Автор Мадам Пуфф Аферист

Мадам Пуфф Лев Черный
Героя этой истории звали Томас Шейфер. Он жил в
провинциальном городе на западе Германии. Это был
молодой человек без вредных привычек. К тому же он
обладал привлекательной внешностью. Свидетельством
тому долгие взгляды, которыми одаривали его мимо
проходящие женщины.
По профессии Шейфер был бухгалтер, а по натуре -
игрок. Он никогда не покупал лотерейные билеты, не
умел играть в карты. Единственной его страстью была
биржа...
В многоэтажном доме, населенном пестрой публикой,
Томас снимал небольшую двухкомнатную квартиру под
крышей. Еду и одежду приобретал в самых дешевых
магазинах. Все оставшиеся от скромной зарплаты деньги
он вкладывал в биржевые бумаги.
Тот, кто думает, что на бирже могут играть только
состоятельные люди, имеющие свободный капитал, будет
прав, но прав лишь отчасти. Конечно, можно вложить
миллиончик-другой в акции солидных фирм и терпеливо
ждать, когда они принесут дивиденты. У большинства же
людей миллионов нет. Тем не менее они хотят много и
сейчас же. Хитроумные банкиры идут навстречу их
пожеланиям. Как всякий производитель, банк
выбрасывает на рынок свой товар - идеи в красивых
упаковках новых названий. Так появились на свет бумаги
под названием "опционшайне". Они обладали
удивительным свойством: если какая-нибудь фирма
поднимала голову и ее акции на пару процентов
прибавляли в весе, опционшайне могли принести своим
счастливым владельцам стопроцентный выигрыш. Если
же, наоборот, дела на фирме шли не так хорошо, как
хотелось бы, или ее шеф заболел гриппом и слег в
постель, отчего акции чуть "похудели", опционшайне
стремглав неслись вниз, по дороге опустошая кошельки
вкладчиков. Что случалось намного чаще.
Но это еще не все. Ведь на бирже, как на море, бывают
приливы и отливы. Во время отливов, когда курсы катятся
в направлении "Юг" и игроки в панике отделываются от
своих акций, опционшайне позволяют сорвать солидный
куш. Ты продаешь эти бумаги дорого, а потом, когда они
подешевеют, покупаешь их по более низкой цене. Если,
конечно, повезет.
Мир биржи зачаровал Шейфера. Он приобрел
опционшайне. Все свободное время Томас просиживал у
компьютера, жадно следя за цифрами, бегущими на
экране. Он покупал бумаги на все: от свиной кожи и
кончая золотом. Несколько раз разорялся до последнего
цента и начинал снова. Растерял друзей. В свои 24 года
Томас еще не познал ни одной женщины. Он в одиночку
боролся со стихией, греб против течения...
После очередного фиаско на бирже решил "завязать".
Но как жить дальше? Каждое утро таскаться на работу,
целый день делать то, что делать он не любил? И все это
за жалкое вознаграждение в конце месяца. Против этого
восставала его натура. В нем билось сердце авантюриста.
А что, если... Он вспомнил, что в десяти минутах езды на
машине, в том же городе жила его дальняя родственница.
То ли со стороны матери, то ли со стороны отца. Фрау
Кобеливкер. Она была владелицей и единственным
штатным работником агенства брачных знакомств, а
проще говоря, зарабатывала себе на хлеб сводничеством.
Вот к ней и обратился наш герой.
Фрау Кобеливкер с пониманием выслушила его
исповедь и за умеренную плату (все же, родственник)
назвала несколько адресов.
"Потом спасибо скажешь", - напутствовала она Томаса.
Под №1 стояла Юлия, вдова 34 лет. Как поведала ему
сваха, муж Юлии был совладельцем колбасной фабрики,
но два года тому назад умер от рака, оставив ей
приличный капиталец.
В назначенный час Шейфер нажал на кнопку звонка.
