такой.
- В плену своих представлений. Не иначе, - ещё шире улыбнулся делец.
- Кто бы говорил, - улыбнулась Лексия в ответ, ставшая зеленоглазой блондинкой выше себя прежней на пол локтя, - У тебя-то вообще никаких представлений нет.
- А откуда им взяться у инструмента? – подмигнул Глосса.
- В таком случае мы оба инструменты, - Лексия положила Митрики руки на плечи и смотрела прямо в глаза.
- Соглашусь. Вот только применение у инструментов бывает разное, - сказал Глосса и положил руки девушке на талию. Взгляды проходящих мимо горожан Митрики и Лексию не волновали.
 ***
Довольный и уверенный в себе Акривос Анагностис раздавал людям гнилые помидоры со словами, что это фрукт позора, коим бесталанных дозволено клеймить. Простому люду на это было плевать, хотя дополнительные услуги за те же два обола, что и всегда, немало радовали. Только потом до зрителей доходило, что помидоры действительно гнилые и есть их нельзя. Лишь некоторые женщины относились к фрукту позора с подозрением, потому что нигде ранее не видели такой фрукт и даже не слышали о нем. Однако помидоры всё равно брали из уважения к Акривосу, чтобы при первой возможности выбросить.

Мужчины и женщины были одеты в хитоны всех цветов радуги. Костюмов белого цвета, как и всегда, было мало: слишком дорого стоило отбелить ткань. Немногие могли позволить себе такую роскошь. Впрочем, лишь единицы могли похвастаться столько изысканным нарядом, как у Акривоса Анагностиса: золотыми грузиками и кисточками, хитоном из хлопка и шёлка, выкрашенного в настоящий пурпур с исключено лёгкой драпировкой. Несмотря на несовершенство своего тела, Акривос чувствовал превосходство во вкусе и общественном положении. Поэтому он мог без стыда смотреть в глаза даже истинным эллинам с их светлыми бородами и волосами, заплетёнными в косы и красиво уложенными. Однако внимание архонта большую часть времени занимали женщины.

Прекрасные афинянки были не просто красиво одеты – цветастые костюмы с не менее затейливой драпировкой, чем у самого Акривоса. Женщины наносили на лицо краски. Однажды архонт наблюдал это действо в исполнении своей жены. Он не мог не удивиться тому коварству, с каким женский пол прячет свои слабые стороны и выпячивает сильные. Афинянки, коей была и жена Акривоса, наносили на лицо толстый слой белил, а поверх них краской рисовали румянец. Глаза было принято подводить смесью масла с сажей, ресницы и брови чернили сурьмой. Однако Орама, жена архонта, своих светлых бровей не чернила. Впрочем, жены рядом не было и Акривос мог позволить себе свободно гулять взглядом по всему театрону.

Зрители размещались на скамьях театрона, вырубленных в несколько уровней полукругом прямо в каменистом склоне холма. В центре полукруга располагалась каменная площадка – орхестра, которая в данный момент пустовала. Она казалась такой далёкой, что увидеть что-то со своего места было непросто, а ведь кто-то сидел ещё дальше. Акривос часто замечал в связи с этим, как актёры надевали обувь на деревянных колодках, чтобы казаться выше и быть заметнее. На лицах исполнителей ролей были уродливые маски, окрашенные в цвета, выражающие наиболее яркие качества, чтобы без труда определить на любом расстоянии кто перед зрителем. Так, например, вспоминал Акривос, багровый цвет выражал гневливость персонажа, красный - коварство, жёлтый - болезненность. К тому же маска в силу некоторых своих особенностей усиливала голос актёра, позволяя докричаться до зрителя. Драматическая маска, как говорили осведомлённые люди, ещё и делала актёра выше, но Акривосу было всё равно. Довольный собой архонт зевнул.

