Часть 4. Рыбалка в командировке. Смех и не только

Николай Прощенко
               Рыбалка в командировке. (Смех и не только:)

               
               

                В часы отдыха на "учебном", мы иногда позволяли себе помечтать о своей дальнейшей
          службе. Кому хотелось видеть себя в новом "созвездии" на погонах, кому - в новой должности,
          но у всех на первом месте было желание - отдохнуть, избавиться от маразма, заселившегося в
          "верхнюю часть организма", предназначенного для ношения форменной фуражки.
                Не знаю, всем ли удалось воплотить свои мечты в реальность, но моим - не удалось
          сбыться. Так и остались в мечтах: беззаботное лежание на пляже, посещение подзабытых
          кафе и ресторанов, встречи со старыми знакомыми и,по возможности, новые контакты... 
                О вожделенном цивильном отдыхе пришлось забыть, с момента моего появления
          в гарнизоне на Банковском, куда я пришел на следующий день после командировки.

                Командир роты Диев, старший лейтенант с округлившимся животом, был уже на месте и
          мы встретились как старые знакомые, без формального представления. Познакомились мы
          недавно, на "учебном", когда он приезжал отбирать бойцов для своей роты. По быстрому темпу
          нашей ознакомительной беседы чувствовалось, что у командира много другой, более важной
          работы, а ему приходится тратить драгоценное время на, казалось бы, известные темы. Однако
          то, что для Диева казалось обычным, для меня было малознакомым и объем предстоящей
          работы казался умопомрачительным. На плечи двух ротных офицеров, кроме обычных
          воспитательных функций, возлагались обязанности отсутствующего замполита. Кроме того,
          пока позволяет погода, нужно оборудовать связью посты технического наблюдения на побережье
          Белого моря.
   
               После моего представления роте, командир зачитал список, согласно которому, вновь
          прибывшие солдаты прикреплялись к "дембелям", под наблюдением которых, они в кратчайший
          срок должны освоить специальность связиста. По отсутствию вопросов у строя, я понял, что
          являюсь единственным, кто еще не ознакомлен со списком этого распределения.
               После "развода" строй был распущен. Командир, с какими-то бумагами, "убежал" в штаб,
          а я, в сопровождении старшины, начал ознакомление со служебным и жилым заведованием
          роты.

               Ещё листая "ротный журнал" и слушая командира, я заметил, что некоторые старослужащие в
          роте - моего года рождения. Теперь обходя помещения и сталкиваясь с ними, во мне пробуждалось
          сомнение о поведении с ними. То ли поздороваться за руку, то ли обойтись как со всеми?
          Но тут же, отбросив это сомнение, решил, что только субординация обеспечит мне успех
          в выполнении моих новых обязанностей и руку подавать - никому не стал.
               Из осмотренных помещений, самой близкой по духу, мне показалась ремонтная мастерская,
          где поверх блоков от военной аппаратуры, стоял ряд бытовых телевизоров. Напугало же, помещение
          экранированное мелкой сеткой с надписью на двери: "Не входить. Секретно". 
               - Уж туда-то мне никак не хочется. Останусь без визы на загранплавание, - сказал я себе и
          прошел не останавливаясь мимо него. 
 
               Командир вернулся чуть ли не к обеденному перерыву.

               - Ну как, ознакомился? - был его первый вопрос, едва он прикрыл дверь ротной канцелярии.
               - Да все еще "вникаю", - ответил я, не вставая со стула за столом у окна.
               - Вникай, вникай. Через два дня останешься за меня. Я - в командировку. Может оказаться -
                на две-три недели. Как получится. Теперь не секрет, что по побережью Белого моря
                оборудуются посты наблюдения и наша задача обеспечить их радиосвязью. Думаю, что и тебя
                эта участь не минует.
               - Да. Вдоль Зимнего берега Белого моря мне удалось поплавать перед самым призывом. Еще
                свежа память о само выгрузках ГСМ в "тамошних" портопунктах. Не думал я, что их еще и охранять
                придется, - поразмышлял я в слух.

                Думал, что после "учебного" отдохну в тихом гарнизоне, а оказывается тут нужно ту же
                "лямку тянуть", без надежды на послабление, - продолжил я беседу. - Здесь хоть от одной заботы
                избавлюсь. Не знаю, в курсе ли вы здесь о наших записных книжках? Нам пришлось кратко
                переписывать все Уставы, обязанности и меры безопасности на все случаи в жизни. Вот какая
                она пухленькая у меня. Даже жаль с ней расставаться, ведь сколько труда и времени ушло на
                заполнение её страниц.
 
               - А ты не спеши с ней расставаться - иначе новую придется писать. У нас всех тут такие же
                книжки. Каждый в отряде, от офицера до рядового, не взирая на должность, обязан иметь такую
                "книжицу". Командир части лично проверяет её наличие у офицеров на каждом собрании, а у
                срочников - на выбор при встрече. Никто не желает попасть ему навстречу. У каждого,
                оказавшегося на его пути, он тут же требует показать личную книжку, открывает случайную
                страницу и начинает читать что-нибудь из написанного. Прочитав несколько строчек, он требует
                устного продолжения текста. Если не знаешь, то это значит: или книжка не твоя, или кто-то другой
                написал её для тебя. Скольким штабным пришлось переписывать то, что для них написали их
                дети.   
                У нас недавно на этой "почве" конфуз произошел. Командиру отряда показался подозрительным
                почерк в книжке недавно прибывшего майора Работина, одного из тыловиков. В процессе
                выяснения "авторства" каллиграфии, в присутствии многих его подчиненных, он сознался, что
                писала его жена - библиотекарь. При этом испытывал такое чувство стыда, ну впрямь, как
                школьник, а не офицер. Полученное приказание: "Найти время и переписать своей рукой", вроде
                бы исчерпало конфликт. Никто не заострил внимание к этой обычной придирке и тут же о ней
                все забыли, кроме майора.

                По понедельникам, в девять часов утра, у нас происходит смотр-развод. Впереди наших
               трех рот, выстраивается коробка офицеров штаба. Командир части обходит строй офицеров
               и за  руку здороваясь, интересуется личными проблемами каждого.
                Так вот, вскоре после того случая с книжкой, на разводе, когда полковник протянул руку для
              приветствия майору Работину, тот свою руку не подал, а сказал:
                "Товарищ полковник. Я вам руки не подам. Я с вами в ссоре за то, что вы обошлись со мной, как
              со школьником, а не как с офицером".

                Все офицеры повернули свои "вольные" головы в сторону происходящего.
              Ни от кого не скрылось замешательство полковника, на несколько секунд застывшего с протянутой
              рукой, но, видимо, богатый опыт выхода из любых передряг, позволил ему собраться за эти
              секунды и он, больше не обращая внимания на майора, шагнул к другому офицеру, с которым,
              уже без проблем, состоялось рукопожатие.

              - Ну и что с тем майором? - нетерпеливо спросил я.
              - Да пока ничего. Работает как обычно. Он же строитель. "Мотается" себе по командировкам.
                Многих прибывших из других частей "ошарашивает" поведение полковника, но повторить
                поведение майора - никто не решается.

              - А ты не "лыбься", - увидев моё смешливое настроение, упрекнул меня Диев. - Скоро сам
                предстанешь перед ним. Он и начполитотдела проживают недалеко от части, в новой
                девятиэтажке, и прогуливаясь, любят заглянуть в гарнизон. Кем-то, им уже дана кличка:
               "Дама с собачкой", из-за их разно рослых фигур. Так что услышав от кого-нибудь выражение:
               "Сюда идут дама с собачкой", не пропускай мимо ушей это предупреждение, а осмотрись: где,
               что не так, то бишь не по Уставу.       
                Ночевать в казарме нас пока никто не заставляет, но приходить за полчаса до "подъема" и
                уходить после "отбоя" - обязаны. Так вдвоем со старшиной и вертимся. Хотели привлечь к
               "обеспечению" недавно принятого бывшего нашего сержанта, но он  спортсмен, постоянно на
               сборах.

                Общаясь с командиром, мы то и дело покидали канцелярию. Теперь уже вдвоем обошли
           вверенные роте помещения, при этом я больше внимания уделял тому, что ускользнуло от моего
           взгляда при одиночном обходе. Казалось везде царил порядок: никто не находился в безделье,
           все - при деле. Кто учился, кто убирал, а кто-то отдыхал, просматривая сновидения перед сменой.
                Мы также заглянули к "соседям сверху": в авто- и комендантскую роты. Там я увидел знакомого
          офицера. Оказалось, что бывший замполит второй учебной роты Баскин, является замполитом
          комендантской роты. И еще больше меня удивило то, что этот замполит, такой же как и я
          "двухгодичник", правда партийного призыва.

               Как не скромны были размеры гарнизона и малочисленны его роты, все же первый день,
          проведенный в нем, оказался утомительным. К 18 часам, концу рабочего времени, голова готова
          была лопнуть от напичканной в неё информации.
               Заметив это, Диев сказал:
               - Вижу "перенасытил" я тебя сегодня. Так и быть. Иди отдыхай. Завтра ты обеспечивающий.
                Запомнил, что я говорил? Чтобы не случилось, в полседьмого - ты в гарнизоне. Лучше - к шести!


               Хорошо выспавшись августовской сумеречной белой ночью, я поспешил в гарнизон. На этот раз
          я не рискнул отвлечься на любование судами с Набережной, а прямиком направился на Банковский
          переулок. Дежурный по части, незнакомый капитан, видевший меня вчера в компании с Диевым,
          спросонок выскочивший из "дежурки" на звонок часового у ворот, поинтересовавшись
          причиной моего раннего появления, вернул скучающий вид на свое заспанное лицо.
              - Да-да. Иди обеспечивай подъём, - выслушав мое объяснение, напутствовал капитан.
   
               Как не медлили с подъемом "деды", сержантам удалось построить роту и вывести на физзарядку.
          Я "топтался" у открытой двери канцелярии и безучастно наблюдал творящееся безобразие, пытаясь
          понять чья тут власть, сержантов или дедов. Не выяснив с первого раза, мне ничего не оставалось,
          как сесть за стол и приступить к знакомству с вчерашней прессой.
              Не "раскусив" меня, рота продолжила жизнь по утвержденному командованием распорядку дня.

