Я помню тот день досконально. Признаться, не думаю, что на Земле найдется тот, кто выкинул из памяти события того четверга.
Все начиналось банально: я, как всегда проснулся в шесть утра, умылся, разбудил свою дочь Викторию (тогда она еще училась в школе) и мы сели завтракать. Она рассказывала мне о своих подростковых проблемах, а я, размышляя совсем о другом, изредка кивал головой. Порой она что-то спрашивала. Не думаю, что ребенка в шестнадцать лет интересует мнение родителей, скорее она обращалась ко мне за советом ради галочки в графе «я общаюсь с отцом». Честно говоря, мои ответы тоже были ради галочки.
Затем мы сели в машину (я пообещал подбросить ее до школы) и поменялись местами: теперь ради галочки спрашивал я. В наших отношениях давно наступил разлад: я не мог понять ее. Мне были чужды все эти ребячьи штучки, вроде размышлений на тему будущего и получасовые разговоры о мечтах. Я был приземленным, а она витала в облаках. Постоянно. Раньше, до того как ее мать умерла, моя роль была проста – приезжать к ней на выходных, отводить в парк или в кино, а потом, легонько ее приобняв, прошептать на ухо: «Я люблю тебя, малышка Вики». Но теперь, когда мы с ней живем в одном доме, я открыл для себя пару интересных моментов: она тоже хочет есть, и мой обычный завтрак, в виде чашки кофе и пары сэндвичей не подходит для девочки-подростка. Еще я выяснил, что у Виктории в школе проходят родительские собрания и их, желательно не пропускать. Вдобавок, у нее были очень подозрительные друзья, за которыми я пару раз следил, ведь они были похожи на наркоманов (да простят меня их родители)! В какой-то момент я даже захотел, чтобы моя бывшая жена воскресла и забрала дочь обратно, но злобная собака по кличке Совесть больно укусила меня за сердце.
Виктория имела привычку облокачиваться на окно машины и таинственно вглядываться в небеса. Она с неведанной мне печалью провожала облака глазами, будто прощается со старым другом. В такие моменты я понимал, как мы далеки друг от друга, но в тот четверг, не посмотреть на небеса считалось преступлением. Огромные тучи, словно кляксы в тетради нерадивого школьника, закрывали солнце, отчего небо приобретало кроваво-алый цвет.
-Забавно, – Улыбнулась Виктория, ударив по стеклу машины. – Такое чувство, будто сегодня, произойдет что-то важное.
Я опять кивнул. Для галочки. Бедная девочка, она еще не понимала, насколько правдивыми окажутся ее слова…
Мы подъехали к школе. Подростки шустро разбрелись по двору перед входом и, объединившись в группки, обсуждали предстоящий день. Я сразу заметил компанию Виктории. Эти раздражающие парни и слащавые девицы, старающиеся выглядеть на несколько лет старше. Пару раз я с ужасом ловил себя на мысли, что моя дочь медленно становится похожей на них, но, слава богу, чаще всего я ошибался. Она резво выпрыгнула из машины и, помахав мне рукой на прощание, радостно побежала к своим друзьям. Я на автомате завел машину, чтобы не видеть то, как мою дочь обнимают малолетние ловеласы, готовые на все, лишь бы получить в свое распоряжение молодую девушку.
Дорога до офиса молодого агентства недвижимости показалась мне неимоверно длинной. Наверное, на меня повлияла погода. На улице начался дождь и дул сильный ветер. Вдобавок к барабанящим по крыше машины каплям, кроваво-алое небо держало меня в постоянном напряжении. Казалось, будто вот-вот из-за угла вырулит автомобиль самодовольного паренька и протаранит мою ласточку в правый бок. Атмосфера напоминала старинный фильм ужасов, пугающий не страшными рожами мутантов, а неизвестностью.
Я оставил машину на автостоянке для сотрудников агентства и, лишенный щита в форме зонтика, направился в свой кабинет. Я насквозь промок, но почему-то в тот день меня это не особо заботило. Напротив, вместе с каплями, стекающими по моему лицу, уходила напряженность после разговора с дочерью, и я мог спокойно отправиться подписывать никому не нужные бумаги, и создавать видимость упорного труда.
В агентстве работало много людей, но я мало кого знал по именам. Друзей у меня не было. Были лишь хорошие знакомые, то есть те, с кем я общался во время просиживания в офисе. Их было двое: пройдоха Томас и серьезный, как громовое небо, Алан. Мы всегда говорили об упущенных возможностях, о том, что это агентство – могила наших талантов и знаний, а когда наш босс покидал здание, мы переходили на более скользкие темы: обсуждали местных подлиз и хамоватый обслуживающий персонал. Собственно, тоже самое намечалось и в тот день, если бы мой телефон не зазвонил в районе трех часов.
Навязчивая мелодия из глупой телевизионной рекламы громким эхом разнеслась по офису. На экране высветилось лицо Виктории. Я устало вздохнул. Говорить с ней сейчас не хотелось. Наверняка что-то случилось в школе. Может, вызывают к директору? Или у нее разболелась голова и необходимо подвезти ее до дома? Боже, как много проблем с современными девочками-подростками…
Признаться, то, что я услышал, было в разы хуже моих предполагаемых вариантов.
-Он умер. – Несмело прошептала она в телефон.
-Кто он? – испуганно спросил я.
-Бог. – Ее голос задрожал. – Он умер.
Я был шокирован. Язык будто застыл. Слова путались и даже теряли смысл.
-Это правда. – Продолжила она. – Скорее, приезжай на площадь.
