В сравнении с вечностью: любое суждение ошибочно, любое мнение субъективно, любое наказание бессмысленно. Наказывая ребенка или лишая жизни преступника мы проделываем это уже с невинным существом, потому что для "вчера" эффект горячего чайника невозможен. Отомстить и защитить – истинные цели любого наказания...
День, которому суждено было стать самым значимым в жизни простого банковского клерка Валентина, начинался с суеты. Где-то там - наверху - в унисон мыслям, шелестели листья эвкалипта, и через воздух, перемешанный с песком, с трудом пробивались лучи солнца цвета ржавого металла. Дул горячий ветер с пустыни, превращая жизнь во вредную привычку, единственным способом избавиться от которой это было просто перестать дышать.
Валентин, покинув квартиру, постарался как можно скорее добраться до своего недавно купленного авто и, упав на сидение, практически сразу включил кондиционер. Лёгким движение дворников удалил тонкий слой песка с лобового и заднего стекла и осторожно выехал со стоянки, гармонично вписавшись в громадную пробку, двигающуюся в сторону нижнего города.
Дорога, которая должна была занять минут десять, сегодня затянулась на час пятнадцать. Валентин успел прослушать на всех языках новости, позвонить родителям и ответить на все "неожиданные" вопросы, что дети здоровы, всё как всегда, и что за последние несколько часов абсолютно ничего не произошло; после чего выслушал наказ быть осторожным и самое главное : "Пусть все будут здоровы!", - с облегчением выключил громкую связь телефона. После чего, следуя преемственности поколений, автоматически начал набирать по очереди всех детей и, не сознавая, что для ребёнков на другом конце провода полностью отсутствует понимание между звуковой оболочкой слов и смыслом, начал задавать похожие вопросы, получая при этом однозначные ответы. После выполненных перед близкими и перед самим собой обязательств, Валечка заскучал. Последние несколько сот метров до места назначения тянулись особенно долго. Но любой путь, как минимум во временных рамках, при любых обстоятельствах приходит к своему логическому концу и Валентин наконец приехал.
Он опоздал везде!
Утро завершилось, бесплатную парковку найти было уже невозможно. С трудом втиснувшись между двумя автомобилями и очистив все карманы от мелочи, Валечка отправился искать аппарат, чтобы купить билетик на стоянку.
Подойдя к таксамату, он заметил арабского парня лет двадцати пяти, который, стоя рядом с этим полезным ржавым обшарпанным механизмом, с аппетитом заглатывающим любую и в любом количестве мелочь, просил у прохожих разменять стошекелевую купюру:
- Вы не могли бы разменять? - Обратился он к Валентину.
- Да, конечно, - ответил Валечка, одной рукой протягивая пять шекелей и предлагая положить в другую сто.
Гримаса удивления перекосила смуглое лицо молодого человека.
Выдержав трехсекундную паузу, Валечка добавил:
- Ладно, потом отдашь! Я планирую забрать машину отсюда где-то с трех до пяти. Подвезешь?
Глаза парня округлились, а большие выгоревшие ресницы подскочили к густым чёрным бровям, предавая лицу испуганно-смешное выражение.
Валя не выдержал и рассмеялся:
- Да шучу я, шучу! Меня зовут Валентин, - сказал он, протягивая руку парню.
Молодой человек наконец понял, что его разыгрывают; улыбнулся широкой открытой улыбкой, показав Валентину удивительно ровные, красивые белые зубы и осветив блеском чёрных больших глаз тусклое хамсИнное утро,
-Я Ахмет, - сказал парень, не переставая улыбаться и тепло пожимая руку Валентина.
- Спасибо, мой господин, - побдагодарил Ахмет, бросая пять шекелей в прожорливый таксомат.
Как часто какое-то обстоятельство, происшедшее с вами, наталкивало вас на мысль: "Ну почему именно я? Почему я не задержался, не заболел, не умер? По чьей злой воле и по какому стечению обстоятельств Я оказался в этой точке и именно в эту секунду?". Эти вопросы будет задавать себе Валентин всю свою оставшуюся жизнь, вспоминая по минутам этот странный день.
