ОТЕЦ

               

     Мой отец Александр Романович Беляев известный писатель – фантаст, написавший такие произведения как «Голова профессора Доуэля», «Человек Амфибия», «Ариель», «Властелин Мира», «Борьба в Эфире»  и другие, умер от голода 6 января 1941 г. Мне в ту пору было всего 12 лет. Что он мог рассказать о себе, маленькой девочке? Конечно же, о своём детстве и юности.
    
     О его взрослых делах, мне ничего не было известно. А о том, что он ещё собирается написать, он никогда  никому не рассказывал. Да, как мне кажется, он и сам этого ещё не знал. Темы и сюжеты возникали спонтанно, без всякого усилия. И тут же, начинали развиваться, словно разматываемый моток ниток. И всё это происходило, как бы, без ведома автора.
    
     Откуда я это знаю? Знаю потому, что именно так происходит со мной. Не могу только сказать, всегда ли  герои его произведений действовали по его воле. Например у меня, постоянно происходит что не запланированное мной и мои герои живут какой – то своей, неведомой мне жизнью. И делают совсем не то, чего я от них жду. И мне бывает очень трудно наставить их на путь истины.
    
     После смерти отца, мама конечно рассказывала мне о их совместной жизни. А вот о том времени, когда они ещё не были знакомы, мы знали лишь в общих чертах. И потому, на многие наши вопросы, так и не нашли ответов. И всё же, я написала книгу воспоминаний. Она была выпущена в прошлом году в Москве издательством «Тончу». А тем, кто её не читал, предлагаю небольшой экскурс, в прошлое.
    
     Саша или Шурка, как в последствие его стали называть друзья, родился в религиозной семье. Его отец был священником и имел большой приход. Как мне рассказывала папина двоюродная сестра, отец Роман пользовался у своей паствы любовью и большим уважением.
    
      Естественно, что и дети, а их было трое, росли под благословением. Но, как ни странно, средний любимый сынок Сашенька, с самого детства рос атеистом. Его, почему – то не ангелы, интересовали, а бесы. Было у него любимое занятие ногой качать.  Увидит это Фима – была у них такая прислуга, и непременно скажет:
     -Не качай нечистого!
     А как она уйдёт, Саша вновь начинает ногой качать, а сам думает – пусть маленький покачается!
     Иногда к ним в дом заходил мужчина то ли больной белой горячкой, то ли просто ненормальный.  Ему всё черти мерещились. Возьмет кочергу и начнёт вокруг себя круги чертить да приговаривать:
     -Ага, не достать!
      Саша на печку заберётся и оттуда с интересом наблюдает. А сам представляет, как черти по кругу бегают, а в круг попасть не могут.
    
     Как – то Саша мочёного гороха объелся. Поднялась высокая температура. А в бреду ему маленькие чертенята мерещатся. Будто они отовсюду выглядывают и хихикают. А он должен им обязательно отвечать и тоже хихикать. Услышав его хихиканье матушка до смерти перепугалась. Окропила святой водой, компресс на лоб положила.
    
     Когда он подрос и научился читать,  сразу фантастикой увлёкся. Кого читал, наверное, не скажу. По всей вероятности Жюля Верна. Особенно его полёты заинтересовали. Пробовал летать, привязав к рукам веники. Не получилось! Стал с отцовским большим зонтом с крыши прыгать. Тоже никуда не улетел…И только потом, уже будучи взрослым, поднялся в небо на биплане. Впрочем, отец говорил, что они не столько летали, сколько по кочкам прыгали.
    
     Был у отца закадычный друг Коля, который ходил за Шуркой следом и участвовал во всех его затеях. Ещё будучи подростком, отец увлёкся фотографией. Обычно начинающие фотографируют своих домочадцев и домашних животных. Но отцу всегда хотелось чего – то необычного, не стандартного. Не того, что делают другие. Естественно, что он и своего друга приобщил к фотографии.
    
