О ПОЭМЕ «ВАСИЛИЙ ТЕРКИН»
В обширной художественной литературе о Великой Отечественной войне поэма А. Твардовского «Василий Теркин» занимает особое место. Мне кажется, что это самый великий художественный памятник нашему человеку на той войне. Поясню, почему. Проза о войне, конечно, величественна, но это проза: в ней много информации, и много правды, но это эпический жанр и по своему эмоциональному воздействию проза, конечно, уступает поэзии. А ведь самая сильная память – эмоциональная. Та самая «память сердца», которая, по слову К. Батюшкова, «сильней рассудка памяти печальной».
Есть масса стихов о войне, в том числе, лирических, очень сильных, они возбуждают эмоциональное переживание, но они отражают лишь малую часть общей картины того, что происходило, и в этом уступают прозе. Образно можно сказать, что проза – это панорамный взгляд на события войны, взгляд через широкоугольный объектив, а поэзия – взгляд узкий, через микроскоп. Но есть поэтический жанр, который соединяет в себе широту прозы и пристальность точечного взгляда стихотворения, отражающего только малую часть панорамы. Этот жанр – поэтическая поэма. В литературе о войне таких поэм немного, но одна из них – та, о которой мы говорим – явно выделяется своим поэтическим уровнем и глубиной взгляда на события, а главное – счастливо найденным центральным типажом, национальный характер которого настолько узнаваем и в то же время неожидан порой, что запоминается сразу и навсегда. В нем, в этом типаже чудесным образом соединяются поразительная солдатская стойкость, живучесть, терпение, мужество, силушка, привычка к тяготам и их преодолению с чисто мужицкой сметкой, мудростью, широтой души, веселым жизнелюбием, любовью к озорной шутке… И обо всем этом мастерски рассказано русским языком родниковой чистоты.
У Твардовского к тому времени уже была написана превосходная поэма «Страна Муравия». Но «Василий Теркин» – это был взлет невиданной высоты.
Теперь вопрос: многие ли из вас перечитывают «Живые и мертвые» или даже гениальный роман «Жизнь и судьба»? Пройдет сто, двести лет и эти книги будут читаться так, как сейчас мы читаем исторические романы. Проза о войне не рвет душу, не щемит сердце, она дает знание, хотя и в художественной форме. Можно ли сегодня заплакать над какой-нибудь сценой из «Войны и мира»? То же и с прозой о Великой отечественной войне. Для тех, кто помнит, был участником или очевидцем, может быть, это не так, а для остальных это – история. А поэма Твардовского со мной, например, всю жизнь, и перечитывая ее, я испытываю не просто волнение, а сильное эмоциональное переживание. Почему?
В поэме чисто батальных картин нет. Ну, хотя бы чего-то хоть немного подобного тому, что Пушкин написал в «Полтаве».
И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,
Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся с плеча.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду
Меж ними прыгают, разят,
Прах роют и в крови шипят.
Швед, русский – колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет,
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.
Картинно, ничего не скажешь! А красиво ли? Куда уж красивей. Насколько вообще может быть красива война. Насколько красивы могут быть «смерть и ад со всех сторон». Но «Полтава» все-таки, несмотря на большие лирические куски, поэма в целом эпическая. Тут такое описание органично.
Ничего подобного нет и не может быть в «Василии Теркине». Потому что это – поэма лирическая. Она не о самой войне, она – об отражении войны в головах и душах людей, она – о военном быте, описанном на высокой лирической ноте, она о настроениях, взаимоотношениях, о восприятии войны героем (и автором) поэмы. Картинам сражений: танковых, воздушных, рукопашных – посвящены военная проза, мемуары полководцев, батальная живопись, фильмы и т.д. Во всем этом мало проникновения в человеческую душу, которая в момент боя неизбежно преображается в нечто совсем другое, чем то, что вкладывал Бог в человеческое тело. Герой прозы, даже если можно выделить такого главного, центрального героя, за редким исключением, появляется на ее страницах все же эпизодически, события и прочие персонажи постоянно заслоняют его, отвлекают от него наше внимание, здесь же, в поэме Твардовского, ему посвящено все внимание автора, буквально каждая страница, он рассмотрен крупно и детально, со всех сторон и во всех подробностях, скульптурно и во множестве самых разных ситуаций.
Вспомним: художественная литература – исследование человеческих типов, характеров. Именно такова поэма, и потому назначение литературы в этой поэме исполнено так полно, так исчерпывающе, как это трудно сделать в прозе. Один герой, один характер связывает здесь все эпизоды поэмы в одно целое, в книгу, а не в сборник стихотворений. Может быть, уместно здесь вспомнить «Евгения Онегина», где в одну книгу сведены разные части, каждая со своим сюжетом, но все они вращаются исключительно вокруг героя и рисуют его с разных сторон и в разных ситуациях. Но здесь масса других персонажей, в том числе, тщательно прорисованных, все они с именами и фамилиями, они окружают героя и являют самые разнообразные, интересные характеры, оттого картина жизни, явленная нам, объемна, полна, «энциклоледична», по определению Белинского, и книга не случайно названа (и, бесспорно, является!) романом. Не то «Теркин». Перечитав поэму, я вдруг испытал озарение, понял, что в ней НЕТ НИ ОДНОГО ПЕРСОНАЖА С ИМЕНЕМ ИЛИ ФАМИЛИЕЙ (кроме главного героя, ясно), все, кто появляется в поэме и окружает нашего героя, названы так: танкист, шофер, повар, дед, баба, земляк, генерал, командир, стрелок, ребята и т.д. По существу, – это МАССОВКА. Хотя и не безликая, и в ней автору удается обрисовать у того или иного, даже мимолетного персонажа характер. И все же это театр одного актера! Такой прием характерен для фольклора (сравним, например, с великолепной сказкой Л. Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца», где тоже, кроме Федота и Марьи, действуют безымянные царь, генерал, нянька и т.д.) и подчеркивает близость поэмы именно к фольклору. Это и понятно: Теркин – человек-легенда, хотя и человек очень живой, из плоти и крови. Невозможно представить себе, чтобы Теркин был, например, по ходу сюжета убит. Тогда рухнул бы весь замысел. Ранен – да, но жив! Легенды не умирают!