Взглянув на часы, Валечка поспешил к месту службы. Чувственно подметив детали: нищий на углу с пластиковой коробкой, продавец в кипе с самодельными бутербродами, раздатчик бесплатных газет в синей робе и с белой надписью на груди "POST"... В общем, всё как всегда.
Зайдя в здание банка, он постарался незаметно проскочить мимо немногочисленных клиентов, быстро приземлился на свое рабочее место и практически сразу нажал на кнопку, приглашая следующего посетителя. На табло высветился номер 12.
Всё последующее время Валечка продолжал мыслить цифрами, редко разбавляя чувства словами типа : процентные ставки, ипотечная ссуда, долговые обязательства, индексация, курсы валют...
Валентин любил свою работу, но очень быстро от неё уставал, поэтому после третьего посетителя у Валечки потух огонёк в глазах, речь утратила нотки эмоциональности и он опять заскучал. Вдруг вспомнилось, что в течение восьмичасового рабочего дня ему положено три перерыва; он принял последнего клиента и перестал нажимать на кнопку, недолго покопался в бумагах на столе, после чего поднялся и медленно побрел в курилку пить кофе.
Помещение довольно приличных размеров в прошлом предназначалось для курения, но после антитабачного закона курильщиков выставили на улицу и комната использовалась для coffe time и беспредметных разговоров. В помещении было шумно: Яша и Шмулик аргументировали одновременно, а Эдик, периодически поглядывая то на одного, то на другого, молча кивал, соглашаясь с обоими.
- Привет правым и левым - проорал Валентин. - Да и центристам , тоже здравствуйте, - подмигнул он Эдику.
- Что на этот раз не поделили? Опять единое еврейское государство?
Шмулик насупился и переключил своё негодование на Валентина :
- Я тебе поделю, ваша бы воля давно бы уже растащили Израиль на пазели, как Советский Союз, только там каждый пазл картинка, а у нас просто три цветные фигурные картонки, одна из которых Иерусалим. А без Иерусалима ты, Валентин Шпильман, есть Микронезия!
- Шмулик, а Вы ведь уже всех давно сами разделили - На наших и ваших? - осторожно заметил Яша - во всем сомневающееся , пожилой еврей с большими грустными глазами обиженной дворняги,
- В поисках подтверждения собственной правоты, издеваясь над толерантностью и отвергая любое инакомыслие, Вы готовы поверить всему тому, что не выходит за рамки Вашего восприятия мира. – спокойно продолжил он свою мысль,
- Как Вы относитесь к хиджабу на голове мусульманки на улицах Парижа?..
- А к хиджабу на голове мусульманки, врача, спасающего вашего ребенка?..
Форма теряет свое значение, когда главным становится значимое содержание...
Трудно спорить с другими отстаивая свою точку зрения и совсем невозможно переубедить самого себя.Сомнение - привилегия думающих, - Он оценивающе обвел поверх очков взглядом всех присутствующих. Эдик замер и с восхищением, чуть приоткрыв рот, смотрел на Яшу.
- Посредственности - всегда уверены в правильности своих решений. И мы лениво следуем за серыми вождями, которые искренне верят в исключительность своего народа, но при этом нисколько не сомневаются в нашей с вами парнокопытности. Мы не всегда говорим то, что чувствуем, но всегда уверены, что услышали именно то, что нам говорят другие...
- Добро должно быть с кулаками... – наконец Шмулик умудрился вставить в поток мыслей и слов фразу, которая вошла в него с самого детства вместе со стихами Станислава Куняева.
- Любая теория исходит от добрых намерений и всегда во благо – сразу перебил его Яша - в зависимости от масштабности "полета мысли" - на благо человечества, некоторой части общества, семьи или конкретного человека. "Благими намерениями...", что называется. Парадоксально - эти теории обращены к лучшим сторонам нашего сознания - доверчивости и вере в справедливость, но удивительным образом преобразуются в ненависть и жестокость. Но ведь невозможно с помощью насилия защитить, заставить любить или хотя бы уважать ближнего. Невозможно изменить мир и словом, но если есть маленький шанс достучаться? Может стоит попробовать, начав с самого себя? - пронзительно завершил свой монолог Яша.