Однако уже имеющихся удобств и уловок для повышения наглядности и понятности избалованным афинянам было мало. Каждый зритель представлял комфорт при просмотре пьесы по-своему, поэтому увидеть можно было самые разные картины. Тут и там афиняне сидели на подушках в компании друзей и знакомых, жён и сыновей. Несмотря на то, что близился вечер, а вместе с ним обед, и многие уже успели перекусить перед выступлением, некоторые пришли с закусками. Кто победнее лакомился желудями, сушёными овощами, орехами, изюмом и запивал кикеоном, сильно разбавленным или второсортным вином на виноградном хмыхе и осадках. Господа вроде Акривоса могли вкушать виноград, гранат, оливки, жареные орехи и запивать всё это лучшим вином из Тасоса, Лесбоса и Хиоса. К сожалению, архонт запасся лишь гнилыми помидорами. В течение дня он не мог думать ни о чём другом кроме как о последнем, решающем выступлении своего сына Тимиоса.

Два дня Дионосий уже прошли для Тимиоса Анагностиса, Лаики Доро и Мегалио Силлави, поэтов и драматургов, относительно успешно. Оставался последний день, для которого была выбрана единая для троих творцов тема. Её предложил и утвердил лично архонт Акривос Анагностис, чтобы уравнять шансы. Миф о Тесее и минотавре был так стар, что трудно было найти человека в пределах Афин, который бы его не знал. Например, для Спарты и многих других полисов история с минотавром не представляла художественной ценности, ведь не была с ними связана. Акривос, да и остальные ценители искусства затруднялись сказать, как к данному мифу относятся на Крите, но предполагали, что несколько иначе. Поэты с готовностью приняли вызов, подразумевающий помимо привычного уже соревновательного элемента ещё и объективность.

Первой на очереди была постановка Тимиоса. Сын Акривоса имел в распоряжении таких же по мастерству актёров с такими же масками, костюмами и обувью, выступающих на той же площадке, что и подопечные других поэтов. Именно поэтому архонт особенно волновался. По чести, Акривос Анагностис никогда всерьёз не присматривался к тому, какими задатками обладал Тимиос. Даже сейчас, когда сын бросал вызов действительно достойным драматургам, архонт Анагностис ни в чём не был уверен. Он видел сотни таких представлений за свою жизнь: по пятнадцать каждые Дионисии, а Дионисии были два раза в год. Акривос всерьёз опасался за Тимиоса, а ещё больше беспокоился о собственной репутации. Правила, обязывающие архонта уравнивать поэтов между собой для достижения справедливого соперничества, связывали почтенному Анагностису руки. Неужели он будет сидеть и смотреть как Тимиос проигрывает? Над отцом тогда будут насмехаться! Впрочем, прямое вмешательство в ход событий могло обойтись для репутации Акривоса ещё дороже. Тимиос обязан был выиграть.
 
Началось представление со сцены расставания царя Афин Эгея и дочери оракула Питфея, носящей под сердцем сына царя. Эгей вынужден был уехать в родной полис, чтобы отстоять власть перед родственниками, рвущими Афины на части. Дочь оракула стенала, и царь сказал ей свои последние слова. Он просил царевну, если родится сын и будет таким же сильным, как сам Эгей, велеть ему достать из-под валуна отцовские сандалии и меч, а затем отправиться в Афины. Тесей под руководством Питфея вырос крепким мужчиной и выполнил завет отца.

