Мой малыш никогда не плачет. Наверное, от слабости.
Бедное моё дитя! Он едва увидел свет, а уже второй раз лежит в больнице.
И суждено ли нам выйти отсюда с ним вдвоём или выйду я одна?
Горькие мысли не дают мне покоя, я ни днём ни ночью не нахожу себе места.
Маленький тесный бокс на двоих в инфекционном отделении областной больницы.
Тут каждый больной имеет свой отдельный угол.
Вот он, мой мальчик, в больничной колыбельке: маленькое сморщенное то ли от боли, то ли от худосочия личико, полотняный чепчик и тщедушное, укутанное серыми простынками тельце.
По коридору мимо нас с веселым хохотом проходят мамочки. Не знаю, что их развеселило, но я улыбаюсь тоже: всё будет хорошо, главное – не нервничать, не паниковать, чтобы молоко не пропало.
Малыш мой вздрагивает, его крошечное личико багровеет от напряжения, он морщит лобик, кряхтит, потом, широко открыв беззубый рот, громко зевает и вдруг успокаивается и засыпает, мирно сопя крошечным носиком.
Я поднимаюсь, беру порошок и иду стирать детские пеленки.
Женщины, те самые, которые только что со смехом проходили мимо меня, уже выстроились с тазиками у скамейки.
– Здравствуйте, – говорю я. Но мне никто не отвечает. Никто даже не оборачивается в мою сторону. Я набираю из крана горячую воду, сыплю в тазик порошок, кладу пеленки. На скамейке достаточно свободного места, но двигаться никто не спешит.
– Пожалуйста, подвиньтесь немного, – прошу я. Женщины переглядываются. Потом крайняя недовольно сдвигает свой тазик.
Что это они? Я чувствую себя неловко, но делаю вид, что ничего не замечаю.
Мамочки дружно работают руками. Три веревки увешаны сияющими белизной детскими вещами: пелёнками, распашонками, чепчиками.
Стирка окончена, иду полоскать бельё. Погружаю его в чистую теплую воду и отсыпаю из малюсенькой бутылочки немного марганцовки.
Детское бельишко на моей веревочке выглядит серо и неприглядно.
Кто-то трогает меня за локоть.
– Мамочка, возьмите вот для стирки. Тут женщина выписалась, а порошок остался – предлагает мне молодой санитар.
– Спасибо, – я показываю свою коробку, – у меня точно такой же… Я ничего не успела объяснить пареньку, он ушёл, пожав плечами.
Пора кормить малыша. Он уже не спит. Его глазки открыты. Он сосредоточенно смотрит в угол. Я осторожно поднимаю его, разворачиваю пеленки, снимаю чепчик.
Голова моего сына – сплошная воспаленная рана, покрытая белой марлевой повязкой, под которой гнездятся огромные нарывы. Сую малышу термометр. Опять 40о !
Господи, за что?
Напротив нашего бокса лечащий врач о чем-то тихо шепчется с нянечкой.
Врач заходит в наш бокс:
– Как ваши дела?
Я показываю термометр. Он грустно качает головой, выходит, кивая нянечке, и она направляется к нам:
– Мамочка, если вам трудно стирать детское бельё, я помогу. Я беру недорого…
– Спасибо, я сама. – Не знаю, смеяться мне или плакать. Похоже, женщины пожаловались на меня нашему врачу. Но я знаю, чего хочу и что делаю, бог с ними.
Мимо нашего бокса снова проходят мамочки. Впереди всех, постреливая в мою сторону красивыми яркими глазами и бойко жестикулируя руками, идёт Рита. У её малышки коксит – гнойное поражение тазобедренного сустава. Ей больше года, а она не то что ходить, сесть не может сама… Рита смеется громко и заразительно. Женщины поддерживают её. Счастливый у Риты характер!
Время бежит незаметно.
Сегодня мой малыш улыбнулся во сне, впервые в жизни!
Когда он проснулся, я покормила его и измерила температуру: 38!
– Я не отдам тебя никому! – шепчу я, нежно прижимаю его к груди и перехватываю обращенные в мою сторону скептические взгляды двух женщин: (они о чем-то беседуют возле нас в коридоре).
– Наверное, она не хочет портить маникюр, – довольно громко говорит одна из них, глядя на меня.
Я отворачиваюсь, чтобы они не видели ни моей улыбки, ни моих слез.
– Главное, чтобы ты был жив, мой малыш, – одними губами шепчу я своему крохе.
Ура, ура! Сегодня у моего Гришки нормальная температура! И врач велел снять повязку с его головы.
– Еще два укола и выписываю вас домой! – громко, чтобы все слышали, говорит мне наш лечащий врач.
Я сияю от радости. Я готова расцеловать его. А женщины? Что с них возьмешь…
И вдруг меня прорывает:
– Доктор, неужели Вас так достали мои пеленки?
Он наклоняется к моему уху и произносит тихо, но четко:
– Между нами, мамочка, могли бы стирать детские вещи хоть немного чище. Руки приложить, как другие. Вам еще повезло, что всё окончилось благополучно.
– А я стирала не хуже других. Просто полоскала с марганцовкой, чтобы не распространялась инфекция.
– Вот как?! – доктор озадаченно смотрит на меня. Брови его ползут всё выше и выше. Я не выдерживаю и начинаю смеяться. И доктор весело смеется вместе со мной.
Моему Гришке три года. Я работаю, он ходит в детский сад. У нас всё тип-топ.
Как-то по дороге домой мы зашли в магазин за продуктами.
Впереди нас в длинной очереди женщина с коляской, в которой полулежит красивая девочка лет четырех. Гришка протянул девочке солдатика, она ему – медвежонка.
– Можно, девочка выйдет, мы поиграем? – просит мой малыш.
– У Светочки ножка больная, она не может ходить, – повернулась к нам её мать.
–Рита! – узнала я её.
–Валя!
Минуту мы молча смотрели друг на друга и вдруг, не сговариваясь, со слезами бросились друг другу в объятия…