- Вот Вы и пробуйте, - обиженным голосом произнес Шмулик. Он осознал, что его перебили и назвали «посредственностью» , но это было сделанно в такой деликатной форме, что он еще пока не решил - оскарбиться ему или нет.
- Пока Вы здесь разводите эту философию и учите своего Лиорчика играть на скрипке, другой папа, там в Палестине учит своего сына ненавидеть вашего Лиорчика. И поверьте мне если когда-нибудь их пути сойдутся, он откажется от вашей “привилегии думающих” и не будет сомневаться стрелять ему в вашего мальчика или нет.
Неожиданно, Эдик подал голос, это случалось крайне редко, поэтому все сразу замолчали и с удивлением посмотрели на него.
- Моя тетушка Софа живёт в Нью Йорке. Ещё в Одессе, сколько себя помню, она всегда боялась воров и бандитов. Поэтому, купила себе квартиру на Манхеттене, в небоскребе на верхнем этаже. С вахтером и сигнализацией. Думала не достанут... Во! - Эдик многозначительно скрутил фигу. Жила лет пятнадцать спокойно. А тут тебе бац.... 11 сентября... Прилетел... Теперь у неё в жизни осталась только одна мечта и два занятия: постоянно слушать новости и наблюдать за небом.
- А Мечта? - переспросил Валентин,
- Да на историческую Родину репатриироваться, Валюша; говорит спокойнейшее в мире государство.
- Вчера прочитал, - продолжил мысль Эдик, - все в мире думают, что Израиль самое опасное место для жизни. Но мы то знаем, что в Иерусалиме опаснее всего. Иерусалимцы же абсолютно уверенны , что в районе Гило очень опасно, потому что палестинцы со своей горы стреляют по окнам их домов. Жители района Гило определили, что чаще всего пули попадают в дом номер 8, в окна пятого этажа. На пятом этаже живут с мыслью, что хуже 27 квартиры просто не может быть. А живущий в квартире пенсионер электрической компании Мойше, может часами вам рассказывать, что у него всё спокойно, только просто вечером необходимо пореже заходить на кухню и во время регулярных обстрелов с шести до девяти вечера вообще не подходить к холодильнику, потому что в него уже раза три попадали пули.
Все находящиеся в комнате улыбнулись.
- Да, я тоже слышал где-то эту майсу , - сказал Шмулик.
Спор неожиданно прекратился. На этой земле практически нигде и ничего
невозможно было услышать о патриотизме и о любви к своей стране. Люди не
говорят об этом, не пишут об этом и в прессе. Здесь ни одному нормальному
человеку не пришло бы в голову убеждать чужих людей или просто знакомых, как
он любит свою Родину, свой дом, жену , детей... Это ведь личное ! Ни общая
культура, ни равное практически социалистическое распределение благ
государством, даже не язык объединяли древний, но, на уровне индивидуума, такой
разный народ. Оптимизм был тем связующим звеном, который соединял правых и
левых, белых и чёрных, сефардов и ашкеназов, религиозных и атеистов, бедных и
богатых..За долгие годы войны и террора израильтяне, как никто другой, научились
жить настоящим при абсолютном тотальном непонимании, что будет завтра и
наступит ли это завтра вообще.
Дверь в курилку открылась и на пороге появилась управляющая филиалом Илана:
« Вы ж только подумайте! Какая удача! Все четыре птички и вместе. Долго что-то «курим» . Может попробуем поработать чуть-чуть, опричники?»
Все по очереди, молча начали покидать помещение.
«А Вас Шпильман, я попрошу остаться!» - не смешно пошутила Илана проренгенив Валентина взглядом с головы до ног. Валечка увял, вспомнив сегодняшнее часовое опоздание на работу. И у него сразу эфективно заработали мозги, готовя убедительную версию защиты.
- Зайди ко мне на пару минут, - бросила Илана и удалилась, так же быстро, как и появилась. Валентин поплелся следом за ней.
Открыв дверь в кабинет, он был готов к самому худшему, но Босс просительно посмотрела на него:
- Послушай, Валя, сегодня конференция в Тель Авиве , касательно изменения налогооблажения фондового рынка. Ты ведь знаешь,да?
- Ну, да, - облегченно вздохнул Валентин.