Следующим волнующим моментом помимо стычек с великанами стала схватка с коварным Прокрустом по пути в Афины. Высоких людей разбойник насильственно укорачивал, укладывая на короткое ложе, а низких вытягивал, укладывая на длинное. Прокруст вопреки мифу сумел ранить Тесея перед смертью. В Афинах запуганный дворцовыми интригами Эгей отравил сына на пире, но увидел, что у незнакомца его меч – узнал Тесея и приказал волшебнице Медее спасти его. По Тимиосу Тесей отправился на Крит, чтобы, даже ценой своей жизни, спасти от позорной дани в семь юношей и семь девушек своего отца и Афины.  Однако после связи с Афродитой по совету оракула, Тесей не сумел заручиться поддержкой богини: она не откликнулась на зов. На Крит герой прибыл как обычный человек. Чувствуя свою обречённость, Тесей готовился к неминуемой гибели в лабиринте. Он знал, что смерть минотавра ещё не означала, что удастся выбраться из возведённого Дедалом дворца-лабиринта. Ловушка была устроена так хитро, что не выпускала ни само чудовище, ни его жертв. По счастью, молодого и задумчивого Тесея заметила Ариадна, царевна Крита и дочь царя Миноса. По Тимиосу царевна помогла герою не из-за симпатии или влияния богов, а из жалости к ни в чём не повинным людям, как сделал и сам Тесей. Герой застал чудовище врасплох и смертельно ранил. После победы над минотавром и выхода из лабиринта с помощью подаренной царевной нити, Тесей взял Ариадну в жёны. На обратном пути в Афины во время остановки в Наксосе Дионис выбрал Ариадну в качестве жены. Бог потребовал её отдать, но Тесей, в трактовке Тимиоса, отказался выполнять приказ: боги отвернулись от него - он отвернулся от богов. За это Дионис одурманил Тесея. Герой забыл сменить флаг на белый, чтобы подать сигнал отцу, что с сыном всё в порядке. Царь Афин, завидев чёрный флаг, бросился с обрыва. Тесей, ставший героем мифа, принял на себя обязанности царя. В скором времени при таинственных обстоятельствах погибла Ариадна. Круг замкнулся. Тесей словно стал своим отцом и принял не только бразды правления, но и гнёт одиночества властителя, обречённого жить в окружении врагов. Рок в виде божественной кары так или иначе настиг героя, отняв всех, кого Тесей любил.

Реакция зрителей, по мнению Акривоса, оказалась довольно сдержанной. Порой были слышны удивлённые возгласы и гораздо чаще сочувственные. Тесей у Тимиоса выглядел не героем, а обычным человеком со своими слабыми и сильными сторонами. Зрителям было легко понять, что герой чувствует. Только многие были не согласны с тем своенравием, что проявил Тесей, когда, как решили многие, принёс Афродите малую жертву и отказал Дионису. Для Дионисий и театра эта пьеса была чем-то столь же гротескным, как участие сына уважаемого человека в качестве поэта при постановке пьесы. Показать в плохом свете бога, покровительствующего театрам, во время театрального представления было поистине возмутительно. Возможно, именно поэтому большинство людей аплодировало в конце драматического представления. Мало кто осмелился бы на подобный выпад в сторону традиций… и собственного отца.

Однако Акривос Анагностис, вопреки ожиданиям Тимиоса, был доволен сыном. Точнее он был доволен тем впечатлением, которое Тимиос произвёл на народные массы, что для Акривоса было тождественно. Представление смутило зрителей, заставило встрепенуться и в то же время раскрыло много нового в том, что уже было известно. Пускай, сам архонт далеко не всё понял, а кое-что напрямую противоречило его убеждениям, это не мешало отцу гордиться собой. Он с нетерпением ждал момента, чтобы присвоить славу сына себе, пока этого не сделал кто-нибудь другой. Например, Лаики Доро, победитель прошлых Дионосий, чья пьеса была следующей.

