Пустыня

Эд Панферов
И был Он там, в пустыне, 40 дней...
(Евангелие от Марка гл.1.13)
Удивительное, странное место, место словно оставленное Богом, или припасенное Им на этот, или ещё какой, особый случай - каменная пустыня. Пустыня, куда все камни земли мечтают прибыть. Прибыть своим странным, непостижимым Путём. Путём, который кажется, им удаётся всё же пройти. Пройти за немыслимое количество лет. Лет, эпох, времен - какая разница, они не спешат. Спешка удел человеков. Человек, единственное, спешащее - куда и почему? Почему нам дано знать, что мы смертны, и мы этому сразу и абсолютно верим? Вера - о ней ничего не знают ни тишина, ни камни. Камням в пустыне, странно ощущать тепло истёртых стоп, и они стучат друг о друга, издают звук. Звук, любой звук здесь другой. Другое здесь всё. Всё это забирает и меня. Меня сковывает усталость - быстро и по- настоящему. По-настоящему и быстро здесь понимаешь, что ходьба не совершенство эволюции - может полёт? Полёт лучше, хотя бы тем, что в небе нет камней. Нет камней, но и опоры тоже нет. Нет остановки, отдыха. Отдых, земная твердь,- может последняя мечта ангелов. Ангелов, которые, придя сюда становятся камнями. Камнями - образцом покоя, из которых строят жилища, храмы, крепости. Крепости, и те не вечны. Вечность, внутри которой игра воображения, блики... ничто не вечно, всё изменчиво, неповторимо, зыбко. Зыбко, до боли холодно становится вечером. Вечером камни остывают быстро, а тело стонет и вымаливает горизонтали. Горизонтали, кроме горизонта, здесь нет. Нет здесь так же и вертикали, кроме моего сутулого, проеденного усталостью, словно старая шерсть молью, тела. Тело чужеродно пустыне: чем дольше здесь находишься, тем это понимание вытесняет всё остальное. Всё остальное исчезает, так исчезают уставшие от зноя листья, сорванные яростным ветром, и унесенные, совершенно обессиленные, в неизвестное. Неизвестное рисует в уме желаемое,- например, море. Море, где на солнце, наталкиваясь друг на друга, ликуют волны, вальсируя, и воздух солёный и свежий, и вечный спутник воды морской - чайки, каждым криком ставят запятую в молчащем уме. В уме всплывают сюжеты из ясного детства - пахучая стружка, монотонный стук молотка, терпеливо и долго отец мог стучать, и голос спокойный и тихий. И тихо мама войдёт с молоком буйволицы, и пятно от окна на полу крестом... почему же хранит это ум? В уме молчащем, если молчание можно соотнести с умом, отражается всё, на что падает взор. Взор уже путает явь и мечту, камень-волну. Волну раскалённого ветра ощущает гортань. Гортань обжигает любой вдох, любой шаг приносит боль ногам, грёзы - сердцу глубокий толчок горячей густеющей крови. Крови солёной, как море, где жажда, возможно, быстрее невыносима от ласкового шепота волн...Волна за волной, волна за волной, есть только волны - кто их поднимает? Поднимает до неба рваные волны и бросает, отчаявшись, вниз снова? И снова камни и камни, как хочется лечь, но материя в этом смысле не равна энергии, что вечна и всюду. Всюду камни, и тело не терпит условной горизонтали. Горизонталь, вертикаль, всё зиждется - дни сжигающие, ледяные ночи, явь, миражи... смешалось всё. Всё - жажда, усталость, боль, безумие и страх - всё смешалось, стало далеко...вдруг, снег! Снегом всё стало безликим и везде одинаковым. Одинаковым и бесконечным видится пустыни ландшафт. Ландшафт безвременья, в который я помещен словно в клетку, и неправдоподобен для равнодушного ока Бога. Бога, которому всё едино камень иль сердце...