- Алон заболел, придется тебе представлять филиал нашего банка на этом мероприятии,- с интонацией не терпеющей возражения сказала Илана.
-Ну почему опять Я?! Да еще и сегодня – в сорокоградусную жару! - возмутился Валечка, мгновенно меняя тактику защиты на нападение.
-Я сказала надо, Шпильман, - твердо, повторила Илана . И уже мягче:
- Но ведь не Шмулика же посылать. Ты хоть одет прилично. Вообщем вперед, ты еще успеешь на ближайший поезд.
Валентин тяжело вздохнул и отправился собираться, в том числе и мыслями.
Когда Валечка добрался до железнодорожной станции, билеты с местами уже закончились и ему пришлось довольствоваться обычным последним вагоном. Не утруждая себя продвижением вглубь, он сразу упал на первое свободное сидение и с наслаждением вдохнул глоток кондиционированного, холодного воздуха. Напротив, у окна, дремал смуглый солдат пограничник, несмотря на серьёзное, даже хмурое выражение лица, курчавый пушок бороды предательски выдавал возраст. "Только вчера со школьной скамьи" - с горечью подумал Валентин, вспомнив своего сына Борю предпризывного возраста. На коленях у солдата лежал автомат "УЗИ", и дуло как-то неправильно смотрело Валечке в живот. Подумав о незаряженном ружье, которое раз в год стреляет, он с недоверием бросил взгляд на автомат и сдвинулся вправо на самый край сидения. Теперь ствол был направлен ему в бедро. Валечка поежился. Пробуя определить траекторию полёта пули, он понял, что в этой точке вагона ему спокойно не досидеть до места следования. Он с неохотой поднялся, чтобы найти место понадёжнее.
Пройдя несколько шагов вперёд, Валентин устроился рядом с молоденькой девушкой в очках, в руках у неё была пьеса Брехта, а глаза светились удовольствием и непониманием.
У окошка сидел совершенно милый ребенок лет двух в шортиках, его ножки совсем недавно начавшие ходить, полностью вмещались на сиденье, показывая всем подошвы только что купленных сандалий. "Мама, гляди какое синее мо..е! Сказал малыш, сознательно пропуская в слове букву " р" и тыча пухленьким пальцем в окно. "А когда мы поедем купаться на мо..е? Мама и все сидевшие рядом дружно повернули головы, с достоинством оценив ползущий за окном пейзаж.
Валентин затормозил свой взгляд на пожилом человеке, прогуливающемся по берегу. Почему-то глядя в окно поезда ему всегда приходили в голову мысли о зыбкости человеческого существования; несколько секунд и старик исчез, и Валечка уже точно знал, что он его больше никогда не увидит.
Валентин заставил себя отвлечься от ничем не объяснимого беспокойства, посмотрел на малыша и неожиданно для себя и для окружающих скорчил смешную физиономию и пробормотал: "Бэ... Бэ...Бэ...Бэ...". После чего издал громкий резкий писк, похожий на свист спускающегося резинового воздушного шарика.
Клоунская выходка совершенно не соответствовала внешнему виду банковского служащего, его белой отглаженной рубашке и строгому черному галстуку. Ребёнок весело рассмеялся, а окружающие с недоумением посмотрели на такого респектабельного мужчину, занимающегося всякой глупостью.
Писк разбудил маму, мусульманку в хиджабе, которая за секунду до этого спала, положив голову на колени дочери подростка, а девочка нежно поглаживала её по плечу. Валечка вспомнил утренний спор в курилке, и вдруг почувствовал, что Яша всё-таки был прав, когда говорил, что и любим и ненавидим мы всегда одинаково, независимо от ментальности и национальности.
Валентин сам того не ведая, своим писком вызвал какую-то суету в середине вагона. Странная фигура религиозного еврея в чёрном плаще появилась в проходе. Человек начал медленно удаляться в противоположный конец вагона. Дойдя до упора, он остановился, развернулся и двинулся в противоположном направлении, его поведение было более чем необычным, он шёл медленно, периодически останавливаясь, дергая за ручки окон - не то пробуя открыть, не то проверяя плотно ли они закрыты. Валентин обратил внимание на не соответствие чёрного плаща ортодоксального еврея и узорчатой кипы религиозного патриотического сионистского движения. "Маскарад какой-то!" - пробормотал Валечка себе под нос - Только почему-то совсем не весело. Перегрелся он что ли?"