Зазвучал зуммер, и калитка сама открылась. Когда он
вошел во двор, она сама же и закрылась. На газоне
зеленела аккуратно подстриженная трава. По обеим
сторонам широкой аллеи, ведущей к дому, цвели
пурпурно-красные, нежно-розовые и желтые розы. Кроны
деревьев имели форму геометрических фигур: шара, куба,
пирамиды.
В дверях его встретила дама с волосами цвета вороньего
крыла и ярко накрашенными губами. Черный локон
кокетливо спадал на оголенное плечо. Зачесанные наверх
волосы держались бриллиантовой заколкой,
переливавшейся на солнце тысячами искр. Тучное тело
обтягивало черное бархатное платье, из-под которого
торчали толстые ноги. На груди лежала жемчужная нить.
Хозяйка дома приветствовала гостя низким грудным
голосом. Томас ответил ей заранее отрепетированной
перед зеркалом улыбкой. Они прошли внутрь. По углам и
вдоль стен многочисленных комнат стояли массивные
шкафы и сундуки. На стенах висели картины батальных
сцен и портреты аппетитных обнаженных натурщиц. Дом
украшали хрустальные люстры с позвякивающими от
колебаний пола под ее ногами подвесками. В столовой
был уже накрыт стол.
В центре стояло большое блюдо с заливным
поросенком, отороченным по бокам маслинами, свежими
яблоками и нарезанными ломтиками апельсинами. На
отдельных вазочках лежала черная и красная икра,
привезенная с берегов русской реки, название которой
наши герои не знали. В высокой вазе апельсины золотом
поблескивали в мерцающем свете хрусталя. Желтым
янтарем сочились спелые груши. Грозди черного
винограда свисали с краев. В ведерке со льдом покоилась
бутылка шампанского - любимого напитка хозяйки дома.
Особое внимание гостя привлек стоявший рядом
французский коньяк.
За ужином Юлия жаловалась ему на судьбу всеми
забытой и покинутой женщины. Говорила, что нуждается
в друге, который мог бы скрасить вдовье одиночество.
Томас в утешение гладил ее по колену.
Надо сказать, что наш герой умел очаровывать женщин.
Он был, как говорят англичане, lover. Пряди каштановых
волос мягкими волнами спадали на плечи. Легкая щетина
придавала лицу мужественность, смягченную
ухоженными усиками и ямочками на щеках. Под
белоснежной сорочкой угадывалось мускулистое тело.
Но таких мужчин много, скажете вы. Однако, в нем было
нечто такое, что отличало его от остальных. Теперь, после
стольких лет аскетизма к нему вернулся вкус к жизни.
Когда Томас видел женщину, бесовские огоньки
загорались у него в глазах. Они испепеляли женское
сердце. Ни одна не могла перед ним устоять...
После еды Юлия включила музыку. Ей хотелось
танцевать. Мягкие волны танго заполнили комнату. Юлия
поплыла вкруг него, томно глядя из-под поднятой пухлой
руки. Неожиданно она увлекла Томаса в сторону, и
парочка скрылась за дверью спальни...
Он проснулся от громоподобного храпа, извергающегося
из недр его подруги. Рядом с таким вулканом невозможно
было заснуть. Томас оделся и на цыпочках покинул
комнату...
Вещи были неряшливо разбросаны по всему дому. Он,
как лопатой, сгребал в заранее припасенный мешок все,
что ему попадалось под руку: бронзовые кандилябры,
столовое серебро, деньги, золотые часы и украшения.
Когда мешок достаточно отяжелел, Томас вышел из дома,
тихо прикрыв за собой дверь. Из-за тучи месяц с
укоризной смотрел на грабителя...
На следующее утро Юлия позвонила ему и, всхлипывая,
сказала, что если он не вернется к ней, она заявит в
полицию. Он обещал вернуться, но не сейчас, а потом.
Срочные дела заставили его отлучиться...
Вторую строчку в списке фрау Кобеливкер занимала
Кристина, старая дева 37 лет.