              Без четверти девять в роте появились старшина и Диев. Меня это очень обрадовало, так как я
          просидев в канцелярии два часа, толком ничего не сделал, а на все обращения сержантов только
          талдычил: "Действуйте по распорядку дня".         
               Еще вчера я заметил, что старшина в роте имеет непререкаемый авторитет. Никто не смел
          перечить опытному "куску", "взращенному"  этим подразделением. Всякий тут же, без проявления
           "неохоты", приступал к исполнению любого его указания.
               Старшина даже "погоном не пошевелил" вопреки моей просьбе - провести развод роты, а мы с
          Диевым продолжили прерванный вчера процесс знакомства с хозяйством роты.
               Второй день показался не таким уж и утомительным. Однако не налаженный завтрак давал знать
          о себе и я рискнул отпроситься, чтобы где-нибудь перекусить.

              - А как я буду объясняться с командиром части, когда кто-нибудь донесет, что ты "болтаешься" по
                городу в рабочее время?
               Скажу: отпустил кофейку попить. Ты что, еще не забыл гражданские манеры? - поучительно,
               ответил Диев.
               "На-ка" сгрызи несколько сушек, может до обеда и доживешь.

             Я не стал отказываться.

                * * *

                Командир роты уехал, оставив нам уйму забот.  Начальник связи отряда майор Тихов со
            старшиной роты, стали решать все вопросы по связи и быту, а мне пришлось заняться всем остальным.
                Иногда даже казалось, что я нахожусь не в боевом подразделении, а в каком-то учебном.
            Конспекты, планы-календари, записные книжки - не выходили из головы, даже на дежурстве по
            гарнизону. 
 
                Быть бы роте "несклоняемой" на собраниях и в дальнейшем, если бы не случай на коммутаторе,
            ставший причиной пересудов.

              Прошло более двух недель обучения работе на коммутаторе молодого солдата Дудина. Ефрейтору
            Ершову показалось, что его ученик все "схватывает на лету",  "за словом в карман не лезет" и еще
            через пару недель можно докладывать о готовности оператора. 
                Дудин умел рассказывать всякие истории и анекдоты, чем и веселил "дембеля" всю смену.
            Легкость общения с коллегами, ослабила дисциплину в работе и он, иногда, стал позволять себе
            шутки в служебных разговорах с ними.
                Ничто  не предвещало чего-нибудь необычного в ту смену. Сидевший за пультом коммутатора, с
            переговорной гарнитурой на голове, телефонист Дудин "травил" какую-то байку своему шефу и оба
            были веселы.
                Вызов от начальника штаба, конечно же "заткнул" Дудина, но, от внезапного волнения, он не "разобрал"
            требуемый позывной и в балагурной манере переспросил:
                - Куда? Куда вставить Вам штекер?
 
                Опешивший капитан Корочкин, не долго был шокирован этим вопросом и войдя в раж, хулиганисто
            выпалил:
                - Засунь себе в задницу, воин!
                Как ваши звание и фамилия?
                - Рядовой Дудин, ученик оператора связи.

                Об этом казусе можно было бы не упоминать совсем, но он существенным образом изменил
             судьбу молодого солдата.
                Начштаба потребовал немедленной явки к нему командира роты связи, а так как Диев ещё был в
             командировке, то мне пришлось бежать к нему.

                Не дослушав моего доклада о прибытии, Корочкин начал свой негодующий упрек:
                - Распустили. Почему нет дисциплины в роте? Почему оператор связи позволяет вольности?
                Даже от почтовых "барышень" не услышишь такого:
                "Куда вставить вам штекер?"...
                Какая инструкция позволяет говорить такие слова?

                Не вникнув в суть его тирад, я молча стоял по стойке "смирно".  Мне не понятна была причина
              такого пространного "разноса".  Как только его пыл спал, я незамедлительно поинтересовался
              причиной негодования. Сменив маску негодования на обычное выражение лица, Корочкин с
              неохотой рассказал о своем диалоге с оператором и потребовал немедленного отстранения
              солдата от этого поста.
               
                - А кем же я заменю его? У нас свободных людей нет. К тому же он уже почти готовый оператор.
                А шутником он слыл еще на учебном. Помните, наверное. Постепенно образумится, - пытался я
                перечить ему.
                - Как? Это тот шутник до мозгов которого не сумели добраться через "ходули" на учебном?
                Не смогли там - доберемся здесь. Немедленно откомандировать его в комендантскую роту.
                Там один из их воинов захромал, а вам хромые и слепые сгодятся.

               Находясь в ранге значительно меньшем оппонента, я не осмелился продолжать дискуссию на эту
            тему и спросив разрешения, покинул кабинет.

               * * *
                Как только вернулся Диев, инспектировавший "Летний берег" Белого моря, встал вопрос о
            подобной командировке на "Зимний берег". Ехать туда пожелали даже немногочисленные
            сверхсрочники роты и моим конкурентом вызвался старшина секретной части Чернов. Хотя по
            штатному расписанию он числился в нашей роте, но практически я с ним виделся только пару раз на
            обще гарнизонном разводе. Без представления, по железному блеску зубов во рту, я узнал в нем
            того, кто придержал "под сукном" письмо друга. Его интерес оказался чисто "шкурным" и, как
            предсказывалось, убыть в командировку предстояло мне. После этого Чернов зачастил в роту, а
            перед отъездом - настойчиво пытался "всучить" мне бутылку технического спирта для обмена его на
            Поморскую семгу. Спирт я не взял, но пообещал не забыть о "хвосте" и при случае привезти и
            ему тоже.


                В командировке.

                В Золотицу я добирался на гражданском "кукурузнике". В полетное время мы укладывались, но
            уже через полчаса полета погода переменилась. Ласковое солнце закрыли серые облака и через
            некоторое время по иллюминаторам потекли горизонтальные дождевые струйки. Из-за низкой
            облачности, самолет снизился чуть ли не до самых верхушек деревьев и мне даже показалось, что
             вижу клюкву на непроходимых, внезапно часто появляющихся, обширных болотах.
                Как ни пытался я разглядеть аэродром, мне это не удавалось и посадка с лету, на какую-то
            травяную поляну, показалась подозрительной.
               - Не аварийная ли посадка? - "пробежала" мысль в голове.
                Но паники не последовало и по спокойным лицам пассажиров, я понял, что мы прибыли к месту
            назначения.
                Покидая "чрево" самолета, я увидел напирающую толпу людей с чемоданами. Они нетерпеливо
            дожидались выхода последнего прилетевшего, видимо, чтобы занять более удобное место в
            самолете.      
                Несильный прохладный ветер и низкие дождевые облака, не создавали мне романтического
            настроения, напрочь утраченного за время полета, от бортовой тряски с частыми воздушными
            ямами.       
                Подставляя лицо моросящему дождику, я вдруг заметил двухэтажное деревянное здание этого
            аэродрома, изначально скрытое от меня корпусом самолета. Скрываясь от дождя, я "распоясал"
            плащ-накидку, набросил её на себя и, ощущая тепло, стал производить рекогносцировку местности.

                - У кого бы спросить, где тут погранзастава? - вертелись мысли в голове.
                - Спросить у мужчины в фуражке авиатора, руководящего посадкой в самолет, или у кого из
            местных жителей, группками потянувшимися в сторону едва заметных деревенских строений?

                Пока я так рассуждал, меня окрикнул мужчина, стоящий у мотоцикла с коляской, в плаще похожем
            на мой.
                - Служивый, тебе в Нижнюю? - спросил он.
                - Здравия желаю, - поприветствовал я. - Я здесь впервые и не знаю: что и где здесь.
                Где здесь погранзастава, не подскажете?
                - Что? - с ехидцей во взгляде и удивлением в интонации, произнес он. - Если ты ищешь своих
            коллег, то тебе нужно ехать в Нижнюю Золотицу. Это в десятке  километров вниз по реке. Я - оттуда.
            Могу и тебя подбросить. Вот только дождусь взлета самолета и поедем.

                - Почему бы не воспользоваться предоставляемой оказией? Другой транспорт, в виде рейсового
             автобуса, вряд ли здесь ходит, - заметались мысли в голове.
                - Спасибо за помощь. Без вас мне трудно будет туда добраться, - подхватив свой "тревожный" чемодан
             и направляясь к нему, произнес я.

                - Что-то мало у тебя вещичек, ненадолго что ли? - спросил коренастый мужчина, с чертами лица
             какой-то народности Севера. - Николай, - представился он, протягивая мне руку для приветствия.
                - А я тоже Николай. Вы угадали - ненадолго. Еду инспектировать своих. Как они там? - с внезапно
            поднявшимся настроением, пошутил я.
                - Да как. Жируют без дела. Скоро сам увидишь.
                - А вы кто по должности?
                - Бригадир колхоза.

                Наш диалог прервался, как только пилот начал затаскивать трапик внутрь самолета. Через
            минуту, помахав остающимся на земле рукой, он захлопнул дверь. Кособочась и махая руками,
            провожающие стали медленно отходить от самолета, а когда его мотор громко затарахтел и вовсе
            отбежали от него. Как только тарахтение сменилось на громкий протяжный рокот, самолет, после
            короткого разбега, взмыл к облакам.
               
                Увлекшись наблюдением за взлетом, я не заметил как к нам подошла невысокая женщина со
            славянским лицом, в дождевике аналогичном нашим.

                - Здравствуйте, - послышался голос за моей спиной.
                - Здравствуйте, - ответил я, повернувшись к ней.
                - Это моя жена, - кивнул на неё бригадир. - Отправили сына учиться в мореходку. Только
                поступил, а уже мечтает о дальних странствиях. Не хочет со мной рыбу ловить.

                Пока он говорил, женщина сноровисто заняла место в коляске. Туда же поставили мой чемоданчик.
            Николай завел мотор и, "погоняв" его на разных оборотах, поёрзав в "седле", уселся на свое место.
            Мы поехали едва я взгромоздился на высокое сиденье за спиной бригадира.
                Сплошь песчаная дорога пролегала вдоль берега мелководной речушки. Мотоцикл то и дело
            зарывался в мокрый песок, но опытный водитель, умело манипулируя скоростями, снова и снова
            возвращал его на твердую колею.
                Расспрашивать о чем-нибудь бригадира я даже не пытался. Постоянный рев мотора, заглушил
            бы любую мою фразу, а её переспрос, отвлек бы внимание водителя от дороги.
            
                Около часа мы добирались к Нижней Золотице, пугающей своей неизвестностью. В Архангельске,
            у меня ни единожды не проскакивала мысль о том, что здесь я могу оказаться в трудной ситуации.
            Даже моя поза "болванчика", с непрерывно болтающейся головой, не смогла освободить голову от
            тревожных мыслей. К концу пути дождь прекратился, а при выезде на берег моря, низкая сплошная
            облачность растворилась и между высотными, быстробегущими облаками, стало выглядывать солнце.
            