Религиозный приблизился к матери с дочкой, наклонился и произнёс два слова очень тихо по-арабски.В глазах у женщины в хиджабе появился холодок отчуждения, не говоря ни слова, она встала и с каменным, абсолютно ничего не выражающим лицом быстро направилась в сторону выхода, ведя, как маленького ребёнка за руку свою взрослую дочь.
Девочка, в отличии от её мамы, испуганно, с недоумением смотрела по сторонам, пытаясь поймать взгляд кого-нибудь из пассажиров.
Поезд медленно подъезжал к станции.
Странный человек поравнялся с креслом Валентина и, в предвкушении скорой развязки, посмотрел сквозь очки читательницы Брехта в её глаза; он медленно расстегнул три верхние пуговицы черного плаща и спокойно, по детски с лёгкой доброй улыбкой произнёс: "Смотри что у меня!"
Все сидящие рядом увидели жилетку цвета хаки, в которую сверху было зашито несколько цилиндров, а внизу, чуть выше талии, около десяти увесистых прямоугольных блоков грязно-зеленого цвета. Воцарилась тишина, первым её нарушил малыш: " Мама, а что это за игрушки у дяди?" Перепуганная мамаша потянулась к маленькому и наивному, прижала к себе, закрыв ладошками его голову. Малыш недовольно надул губки: "Мама, я хочу к окошку..."
У девушки с Брехтом, сидящей рядом, книжка выпала из рук, а в глазах отразился ужас, увеличенный в несколько раз толстыми линзами очков. Взгляд её гипнотически прирос к поясу смертника. Террорист медленно засунул руку в карман...
Внимание Валентина привлекла большая капля пота на лбу этого человека, которая медленно ползла вниз, на встречу густым чёрным бровям. "Не может быть!" пронеслось в голове "Ахмет! "-Выдохнул он Услышав своё имя, смертник с испугом нашкодившего школьника посмотрел на Валентина. Что-то светлое промелькнуло в его больших чёрных глазах. Ахмет на секунду замешкался и в этот момент, получил сильный удар прикладом в спину.
Однажды Валентину довелось слышать рассказ своего хорошего знакомого, которому пришлось стать свидетелем крушения двух военных транспортных вертолётов. Этот человек прибежал на место катастрофы практически сразу. Он секунд двадцать ещё слышал крики и стоны, а потом сразу мгновенно наступила мёртвая тишина.
Когда оглушенный террорист упал в проход вагона, всё произошло в точности наоборот - после смертельного напряжения вдруг появился шанс жить. Начался дикий крик и плач, и толпа двинулась к выходу. Первым оценил ситуацию молодой пограничник: "Нужно не дать им приблизиться к этой куче заминированного дерьма" - закричал он.
Валентин мгновенно среагировал, повернувшись спиной к народу, просунул руки за сиденья таким образом, что тело служило заслоном человеческой массе, и сдвинуть его можно было только вместе с креслами, либо выломав руки. Толпа напирала и Валечка, теряя сознание, почувствовал всю мучительность казни четвертованием.
Всё, что было потом, он будет пытаться забыть всю свою оставшуюся жизнь.
У Солдата пограничника - мальчишки чуть старше его, Валентина, сына - Борьки, получилось спасти десятки людей, дважды, в течении нескольких минут этого кошмара. Рискуя задеть кого-нибудь из пассажиров, с криком: "Всем стоять на месте!" - он выпустил короткую очередь над головой толпы.
Люди отступили.."Надо вытащить эту тварь из поезда" - вслух самому себе сказал парень. И добавил уже в народ: "Не двигаться пока!"
Валечка не чувствовал конечности от плеча до кончиков пальцев, но схватив смертника за рукав и правую руку , именно за ту руку, в которую утром - так давно и уже в прошлой жизни, он положил пять шекелей, превозмогая боль, стал помогать солдату. Безжизненное тело, медленно поползло к выходу. Вытащив террориста из вагона, пограничник подал сигнал пассажирам спускаться. Первой вышла соседка Валентина с малышом в новых сандаликах. Они оба плакали. Затем девушка, которая читала Брехта, она была почему-то без очков, затем какой-то старик, студенты, дети...