     Как- то, когда к нему пришёл Коля, он сунул ему в руки фотоаппарат, сказав:
     -Будешь снимать!
     -Кого? – не понял друг.
     -Меня! Готовься!
     Сев на стул он принялся корчить рожи. А Коля стал так хохотать, что чуть не уронил фотоаппарат.
     -Снимай, снимай! – сердито кричал Шурка
     -Ой, не могу! – прохрипел Коля и, в приступе смеха, упал на пол вместе с фотоаппаратом и штативом.
      К сожалению, эти снимки не сохранились. Но отец восполнил пропажу сделав новые, когда ему было уже за сорок! Эти фотографии можно увидеть в книге моих воспоминаний.
   
      На этом фотографические опыты не закончились. Отец решил сделать фотографию лежащей на блюде человеческой головы. Даже Коля, веривший в способности друга, засомневался.
     – Да ты что, с ума сошёл, как ты это сделаешь?!
     -Да очень просто! – с запальчивостью воскликнул Шурка.
    
     «Просто», конечно не получилось. Пришлось потратить немало времени и усилий. Для фотографии понадобились – стол, скатерть, блюдо и, конечно, голова. Стол заменил большой фанерный ящик, в котором выпилили дыру. Скатерть – простыня, тоже с дырой.  А вот с блюдом пришлось повозиться. Надо было у блюда так отбить кусок, чтобы его можно было приложить к шее и создать впечатление, будто голова лежит на блюде.
    
     Да, совсем забыла! Ещё нужен был людоед, который собирался съесть эту голову. К сожалению, эта фотография тоже не сохранилась и я не помню, кого изображал отец голову или людоеда. Была она очень реалистична, а потому жутка. Тем – более, что была тонирована в синий цвет.
      Выглядело это так  - За столом, накрытым скатертью сидел, или вернее стоял мужчина, держащий в руках нож и вилку. Вид его лица был свирепым. Казалось, что он, вот – вот, вонзит инструменты в свою жертву. Голова лежала немного на боку. Язык вывалился, глаза закатились. Жуть!
    
     Кроме всего прочего отец, с самого детства, увлекался театром, где был, словно бог в трёх лицах. Драматургом, режиссером и актёром. Да ещё декорации рисовал! Естественно, что артистами были его сверстники. Когда подрос,  создал любительскую труппу. Так, в то время называли самодеятельность.
    
       Так как денег, чтобы снять помещение, не было, играли то у одних знакомых, то у других. Причём с успехом. А однажды отправились с гастролями в ближайший городок, но прогорели. Денег не осталось даже на обратную дорогу, и домой возвращались пешком, по шпалам…
    
     Ещё будучи студентом Демидовского лицея, отец вёл в Смоленской газете театральную рубрику. И никогда не упускал случая участия во всевозможных литературных вечерах. Когда что – ни будь, где ни будь организовали, Беляев был всегда там! Мама рассказывала мне о том что когда наша семья жила в Москве, они с отцом выступали в Народным Доме. Хотя отец не имел музыкального образования, он играл на рояле и на скрипке. Мама тоже не была профессионалкой. Но она, в юности училась петь. У неё было лирическое сопрано. На концерте она пела романсы, а отец ей аккомпанировал.
    
     Но, вернёмся в Смоленск – родину отца. Однажды в Смоленск приехал столичный Народный театр, которым руководил Станиславский. Для любителей театра, это было большой радостью. Отец, как всегда, был в первых рядах. У Москвичей был большой репертуар но, неожиданно охрип ведущий актер. К сожалению, второго состава не было, и заменить его было неким.
    
      Шли дни, а больной всё не поправлялся, и труппа готовилась к отъезду. Смоляне были этим очень огорчены. Но тут, какой – то большой поклонник Мельпомены, отправился к Станиславскому. Он рассказал ему о том, что в Смоленске есть талантливый актер – любитель. И он думает, что если Станиславский попросит его заменить заболевшего актёра, тот согласится. Разговор, конечно, шёл о моём отце.
    