Согласно версии Лаики, матерью Тесея была царевна из Трезена. Эгей не мог взять жену с собой, чтобы избежать расправы над ней со стороны злоумышляющей родни или других претендентов на царствование. Тесей тренировался, как принц, и также отправился в Афины, когда вырос. Он также встретил великанов, с которыми легко расправился, и Прокруста, но на этот раз бой с разбойником закончился куда быстрее. Герой уложил Прокруста на его собственное ложе и убил не будучи ранен сам. Эгей, по совету волшебницы Медеи, решил отравить Тесея на пиру. Герой хотел, чтобы отец сам догадался кто перед ним. Когда принесли мясо, то Тесей использовал меч для разделки. Эгей увидел свой меч, узнал сына и спешно отменил приказ. Тесей, узнав про дань Криту, вызвался добровольцем, чтобы избавить Афины и своего отца от позора. Афродита приняла жертву. Однако Ариадна влюбилась в Тесея без памяти совершенно самостоятельно, так что помощь богини не потребовалась. В бою с минотавром превосходство героя было очевидно: Тесей схватил чудовище за рог и пронзил мечом. Герой покинул Крит вместе со своей женой, царевной Ариадной. Затем они причалили к Делосу, чтобы принести благодарственную жертву Аполлону. Во время празднования победы они танцевали отходя назад, шагая вперёд или вбок, как будто брели по лабиринту. На радостях, Тесей забыл сменить парус, и Эгей, завидев траурный цвет, бросился с утёса. День, когда герой вернулся домой, стал для Афин и весёлым, и печальным. Однако, несмотря на потери, Тесей стал достойным царём с живою царевной. Он обрел счастье уже в мире людей.

Творение Лаики было принято хорошо, если не сказать замечательно. Сюжет развивался более стремительно. Тесей казался зрителям ярким и мужественным персонажем, которому хочется подражать. Влияние богов имело место. Герой просил помощи, получал её и благодарил за оказанную поддержку. Кто мог знать, что помощь Тесею и не понадобится? Акривос Анагностис волновался по поводу Тимиоса, но не стал делать скоропалительных выводов. Он вообще затруднялся делать выводы, если те не касались денежных расчётов. Тем более, если дело касалось искусства. Однако впереди была ещё пьеса Мегалио Силлави. Последний поэт вполне мог при должном умении стяжать себе все лавры. Его стоило опасаться.

Утомлённый Акривос изо всех оставшихся сил старался внимать тому, что говорят актёры и следить за движениями. Снова царь Эгей оказывался в Трезенах. Мудрый царь Питфей объяснял ему пророчество оракула и… Архонт с ужасом наблюдал, как Эгей рос на глазах. Актёр уже не казался высоким за счёт котурн, обуви на колодках, а действительно превращался в гиганта, тянулся ввысь и ширился. Хитон трещал по швам: складки разглаживались под давлением распираемых изнутри мышц и костей. Маска теперь едва держалась на носу великана. Тогда Эгей, то, чем он стал, заметило Акривоса Анагностиса. Окружающие замерли в ужасе, не смея сдвинуться с места. Великан ринулся в направлении архонта, отталкивая и взметая в воздух подвернувшихся под руку граждан. Афиняне бежали кто куда, спасая свои жизни. Акривос понимал, что не смог бы убежать от Эгея будь он даже человеческих пропорций, так что бессмысленно было даже пытаться. Архонту больше ничего оставалось кроме как защищаться. Он осмотрелся вокруг и не увидел ничего подходящего для защиты кроме гнилых помидоров, которые припас заранее. Эгей был уже совсем близко, огромный и зловещий. От шагов афинского царя из мифов дрожала земля, а ступеней, отделяющих Эгея от Акривоса оставалось всё меньше. В отчаянном последнем рывке почтенный Анагностис схватил помидор и бросил прямо в великана, надеясь его хотя бы задержать…

