Творцы, Глава 7

 
               

     Виктор нас проводил до калитки. При расставании шутили, говорили о прекрасном, о себе. А сытость всегда располагает к хорошему настроению. Да и никто не мог забыть хоровое песнопение, которое устроила Леда. Потому что свободное волеизъявление в искусстве подымает его на более высокую ступень и было очень жаль, что наши голоса, их слаженность, объёмность, переливчатость, порой доходившую до вибрирующей утончённости, никто не мог слышать, кроме нас самих. И далее сошлись на том, что неся всё это в себе, мы можем продемонстрировать в любом другом месте, пусть с меньшим составом, но не менее талантливо. И вот с таким оставшимся чувством пошли дальше.
     А на улицы города опустилась темнота. Рукотворный свет от фонарей и окон  придавал им загадочность и таинственность, незаканчивающуюся сказочность. Возраст уже не имел значение. Каждый начинал себя чувствовать неким персонажем волнующей истории. И одежды при ночных стеклянных светилах гляделись иначе, ни как днём: исчезала франтоватая современность, но появлялась непредсказуемость, другие неожиданные формы и цвета, которые оставалось доводить своей фантазией. Теперь изменённые, мы направились по переделанным улицам, глядя на светящиеся, дышащие тёплой жизнью окна и светлые пятна фонарей, в очертаниях которых в любой  момент могла появиться другая жизнь, совершенно неизвестный нам образ. Но здесь на окраине с наступлением ночи люди пропадают с тротуаров, а машины с  дорог. Большинство расходится по своим уютным домам, к интересным телевизорам и мягким убаюкивающим постелям. Другие, а их гораздо меньше, направляются развлекать себя в центр города. Поэтому мы брели своей маленькой группкой в одиночестве. И прошли довольно много, пока на нашем пути не показался кот, серый с белым пятном на боку. Не обращая на нас внимания, задрав хвост пересёк нам дорогу и скрылся в  металлическом заборе, в стриженных кустах двора. Всё, сказочное происшествие закончилось. Мы подумали и обсудили то, что он мог бы и мяукнуть, да сверкнуть горящими глазами. А вот если бы была собака … Собака злая?  Нет, собака не нужна. Пусть лучше будет кот. Как есть: пошёл, так и пошёл своей дорогой. А то злая собака. Что это за сказка со злой собакой? Нет — это не сказка. Может и сказка, но совершенно другая сказка и в другом месте, и пусть они со своей злой собакой там и разбираются. А мы сейчас просто идём и нам никто не нужен. Даже тот кот, который уже ушёл. А как же сказочные герои? Герои! Мы кто? А! Если бы был злой волшебник, то другое дело. Над злым волшебником всегда достойная победа. Мы бы ему бороду отрезали, колпак сняли, а рот заклеили скотчем и самого привязали бы к фонарному столбу. Вот пусть потом скотч от остатков бороды и отклеивает. Теперь мы и есть те самые настоящие сказочные герои. И так негромко переговариваясь, иногда останавливаясь, принюхиваясь к воздуху ночных садов, все вместе вышли на более людную улицу.
     Я не скажу, что мы сразу оказались в пешеходном потоке. Но по тротуару шагали не одни,  встречались и другие мужчины, и женщины, прохаживались праздничные парочки. А машины тихо и вежливо урча светили фарами на ходу. Дома стояли больше многоэтажные, с небольшими палисадниками перед окнами. Где деревьев росло гораздо меньше, чем на нашей улице окраины, а преимущественно кусты да заботливо ухоженные цветы. У городских местных жителей большой популярностью пользовались папоротники. Так как из окна можно увидеть, что он цветёт, и быстро сорвав пойти в подвал за кладом.  Как результат: в городе периодически появляются папоротниковые богатеи. Но как следствие, как правило, затем рушатся банки, где они работали. И в переносном и в самом прямом смысле: рухнул банк вместе со стенами и сейфами, работникам банка с трудом удалось спастись. И они потом объяснить не могут, как развалились бронированные сейфы с секретными замками. Сами понимаете — чертовщина сила мощная. И колдовская связь между частным подвалом и банком, где работал счастливый обладатель волшебного цветка папоротника, может сыграть не в пользу банка. И потому, все директора банков, и вообще денежных фирм, несколько нервно относились к малым формам городского ландшафта — палисадникам. Хотя большинство из них имели перед своим домом такие же огороженные клочки земли, усаженные культурными растениями и естественно, всё тем же древним, как сама планета, папоротником.