Боковым зрением Валентин заметил, что лежащий на платформе террорист-смертник оперся на локоть, пробуя подняться на ноги. Это увидел и солдат.Сразу, проскрипев через плотно сжатые зубы: "Лежать сука!" он бросился на шахида, пробуя нейтрализовать любое его движение. Валентин закричал: "Уходите все быстро отсюда!" Увидев, что левая рука террориста-смертника потянулась в карман, Валя упал ему на ноги и всеми десятью пальцами вцепился в эту руку.
Секунды тянулись медленно. Наконец наступила напряженная тишина, только где-то далеко были слышны сирены скорой помощи и полиции. Валентин чувствовал в горле глухие удары своего сердца, ритм которых сбивался тяжелым дыханием Ахмета .
«Кажется все ушли, - сказал солдат - Давай на счет три, бросаем и бегом... Раз, Два, Три..»
Они одновременно отпустили лежащего на асфальте и бросились в сторону ступенек ведущих к выходу со станции.
Валечка не отличался особенной физической выносливостью, последние лет десять он не поднимал ничего тяжелее папки с документами и уставал только из-за большого количества цифр с которыми ему приходилось сталкиваться в сфере своей професиональной деятельности банковского клерка. Может быть поэтому или по причине того, что все силы ушли на борьбу с последними непридвиденными обстаятельствами, или просто судьба или кто-то свыше хранили его, но сделав три шага, совершенно на ровном месте, он упал, больно ударившись коленкой об асфальт.
Валентин заметил впереди себя спину солдата пограничника, который удалялся от него большими, семимильными шагами, на его плече болтался уже совсем нестрашный УЗИ. Когда Валентин упал, парень, по инерции сделал еще несколько шагов и остановился. Он сбросил с плеча автомат , повернулся в сторону терориста смертника и прицелился .
Инстинктивно повернув голову, Валечка увидел: Ахмет уже стоял на ногах и почему-то в каких-то двух трех метрах от него между ним и лежащим на земле Валентином, на лавочке сидела какая-та женщина чуть старше средних лет в цветастой ситцевой блузке, на груди у нее болтался красный МР3, а в ушах торчали наушники. Женщина встала и широко открыв глаза, с недоумением посмотрела на солдата.
«Как же это?» - вырвалось у Валентина.
В поле зрения попало электронное табло часов. С момента, как Ахмет расстегнул свой плащ прошло не более семи минут .
« Господи, как же тянется время!» - Валентин заметил спину Ахмета, который тенью уходил прочь.
Как бы почувствовав чужой взгляд , он обернулся: «Спасибо, мой господин» - прочитал по губам Валентин.
Яркая вспышка. Взрыв и выстрел одновременно разорвали пространство, позволив смертнику так глупо и бессмысленно остановить время.
Валентин заставил себя открыть глаза. Где ещё секунду назад стоял человек - никого не было. Ахмет исчез, превратившись в совершенно другую субстанцию в виде кусков грязно-розового цвета, разбросанных в пыли на несколько сот метров. Везде валялись гвозди, гайки, шурупы, короткие обрезки толстой проволоки...
Чуть-чуть приподняв голову, он увидел безжизненное тело солдата: пограничник лежал, неестественно запрокинув голову; тоненькие струйки крови паутинками расползались в разные стороны по его шее. Глаза были открыты и глядели в бесконечное стальное небо.
И... Всё было в прошлом - в раннем беззаботном детстве, где всё всегда правильно, потому что искренне и неосознанно,в юности, где иногда стыдно за поступки, основанные на малодушии , слабости, трусости, в армии, где взяв в руки оружие, он вдруг открыл для себя единственную возможность избавиться от ужаса и неизбежности конца, недостающее звено к осмыслению истины - защищать свой народ пусть даже ценой своей собственной жизни.
Всё было в прошлом, которое уже невозможно было вспомнить или рассказать друзьям, в мечтах, в не осуществленных амбициях, в нерожденных детях, в тихой спокойной смерти среди близких людей, в летнем незавершенном жарком месяце августе , который навсегда останется самым коротким в его недолгой жизни.