Они встретились под часами у отеля "Метрополь". При
ее появлении его мужское естество не шевельнулось.
Прямые темно-русые волосы Кристины свисали на худые
плечи. Косая челка наполовину закрывала и без того
узкий лоб. Длинный, острый носик придавал ей сходство с
Буратино. Пышное жабо болталось на плоской груди
бедной женщины. Серая юбка обтягивала узкие бедра.
Томас пригласил ее в театр.
- Сегодня вечером премьера, - сказал он. - Идет
спектакль под интригующим названием "Соломенная
шляпка".
Народу в зале оказалось немного. "Наверное, главный
зритель еще не распознал эту комедию," - утешал себя
Томас. На сцене герои (он и она) вели скучнейший диалог.
Публика зевала. После первого акта они покинули театр.
Кристина пригласила его к себе на чашку кофе. Машина
остановилась у маленького домика на тихой улице
Старого города.
В нескольких комнатах, которые она занимала, стояла
плетеная дачная мебель. На диване и в кресле теснились
плюшевые зверьки: свинки, собачки, кошки. В углу
столовой, в большой кадке росла пальма, своими ветвями
упиравшаяся в потолок. Кристина вынула из буфета
дешевый сервиз, разлила по чашкам кофе, положила в
выщербленную сбоку вазочку несколько песочных
пирожных. Глядя на Томаса из-под опущенных ресниц,
она мечтала о том, что может быть совсем скоро он
сильными руками прижмет к себе ее хрупкое тело,
покроет лицо и грудь жаркими поцелуями, овладеет ею.
Она будет стонать. Как в кино. От превкушения близкого
счастья Кристина закрыла глаза...
В это время он с досадой думал, что напрасно потратил
время: поживиться здесь было нечем. Надо было уходить.
Но тут Томас заметил, что она, кажется, закрыла глаза. С
быстротой молнии он выхватил из бокового кармана...
Успокойтесь, читатель, не пистолет, а пачку снотворного
порошка, который всегда имел при себе (на всякий
случай) и всыпал его в чашку Кристины. Она, ничего не
подозревая, выпила кофе. Снотворное быстро
подействовало на нее. Уже через несколько минут она
заснула, чуть не свалившись со стула. Томас осторожно
перенес ее на диван и вышел...
Третьей в списке значилась Марго тридцати лет, дама
без определенного рода занятий.
Шейфер отправился по указанному адресу. На грязной
лестнице дорогу ему перебежала черная кошка. Он
поднялся на третий этаж давно не ремонтированного
дома и позвонил в дверь. Когда он увидел существо,
появившееся на пороге, то очень пожалел, что минуту
назад нажал эту кнопку. Перед ним стояла женщина
неопределенного возраста в халате грязно-зеленого
цвета, подпоясанном бечевкой. Единственная пуговица
халата болталась на одной нитке. Из угла рта свисал
погасший окурок.
- Тебе чего? - дыхнула она винным перегаром.
- Извините, я, кажется, ошибся дверью, - ответил Томас,
пятясь задом.
В дверном проеме вырос детина в майке.
- Что случилось, шатц?
Томаса, как ветром сдуло. На одном дыхании слетел он
по лестнице вниз. Опомнился только, когда выскочил
наружу...
Эти и другие встречи не оставили никакого следа в душе
нашего героя. Его сердце безраздельно и, как он полагал,
навсегда принадлежало другому.
Да, вы не ошиблись, мой читатель. Именно другому, а не
другой. Его звали Марчелло...
Они познакомились два года назад при необычных
обстоятельствах. Двухнедельный отпуск, который на этот
раз Шейфер проводил, колеся по дорогам Италии,
подходил к концу. В Полермо, столице сицилийской
мафии, он остановился на один день. На центральном
вокзале, куда он зашел, чтобы купить газету, была
обычная для этого времени дня толчея. Томас заметил,
что какой-то чернявый подросток лет тринадцати-
четырнадцати трется подле него. Вдруг он почувствовал,
как чья-то рука проскользнула в боковой карман куртки.