***

- И что было дальше, почтенный Анагностис? – спросил Глосса.
- Я проснулся и увидел, что бросил помидор не в того. Фрукт позора попал в какого-то гражданина на нижних рядах. Тот не знал кто это сделал и бросил наугад.
- Дайте угадаю. Все начали воевать со всеми? – предположил Митрики.
- Да. Мой пурпурный хитон теперь безнадёжно испорчен… - причитал Акривос. Его можно было понять. Учитывая размеры, мишень из него получилась отличная.
- А теперь подумайте был бы ваш хитон испорчен, если бы вы не принесли на Дионисии помидоры?
- Ну, наверное, нет… - предположил Акривос, занятый совершенно другими мыслями.
- Если бы у вас не было помидора, то вы бы его не бросили. Если бы у того гражданина не было помидора, то он бы не попытался вам ответить. Вы понимаете о чём я говорю? – сказал Глосса.
- Что я сам виноват в произошедшем? А не ты ли научил меня этим премудростям с фруктом позора? Не ты ли продал мне помидоры? – наседал Акривос Анагностис. Несмотря на покрытое испариной лицо и кожу, блестящую от влаги, он всё же смотрелся внушительно.
- Не я убедил вас их купить. Лишь предложил, как лучше их использовать после покупки. Продать что-либо, если это принесёт прибыль, всегда в моих интересах, почтенный Анагностис. Такая у меня работа, - улыбался Глосса. Он был неуязвим.
- Плут! Гермесов прихвостень! Да провались ты в Тартар! – ругался Акривос, притопывая ногами.
- Что за шум? – послышался голос Лексии из глубины склада, - Кто вас обидел, Акривос?
- Глосса думает выставить меня дураком. Он потешается надо мной. Надо мной! Над Акривосом Анагностисом! Я этого так не оставлю! Я эту лавочку прикрою! Вы у меня попляшете! – распалялся толстяк, тряся щеками.
- Разумеется. Сиртаки. Когда будет настроение, - улыбался Митрики, - Боюсь, вы не сможете сдержать своё слово.
- Что?! Да как ты смеешь! – распалялся Акривос.
- Милый мой, дорогой Акривос, - с этими словами Лексия выпорхнула из тени складского помещения и повисла на липкой от пота шее Анагностиса, - Не принимайте слова Глоссы так близко к сердцу. Он лишь шутит.
- Шутит? Как же это?! Он же! Он же! – пытался бывший архонт подобрать слово, но лишь покраснел от напряжения, как помидор.
- Шучу, Акривос. Как есть шучу, - смеялся Глосса и мотал головой, - Так кто же победил в Дионосиях? Этого вы мне так и не сказали, а я ведь ждал, надеялся, - спросил делец, опершись на прилавок.
- Тимиос,- выдохнул почтенный Анагностис, он, кажется начал успокаиваться, - Победил Тимиос. Я так и не смог сказать последнее слово. Люди просто не пожелали меня слушать. Театр превратился в пникс, чудовищная давка.
- Ну, зато ваша репутация пострадала не по вине сына. Вы ведь так этого боялись.
- Как ты? Откуда? – спрашивал толстяк. От растерянности он потерял способность формулировать вопросы правильно.
- Кто знает, Акривос, кто знает… Боюсь, что ответ не уместится в прокрустово ложе ваших представлений о мире, поэтому я промолчу,- ответил Глосса и улыбнулся.
- Плут, разбойник!
- Нет. – грубо прервал Глосса Акривоса. Тот застыл и лишь хлопал ртом от одышки, - Лишь инструмент, которым вы, к тому же, не умеете пользоваться. Лексия, покажи ему.
На глазах Акривоса волосы девушки стали светлеть и завиваться в крупные локоны, глаза из карих стали тёмно-зелёными, зелёными, бирюзовыми, голубыми, синими, серыми… Лексия в мгновение ока стала выше на локоть - выше Глоссы и самого Акривоса. До этого толстяк лишь молча следил за преображениями, которых прохожие, казалось, не замечали. В конце концов, почтенный Анагностис постарался перейти в решительное наступление, вытянул руку, собрался что-то сказать и рухнул без чувств.
Лексия склонилась над телом Акривоса:
- Живой. Только без сознания.
- Что ж. Неудивительно. Слишком много нового для такого человека. Я вообще удивлён, что он продержался так долго, - сказал Глосса, обошёл прилавок и присел рядом с почтенным толстяком, - Дорогой Акривос, признаюсь честно. Всё это время я давал вам только те советы, которые вы хотели слышать. На самом деле ваше мировоззрение и опыт ещё далеко не всё в этом мире. Есть множество вещей, которые не укладываются в ваши понятия, так что вы вряд ли можете судить о них хоть сколько-нибудь справедливо. Иногда мало одного только желания изменить ситуацию и заранее припасённых помидоров. Иногда, почтенный Анагностис, нужно знать с чем имеешь дело. Тимиос знал на что шёл, когда писал свои пьесы. А что вы знали об этом? Что вы сделали для того, чтобы им гордиться?
- Достаточно, Глосса. Ты сделаешь только хуже, - сказала Лексия и прикоснулась к плечу дельца.
- Думаю, ты права. Подождём Тимиоса и…
- Можете не ждать. Я уже здесь, - послышался звонкий голос юноши, - Что здесь стряслось?
- Ничего особенного. Глосса решил блеснуть знаниями и немного перестарался, - пояснила девушка.
- Вижу, - кивнул Тимиос, глядя на распластавшегося отца, - Он живой?
- Пока живой, - ответил Глосса.
- Пока? – спросил поэт, приподняв бровь.
- Все умирают. Это лишь вопрос времени,- улыбнулся Митрики.
- Тогда всё верно, - улыбнулся Тимиос в ответ,- Помогите мне его поднять.
Глосса помог сначала усадить Акривоса, а потом и поставить на ноги. Только он не держал равновесие и единственной точкой опоры стал поджарый поэт.
- Спасибо,- кивнул Тимиос и повёл отца домой.
- Вот так просто? Даже не скажешь чего-нибудь напоследок? У нас как раз концовка намечается, - сказал Глосса.
- Хм. Так уж и быть, - поэт с трудом повернулся и сказал, - Иногда, чтобы помочь кому-то, достаточно ему не мешать,- а потом добавил, - И вот ещё. Наивысшим проявлением любви к своему дитя является полное доверие. И да. Применение у инструментов бывает разное.
- Так нечестно! Это моё выражение! – крикнул Глосса вслед.
- Я знаю! – ответил Тимиос.
- Ворюга! – не унимался Митрики.
- Я знаю!
- И это ещё не все выводы!
- Я знаю!
- Вот ведь. Ничем его не проймёшь, - хмыкнул Глосса.
- А ты пытался его обидеть? – спросила Лексия, глядя Митрики прямо в глаза с высоты своего роста.
- Нет, но ради приличия мог бы и обидеться. Мы же старые друзья.
- Я знаю! – крикнул Тимиос издалека.
- Уходи уже! – крикнул Глосса ему вслед и под нос добавил, - Надоедливый тип.
- Я знаю! – ответил поэт.
- Всё. Я больше этого не выдержу, дамы и господа. Магазин закрывается. Спасибо за внимание. Приходите к нам ещё, - говорил Глосса, загоняя Лексию за прилавок и дальше на склад. Взгляды прохожих его, как и всегда, не беспокоили. Затем Глосса сам нырнул на склад вслед за Лексией и повалил на тюки, отчего она взвизгнула – Займёмся же словообразованием!
- Я знаю! – послышалось из такого далека, будто это было в параллельном мире.
- Заткнись! – крикнули Глосса и Лексия хором. Только тогда поэт на время успокоился. Завтра или послезавтра, или через неделю он всё равно вернётся за чем-нибудь или чтобы вспомнить старое. Глосса Митрики с радостью его примет. Кого Глосса с Лексией только не принимали и кому только не служили, всегда оставаясь лишь инструментами. Область интересов Глоссы и Лексии охватывала всё, что можно выразить словами. Они могли как отнять жизнь, так и вернуть её, подарить или отнять мечту, принести радость, покой, плохие или хорошие новости. Глосса Митрики и Лексия Митрики были инструментами в играх людей, а их, как известно, можно использовать по-разному. Впрочем, никогда не поздно научиться делать это правильно.