Вдруг рядом - Валентин почувствовал чье-то присутствие. Он узнал женщину в цветной блузке, которая сидела ранее на лавочке. Впиваясь ухоженными ногтями в асфальт, она пыталась вырваться из этого ужаса. Их взгляды встретились: боль, страх, желание жить, мольба о помощи... Валя непроизвольно дернулся к ней навстречу и увидел, что у нее отсутствует нижняя часть тела. Секунда - и она умерла.
И... Всепоглощающая тишина вокруг, до пустоты, до полного безразличия, до скрежета ржавого металла в глазах, в сердце, в душе...
Потом сразу белая комната, девчонка в светло зеленом костюме, неправильная азбука морзе, кислородная маска на уже небритой щеке, и чувства царапают нежно и больно сознание, заставляя проснуться. Но как бессмысленно пыльно в этой суетливой прошлой жизни и как не хочется возвращаться туда, где верят в Бога, правильно питаются, лечатся, продают и предают ближнего, бросают курить и пить.... И всё только для того, чтобы остаться в категории тех, кому еще дано право дышать. Но в этой суете ведь абсолютно понятно, что борьба будет проиграна, а меньшинство так и останется меньшинством, хотя бы в сравнении с теми, кто продолжает жить в памяти и в душах человеческих в любой, конкретный промежуток времени.
Валентин вспомнил небо в потухших глазах солдата. Азбука морзе заторопилась куда-то неясной информацией тревожа тишину.. Сестричка. Иньекция в капельницу и опять такой желаный долгий покой.
***
Время - старик за окном поезда.
Бесконечное непреодолимое желание вернуться туда, где мы были счастливы, поразительным образом не осознавая этого.
Когда комфортно - постоянное ожидание чуда, которое обязательно наступит завтра.
Когда невыносимо больно - подсознательная уверенность в том, что завтра будет лучше чем сегодня и надежда, и слезы, и крик ко всем богам, чтобы так действительно было.
Копаясь в песочных горках собственного сознания, Мы лишаем себя настоящего. А истина лишь в чувственной констатации факта в конкретное мгновение жизни.
Валентин не желал ни мести, ни справедливости. После всего, что произошло с ним, он равнодушно смотрел на мир, фатально ожидая завтрашнего дня;
Валечка конечно чувствовал себя виноватым – ведь если бы он так глупо не свалился на асфальт, возможно солдат успел бы добежать до спасительной лестницы и остался бы жив.
«Одиноко сидящая на лавочке пожилая женщина ведь абсолютно не вписывается в теорию окон Иерусалимского района Гило. Мы все не вписываемся в эту теорию!» - решил он для себя.
Но время лечит и совесть... Бесполезно зализывать шрамы.
Окруженный близкими людьми, он постепенно начал забывать прошлые события, иногда ему казалось, что этого августовского дня не было вовсе, но когда случайно ему попадался на глаза конверт с адресом собственного дома: "ул. Арлозоров д.7". Память вновь возвращала его в тот день седьмого августа, который он так пытался забыть.
Валечка невольно сделался вегетарианцем и попросил свою старшую дочь больше не пользоваться лаком для ногтей, девушка с недоумением посмотрела на него, но всё таки пообещала отказаться от маникюра.
Он перестал посещать магазины, потому что там всегда была вероятность случайно набрести на мясной отдел или просто увидеть какую-нибудь упаковку с картинкой, ездить в поездах и автобусах. Он старался пользоваться только бумажными деньгами и всегда отказывался от сдачи, если сумма превышала четыре шекеля мелочью , таким образом у него получилось, полностью изъять из употребления одного его Валечкиного кошелька монету достоинством в пять шекелей.
Время лечит и совесть... Бесполезно зализывать шрамы.
Уютный дом. Вечер. Чёрный чай с мёдом и лимоном, любимый его Валечкин яблочный пирог вся семья вместе за столом в большой комнате или в беседке в саду. Пусть так будет всегда , пусть этот вечер никогда не закончится. Но порядок его жизни, точнее желание убежать от неё, отличался от чаяней семьи. Работа, друзья, школа - ничего не изменилось для них, кроме вечернего часа сострадания и сочувствия к тому, кто ещё два месяца назад был частью общего счастья, а теперь превратился в святую обязанность доброты, терпения и заботы. И когда все спустя некоторое время расходились - Валечка выпивал две таблетки снотворного и умирал до утра, чтобы проснувшись опять начинать ждать вечера, когда все соберутся за старым, деревянным, круглым столом.