Выждав подходящий момент, Томас схватил пацана за
локоть. Большие черные глаза на чумазом лице с мольбой
смотрели на него. Что-то дрогнуло в холодном сердце
северянина и он спросил паренька, не хочет ли тот поесть.
(Томас немного говорил по-итальянски.) Марчелло (а это
был он) ничего не ответил, но его вид был красноречивее
слов. Они зашли в привокзальный ресторанчик.
- Прежде всего иди умойся, - глядя на его грязные руки,
сказал Шейфер.
Когда мальчик вернулся, на столе уже дымилась тарелка
с пиццей. Рядом стояла бутылка пепси-колы. После еды
Томас попросил его рассказать о себе. Марчелло охотно
поведал свою нехитрую историю.
Отец его умер, когда мальчику было пять лет. Мать
запила, поэтому ее лишили материнских прав. Марчелло
воспитывался в детском доме, но его там обижали и в
двенадцать лет он сбежал. Бродяжничал, побирался.
Вместе с другим собратом по несчастью, таким же
гаврошем, как и он сам, делил приют на заброшенном
чердаке. Питались ребята, в основном, на городском
рынке: то булочник ломоть хлеба протянет, то зеленщик -
пару яблок или горсть маслин. Так и перебивались. А
когда уж совсем худо приходилось, то и приворовывали.
Как говорится, не без греха.
Шейфер думал: "Некоторые одинокие люди держат
кошек или собак, чтобы не так скучно было. А что, если я
возьму его с собой? И мне веселей будет, и ему сытно".
Этой идеей он поделился с Марчелло. Тот, недолго
думая, согласился. С тех пор они жили вместе.
Соседям Томас рассказывал, что младшая сестра матери
вышла замуж за итальянца и уехала с мужем на Сицилию.
Но муж - царство ему небесное! - скоропостижно
скончался. Через несколько лет мать Марчелло повторно
вышла замуж, и ребенок стал для нее обузой. Так что она
была рада спихнуть его племяннику...
Кажется, чего проще перед сном почистить зубы.
Однако, каждый раз эта процедура вызывала у мальчика
бурный протест. Преодолев сопротивление, Томас
переходил к главному пункту программы - вечернему
душу. Он придавал большое значение гигиене, поэтому
сам мыл своего "кузена". Намылив мочалку, долго водил
ею по его смуглой груди, плоскому животу. Подняв двумя
пальцами еще детский "хоботок", тщательно тер между
ляжками. Особым предметом внимания нашего
"любителя гигиены" была щель между ягодицами
подростка. После такой санобработки его смело можно
было бы представить любой самой придирчивой
медицинской комиссии...
В постели Томас покрывал поцелуями сластолюбца его
коричневую, словно от загара, кожу. Гладил угловатые
плечи, худые руки мальчика. Ласкал еще незрелую
мужскую плоть.
Марчелло смеялся от щекотки. Его детский гортанный
смех напоминал Томасу эхо от падающих и
скатывающихся по каменистым откосам камней, которое
он слышал в горных ущельях Италии. Запах тела мальчика
(его, слава Богу, невозможно было отбить никаким
шампунем) сводил похотливого Шейфера с ума. Он
переворачивал своего ангела и тот лежал, затаив
дыхание, ничком, выставив напоказ маленькие ядреные
ягодицы, кожа на которых блестела в матовом свете луны.
Сдержать себя Томас уже не мог. Волна страстного
желания распространялась в нем со скоростью света. Он
обхватывал мальчика за ляжки и... литавры гремели
победным маршем.
За одну такую ночь он был бы готов отдать целый гарем
с сотней юных персиянок.
Марчелло был капризным подростком. Сначала он
попросил своего покровителя купить ему велосипед и
мобильный телефон. Потом сказал, что хотел бы иметь
компьютер и Play Station. Когда ему исполнилось
шестнадцать, он потребовал себе мотороллер. Шейфер
старался ни в чем не отказывать своему любимому.