                - Вот там твои коллеги, - сказал бригадир, заглушив мотор. - Это и есть, как ты выразился,
                "застава". Там, всего-то, несколько солдат-строителей. По моему, они умеют только спирт
                "хлестать" да уху варить из нашего улова. Разберись, если имеешь полномочия.

                Услышав последние слова, я почувствовал, что мое лицо запылало от стыда, за пророненную
           шутку об инспектировании, и потупив голову - слез с мотоцикла. Затем, как бы разминая затекшие
           конечности, я стал делать физические упражнения и повернулся к бригадиру уже красный от
           гимнастики.
                Крыть сказанное было нечем, поэтому, чтобы избавиться от возможного чувства неловкости,
           я решил не затягивать с расставанием. Ни секунды не сомневаясь в том, что сказанных слов благодарности
           за оказанную услугу супружеской чете будет достаточно, подхватив чемодан, я пошагал в указанном мне
           направлении.

                "Продольный лейтенант".
                .......................................

                - Возвышенное место на берегу, для поста технического наблюдения, выбрано конечно удачно
                с точки зрения военной науки,  однако здесь будет проблематично спрятаться от суровых
                погодных условий побережья, - думал я, преодолевая полукилометровый рубеж.

                К строящемуся объекту, все более открывающемуся моему взору, никак не подходило слово
           "застава", внушённое мне начальником штаба перед отбытием. Нагромождения из бревен и
           контейнеров, скорее можно принять за разрушение, чем за строительство. Однако дом, уже или еще
           только, был возведен под крышу. Армейская палатка, выдававшая себя курившимся из трубы дымом,
           стояла недалеко от стройки. Других обитаемых объектов не наблюдалось и мне ничего не
           оставалось делать, кроме как идти к ней. На всем пути следования меня никто не окликнул и я беспрепятственно
           подошел к палатке. Изнутри отчетливо слышался чей-то речитатив, слова которого, словно монисто,
           были пронизаны сквернословием.

                - Еще ни от кого из солдат мне не приходилось слышать такие слова. Урки тут всем заправляют,
           не иначе, - в растерянности остановившись у входа, подумал я.
             
                Постучаться было не обо что и мне ничего не оставалось, как шаркать ногами. Шарканье тоже
            не возымело успех и я громко прокашлялся.

                - Кто там? - послышался вопрос.
                - Свои, - набравшись храбрости, ответил я.
                - Кого ещё хрен принес к нам? - услышал я другой голос.

                Не решаясь представиться по форме неизвестному голосу, я шутливо произнес:

                - Я же сказал - "свои". Или пароль изменился?

                В палатке послышалась какая-то подозрительная возня с шушуканием, но я остался стоять в
           шаге от её входа. Время замедлило свой бег и мне захотелось представиться без всякой иронии.
           В то время как в моей голове созревал план диалога, вход в палатку расширился и из неё вышел
           небритый, расхристанный солдат, в одежде с непонятными знаками различия. Пока он тупо
           разглядывал меня, из палатки успели выйти почти все её обитатели. Они молча, лениво потесняя
           друг друга, семенили вблизи меня и еще через несколько секунд, я оказался в их полукольце. 
                Не знаю, что руководило их действиями: инстинкт или чьё-то наущение, однако, оно вызвало во
           мне чувство, называемое животным страхом. Мне захотелось выдернуть из кобуры пистолет и крикнув:
           "Не подходить!", пальнуть в воздух. Однако этим моим мгновенным желаниям не суждено было
           сбыться, ведь на мою просьбу выдать в командировку личное оружие, начштаба ехидно ответил:
           "Лучше набей карман семечками и "пуляй" ими по волкам". 

                - Хватит непоняток, - встряхнув головой, промолвил я сам себе и чтобы не войти в прострацию -
           уверенно заговорил с окружившими:

                - Здравия желаю! Зам-по-тех роты связи. Прибыл для проверки состояния оборудования. Кто из
                вас командир?
                - А-а, - издал кто-то звук.
                - Сергеич! Это к тебе, - громко крикнул в палатку один из "вояк".

                Я почувствовал в своем теле спад напряжения, но "выпускать пар" полностью - было еще рано.
              Мое "окружение" хоть и отошло блатным манерным шагом, поигрывая плечами и косясь в мою
              сторону, однако я чувствовал, что их интерес ко мне не пропал.

                - О-о! К нам пожаловал инспектор, - послышался хрипловатый бас от человека, вышедшего из
              палатки.

               
                На его небритом лице я заметил веселую ухмылку. Он был выше меня на голову и значительно
             упитанней.  Его облик чем-то смахивал на веселого бандита из кинофильма "Свадьба в Малиновке",
             но для полного совпадения - не хватало фуражки с птичьей головой.
                Расстегнутый солдатский парадный мундир старого образца, с вереницей пуговиц, воротником-
             стойкой и "золотом" на петлицах, был напялен поверх флотской тельняшки. Когда он
             перешагивал порог палатки, мне бросились в глаза шлицы сзади его кителя, с двумя рядами
             почищенных пуговиц.       
                Разобраться в звании по его погонам было проблематично. Две маленькие звездочки на одном
             просвете погона, не соответствовали никакому званию.  Однако смекалка мне подсказывала, что хозяин
             мундира либо капитан, потерявший две звездочки, либо прапорщик.

                Увидев мой недоуменный взгляд, остановившийся на его погонах, командир представился:

                - "Продольный лейтенант" - прапорщик Топорков. Такое звание мне дали наши "хохмачи".
                Прапорщицких погон нет, так они приспособили лейтенантские.
                А ты кто?..  "Поперечный лейтенант", что ли? ... Не думаю, что старше. Молодо выглядишь.

                Если со мной заговорили на "ты", то и во мне угасло стремление соблюдать субординацию.
             Моей сообразительности хватило чтобы понять, что "поперечный" - это обычный лейтенант с
             двумя звездочками поперек погона.
             "Соображалка" прапорщика вряд ли работала быстрее моей, поэтому он не заметил моего кратковременного
             замешательства и я, с нескрываемой иронией,  представился:

                - Ошибаешься. Я - "микро-майор". Младший лейтенант П.
                - Х-м..., - послышалось от него.

                После представления себя, Топорков шевельнул рукой с увесистым кулаком, устрашающим
           даже одним своим видом. Выпученные запястные суставы превращали эту конечность в кистень
           и было не понятно, как он смог втиснуть его в рукав мундира. Пока я это замечал, его "кистень"
           оказался у моего солнечного сплетения и стал медленно распускаться для рукопожатия. Как не
           робки были мои ответные действия, однако ладонь, со всеми пятью пальцами, вдруг оказалась
           внутри цепких лап его "краба". Не думаю, что Топорков вложил много сил в дружеское рукопожатие,
           но когда моя ладонь оказалась на свободе, она выглядела как голова змеи. Не высказывая боль, я
           все же тряхнул ею несколько раз, пока пальцы не "расклеились".

               - Извини, если причинил боль. Мои пальцы малость грубоваты, поэтому я не чувствую в них силу.
                Пошли присядем и там поговорим, - предложил Топорков.
 
              Я подхватил свой чемодан и, как был в плащ-накидке, последовал за прапорщиком к стройплощадке.
              Там, расположившись за столом из не строганных досок, мы продолжили разговор.

                - А ты молодец. Выдержал натиск моих "ударников труда и обороны", - начал беседу Топорков.
                Так, они недавно спасли меня от нападок вашего офицера.
                Он прилетал с проверкой хода строительства. Тот майор с ходу, ни во что не вникая, начал на
                меня кричать. Чем только не грозился.
                А ведь мы здесь всего-то меньше месяца. Сменили своих "братцев-стройбатцев". Нас всего-то
                два отделения, а работы подвалило на целый взвод.
 
               - Так два ж солдата из стройбата, заменяют экскаватор, - попытался пошутить я.

               - Вам штабным только бы шуточки шутить, а попробовал бы кто бревно поднять, да на сотню
                метров отнести его на плечах. Вот тогда-то бы и мы с вами посмеялись.
               - Так ведь я же не из штаба, а из роты связи, - попытался оправдаться я.
               - А какая разница. В свЯзи тоже не перетруждаются. Крути себе ручку телефона, да "алёкай".
               - ...

                Мне расхотелось перечить ему и я стал кивать головой, соглашаясь со всем сказанным им.
                Вскоре его рассказ наскучил, но попытку перевести его монолог в нужную мне тему,  он
             "пропускал мимо ушей", как бы не слыша.
                Рассказывал, что их привезли сюда на военном катере и лейтенант, строивший все это,
             не успев рассказать что дальше делать, "смылся" на нём же со всеми своими людьми.
             На привыкание к новой обстановке, знакомство с жителями и новой местностью, ушло несколько
             дней. Помогали местным разгружать теплоход.

                - Чего им только не привезли. На всю зиму ведь. А как только очередь дошла до спиртного,
                тут наши стали шантажировать снабженца. Мол, если выделишь пол-ящика спирта, все будет
                цело, а если нет - "извиняй дядька"...
                Пили после выгрузки. Захмелев, пошли к рыбакам за рыбой на уху. Те - не отказали.
                Очухались несколько дней спустя. Пора бы приступить к работе, да тут баржу притащили с
                бревнами и контейнерами.
                Трактор, что взяли у местных, конечно нам помог, но и его чуть не утопили вместе со всем
                привезенным "добром".
                Так что только сейчас мы собираемся приступить к строительству.

                - Уважительные причины, - вставил я.

                Не заметив в моих словах иронии, прапорщик продолжил:
                - А тот майор появился как раз в день похмелья. Сам знаешь, в такие дни кому тяжко, а кого
                тянет похохмить. Вот ребята и сговорились подшутить над ним.
                Двое наших дослуживают после дисбата, так по их наущению и изобразили "зэков".
                О-о! Как майор перепугался. Обещал застрелить любого, кто притронется к нему. Хотя, вряд ли
                у него было оружие.
                После той встречи, мы его больше не видели. А тебя восприняли, как посланца того майора.

                Продолжая беседу, я засомневался в целесообразности затрагивания моего вопроса:
                - Ясно же - радиостанция в каком-то контейнере. Прапорщик её не видел. А если начну искать -
              могу напороться на неприятности. Еще скажет: "Бери, мол, её себе и делай с ней что хочешь".
              А куда я с ней? Нет, надо с начальником связи переговорить.

                Хотя мои мысли были недоступны прапорщику, однако я делал вид, что внимательно его слушаю.
             Но все же от меня что-то "ускользнуло". Я не заметил смену темы разговора и "включился" лишь
             тогда, когда он продолжал:
          
                - ... Полночи провозились с родами. Мы же не знали, что она беременная и приютили. Почти
             месяц с нами прожила и ни в чём это не проявлялось. Ела рыбу, ютилась, наверное, под боком у
             каждого, а сегодня так застонала среди ночи, что всех разбудила.
                Выручил Сашка, он почти врач с "недоконченным" институтом. Принял роды. Тройня.