                Глоссарий.

Акривос Анагностис - с греческого «дорогой читатель». Дорогой скорей как вещь. В тексте архонт (см. ниже) и знатный гражданин Афин.
Архонт – высшее должностное лицо, назначенное организовать и наблюдать за представлениями театра.
Гермес – в древнегреческой мифологии бог торговли, прибыли, разумности, ловкости и красноречия, дающий богатство и доход в торговле, бог атлетов. Также у Гермеса есть скипетр кадуцей.
Глосса Митрики - с греческого «язык родной». Глосса оказалось больше похоже на имя, чем Митрики.
Глосса Митрики - торговец, хозяин или наниматель Лексии.
Дионосии - одно из основных празднеств в Древней Греции. Праздник был посвящён богу Дионису. Также во время подобных празднеств проходили театральные представления.
Доро -  с греческого «дар». См. ниже Лаики. Лаики Доро.
Драхма – серебряная монета в древних Афинах достоинством 1/60 мины.
Иподиматы – сандалии с кожаной или деревянной подошвой, крепящейся к ноге кожаными ремнями.
Кадуцей – скипетр бога Гермеса с двумя сплетёнными змеями или лентами на вершине. Считалось, что кадуцей был способен прекратить любой конфликт и служил Гермесу для передачи людям сообщений через сны.
Кикеон – напиток и еда на основе ячменной каши с примесью воды и трав.
Котурны – сандалии на деревянной колодке, позволяющие актёру казаться выше, а значит заметнее для зрителей на дальних рядах.
Краски – декоративная косметика. Использование красок подразумевает накладывание макияжа.
Лаики – с греческого «народный».
Лаики Доро – поэт, соперник Тимиоса Анагностиса и Мегалио Силлави.
Лексия - с греческого «слово».
Лесбос – греческий остров в северо-восточной части Эгейского моря.
Марена – более доступный по цене заменитель пурпура.
Меандр – орнаментальный узор Древней Греции названный по реке Меандр, которая со слов Сенеки есть: «предмет упражнений и игры для всех поэтов, вьётся частыми излучинами, близко подступает к собственному руслу и опять поворачивает, не успевши влиться в себя самоё» (Сенека. Письма к Луцилию CIV:15)»
Мегалио – с греческого «возвышенный». См. также Мегалио Силлави, Силлави.
Мегалио Силлави - поэт, соперник Лаики Доро и Тимиоса Анагностиса.
Мина – мера веса. В данном случае имеется ввиду афинская мина, которая равна 436,6 граммам. Есть некоторые другие мины, которые здесь перечислять не имеет смысла.
Обол – в древних Афинах серебряная монета равная 1/6 драхмы и мера веса.
Орама – с греческого «видение», т.е. привидение, призрак, что-либо, возникшее в воображении. Жена Акривоса Анагностиса.
Орхестра – круглая площадка для выступлений актёров, хоров и отдельных музыкантов.
Пникс – с греческого «давка». Также невысокий каменистый холм недалеко от западного холма Акрополя. С 507 г. до н.э. место народных собраний афинских граждан.
Силлави – с греческого «слог». См. также Мегалио, Мегалио Силлави.
Тартар – самое удалённое от поверхности земли место, находящееся под царством Аида (загробным царством). Именно туда Зевс заключил титанов.
Тасос – остров в северной части Эгейского моря, относится к Фракии.
Термы – греческие бани.
Театрон – места для зрителей в греческом театре. Представляли из себя уходящие вверх ряды скамей, высеченных прямо на каменистом склоне холма.
Тимиос – с греческого «честный».
Тимиос Анагностис – поэт, соперник Лаики Доро и Мегалио Силлави.
Сафлора – более доступный по цене заменитель пурпура.
Хиос – остров в Эгейском море вблизи полуострова Малая Азия в составе Греции.