Хосе

Рая Бронштейн
У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Хосе.

Нет, не так.

— Здравствуйте. Онлайн магазин «Религиозная утварь и другие причиндалы». Чем я могу вам помочь? — мой голос звучит звонко и приветливо.
— Это вам Хосе из Америки звонит. Вы говорите по-английски? — хрипло, с сильным мексиканским акцентом спрашивает мужчина.
— Очень приятно, Хосе. Да, говорю. Мы прямо сейчас на нем и говорим. Что я для вас могу сделать, Хосе? — я подавляю приступ сарказма и настраиваюсь на высокий профессионализм.
— Мне бы елея купить, — сказал Хосе, немного подумал и добавил — «Елей мне нужен. В тюрьме я, а тут без елея никак».

Пауза, наверное, была неприличной. За то время, что я переваривала сочетание слов «тюрьма» и «елей», он вполне мог сбегать до Израиля, купить флакончик елея и спокойно вернуться в свою камеру.
— Вы там? — спросил Хосе. Встревоженный голос хрипел еще сильнее.
Я очнулась. Отогнала дурные мысли. Напомнила себе – «Высокий профессионализм, Рая. Соберись».
— Да, Хосе. Я здесь. Извините. Вам какой елей — нард, мирра, иерусалимский бальзам?
— А какой самый дешевый? — спросил Хосе. Судя по тому, что он перешел на шепот, ему было неловко.
— Они все по одинаковой цене, с доставкой будет двенадцать долларов.

Хосе подумал, посчитал, спросил нельзя ли переслать нам наличные. Я извинилась и объяснила, что принимаем только кредитные карты. Хосе слегка покряхтел и оформил заказ на пузырек иерусалимского бальзама.
Я уже приготовилась вежливо прощаться, как Хосе вдруг спросил: « А помолиться за меня? Вы за меня помолитесь? Пожалуйста, мне нужно, чтобы вы за меня помолились».

И снова пауза. Как объяснить несчастному Хосе, что я самая неподходящая кандидатура для такой просьбы? Что с таким же успехом он мог бы попросить помолиться за него дерево в парке или бродячую собаку на улице. Хотя, кто его знает, во что верят деревья и собаки.
Этот разговор нужно было заканчивать. Хосе звонил по бесплатному (для него) номеру, и наша задушевная беседа уже давно превысила стоимость елея.

Только профессионализм заставил меня соврать, поверьте.

— Я помолюсь за вас, конечно, Хосе.
— Спасибо! Вы очень добры. С вами приятно говорить. Можно, я вам еще позвоню? — Хосе выпалил это все на одном духу, явно боясь, что я положу трубку раньше, чем он закончит.

Тут уже покряхтела я. Но все тот же проклятый профессионализм и вежливость вынудили меня пробормотать что-то вроде: «Да-да, конечно, звоните, елей у нас еще есть, у нас елей в большом ассортименте».
Я повесила трубку. Отдышалась. Ничего страшного – он же в тюрьме. Им, наверное, разрешают звонить всего лишь раз в месяц. Не будет же он тратить драгоценные звонки на разговоры с «религиозной утварью и другими причиндалами».

Увы. Им разрешают звонить раз в неделю. И да, он тратит все эти звонки на разговоры со мной.

Вот уже полгода по воскресеньям Хосе звонит мне. Это в основном монологи. Я изредка утвердительно мычу и много вздыхаю, соболезнуя. Большего ему от меня и не надо. Вроде.

За это время я узнала, что сидит он по ошибке. За что сидит — не ясно. Но в тюрьме он уже третий раз. Что брат его, Мигель, в другом штате тоже сидит по ошибке. Что у его дяди Эрнесто серьезные проблемы с окружным прокурором. И это тоже большая ошибка. Что жена Хосе уехала назад в Мексику. Ошибка, разумеется, и бедная Хуанита за неё дорого заплатит, судя по тону Хосе.

За всех этих людей я должна молиться. Хосе уже не просит. Он просто деловито перечисляет имена. «Помолись, тебе ведь не трудно? Ты там ближе к Богу, тебя лучше слышно».

Но…  Хосе не звонил на прошлой неделе. А в последний разговор он был очень весел и говорил о каком-то сюрпризе для меня. Сюрприз… Хм. Что бы это могло быть? Ведь не могли же его…? Он же не станет…? Это ведь далеко… Ох, нет…

Вы не приютите меня на пару недель? Мне бы перекантоваться только. Он на воле долго не задержится… Не задержится, правда?

Помолитесь за меня, кто может!