                - Так надо же было санитарный вертолет вызывать. Связь-то хоть какая-нибудь здесь есть? -
                живо отреагировал я на это сообщение.

                Но Топорков не прореагировал и на эти мои слова.

                - Можем тебе одного подарить.
                - Да ты что? Я же еще не женатый. Куда я с ним? Если только отвезти в "Дом ребенка".
                Слышал ... есть такой в Архангельске.

                - Ты что, еще дурней нас?  - вдруг возмутился прапорщик. - Где это видано, чтобы котят сдавали
                в детдом.
                - А я понял, что у вас женщина родила. Ты так витеевато об этом говорил, что иначе и не
                подумаешь.
 
                Смех, сравнимый разве с раскатом грома, вырвался из груди прапорщика. Он откинулся от стола
              и стал конвульсивно дергаться в такт смеху. Солдаты, находившиеся в некотором отдалении от
              нас, повскакивали с мест и находясь в неведении происходящего, ждали какой-нибудь команды.

                Этим весельем и закончилась "исповедь" прапорщика.
            
                - Так тебе же нужно определиться с жильем. С нами ночевать ты вряд ли согласишься.
                Здесь у рыбаков есть гостиница, я тебя провожу туда.

                Приняв моё молчание за согласие, Топорков подхватил мои вещи и зашагал к берегу моря.
              Мне бесполезно было противиться действиям этого сильного человека и я, без оглядки, поспешил
              за ним.  От его "кирзачей" 45-го размера, обрезанных под "морпеховские полусапоги", как из-под
              гусеничных траков, выдавливался мокрый песок и на берегу оставался специфический след, вряд
              ли поддающийся разгадке самому опытному следопыту.
                Лишь несколько раз Топорков остановился, чтобы пояснить мне как местные рыбаки ловят рыбу.
              Из его слов выходило, что и они тоже не утруждаются.

                - Навтыкали в морское дно столбиков, повесили на них сети и два раза в сутки, по утрам и
                вечерам, выезжают на лодках за уловом.
                На "тонях" сидим.  Так они о себе говорят, - пренебрежительно пояснил "прапор".
                А сами даже рук не мочат в воде. Во время отлива их сети оказываются выше воды и им
                остается только выпутать рыбу из них...

                - А попробовали бы они бревна на себе таскать ..., - перебив прапорщика, попытался пошутить я.

             Но уловив недобрый взгляд Топоркова и опасаясь услышать какое-нибудь крутое словцо в свой
             адрес - "заткнулся".

                - Скоро выедут на промысел. Сам увидишь, как они рыбачат. Кто-нибудь и нас перевезет на
                тот берег речки. Гостиница, ведь, там. А пока посидим на берегу, покалякаем.
                В первый раз, что-ли, пришли мы к ним попросить рыбки на уху, - продолжил прапорщик.
                - Они как раз приплыли с уловом, но были чем-то недовольны. Я и спрашиваю бригадира:
                "Не поделитесь ли рыбой? Хотелось бы солдатскую пищу разнообразить".
                Так он: "Где ты видишь тут рыбу? Опять ни одной".
                Я смотрю на него и не понимаю: это шутит он так или "заговор" от сглаза у них такой.
                Но меня же так не отшибёшь и я снова повторил свою просьбу:
                "Ну это ты брось. Видно же, что в лодках полно рыбы, а с нами даже несколькими хвостами
                поделиться не желаешь. Жадничаешь?
                - Так разве это "рыба", это же горбуша. Бери сколько нужно, - добродушно разрешил бригадир.
                - Ты наверное не знаешь, что "рыбой" у нас называется только семга, а все остальное имеет
                свои названия: треска, горбуша...
               
                - Ухой своей из "рыбы", они как-то угощали. Ну это - что-то. Спирт лучше не пить, когда ею
                закусываешь. Все равно останешься трезвым, сколько бы не выпил.


 
               

                Стоять на берегу, обдуваемом прохладным ветерком, нам вскоре надоело и мы перешли повыше.
             Меня от холода спасала плащ-накидка, а Топорков терпеливо ёжился. В "парадной одежде", он явно
             чувствовал дискомфорт, но в разговоре тему прохлады не упоминал, словно её и не существовало.
             Обо мне мы не говорили, зато я вдоволь наслушался его баек о "горе-строителях". Какие дачи ему
             приходилось строить для генералов, какие - строили другие.

                -  Стоило раз оступиться и где я теперь? - подытожил прапорщик. - Хоть увольняйся. А ведь
                недавно новое звание получил.
                "Посмотрим, как проявишь себя на Севере"... "Там "сплавлять налево" стройматериалы  некуда"...
                Хотя сами же указывали, кому и что отвезти.

                "Исповедь" продолжалась еще некоторое время, но теперь она прерывалась частыми  желаниями -
            "принять" чего-нибудь горячительного.
                Прикинувшись не понимающим его намёка, я предложил Топоркову бутерброд, прихваченный с
             собой.
   
                - Предложил бы грамм двести, тогда можно и бутербродом закусить, - мечтательно произнес он.
                - Так где же я возьму, водки я не привез.
                - Водки? Да кто её здесь пьёт? На Севере пьют только спирт. Специальный, питьевой. Мы
                столько его выгрузили... Весь переправили в большую деревню. Здесь только ларек. Успеть бы
                до его закрытия.

                - Так вот почему прапорщик сопровождает меня, - промелькнула догадка в мозгу. - Решил сесть
                мне на "хвост".

                Ветер стих, набегавшие на берег волны тоже исчезли, зато стало заметным быстрое течение
            реки.    Она уносила в море какую-то лесную поросль, оставляя в морской воде след, в виде
            своего рыжеватого продолжения.
            
                Топорков повеселел, стал расхаживать вдоль берега и чтобы привлечь чье-то внимание,
               крыл матом своих недавних "командиров-покровителей".
               
                Я тоже заметил людей на противоположном берегу. Они подносили, а затем грузили лодки какими-то снастями.
                Не обращая на нас внимание, рыбаки усердно делали своё дело. Однако вскоре
              нас заметили и кто-то помахал нам рукой. Лодки отчалили от берега и направились к своим "тоням", а одна - к нам.

                В одном из рыбаков причалившего мотобота, я сразу узнал бригадира. Как только он
             встал с "банки" для швартовки,  Топорков безцеремонно протянул ему своего "краба" и
             рукопожатие состоялось через борт шлюпки. Их приветствие не выказывало никакого раздора
             между ними, наоборот, во всем угадывалось дружелюбие.

                - Вот командира нужно определить в гостиницу, - указывая на меня, сказал он бригадиру.
                - Да мы уже знакомы. Из аэродрома добирались вместе, - ответил тот.
            
                Особого труда для посадки в лодку не потребовалось, стоило только перешагнуть борт и
              разместиться на её "банках". Как только мы уселись, шлюпка незамедлительно "отвалила" от
              примитивного причала.
                Что меня удивило, так это чистота в лодке. Она выглядела так, как будто только что вышла из
              судостроительного цеха.
               

                - Новая, что ли? - перекрикивая рев мотора, спросил я у бригадира.
                - Ты о чем, о ".. доре"? - услышал я сквозь треск двигателя.
                - О какой "Федоре"?  Я про лодку спрашиваю.
                - Я тоже о ней. Название лодки такое, "дора".
                - А-а. А в честь кого?
                - Да никого. Все лодки этого типа так называются.
                - Понял. Дошло.
      
                Переправа не заняла много времени и через пять минут мы были уже в рыбацкой деревне,
             не обилующей домиками. Кто бы не пытался заблудиться в ней - все равно бы не смог. Однако,
             поясняя где-что находится, бригадир всё же рукой указывал точное направление. 
                Мы не стали сдерживать себя в благодарностях Николаю и пожеланиях "ни хвоста, ни чешуи"
             всему коллективу. Получив их и символически сплюнув в сторону, он запрыгнул в свою "дору" и
             лодка резво понеслась к месту "тоней".

                Казалось прошло совсем немного времени, а Топорков изменился до неузнаваемости. Теперь
              он заметно оживился, лицо покраснело. Взглянув на меня, прапорщик молча направился к домикам.
              Я поспешил за ним. Хотя никаких вывесок нигде не было, мы безошибочно нашли контору
              рыбколхоза. По рекомендации бригадира, мы сразу направились к бухгалтеру - его жене. Здесь
              представления ей также не потребовалось, ведь прошло всего-то несколько часов после нашего
              расставания, а Топорков был тут знаком уже каждому.
                Гостиница оказалась в ведении бухгалтера и я тут же оформился на "постой".

                Еще через несколько минут мы стояли уже у входа в небольшой одноэтажный бревенчатый
              домик, заметно увязший в песке. В голове пронеслось несколько мыслей о возрасте и ветхости
              этого "элитного" строения, возможно простоявшего здесь не менее сотни лет.
                Может где-то в другой местности мы бы и были "обстреляны" любопытными взглядами из-за
              оконных занавесок, но здесь, за весь короткий путь, я не заметил ни одного.
                Топорков первым прошел в сени гостиницы - я за ним. В полумраке маленького коридора, мне
             с трудом удалось разглядеть двери четырёх "номеров". На одной из них, висел длинный
             поблескивающий ключ, подсказывающий, что за ней находится выделенное мне пристанище.
                Будучи в одиночку, я вероятно бы засомневался в  безопасности проживания здесь, но следуя
            за прапорщиком, смело отворившим толстую, чем-то обитую, скрипучую дверь - без сомнения
            переступил порог.

                Той мебели, что являлась обстановкой "номера", было вполне достаточно для "коротания" времени не
            только в одиночестве, но и в небольшой компании. Железная солдатская кровать с ватным матрасом,
            не показалось жесткой, когда я присел на неё. Небольшой столик с парой стульев - притулились у окна.
           Прапорщик бесцеремонно оккупировал их, присев на оба стула сразу. Дневной свет едва проникал через закопченные
           стекла и казалось, что находишься внутри каземата. Углов между стенами и потолком не
           существовало, они были скруглены многослойно наклеенными обоями. Их цвет ничуть не радовал зрение.
           От темно-красного оттенка, чем-то смахивающего на кровь, в душе просыпалась жуть.