Однако, денег не хватало. Тогда он пустился во все
тяжкие. Но это не приносило стабильного дохода, к тому
же было связано с большим риском.
По вечерам Томас мыл полы в праксисе знакомого
медика, а в предрассветные часы разносил газеты. Он сам
давал мальчику уроки немецкого, потому что учеба в
фольксшуле (народная школа - нем.), по словам его
знакомых, была малоэффективной. Марчелло не
отличался особым прилежанием, и учение шло туго, что
огорчало учителя...
Это случилось осенью. Была чудесная пора, когда
природа прощается с летом, в народе названная "Бабьем
летом". Стояли последние теплые деньки. В кустах весело
щебетали птицы. Сорванные ветром желтые листья
медленным хороводом кружились в воздухе. Золотое
убранство клена горело в огненных лучах заходящего
солнца. Погода назавтра обещала быть такой же хорошей,
как и сегодня. Шейфер шел по аллее городского парка,
что-то напевая себе под нос. Вдруг большая черная птица,
каркая, низко пролетела над головой, чуть не задев его
крылом. Он отмахнулся и ускорил шаг.
Его внимание привлекла фигура подростка, который,
нахохлившись, как мокрый воробей, одиноко сидел на
скамейке. Томас подошел к нему и спросил, не может ли
он чем-нибудь помочь. Мальчик поднял заплаканное
лицо, но ничего не ответил. Еще не зажглись фонари, и в
сгущающихся сумерках Томасу пришлось напрячь зрение,
чтобы хорошенько рассмотреть его. На вид ребенку
можно было дать лет двенадцать. Пшеничные волосы,
спадавшие на лоб, курносый нос и светло-голубые глаза
на скуластом лице выдавали его ненемецкое
происхождение.
"Похоже, выходец из восточной Европы," - подумал про
себя Шейфер. Он повторил свой вопрос по-английски.
Запинаясь и глотая слезы, парнишка на ломаном
английском рассказал, что приехал сюда с родителями и
другими туристами на автобусе из далекого русского
города Пермь. Да вот отстал от своих. И теперь без
копейки в кармане и, не понимая ни слова по-немецки, в
отчании не знает, что делать.
"Родители, наверное, с ума сходят, с ног сбились," -
вздохнул Алексей. (Так звали мальчика.)
Томас предложил ему переночевать у него.
- А завтра решим, как быть, - добавил он.
Как говорится, утро вечера мудреннее.
Выбора у Алексея не было, да и есть очень хотелось, и
он согласился.
Когда они пришли, Марчелло был дома. После ужина
Томас объявил, что надо пораньше лечь спать потому, что
завтра перед работой он с Алексеем должен поехать в
полицию. Мальчику постелил у себя в комнате, на диване.
Марчелло, не попрощавшись, закрыл за собой дверь...
Утром после разговора с ними полицейский позвонил в
русское консульство в Бонне. (Их город находился в
получасе езды на машине от Бонна.) Вскоре за Алексеем
приехали, и инцидент был улажен.
До работы еще оставалось минут сорок, и Шейфер
решил заскочить домой, чтобы проглотить чашку кофе.
Войдя в квартиру, он окликнул мальчика. Никто не
отозвался. Томас сварил кофе и присел к столу. Не успел
он сделать первый глоток, как острая боль сдавила горло.
Он опрокинул на себя чашку, и желтое пятно растеклось
по рубашке.
"Ты меня больше не любишь. Ты любишь другого", -
услышал он сзади горячий шепот Марчелло.
Тонкая леска перехватила горло Шейфера. Марчелло
изо всех сил дернул ее на себя. Голова благодетеля упала
на пол и, моргая ресницами, покатилась в угол.
Обезглавленное туловище повалилось на бок. Из горла
ударил фонтан крови.