Виктория бросила трубку. Я пытался нажать на кнопку чтобы перезвонить, но пальцы нервно дергались и промахивались. Ноги дрожали. Хотелось пить. Подойдя к кулеру, я наполнил стакан ледяной водой и, сделав небольшой глоток, вылил остатки в мусорное ведро. Что за глупый розыгрыш? Как эта девчушка смеет шутить на столь тонкие темы? Нужно с ней поговорить…
-Что с тобой, Юджин? – обратился ко мне Томас. – Неужели что-то важное?
-Виктория, - начал я, - она сказала… Что Бог… Умер.
В комнате повисла тишина. Теплая дружеская атмосфера была разрушена. Прошла минута, две… Никто не шелохнулся. Лишь Алан, медленно перебирая ногами, подошел к телевизору и нажал на кнопку включения. Не веря своим глазам, он взволнованно тыкал пальцем по пульту, переключая канал, но везде была одна и та же картина: огромное тело, одетое в белый балахон лежало на площади нашего городка.
Переглянувшись, мы, не сказав друг другу ни слова, ринулись к выходу из офиса, собственно, как и все остальные сотрудники агентства. Словно по мановению руки железные кони заводились один за другим. В голове было тысячи вопросов: как такое могло произойти? Что ЕГО тело делает тут, внизу? Кто теперь будет присматривать за нами?
Признаться, я не являлся глубоко верующим человеком. Скорее, я верил в Бога настолько, насколько в этом обществе позволяют. В детстве по решению родителей был крещен, изредка посещал церковь (в дни глубокой печали или серьезных проблем), а крестик носил скорее из-за того, что он был сделан из золота. Викторию я к вере не приобщал, да и считал это дело ненужным. А теперь… А теперь все перевернулось с ног на голову.
На дороге было много автомобилей, и все превышали скорость. По радио передали, что на подъезде к площади образовалась огромная пробка, но я, конечно же, не послушал предупреждение, и словно рыцарь ринулся вперед на дракона за что, собственно, и поплатился. Нервно щелкая пальцами, я наблюдал за тем, как люди выходят из своих машин, оставляя двери открытыми, и гигантским потоком направляются к месту происшествия. Немного поразмыслив, решил присоединиться к ним. Я покинул автомобиль. Дверь осталась открытой…
Люди в толпе реагировали на событие по-разному: кто-то просто плакал, кто-то рыдал, кто-то беспощадно терзал свои волосы… Равнодушных не было. Медленно продвигаясь к площади, я все больше и больше чувствовал отчаяние и грусть. Казалось, скорбь приобрела запах.
Наконец, я сумел разглядеть тело. Могучее, мускулистое оно лежало на холодной брусчатке площади. Когда-то он создал нас, вложил в наш разум частичку себя и вдохнул чудесную жизнь. А теперь, мы окружили его и, будто отказываясь в это верить, хлопаем мокрыми от слез глазами. Даже Земля оплакивала творца: шел дождь. Я был глубоко поражен тем, что на площади не было «стервятников». Никто не снимал тело на камеру, видео с его падением с небес так и не появилось в Интернете. Быть может, люди, наконец, научились разделять чужую боль? Жаль, что это удалось достигнуть лишь смертью Творца.
-Папа. – Раздалось позади меня. – Пойдем домой. Пожалуйста.
Виктория взяла меня за руку. Я решил пройтись с ней пешком, тем более у нее в портфеле был зонтик. Машина вылетела из головы. Признаться, в тот день многие разошлись по домам, оставив свои автомобили на дороге до площади. Предстояло многое переосмыслить, а поездки за рулем пагубно влияют на философию.
Мы не особо разговаривали с Викторией по пути домой. Вопросы типа: «Как дела в школе?» были не уместны в такой час. Лишь один раз дочь обратилась ко мне:
-Пап, давай обойдемся сегодня без пиццы. Просто попьем чай на ужин. Хорошо?
-Как хочешь, малышка Вики… Как хочешь.
Придя домой, мы не стали включать телевизор. Мы находились в полнейшей тишине, лишь чайник несмело свистел на кухне. Я достал шоколадную пасту из холодильника, но Виктория отрицательно покачала головой. Наш ужин был незамысловат: чай и два куска хлеба. Другого попросту не хотелось.
Мы вместе встали из-за стола. Виктория ушла в свою комнату готовиться ко сну. Я чувствовал: в наших отношениях что-то поменялось. В повисшей тишине мы будто нашли понимание. Холодная война прекратилась. В тот час, когда она взяла меня за руку, я вновь почувствовал то тепло, которое исходило из маленького комочка шестнадцать лет назад. Подумать только, даже умерев, он сотворил чудо…
Помыв посуду, я решил подняться к ней наверх. Зайдя в комнату дочери, я удивился чистоте и порядку. Кажется, я не навещал ее территорию месяца два или три. Должен признать, она была молодцом.
-Как ты? – спросил я Викторию. Впервые не ради галочки.
-Мне грустно, пап.
Я вытянул руки вперед, и она прижалась ко мне. Так сильно, как только могла. Неуклюже чмокнул ее в щеку и дружелюбно похлопал по спине. Виктория улыбнулась, а я улыбнулся в ответ.
Покинув ее комнату, я пошел в зал. Спать не хотелось. Совсем. Посмотрев в окно, я зажал в ладони висящий на груди крестик. Поняв, что грядут великие перемены, встал на колени и помолился. За себя, за Викторию, за Томаса, за Алана и даже, за умершего Бога…
(Фото из Интернета)