                - Вот как хорошо ты устроился, не то что я в палатке, - сказал Топорков. - Все по-человечески.
                Но учти, здесь столовой нет. Как будешь питаться - думай сам.
                - А у меня же есть бутерброды, - напомнил я.
                - Не будешь же ты их жевать "на сухую", - начал намекать на "выпить" прапорщик.
                - Так ты же говорил, что здесь есть ларек.
                - Так в него же идти нужно, а я что-то приустал.
                - Ну, хорошо. Схожу куплю чая, - прикинулся я не понимающим его "тонкого" намека.
                - Сходи, сходи. Где только кипяток будешь брать? Электричество тут включают только на пару часов.
                - Вот как! Не знал. А я только электробритву и взял. А как же местные обходятся? Пишу готовят в печах, что ли?
                - Да тут у них коллективное питание. Готовят уху на всю деревню. Ты еще не видел их большущего чана.
                Пока мужики трусят сети - бабы разжигают костер и кипятят воду в том чане. Остается только опустить
                в него свежую рыбу и уха готова.
                - А если ничего не поймают? - задал я "дурацкий" вопрос, который не озадачил Топоркова.
                - Не поймают - будут пить кипяток или чай заварят, - "нашелся" прапорщик.
                - Понятно. Чтобы совсем не остаться без жидкости, придется "бежать" в магазин. Где он? Уточни.
                - Где? Рядом. В том же правлении колхоза. Обратись к бухгалтерше и она откроет тебе лабаз.

                Преодолев чувство неловкости от предстоящего общения с женой бригадира, я пошел в контору.
            У меня ещё не "выветрился" из головы  наш разговор у мотоцикла. Что она подумает обо мне, когда я
            попрошу продать мне бутылку спирта? Наверняка "про себя" скажет: "Да такой же как и Топорков.
            Нажрутся спирта и им уже не до работы".      
                Однако добрый приветливый взгляд бухгалтерши даже не намекал на то, о чем я только что думал.
            И чтобы преждевременно не испортить мнение о себе, я сделал вид, что пришел за другим.

                - Извините за "вторжение". Откуда я могу позвонить в Архангельск. Где здесь почта? - вежливо спросил я.
            
                Мой вид без плаща, женщину явно заинтересовал. Сумеречное освещение не смогло скрыть её
            оценивающего взгляда на мой не затасканный китель и погоны. Портупея придавала мне бравый вид.

                - Почта в "Верхней", но она уже закрылась. Теперь позвонить можно будет только утром. Ваш сосед по
                гостинице каждое утро звонит. Он здесь в командировке и отчитывается о выловленной рыбе.
                Вообще-то на связь всегда очередь, но если по паролю - дают быстро, - услышал я её информацию,
                похожую на "доклад".

                -  Спасибо. А магазин здесь есть? - прикинулся я несведущим.
                -  Есть. Здесь, в конце коридора. Если нужно - я открою.
                -  Да хотелось бы что-нибудь съесть, пока не истощал совсем.
                -  А вы приходите на уху. Не разочаруетесь в нашей рыбной "похлёбке". Как только "наши" с "тоней"
                вернутся, из их улова и уха будет.
                - Понимаю. Но ведь в гости без бутылки не удобно приходить. В вашем магазине можно что-нибудь
                купить?

                Её заминка не ускользнула от моего взгляда и через короткий промежуток времени я услышал: "Можно".

                Скудный ассортимент продовольствия в лабазе меня не смутил, ведь то, за чем я пришел, было.  Чтобы
              отвести от себя подозрения в алкоголизме, мне пришлось начинать покупку с сопутствующих продуктов.
              Спирт я попросил только после того как на прилавок были выставлены банки с консервами и печенье.
               
                Две бутылки спирта, "юркнув" в карманы полугалифе, мгновенно превратили его в классическое и не
              каждый гражданский смог бы определить, есть что в карманах или они такого покроя.  Спрятав таким
              образом то, что при неумеренном употреблении позорит офицерскую честь, я вернулся в гостиницу.

                Топорков встретил меня любопытствующим взглядом, который тут же переместился на уровень брюк и                заготовленная мной традиционная шутка об отсутствии спиртного в лабазе, тут же стала никчёмной.

                - Бухгалтерша пригласила нас на уху!  Думаю бутылочка там и пригодится, - сказал я и лихо выхватил   
                её из кармана. - Ты же сам говорил: "Отменная у них уха.  Закусывая ею, сколько не пей - пьяным
                не станешь".
         
                - Точно. Говорил, - оживившись, ответил Топорков. - Ощущаешь себя, как после чая.
                Ты вовремя об этом напомнил.
                Не скрою, хочется немножко "отравиться". А поэтому, чтобы потом не терзаться о зря потраченных
                тобой деньгах и пока не сварено "противоядие"  - начнем с закуски твоими бутербродами.


                Желание выпить у гостя было столь явным, что мне становилось стыдно за свою нерасторопность.
               Он ничуть не смущаясь, часто сглатывал слюни, а его взгляд - бегал за каждым моим движением.
               Наконец, ничем не изобилующий стол был накрыт.  Непременный атрибут любой гостиницы, графин с
               двумя гранеными стаканами, как представители семейства сервизов, скромно блистали посреди стола.
   
                Когда мои пальцы уже были готовы сорвать "бескозырку" с поллитровки, я почему-то замешкался. Что-то
               не позволяло мне  открыть бутылку. Это "что-то" также напомнило о прошлогодней попойке в поезде,
               закончившейся неприятностями. Пусть эти воспоминания продлились мгновение, но они коренным
               образом изменили мои намерения и чтобы не сотворить что-нибудь  подобное, я прикинулся малопьющим.
               Мне пришлось "обидеть" себя  и налить в свой стакан всего лишь на толщину пальца,  прапорщику же,
              чтобы не прослыть "скупердяем",  строго полстакана.
                На моё предложение разбавить спирт водой, Топорков, еще не собравшись с мыслями, часто замотал
              головой,  чтобы упредить меня в опрометчивости такого действия.

                - Ни в коем случае! - услышал я его протест. - И никогда этого не делай! Вода не только "крадёт" градусы,
              но и образует недолив. Мы недавно смешали поллитра спирта и поллитра воды. Так вместо литра водки,
              получилось грамм на пятьдесят меньше. Куда девалось? Непонятно. И это только с одной бутылки спирта,
              а из десяти - поллитра водки как не бывало.
                - А из ящика - две, - вставил я слово. - Точно. Не выгодно разводить. Будем пить чистый! 


                Не скажу, что мне стала противной употребленная жидкость, наоборот, малая доза согревающе
              подействовала на организм и тепло стало медленно распространяться по телу. Зная, что колеблющаяся
              температура - признак нездоровья и чтобы быстрей стабилизировать её, не дожидаясь дожевывания
              бутерброда Топорковым, я снова налил в стаканы по той же дозировке.
 
                После употребления двухсот грамм,  в прапорщике взыграло любопытство, ранее никак не
              проявлявшееся, и он стал интересоваться моей судьбой, забросившей меня в погранвойска.
                Я, не ропща на судьбу, вкратце рассказал о её выкрутасах. Мой рассказ, о "хождении моряка в армию",
              затронул Топоркова. Во время рассказа, он успел похохотать над неудачным свиданием в Таллине и
              позавидовать обильной выпивке коньяка, под аккомпонемент контрабаса, в поезде. Стройбатовцы,
             оборудовавшие учебный, оказались его сослуживцами, однако мне нечего было сказать о них, я ведь не был
             знаком с ними.

                Этот нескучный разговор мог бы продолжаться сколько угодно долго, но я его прервал, увидев застывший
              взгляд Топоркова. Он больше меня не слушал. Мне показалось, что я угадываю его мысли. Несомненно, он
              думает: " Как это случилось?  Недавно открыли бутылку, а уже пустая. Куда содержимое подевалось?"
                Медленный скос его взгляда в сторону чемодана со второй бутылкой - подтвердил мою догадку.
             
                Я понимал, что вторая бутылка будет лишней. Хотя здесь нет ни патруля, ни милиции и бояться здесь
              некого, но моя репутация будет "подмочена" в глазах местных жителей.

                - Все! - решительно объявил я и убрал опустевшую бутылку под стол. - Вторая - не для нас. На неё хочу семгу
             выменять у рыбаков. Начальству обещал.
                - Что? Хочешь обменять? Да они и так тебе дадут. Если не дадут тебе - дадут мне. Так что, пусть это
             тебя не волнует.
                - Хорошо. Могу обменять хоть сегодня.
                Может пойдем прогуляемся? А то просидим тут  и ухи не попробуем.

                Хотя и нехотя, но Топорков со мной согласился и мы вышли на свежий воздух. На улице было значительно
             светлее и теплее, чем в номере. Солнце уже "упало" в море, обозначив место своего сокрытия малиновым
             заревом, однако над нами небо оставалось еще затянуто облаками.
                Сориентировавшись по свету и запаху, мы направились к костру.  Длинные языки пламени со всех сторон
             облизывали большой котел, установленный на подставке из какой-то толстой арматуры. Везде валялись
             деревья-топляки, "подаренные" морем, а некоторые из них были приспособлены для сидения у костра.
             Приготовлением ухи занималось несколько человек в мужской одежде и лишь по голосам, ответившим на
             моё приветствие, я смог распознать в них женщин.
                Рыба для ухи была уже приготовлена и в большом оцинкованном корыте дожидалась "запуска" в котел,
            но пара штук неразделанных, отливающихся серебром, скромно дожидались своей участи на каком-то мешке.
             По внешнему виду я не мог определить тип покоящихся лососей, для меня они были все на "одно лицо", но
             от этих - "отдавало благородством".

                - Неужели это подарок для нас? Ну впрямь - никаких проблем.  Спасибо бригадир, - подумал я,
                поглядывая на рыбин.
 
                Но у Топоркова голова была забита другими мыслями и я услышал от него:   
            
                - Чего выперлись раньше всех. Могли бы и в номере еще сидеть...

                Но его последняя фраза растворилась в резком звонком звуке от удара чем-то металлическим по другому
             металлу.

                - Гонг?  Сбор на ужин, что ли? - подумал я.
                - Пошли пройдёмся, - предложил Топорков. - А то как-то неудобно получается.

                Словно пограничный наряд, мы "дозором" пошли обследовать берег. Густые сумерки не позволили нам
             уйти далеко. "Угроза падения" шагала вместе с нами. То и дело приходилось перешагивать стволы деревьев.
             Малейшая неосторожность и ты в "свободном падении". Это-то как раз и случилось со мной.

                Услышав моё матерное изречение из позы "по-пластунски", Топорков, с беспокойной ноткой в голосе,  спросил:
                - Ну как ты там? Не раскокошил?
                - Да цел вроде нос - не "расквасил".
                - Да я не про твой нос. Бутылка цела? Не разбил?..
 
