Ангелу 27 лет, мне 30. Ангел живет в городе из 11 тысяч историй, число историй моего города 760 тысяч. Ангелу достаточно его 11 тысяч, мне мало моих. Даже учитывая то что я знаю их очень поверхностно. Я привередлив к историям, ангел раскрашивает своими цветами даже самые нудные. Иначе не смог бы.
Ангел пишет стихи с 9 лет, я пишу, но не стихи с 18. Критично отсекая все что было до, и все мои стихи. Повторюсь я привередлив. Ангел не помнит как все началось, зато я помню, помню как начал я. Помню ковер, подушку, тетрадь, длинные, крещёные волосы, сигарету, кровь, театр, слово. Слово с которого все началось. Люди. Что бы не было у Ангела, я уверен его слово было Лес.
В тот день Ангел испек пирог и лег спать, днем. Пока Ангел спал я вдыхал табак насыщенный апельсином и пил алкоголь насыщенные сливой. Все вредное мы насыщаем иллюзией полезности. Или наоборот? У Ангела в это время был сон насыщенный мной и цифрами.
Когда я убедился, в очередной раз, что в комфорте мы не развиваемся, как бы комфортно нам не было, Ангел проснулся и начал вспоминать цифры что видел во сне. В ее сне мне было 92 и я был в плаще, я был мужчиной, я был военным, я держал ровную осанку, я стоял спиной, я был.
Когда я закутался в теплое покрывало и провалился в пропасть из прошлого Ангел написал мне - “спокойной ночи”. На другом языке, на более красивом чем мой, другому языку хватило одного слова.
Как и мне. Мне хватило этого одного слова чтобы ответить. Так началась эта история. С одного слова. Надобраніч.
Ангел любит печь пироги. А я спустя неделю после ее первого слова ем пирог, нет не Ангела, другого светлого существа. Более того, я судорожно забираю пирог у того с кем поделился им, как будто вместе с каждым кусочком пирога пропадаю я. Не жадность, нет, что то вроде страха. Защитная реакция.
Вернувшись назад я услышу слова Ангела, он много говорит, почти как я. Я и Ангел сидим вместе под небом на расстоянии 758 километров друг от друга. Это мелочи, спустя неделю расстояние между мной и пирогом было больше. Ангел говорит что никогда ни пил и не курил, я не могу ему ответить тем же. Он говорит что все люди должны жить 92 года. Я говорю что это много, говорю что видел старость, я видел старого Ангела что пропал раньше чем его тело. Он пропал и стал ребенком, он звал маму. Ему было 86. Я говорю Ангелу которому 27 что 92 это все же много. Что я не воин, и что мне, если и будет 92, то ровную осанку я не удержу.
Неделю спустя я попадаю на 2 дня смеха. Я много смеюсь когда рядом Саша. Эти дни очень насыщены эмоциями, пирогом, фри джаззом, женщинами вокруг меня. Эти дни как полет, полет вокруг себя. Я летаю как голубь с пакетом привязанным к лапке. Глупое существо в панике. Голубь это полнейшая правда. Как и все здесь. Все это я видел. Кругами вокруг себя, надувая пакет еще больше, замедляя скорость. Восьмеркой и рывками. Как мои пальцы что в последний день фестиваля выводили восьмерки на ноге той что была рядом на протяжении почти каждого момента этой истории. До этого она грела мои руки своими. Потом руки укрыли шарфиком, у которого есть более определенное название, но все равно это шарфик, все можно упростить, а руки можно согреть.
Прыгнув на неделю назад, я прочту что я боюсь летать. Это написал Ангел. Я буду возмущен, я напишу что я не только летаю, я и падаю неплохо, и что еще важнее отлично встаю чтоб лететь дальше. Как главный принцип езды на велосипеде, встать чтоб ехать дальше. Как главный принцип жизни. Пока тебе еще не 86 и ты не вернулся в начало своей истории.
Ангел уточнит что я боюсь летать вместе с любовью. Это возмутит еще больше. После будет диалог с той что грела руки, об фильме “диалоги” и обо мне, диалог в квадрате, под корнем ангела. Я буду носится с этой мыслей еще неделю.
Прыгнув на неделю вперед, когда я сижу, да с той что рядом, в зале где мы ждем джаза я вслед за ней закидываю ноги на передний ряд. Ногами в будущее. Мертвецов выносят ногами вперед. Как глупо. За спиной прошлое, так рядом, ноги в будущем. Я по середине. И мы читаем книгу робкими голосами. Стесняясь своего голоса. Читаем и смеемся. Я много смеялся в эти дни. А то что мы читали описывало смерь жены главного героя книги. Через 3 часа музыкант заметит что человек умер а мы смеемся. Ногами вперед. С пакетом сзади.
Прыгнув на неделю назад я прощаюсь с Ангелом и благодарю его за эти дни. Ровно два дня как и фестиваль. На этом я покинул своего Ангела, и прыгнул вперед, прошлое осталось сзади, как и Ангел как и многие другие. Вперед на неделю.
В зал где саксофонист отдает свою апатию, гитарист свою нервозность, электронщик восторг. Я в их плену. Потом мы все немного разделились, люди, чувства и временные интервалы.
Уходя от туда, я вспоминаю чужие стихи и читаю их. Отчасти как рупор. Так делают многие. Если слова это деньги, то ты мне не по деньгам.
Уже сегодня утром, когда я видел туман что проглотил дом той что грела мои руки, я вспомнил другой момент когда я читал чужие стихи. Потому что был юн и сам еще не мог сказать. “Ты сродни моих, самых дурных привычек, все, заебался, бросаю курить”.
А сейчас я оторвал пакет и полетел дальше, вперед, только вперед. Наконец то поняв кто же именно привязал пакет к моим ногам. Ему было 92, он был военным, у него была ровная осанка.
Спасибо Ангел. Я больше не боюсь, пакета нет, я бросаю курить. Увидимся в 86 когда тебе будет 83, и впереди у тебя будет еще 9 лет на этой земле.