     Но сейчас суть нашей мысли шла не к растениям. Они просто встретились по дороге, чуть сбоку: один раз, ещё раз … А мы двигались своим путём, я, художник Убенс и эссеист Дмитрий Веников. И хотели поговорить об искусстве. Только лишь. Обсудить цветовые наложения и словесные узоры. И одно и другое приводит к созданию образа, психического портрета, выражению чувств. Как раз того, что мы всегда связываем с живым, с жизнью. Как мы считаем, и в лесть к себе тоже, высшего природного проявления огромной вселенной. Но, конечно же, за исключением Бога. С этим вопросом будут разбираться профессионалы. Их у нас много, как и путей в стремлении познания сущности Великого. Правда, как это не прискорбно, наша задача может оказаться в том, чтобы вовремя убежать от через чур старательных специалистов, дабы те не совершили грех. Ибо они могут пойти по ложному пути в своих исканиях и утверждениях. Сами знаете, что убийство грех, особенно невинных, да и другие грехи бывают. Человечество всю свою сознательную историю живя обществом всегда стремилось и стремится к улучшению качества, к совершенствованию взаимоотношений человека и человека, человека и общества, общества и человека. Уже не одно тысячелетие прошло, потрачено на такое замечательное, достойное дело. И результаты себя не заставили ждать. Многие фриканцы, зиаты проходят через все границы Вропы, прямо семьями, чтобы пожить среди честных, добрых, справедливых, умных жителей лучшего континента, которые наводя справедливость, народовластие в их странах, сжигают и разрушают их некрасивые дома и убивают мужчин, стариков, женщин, детей, всех. И если раньше граждане и руководители стран АШС (Ариканских Штатов Соединённости) и Вропы говорили о своём демократизме, о себе, как о носителях свободы и личности и общества, то теперь твердят о своём превосходстве,  величии, власти, особом предназначении (могут с другими себе позволить многое и для которых речь будет уже идти о собственной жизни, существовании). Вор лжив, воровка лжива.
     Сообразуясь с выбранным направлением мы шли по намеченному пути. И вышли к небольшой площади районного масштаба. Её окружали раскрашенные пятиэтажные блочные дома вперемежку с более старыми со штукатуркой и лепниной. А часть одной стороны занимал сквер со скамейками и цветочной клумбой по середине. Недалеко от скамеек возвышались искусственные деревья с горящими разноцветными гирляндами. Стояло несколько изогнутых фонарей. А в центре площади в окружении притемнённых домов со светящимися окнами и загадочным сказочным сквером танцевало несколько десятков разных по возрасту и одежде мужчин. Они сопели, старательно подпрыгивали, приплясывали, выделывая всякие зигзаги ногами, при этом толкая, подталкивая друг друга в бока и другие мягкие места. И если кто-то вываливался из общего коллектива, то снова сам туда  настойчиво впихивался работая руками и остальными частями тела, глубоко и порывисто дыша. И постояв некоторое время, наблюдая за плясунами, нам всё же удалось разглядеть одну женщину. Такому случаю эссеист Веников удивился. Я вообще ничего не понимал и потому женщину среди танцоров принял, как нормальное явление. Единственно что: плохо, что одна. Было бы больше, было бы веселее. Ситуацию начал разъяснять рядом остановившийся мужчина в строгом костюме:
     - Я иду из ресторана домой. Мне эти чёртовы бабы надоели. Женщина — гражданка АШС. Они проходили мимо со своей экскурсией и она осталась. У неё дома мужчина — женщина, а она мужчина.
     - Кто мужчина — женщина? - не понял Убенс.
     - Женщина выполняет в семье функции мужчины, а мужчина функции женщины ...  - начал объяснять ему бывший посетитель ресторана.
     - Да? И как такое у них может всё получаться? Странно. И в этой толпе делаются сугубо мужские функции?
     - Конечно! Это старинный обряд. Мужчины здесь толкаются, месятся, чтоб у них жена, семья всегда была, достаток,  а если жена уже есть, то чтоб она богатой стала, а он ей будет помогать, даже невидимо, -  и незнакомец, для усиления своей речи, поднял указательный палец.
     - Как это невидимо? - опять не сообразил Убенс.
     - Ну сами понимаете: знакомства, связи, положение в обществе, может и взятки, ещё что-нибудь подобное, - и он махнув рукой, пошёл своей дорогой.