                Хотя наш "променад" по берегу моря продлился не более получаса, мы все равно не успели ко времени
            закладки рыбы в котел.   А так как процесс её варки недолгий, то мы еле-еле поспевали к раздаче. Во-время
            нашего приближения к костру, я успел разглядеть процесс раздачи ухи. Люди по очереди подходили к котлу,
            большим черпаком  наливали уху в свои кастрюли и уносили их куда-то в темноту. Несколько человек все же
            столовались у костра на бревнах, среди них были и бригадир с женой. Оказалось, что о нас они не забыли и
            бухгалтерша любезно пригласила отведать ухи. Желаемое приглашение, мы приняли с благодарностью.
                Процесс получения ухи оказался несложным: стоять у котла и удерживать в руках пятилитровый
            алюминиевый тазик.               
                Бухгалтерша не поскупилась.  Ловко орудуя черпаком, она выловила из котла три большущих куска
            рыбы и залила их юшечкой. Я даже оторопел от такого количества ухи. Топорков же воспринял это, как должное.
 
                Мы сели на бревна недалеко от бригадира. Он медленно оперируя ложкой, разделывал куски рыбы в
            своей тарелке, я же никак не мог изловчиться, чтобы извлечь хотя бы кусочек из горячущего рыбного бульона.

                - Когда еще выпадет случай поговорить с бригадиром? Как спросить: не мне ли предназначена хотя бы
            одна из тех рыб, что мы недавно видели где-то здесь? - терзали меня мысли.

                Но начал я разговор с темы, ставшей неожиданной даже для самого себя.

                - Николай. А из какой рыбы эта уха? Мой коллега говорил, что ваша уха лучшее лекарство от алкоголя.
                При закусывании ею, сколько водки не пей - все равно будешь трезвым. Так ли?
                У меня "есть с собой". Поэкспериментируем? - шутливо сказал я и достал из кармана бутылку спирта.
                - Ну если коллега говорит - значит так и есть. У него большой опыт в этих делах.
                А если водка не берет - зачем её пить. Оставьте её себе к чаю.
                Извини, но во время путины мы здесь не пьём. Слишком напряженно работаем. Недавно "рыба" пошла.
                Инспектор внезапно объявился. К тому же, он еще и сотрудник какого-то института рыбоводства.
                Считает: сколько, какой рыбы выловили и сколько икринок в каждой.

                Я сидел и слушал бригадира, прихлёбывая уже чуть остывшую уху. Топорков же к еде своей ухи еще не
             приступал. Боковым зрением я успел заметить как изменилось выражение его лица, после того как бригадир
             отказался от выпивки.
                Из последних слов Николая, мне стало понятно, кому предназначались те две большие рыбы. Конечно же
             инспектору. А я то думал...

                - А как же он икринки считает в темноте? У вас электричества что ли совсем нет?
                - Да электричество всего два дня назад сломалось. Запчасть завтра привезут. Инспектор тормошит
                своих, а те ремонтников. Жалуется, что ему трудно вести подсчет в потемках. 
                - И что же, он с каждого улова отбирает у вас пару рыбин?
                - Конечно. Сам приходит и выбирает, но в последнее время стал лениться и мы сами стали ему носить.
                - А какую он считает - всю подряд?
                - Сначала он считал только горбушу, а потом перекинулся исключительно на "рыбу".  Полагаем, скоро
                конец его командировки. Катер за  ним придет. 

                - Ну так вы решили что-нибудь? - прервал наш диалог Топорков.
                - Что решили? - не понял я.
                - Что полезно или бесполезно пить спирт перед ухой?
                - Мы думаем - бесполезно, - ответил я. - А если ты хочешь - давай стакан.
                - У нас тут нет ни стаканов, ни кружек. Мы же здесь только готовим, а едим по домам, - пояснил бригадир.
                - Жаль. Что за коллектив? Даже стакана нет, - "буркнул" Топорков.
                - Когда я был в Таллине, так там у каждого "куска" имелся складной стакан. "Авоськой" они его называли.
                Раздвинул - налил - выпил - прихлопнул его и в карман. Поэтому такого случая, как у нас сегодня,
                у них никогда не происходит, -  съехидничал я.

                Поняв, что бутылка сегодня останется не початой, Топорков приступил к неспешному употреблению ухи.

             Я тоже распробовал её вкус. Для меня, нетребовательного к пище и согласного с шутливым выражением:
             "Лучшая рыба - колбаса",  эта еда показалась "превосходной". Рыбье "мясо" оказалось столь нежным, что
         почти без пережёвывания, отправлялось в желудок. Вскоре от большущих кусков "рыбы" в "тазике" осталась
         лишь небольшая горка косточек.

                - Ну как? - спросил бригадир, вероятно наблюдавший за моим "зверским" аппетитом.
                - О-о. Никогда не ел такой вкуснятины, - ответил я. - Даже голова вскружилась. Сыт - по горло. Бесспорно,
                спирт сейчас оказался был бы лишним.
   
                Эта моя фраза окончательно убила в Топоркове надежду на раскупоривание бутылки спирта и он, вдруг
           вспомнив о своих подчиненных, стал просить бригадира переправить его на "свой" берег. Никакие уговоры
           Николая остаться до утра, ссылки на темноту, на Топоркова не действовали. Он настойчиво твердил:
           "Надо. Служба".
                В конце концов его аргументы пересилили наши возражения и мы пошли к лодкам.
                Отойдя от костра, когда глаза привыкли к темноте, нам стала отчетливо видна граница между водой и
           сушей. У нас даже пропало беспокойство о проблемах на пути Топоркова.
                - Доберется. Наверняка это с ним не  первый раз, - подумал я.

                Новая лодка бригадира завелась "с пол-оборота" и споро доставила нас на другой берег. Еще с реки я
           заметил два слабосветящихся огонька, ритмично меняющих свое положение, но подумал, что показалось.
           Однако, никакой ошибки не было. На берегу стояли двое и курили. Это обеспокоенные отсутствием своего командира солдаты,
           осуществляли его поиск.
                На прощание Топорков не стал "рассыпаться" благодарностями - просто пожал руку бригадиру, а при
           рукопожатии со мной, спросил: "Не натер ляшку?"
                Я, конечно же, понял о чем он спросил, но сделал вид, что не расслышал. Бутылка ещё могла пригодиться мне
           самому.
                Как только прапорщик высадился на причал, бригадир добавил газу и лодка легла на обратный курс.

                Мы еще не добрались до берега, как вдруг стало "светло как днём" в час полного солнечного затмения.
           Это яркий "серебряный" диск полной луны, выпорхнул из низкой облачности в восточной части неба и
           озарил округу. Все, скрытое тьмой минуту назад, стало видимым. Нужно бы порадоваться хорошей погоде,
           но меня вдруг стала терзать "шкурная" забота: "Неужели я не смогу достать себе хотя бы одну рыбу-семгу?"
                - На спирт не поменять, за деньги не купить. Какой же подход нужен к бригадиру?
                Думай голова, думай, - напрягал я мозги.

               Как часто бывает, выход из положения нашелся сам собой, после нескольких непосредственных фраз.

                - Николай. А можно мне с вами выйти на рыбалку? Может мне повезет и я выполню приказ командира.
                А то в возвращение в Архангельск без рыбы - он не поверит, - слукавил я.

               По смеху бригадира я понял, что он "наживку заглотил".

                - Да не расстраивайся ты. Приходи к причалу часов в шесть, инспектор в это время еще спит.
                Выделю тебе "рыбу" килограмма на три-четыре. Крупнее не могу - самим нужны для плана, - серьезно
                сказал бригадир.
                - Эх, прогуляться бы под такой луной. У вас тут куда ни глянь - везде романтика. Чем же молодежь
                здесь по вечерам занимается? Клуб здесь есть? Может какой девице и я бы приглянулся?
                - Нет здесь никакой романтики. Сейчас здесь проживает только моя бригада. Старики и молодежь
                уже перебрались в Верхнюю. Теперь до марта, когда начинается забой тюленя, никого не ждем.
                А с прогулкой ты уже опоздал. После сигнала, удар по рельсе, на улицу не выходи, ибо наши
                "волкодавы" могут чего-нибудь оторвать. С рассветом, этот же сигнал известит - собаки на цепи.
                Вот тогда и гуляй куда хочешь.

                Гостиница оказалась раньше на нашем пути, чем изба бригадира, и я, пожелав ему спокойной ночи,
            направился в её темные сени. Припоминая, что дверь в мой номер крайняя справа, мне не составило труда
            найти её наощупь. Оставленная не запертой, она поддалась моему усилию и я, не думая об осторожности,
            смело шагнул в темноту.
                Благодаря "лунному освещению" в "номере" было значительно светлее, чем в коридоре и я сразу же
            направился к керосиновой лампе на подоконнике. Спички лежали там же. Сноровка зажжения "керосинки"
            во мне еще сохранилась и я без проблем зажег лампу. 
                Переложив "карманную тяжесть" в чемодан и чувствуя усталость, я присел на кровать.
                "Мысли, зародившись где-то в глубинах мозга, наперебой ринулись в его кору, требуя приоритетного
            рассуждения". Одна - с вопросом: "Зачем я здесь?", другая - "Что мне делать завтра?", а третья, вообще черт
            знает как появилась, - "Нахрена тебе эта рыба? Куда ты с ней пойдешь?"...

                Отмахнувшись от всех этих мыслей, я посмотрел на потолок. Там и так жуткий орнамент обоев - ещё и ожил.
            Багрово-красные переплетения рисунка, в такт неравномерному горению пламени фитиля лампы, меняли свой
            окрас и это создавало впечатление, что по потолку ползают какие-то длинные гусеницы. И это - в полной тишие.
            С улицы не доносилось никакого шума. Да и какой тут мог быть шум в безветрие?
            
                - Ну впрямь, комната страха. Может тут привидения или домовые водятся. От них вряд ли спасешься.
                В кинофильме "Вий" вон что творилось. А какая тишина, даже ничто не скрипнет. Интересно, а как же
                здесь живет сосед-инспектор. Его бы, хоть как, да было бы слышно. Странно. А может и он стал уже
                вампиром? Ой, а что это за рычание? И как-будто кто-то в окно заглянул? Вурдалаки идут? А у меня же
                дверь не закрыта на крючок. Надо срочно закрыть, - выловил я в себе здравую мысль.
               
                Я вскочил с кровати и потянулся к крючку. Гулкий минорный звук заставил меня оцепенеть на несколько
             секунд.  Что-то холодное пробежало внутри меня. Руки вспотели...
                - Не уж то, кто-то меня пугает? Бригадир чудит что ли?