     И вот, однажды вечером, к Беляевым пришёл высокий господин в пенсне. Когда матушка узнала, что гость пришёл к её сыну, сердце её дрогнуло. Хотя Александр был уже совсем взрослым, она привычно подумала, что её сын опять что – то натворил. Проводив гостя к сыну, она стала, с тревогой, ждать, что произойдёт дальше. А когда гость ушёл, она спросила Сашу, зачем приходил этот господин. Сын сказал, что ему предлагают заменить заболевшего актера.
     -Ну, а ты что? – с тревогой спросила мать.
     -Я согласился!
     -А ты не боишься опозориться, справишься? Театр то ведь столичный!
     -Справлюсь! – с уверенностью ответил сын.
    
     Через два дня, за которые он успел выучить несколько ролей, Александр уже блистал в столичной труппе. Смоляне встретили его аплодисментами. Пока не закончились гастроли, отец играл во всех спектаклях. Его игра понравилась Станиславскому, и он предложил ему остаться в его труппе. Но отца, в то время ещё увлекала перспектива стать присяжным поверенным и он отказался.
    
     Как – то я прочла, толи в каком – то журнале то ли в газете, что отец, якобы, уехал в Москву и ещё какое – то время играл в Народном театре. Но, ни мама, ни я об этом от него не слышали. Так что, ничего утверждать не буду. Лучше расскажу о том, что было немного раньше этих событий.
    
     Отец в то время играл в Народном Доме Смоленска. Спектакли там ставили довольно регулярно. Он рассказал мне несколько забавных случаев из той поры.
     В каком – то спектакле, названия не помню, у него была роль студента.
    
     На сцене унылая каморка. За столом с книжкой, сидит студент. Входит хозяйка. Студент встает и отходит к стене. Хозяйка бранится, выговаривает ему за то, что он не платит за квартиру.
     -Если на следующей неделе не заплатите, выгоню! Или уряднику пожалуюсь!
     И, в это время вдруг, начинает падать декорация. Видимо её плохо прибили. Отец, не растерявшись, и подпирая её плечом, восклицает:
     -У меня уже стены падают, а вы всё денег требуете!
     Занавес закрылся под смех и аплодисменты зрителей.
    
     Второй произошёл тоже в Народном Доме. На этот раз, отец играл какого – то императора, которого должны были свергнуть. Он сидел в кресле, о чём – то глубоко задумавшись. Восставшие  должны были ворваться на сцену, после взрыва. Но оказалось, что кто – то порвал провод и взрыва не получилось. Отец слышал разговор из – за сцены. Один говорил – выходи! А второй отвечал – не могу, взрыва не было! И опять, тот же – Не будет взрыва, провод оборвали. Выходи!
    
     Пауза явно затянулась. Отец встал с кресла и стал расхаживать по сцене. Он напряжённо думал, как исправить ситуацию. Тем – более, что  зрители стали уже проявлять нетерпение. И он придумал. Зайдя за кулисы, он вытолкнул одного за другим двух мятежников, после чего вышел на сцену задом, обороняясь саблей. Видя это, остальные тоже ринулись на сцену. Положение было исправлено!
    
     И ещё один эпизод. Возможно, что отец называл мне  название пьес, но я уже не помню. А происходило вот что:
   
     На сцене меблированная комната. Посредине стол, на котором стоит бутылка вина и рюмка. Входит согбенная, с трясущейся головой, старуха. Оглядывается. Увидев  бутылку, подходит к столу. Берёт трясущейся рукой бутылку и собирается  её раскупорить, но пробка сидит слишком глубоко, чтобы её вытащить без штопора.
    
      Театр был любительский, и всё было настоящее. В том числе и вино. До спектакля, видимо, кто – то приложился к бутылке и крепко закупорил её. Если бы у отца было больше театрального опыта, он бы просто изобразил, что наливает и потом пьет вино. Но сделать этого, он не догадался и продолжал крутить в руках бутылки. И вдруг, забыв, что он играет старуху, выдернул пробку зубами! Но, тут же спохватившись, вновь принял позу старой женщины и продолжил игру.
    
                ---оо0оо---