     Я продолжая разглядывать толпу, вдруг наткнулся взглядом на знакомую голову, да и показавшуюся в след за ней фигуру, несомненно, видел не в первый раз. Вместе со всеми мужчинами топтался, выплясывал наш знаменитый городской художник Яж Такое. Женат он был давно, и дочка уже выросла. Или семью собирается пополнять, или женскими финансами недоволен. Яж давно считался не самым бедным художником. А, чего всегда не хватает, так это денег. Тем временем Яж Такое раскачиваясь, приседая, подпрыгивая пихал кулаками и локтями своих соседей в бока, да ляжки. Некоторым и по спине доставалось. Иногда кто-нибудь кряхтя, постанывая сгибался от через чур сильного тычка, болезненно отходил в сторону. Но восстановившись, через какое-то время, вновь вливался в общую шевелящуюся массу.  Яж слыл миниатюристом, работал с картинами небольшого формата. Дети у нас рисуют, а художники пишут. С самой ранней юности его уже тянуло к практическому применению своих способностей. Подрабатывал на афишах, рекламе, в людных местах ножницами по бумаге вырезал прекрасные головки детей и взрослых. Получалось очень похоже: носик, губки, и шапочка такая же. В общем, большинство заказчиков оставались довольными. Но, по-видимому, такая работа необходимых доходов не приносила.
     Состояние свободы художник чувствует всегда сам. Оказалось можно заниматься не только картинками, графикой, но и общественно полезным делом, как оформление документов. Никто не знает, когда он самостоятельно нарисовал первую печать. Но и он сам уже, наверное, не помнит. Сначала к нему шли с мелкими заказами, а некоторые и просто из любопытства. Так здорово получалось: рисованный оттиск, никто не мог отличить от оригинала печати. Вот где настоящее искусство! Но постепенно атмосфера возле Яже Такого начала накаляться, попахивать грозой. И он всё больше и больше стал подумывать о переезде в другой город. И тут, неожиданно что-то случилось. Яж как-то подошёл к Убенсу и сказал ему, удовлетворённо, чуть насмешливо улыбаясь: "Всё, никуда не поеду. Я здесь нужен, меня в этом городе ждут, и я востребован. Мною, оказывается, довольны". И он принялся помогать людям. Рисовал печати на всё, что требовали: и на документы, и на таможенные оформления, на перевозку грузов, на перегон автомобилей, лошадей и коров, на угнанные машины, и на сворованных коз. Что люди хотели, то и получали. И город начал насыщаться, стал выглядеть богаче, ярче, кругом кипело дело. Над входом в главное таможенное здание висел девиз "БОГАТО ЖИТЬ НЕ ЗАПРЕТИШЬ!". И мэр для жителей, уже стал не мэром, а императором со своей непобедимой кагортой. Как-то глава города подошёл к одному знаменитейшему городскому художнику с просьбой изобразить свою жену в обнажённом виде на тахте. Художник в ответ предложил его самого изобразить в таком виде на тахте. А то мы всё о женщинах, да о женщинах, а о себе то тоже нужно иногда подумать. На что мэр начал взволнованно интересоваться: "А фрукты в вазе рядом со мной можно написать?" - "Пожалуйста. Любые", - совсем не стал возражать живописец. Сейчас красочное полотно, с обнажённым главою города, висит в центральном фойе мэрии. А Яж Такое всё лучше и лучше рисовал печати. Деньги за свою работу брал небольшие. Но заказчики, как правило, дорасчитывались натурой: кого-нибудь изобьют, ограбят, а то и прибьют, много чего могли придумать.
     И всё же Яж свою основную работу не забывал. Рисовал миниатюры, занимался оформлением книг. А однажды, как-то, к нему подошёл работник администрации города и сказал, что его, Яже Такого, правительство и весь народ хочет номинировать на премию "Чудотворство". И наконец случилось то, чего Такой ждал последние десять лет. Он стоял на сцене драматического театра ослеплённый огнями рампы и своим  величием. А кругом всё блестело: и торжественные речи, и запонки, и драгоценные заколки, брошки, белые манжеты, дорогие платья, причёски, глазеющие ложи …, и он сам с высокоподнятой головой, монументальным лицом, наконец-то покоривший этот свободный, самодостаточный город.
     Я сейчас стоял, смотрел на снующую, толкающуюся толпу настоящих мужчин и думал о своём будущем. И видел только призрачные контуры, которые нужно будет наполнять своей живой жизнью, работой и много ещё чем, превращая в явные формы. И какие они получатся, никому не известно.
     Те кто уставал биться за будущее, или считал достаточными свои действия, в собравшемся коллективе желаний, тихо выходил, выползал из него и покачиваясь брёл своей дорогой, как правило — домой.