                Воспоминание о бригадире, помогло мне выкинуть чушь из головы и вернуться к реальности. Мне
              вспомнилось его предупреждение о сигнале, удар по куску железа, перед роспуском собак на ночь. Это и был,
              как раз, тот сигнал,  а я то ... чуть с ума не сошел.

                Гигиеной перед отбоем заняться было негде, ведь все удобства на улице, и я, раздевшись до "казённого"
              нижнего белья, залез под одеяло. Лампу гасить не стал, ведь нечисть боится света, но фитиль в ней - укрутил.
              Создавшийся полумрак не надолго напомнил об уюте, но я быстро отмахнулся от таких воспоминаний.
   
                Немного посмеявшись в душе над недавними страхами - я уснул. Сколько времени проспал -  не
              фиксировал. Разбудили меня чьи-то укусы: сначала в шею, а потом и в другие части тела.  Дремота
              превозмогала эти болезненные ощущения и я лишь переворачивался с бока на бок, почесывая места укусов.
              Наконец мое терпение кончилось и я сел, откинув с себя одеяло. Увиденное на белой простыне, ввело меня в
              состояние: не то ужаса, не то брезгливости. Несколько секунд я боялся даже пошевелиться. Дюжина бордовых
              насекомых кружилась на простыне, выискивая меня. Им было непонятно: "Куда это их ужин так внезапно исчез?"
              Прежде чем мне стало понятно, что эти причудливые насекомые - клопы, я соскочил с кровати.
                Внезапная ярость охватила меня, но она не подсказывала что делать.  Стоянием и сотрясанием воздуха
              матерной бранью - делу не помочь. Пришлось закрыть глаза и сделать несколько медленных выдохов.

                Немного успокоившись, я приступил к бою с непрошенными гостями. Хотя, если разобраться, так это я у них
               гость, а они тут может быть сотню лет живут!

                Первую мысль, наскоро пришедшую в голову, я сразу отбросил. Не мог же я все облить спиртом и поджечь.
               Опережая вторую мысль, я сгрёб простынь с насекомыми, кинул её на пол и стал на ней топтаться босыми ногами.
               Третью мысль, вынести простынь на улицу и там стряхнуть,  не удалось воплотить - испугался собак.
                Не помню какая по счету, но одна из мыслей показалась действенной. Увеличив яркость лампы, я стал
                выискивать своих "кровопийц" и давить их пустой бутылкой из-под спирта.
                Стало, конечно же, не до сна. Покончив с "агрессором" на кровати, я стал озирать стены. К моему ужасу,
                там тоже притаились десятки насекомых, вероятно "приглашенных" из соседних номеров гостиницы и потому
                припоздавших к пиршеству на мне. Я кинулся давить их прямо на стене. Замечая остававшиеся на обоях
                кровавые пятна от раздавленных клопов, я разгадал загадку их колера.

                Когда показалось, что "победа" одержана, я снял с себя "кальсонную пару" и внимательно оглядел её.
                Кровавые пятна на ней указывали, что с этими "людоедами" я расправился еще в сонном состоянии.

                - Все здесь или есть убежавшие? Рискнут ли еще раз нарушить мой сон? - думал я снова одевшись. - Ночь
                ещё долгая. Вряд ли выдержу, коротая её на стуле.  Да и разумно ли это?
               
                Потерзавшись некоторое время, я решился на продолжение сна.
                Передвинув кровать в середину комнаты, мне удалось найти удобную позу поверх одеяла и накрывшись
                плащ-накидкой с головой.

                Изменение "диспозиции" кровати, полагал я, не позволит насекомым перебраться со стены на кровать.
                -  Не полезут же они: сначала метр по полу, затем вверх по железным ножкам кровати и только для того,
                чтобы сделать мне больно.
                Хорошо бы еще и круг нарисовать мелом вокруг кровати, - подумал я, снова вспомнив фильм "Вий". -
                Тогда точно ни один кровосос ко мне не доберется...
      
                Как ни крепко я спал, но снова проснулся от редкой капели, стучащей по плащу. Не понимая происходящего,
               я откинул плащ с головы и "уставился" на потолок. Там в догонку крупным экземплярам, поспешала смешанная
               группа насекомых. Среди них мой глаз различил почти точечные экземпляры.

                - С детьми на пир ползут, что ли? - проскочила мысль в голове.
 
                Последовавшие эпизоды, можно ассоциировать только с высадкой воздушного десанта. "Когорта" клопов
               переползала со стены на потолок и достигнув его середины - просто напросто, падала на меня.
               Их то "шлепки"  и воспринял я как капель.

                - Ну впрямь - военная тактика. Наверняка, кто-то из их предков "учился взятию крепостей ещё в составе
                суворовской армии". Кто бы рассказал - не поверил. И верь теперь ученым, что "букашки"
                безмозглые, - удивлялся я.

                Как только я соскочил с кровати, насекомые прекратили "десантирование" и замерли в местах  "временной
                дислокации".

                - Рано я радовался своей "победе". Конец этой "войны" даже не проглядывается. Может быть только с
                "первыми петухами",  они уползут на "исходный рубеж". Никто, кроме чёрта, не знает какую
                тактику боя они применят в следующий раз, - горечно размышлял я, скрючившись на стуле и
                облачившись в не прокусываемую плащ-накидку.
               
                Несколько раз мне приходилось переставлять стул по периметру комнаты, убегая от скопления насекомых
                над головой. Только как я не исхищрялся, они все же, пусть и не споро, но как-то обнаруживали меня.
                Кровать, сама по себе, их больше не интересовала. Им был нужен только я, обреченный на съедение
                до рассвета...


                Кошмар прекратился только на рассвете. Услышав звон рельса, сигнализировавшем, что опасность
               растерзания собаками устранена, я стремглав выскочил на улицу.

                Глядя на красное зарево с восточной стороны света, вряд ли понимая, что все мои терзания остались
               позади - я стоял и улыбался.  Любой здравомыслящий человек, воспринял бы меня в те минуты как сумасшедшего.
               А как иначе можно воспринимать босоногого человека, в окровавленных кальсонах и плаще накинутом на плечи,
               о чем-то мысленно взывающему к восходящему солнцу.
                Конечно, моё "помешательство" длилось недолго. Как только ноги ощутили прохладу песка, разум стал
               изыскивать способы их согревания и я подумал о сапогах.

                Как ни противно было возвращаться в номер, но пришлось. После свежего воздуха, пахнущего морем,
               воздух в комнате показался "нечистым". Выжженный лампой кислород и запах от "погибших" насекомых,
               отвращали от желания находиться в помещении дольше необходимого времени. Затаив дыхание, я сгрёб свой
               "гардероб" и выбежал на свежий воздух.


                Конечно,  у любого человека, встретившего в ранний час соплеменника в нижнем белье, бегущего с одеждой
                под мышкой и сапогами в руке, могли возникнуть различные ассоциации. Одним - он мог показаться убегающим
                любовником, внезапно "застуканным" в чужом ложе,  другим - куда-то опаздывающим человеком.
                На самом деле я бежал к реке, чтобы там избавиться от возможно забравшихся в одежду паразитов и смыть с
                себя "позор за бездарно проигранную битву с ними".
                Вода была холодной и я не рискнул сходу окунуться в ней. Однако, желание обмыться было так велико,
                что раздевшись до нага, я забрел в воду выше колен и стал обливаться ею, энергично зачерпывая
                пригоршнями воду.  Хотя прозрачность речной воды делала её не привлекательной, зато она была чище того
                "позора, что я испытал ночью".
 

                Когда на причале появились первые рыбаки, я уже был одет по-форме и дремал на перевернутой
                плоскодонке, пытаясь согреться в первых солнечных лучах.
       
                - Никак собрался поучаствовать в рыбалке? - спросил бригадир, увидев меня.
                - Да хотя бы и так. Все равно клопы спать не дают. Сюда вот выгнали.
                Что-то шея зудит. Тебе там ничего не видно?
                - Ого сколько укусов... Да ты весь в "засосах"!
                Там же неделю назад ремонт сделали. Думали всех уничтожили. А оно вот как?

                Мне пришлось рассказать рыбакам о своих ночных страданиях. Однако вместо сочувствия, я услышал
              от них только дружное "ржание".
                Получив "заряд" веселья, они с хорошим настроением отплыли по своим "тоням", а я остался дремать
              на той же лодке. Вскоре дремота перешла в глубокий беспробудный сон, полностью отключивший меня
              от реальности.


                От громкого треска мотора бригадирской "доры" - я не проснулся.
                Бригадиру пришлось затратить немало энергии, чтобы вырвать меня из цепких объятий Гипноса.
               Николай так увлекся тормошением, что если бы я не открыл глаза, то "моей душе пришлось бы искать
               другое тело".
      
                - Вставай и уноси "рыбу". А то как бы на инспектора не нарваться, - услышал я знакомый голос.

                С трудом соображая где нахожусь, я неуверенно встал на ноги. Встряска головой, окончательно изгнала
              дремоту из моего организма.
                Потупленный взгляд остановился на традиционном многослойном бумажном мешке - у самых моих ног.
          
                - Это мне, что ли? - уточнил я.
                - Это тебе, тебе. Все понял? - Уха уже скоро будет готова. Приходи похлебаем...

                Удивленный, "свалившейся обузой", я даже не спросил бригадира о способе расчёта с ним за "рыбу", а
             лишь высказал несколько благодарственных слов. Затем подобрав мешок и прикинув его вес - направился в
             "гости к насекомым".
   
                - Я же не виноват, что выбранное мною место отдыха совпало с  "местом выплаты дани". Человек
                прилег отдохнуть и на тебе, получи мешок рыбы, - изощренно кривлялся я в собственных мыслях. -
                Ой, а что если бригадир действительно подумал, что я лежал в ожидании обещанной рыбы?
                Не удобно как-то. И куда я с ней теперь? Я же еще не звонил в часть. Не пора ли? Часы где-то в
                чемодане. Сейчас посмотрю.

                В "номер" гостиницы - я входил с опаской. Мне казалось, что стоит только переступить порог, как на мою
               голову свалится горсть "десантников". Но я ошибся,  ни одного живого кровожадного насекомого мой взгляд
               не обнаружил. Они расползлись по своим тайным щелям.
                После расстановки мебели по своим местам, я решился "взглянуть рыбе в глаза".  Попытка вытащить
               её из мешка за хвост - не удалась. Уж слишком скользкой и тяжелой она оказалась. Тогда я вытряхнул её
               из мешка на расстеленную газету.