Стало быть, это не книга про войну, это книга про человека на войне, про бойца (таков ее подзаголовок). Человек с его внутренним миром переживаний, т.е. главный предмет художественной литературы. интересен и сегодня, и будет интересен и через 100, 200 и так далее лет. Поэтому поэма и вызывала и будет вызывать такой отклик в сердцах. И никогда не примкнет к историческому жанру. О ходе боевых действий люди узнавали из сводок газет и радио, тут стихи были необязательны, а вот о своем самочувствии, о своих надеждах, о своей тоске по брошенному дому стихи говорили лучше, точнее, задевали другие струны души. И здесь можно было и побалагурить, и пошутить, и задуматься серьезно, и даже прослезиться, здесь люди получали эмоциональную встряску, новый заряд уверенности в правоте дела, за которое они пошли отдавать жизнь.
В этом человеческом содержании поэмы – ее сила и залог ее бессмертия, пока живы русский язык и русская литература, по крайней мере.
Великий классик русской литературы Иван Бунин восторженно оценил поэму. Вот что он писал в 1947 году из Парижа Телешову: «Дорогой Николай Дмитриевич, я только что прочитал книгу А. Твардовского "Василий Теркин" и не могу удержаться, – прошу тебя, если ты знаком и встречаешься с ним, передать ему при случае, что я (читатель, как ты знаешь, придирчивый, требовательный) совершенно восхищен его талантом, – это поистине редкая книга: какая свобода, какая чудесная удаль, какая меткость, точность во всем и какой необыкно-венный народный солдатский язык – ни сучка, ни задоринки, ни единого фальшивого, готового, то есть литературно-пошлого слова. Возможно, что он останется автором только одной такой книги, начнет повторяться, писать хуже, но даже и это можно будет простить ему за "Теркина"». В 84-м, бунинском томе «Литературного наследства» есть еще и второе, никогда не цитировавшееся ранее письмо, посланное Телешову через пять дней после первого о «Теркине», в нем Бунин вновь сообщает: «На днях писал тебе, с каким редким (подчеркнуто Буниным) удовольствием прочел книгу Твардовского "Василий Теркин"...».
Думаю, что эта оценка классика повесомей всех премий.
Замечу, что психологически автор и его герой удивительно близки друг другу, и хотя герой наделен и какими-то своими, индивидуальными чертами и вовсе не совпадает с лирическим «я» автора, автор не скрывает близости, любви к герою, в ком воплощена самая суть народного характера. Твардовский – сам выходец из крестьянских низов, этот характер ему хорошо был знаком, родствен, это, в общем-то, и его характер, об этом говорят многие детали и подробности, щедро рассыпанные в поэме, о которых автор из другой среды просто не мог бы знать. Поэтому поэма характерна своим глубоко народным, порой даже, как уже сказано, фольклорным звучанием. И обращена к самой толще народной массы. А к кому еще могла быть обращена «Книга про бойца», если этими бойцами, рядовыми солдатами, чьими костями засеяны поля сражений, и были на 99% выходцы из народных низов, в основном крестьянства, вынесшие на своем хребте всю тяжесть войны.
Примечательно, что в поэме, получившей сталинскую премию 1 степени, нет вообще слов «партия», «Сталин»... На этом уровне этот агитпроп не работал, Твардовский чутко это почувствовал, а власть проявила необычное понимание, терпимость и смирение: так велико было обаяние поэмы и так инородно в ней прозвучали бы эти слова. Как, скажем, в сказке. Вместо пропагандистских клише и заклинаний в поэме масса лирических отступлений, подлинных лирических шедевров. В них поэт дает выход своему большому эмоциональному богатству, которое обычно люди такого склада не любят демонстрировать, держат при себе. Война меняет людей и их представления, и поневоле раскрывает души: жизненные тяготы и близость смерти, до которой «четыре шага», очень этому способствуют. Да, герой поэмы и здесь, в экстремальной обстановке, по-прежнему скуп на эмоции, не склонен к открытости, к тому, чтобы делиться своими личными переживаниями (побалагурить – это да, это вам пожалуйста, тут он мастак!), но сам автор – он вполне может себе позволить в лирической поэме искренние лирические отступления.
Военный быт – это то, что составляет непосредственное окружение бойца на войне, его жизненную среду. Можно сказать, это второй, неодушевленный герой поэмы. Описан он превосходно. Суровость военного быта смягчалась общностью тягот, взаимной поддержкой, чувством локтя. На войне человек тоже должен есть, спать, только ели там из одного котла, а спали, где придется, чаще всего, просто на земле (помните: «корни жмут под ребра»?), приткнувшись друг к другу, чтоб согреться получше (а каково это зимой?), а то и просто в окопчике, на корточках, а если уж в землянке или (мечта!) в избе, то это была роскошь.
Итак, по своему человеческому измерению, по глубине показа человека на войне «Василий Теркин», как и было сказано в начале, – великий памятник нашей литературы.