                - Ну и куда я с ней?.. Перестарался бригадир.  Мог бы и меньшую дать. Двух килограммов - вполне бы
                хватило.  А  в этом "поросенке", наверное, больше пяти. Рука устала пока донес её. Наверное
                бригадир "накинул" пару килограмм за моральный ущерб, - думал я, разглядывая  рыбину. - Отнести
                обратно? Так рыбаки, наверное, уже отдали свой улов на склад. Что за дурень тут ходит с бумажным
                мешком, как с "писаной торбой", - скажут они.

                Забыв о клопах я стал обдумывать: "Что мне делать с рыбой?  Как её засолить? Где хранить? Да и самому
                где теперь обитать? В этой гостинице - я больше не могу".
                Обдумывая эти вопросы, я совсем забыл о своем чемодане. Вспомнив - стал "прикидывать": "Не
                подойдёт ли для перевозки рыбы"?
                Решив, что подойдет, если отрезать голову и хвост, - спрятал рыбу обратно в мешок.
               
                Внезапное беспокойство на душе, напомнило мне о том, что цель моего пребывания здесь не рыбалка,
                а важное задание, которое - неясно как выполнять. Устный "оперативный" план подсказывал, что нужно
                срочно звонить начальнику связи. До девяти часов, начала его рабочего дня, оставалось всего-то полчаса,
                а я даже не побеспокоился о заказе междугородного разговора.
                Подумав так, во время мытья рук под примитивным умывальником, я не ринулся к телефону в контору
                рыбкопа, а направился к костру за "пайкой" ухи из общего котла.
                Похлебав сытной ухи и переговорив с бригадиром о моих служебных проблемах, мы перешли в его
                контору.
                Телефонная линия с Верхней Золотицей оказалась исправной и я без проблем связался с почтой. Почта
                без проволочки приняла мой срочный заказ, предупредив, что перед соединением с коммутатором "ВЧ",
                мне нужно будет назвать пароль.
                Я не успел сообразить о каком пароле идет речь - как зазвонил телефон.
                - Говорите с коммутатором Архангельска, - послышалось в трубке.
                - Аллё, - сказал я в трубку.
                - Ваш пароль? - послышался женский голос.
                - "Ракета", - "ляпнул" мой язык, не посоветовавшись с мозгом.
                - Нет такого пароля - отключаюсь.
                - Подождите. Подождите. Мне нужно срочное соединение с коммутатором воинской части 97...
                А пароль я уточню и скажу вам в следующий раз.

                Не знаю почему, но телефонистка мне поверила и с коммутатором связала. Телефонист части узнал меня,
                своего командира, и стал выполнять мою просьбу - звонить в кабинет начальника связи. Майора  в кабинете
                не оказалось, поэтому пришлось дать задание телефонисту, чтобы он нашел майора, а тот - позвонил мне,
                в контору рыбколхоза.   
 
                Вскоре майор дозвонился до меня и я доложил ему сложившуюся обстановку. Сказал, что делать мне здесь
                нечего. Ничего еще не построено. Все оборудование - еще в контейнерах... Как быть?

                - Подожди.  Переговорю с тыловиками и тебе перезвоню, - сказал майор.

                Ждать звонка мне долго не пришлось.
                "Сердце успокоилось", когда я услышал слова майора:
                - Тыловики тут что-то напутали. Завершай командировку и возвращайся в Архангельск.
                - Не знаю. Успею ли на самолет.

                Объяснять бригадиру причину моего "расцветшего" лица - не пришлось. О конце моей командировки он сам
                догадался, услышав последнюю фразу, которую я сказал в трубку.

                - Хотелось бы погостить у вас подольше, но приказывают прервать командировку, - слукавил я.
                - Жаль. Кем же мы теперь будем клопов кормить? - с ехидничал бригадир.

                Немного похохотав, мы стали обсуждать житейские вопросы, "свалившиеся на мою голову".
                Оказалось: 
                С доставкой меня в Верхнюю - проблемы нет. Туда вскоре на катере отправляется колхозный дизелист за
                посылкой с запчастями.
                О печати на командировочном удостоверении, тоже не  стоит беспокоиться - она там, в сельсовете.

                Глядя не в глаза, а на шею собеседника - бухгалтерша отказалась принимать от меня плату за проживание в
                гостинице и, не скрывая веселья, пожелала счастливого пути.
 
                Бригадир же, на мой отказ от рыбины в мешке, отреагировал нецензурным протестом и мне пришлось просить
                у него нож, для отсечения её головы.

                Не знаю, что "думала" обо мне "клопо-братия", когда я покидал их "номер", унося "искалеченную" рыбину
                "запрессованную" в чемодан, но я им не пожелал ни чуточки хорошего.

                С бутылкой спирта я все же расстался, оставив её бригадиру, при возврате ему охотничьего ножа.

                * * *
                Больше меня ничто не задерживало в этой "стороне" и я со всеми "остатками совести", разместился в лодке-
                плоскодонке, на которой недавно "почевал". 
                Эта лодка была значительно резвее "доры" и на попутном течении реки, уже через час мы оказались в месте
                назначения.
                Оставив вещи в причаленной лодке, я пошел искать "дом местной власти". Там никто не удивился моему
                неожиданному появлению. Секретарь заполнила, а председатель "шлепнул" печать на моё "командировочное".
                Повезло и с билетом на самолет - какой-то местный начальник отказался от брони.
                Я не стал бродить по поселку в поисках достопримечательностей, а вернулся к лодке.
                "Лодочник" тоже не долго где-то бродил и переправил меня на другую сторону реки, где расположен аэродром.
                Там мы с ним расстались. Он остался дожидаться посылки с самолета в лодке, а я пошел в контору аэродрома, где
                оформил авиабилет.

                Погода еще благоприятствовала, но с южной стороны уже проносились кучевые облака, время от времени
                закрывающие солнце. Ощущая легкую усталость, я присел на уличную скамейку у крыльца и задремал.
                Внезапно послышавшийся рев самолетного мотора согнал с меня сонливость и я стал наблюдать за посадкой
                самолета.  В отличие от вчерашней посадки - с лёта, сегодня он приземлялся по глиссаде,  чуть ли не с
                противоположной стороны аэродрома, при этом его силуэт, очень сильно напоминал полет насекомого - стрекозы.
 

                Участвовать в давке пассажиров я не стал и забрался в самолет последним.
               
                Как ни гулко было в салоне, однако я уловил смысл разговора двух пассажиров, сидящих напротив меня.
                Услышанная информация встревожила меня. Оказывается, в аэропорту будет проверка вещей и наличие справок
                на перевозимую рыбу.

                - У меня же справки нет. Что теперь делать?  Где её взять, у ветеринара, что ли? - "забегали" мысли в голове. -
                А как теперь определить вид рыбы, она же у меня без головы и хвоста. Сказать, что такую поймал - никто не
                поверит. Теперь её никуда не денешь, не выбросишь же с самолета.
                Нет, тут нужно применить "военную хитрость".

                Мне это словосочетание понравилось. Оно "маскировало" человеческую совесть среди слов  из гражданского
                лексикона: стыд, ложь и вранье.
                Не найдя лучшей мысли, среди многих роящихся в голове, я решил: "На "контроле" - действовать по обстановке". 

                Перелёт прошел без происшествий и мы приземлились в аэропорту Архангельска. Облака, которые в Золотице
               лишь изредка закрывали солнце, здесь темными тучами нависали над землей, побрызгивая моросящим дождем.
               Меня такая погода очень даже устраивала, так как под безрукавным плащом, я легко скрывал свой чемодан.
 
                Встречавшая рейс моложавая дежурная, предложила нам пешком преодолеть путь от самолета к аэровокзалу.
                Никто не стал противиться её предложению и мы "гуськом" зашагали за ней. У некоторых багаж оказался
               увесистым и они, переваливаясь с ноги на ногу, "гусиной походкой" едва плелись за нами.

                Подслушанные мною в самолете перемолвия - не оказались ложью. Едва за "замыкающим" группы захлопнулась
               дверь, как дальнейший путь в зал прилета нам преградил наряд милиции. Сержантов не интересовали привезенные
               вещи - им требовался документ, подтверждающий законность приобретения рыбы.
                Пассажирам без рыбы выход не препятствовался и я устремился за ними. От зорких глаз молодого младшего
               сержанта не скрылся мой чемодан, "прятавшийся" в полах плащ-накидки и он преградил мне дорогу.

                - Что у вас под плащом? Покажите, - строго спросил сержант.

                Я обдумывал подобные моменты чуть ли не весь полет, а тут - растерялся. Однако выручил меня "язык", не
                участвовавший в "обдумывании". Нарушая субординацию, "сначала думай - потом говори", он "трепанул":

                - Я офицер спецсвязи. Мои вещи не подлежат  никакому досмотру.

                Затем свободной рукой я достал офицерское удостоверение и "сунул ему в нос" так, чтобы он разглядел
                надпись о моей принадлежности к органам.
                Сержант не был готов к моим словам и повернул голову к своему напарнику, взывая к помощи старшего наряда.
                Тот, видимо столкнувшись с такой ситуацией впервые, тоже ничего не смог сказать, только сгримасничал
                с прищуром глаза и развел руками. Затем молча махнул кистью руки в сторону дверей, мол пропусти, пусть проходит.
 
                Не видя больше перед собой преград, я пошел к автобусной остановке.
 
                Уже трясясь в автобусе по дороге в город, мой мозг несколько раз "прокручивал" ситуацию с контролерами и
                каждый раз с другим исходом. Иногда он даже ставил язык "главнокомандующим в голове" и тот сразу же попытался
                "вкрутить" мозги. Но глубокая "колдобина" на дороге помогла исправить ситуацию. Она так тряхнула автобус,
                что челюсть стала бесконтрольной и отвисла. Языку же, в этот момент, захотелось "посмотреть", что творится
                снаружи его "крепости",  за зубным "частоколом", и высунулся...
                Мозг больше не стал терпеть "анархию" органов и дал команду подконтрольной ему челюсти: "Захлопнись!"
                Корчась от боли, прикушенный язык вернулся к своему слюнявому месту "диспозиции", пообещав больше
                никогда не высовываться и не болтать без разрешения мозга.
                Почувствовав свою полную власть над организмом, "мозг позволил" проснуться всему моему телу.
                Мне тут же захотелось присоединиться к "хору" пассажиров, нещадно кроющих матом водителя, но не смог -
                язык больше "не шел на поводу" эмоций - он теперь подчинялся только разумному мышлению...
               
                @@@@

        (Продолжение в части 5 )  http://www.proza.ru/2015/10/30/387

хххх