В один из таких вяло текущих дней ожидания, раздался звонок телефона. Валя неохотно поднял трубку:
- Здравствуйте, я бы хотела побеседовать с господином Шпильманом? - раздался тихий, уставший женский голос в трубке.
-Да, я слушаю, - равнодушно отозвался Валентин.
-Здравствуйте, меня зовут Мира, я хочу поговорить с Вами об Александре.
- Вы ошиблись, моего сына зовут Борис, - уточнил Валентин
- Нет, Вы меня не так поняли Александр - это мой сын. Он погиб седьмого августа во время теракта на станции. Понимаете, Вы последний, кто его видел живым.... - как бы извиняясь, сказала женщина. Но если Вы ещё не совсем здоровы, мы можем отложить. Когда Вам будет удобно? Через месяц, два.. ?
- Нет-нет, что Вы... Всё нормально.. Я здоров... Мы можем встретиться прямо сейчас, - Валентин на секунду замешкался,
- Правда, я пока ещё стараюсь не выходить из дома. Вы не могли бы приехать ко мне, мой адрес - Арлозоров 7, это в центре, там по лестнице вниз пятнадцать ступенек?
- Конечно, - сказала Мира - Если удобно....
- Я буду Вас ждать, - стараясь скрыть переполняющие его чувства , коротко ответил Валентин.
Через двадцать минут раздался звонок в дверь. На пороге стояла маленькая пожилая женщина в шелковой блузке темно синего цвета с белыми крупными горошками. Чёрные волосы были подстриженны под каре, черты круглого, но слегка худощавого лица и выразитетельные голубые глаза поразительно напоминали ему глаза, которые он видел всего один раз и запомнил на всю жизнь .
- Проходите, пожалуйста, - Валентин с трудом пытался скрыть волнение, - Хотите чай или кофе?
-Спасибо, что нашли время поговорить со мной, - сказала она присаживаясь на край стула. Я знаю, Вам очень тяжело, поэтому заранее прошу прощения, за причиненные неудобства.
- В тот день Саша позвонил мне - , когда выходил из базы, сказал, что голоден, как бегемот, так он называет - Мира запнулась,
- Называл - своего друга детства. Никак не могу привыкнуть к этому прошедшему для меня времени. В этот момент Валентин единственный раз за время разговора увидел в глазах у нее слезы. Глоток воды и ее лицо приобрело прежнее спокойное выражение,
- Саша сказал, что через два часа будет дома и попросил приготовить ему жареную картошку с грибами. Но он не приехал, его телефон был выключен... А вечером в дверь позвонили.
Мира виновато улыбнулась.
Валентин почувствовал - как много усилий прикладывает эта старая женщина, чтобы его не расстроить.
И Самое сложное - это было произнести первое слово, рассказывая матери о последних минутах жизни её ребенка. Но после того, как Валечка пересилив страх и не глядя в глаза, приступил к описанию прошлых событий, он перестал волноваться, голос его звучал ровно и тихо. На каком-то этапе ему даже показалось, что он рассказывает не про себя и не про сына этой женщины, а просто описывает часть сюжета какой-то книги или фильма.
- Александр спас десятки людей и меня в том числе. – Валентин заставил себя посмотреть в глаза матери. Больше рассказывать было нечего...
Крик волнистого попугайчика, капание воды в кране - теперь каждый звук впивающийся иголкой в тишину служил лишь напоминанием, что в комнате были двое, двое некогда чужих людей, но уже навсегда связанных событиями, которые безжалостно разделили их жизни на "до" и "после”.
- А у Вас есть ещё дети? – нарушив первым молчание, спросил Валентин и тут же расстроился, осознав, что допустил бестактность.
-Да, - ни на секунду не задумываясь, слегка оживившись, ответила Мира.
Удивительные сорванцы, целых тридцать пять. Я преподаю Историю и Ветхий завет в старшей школе. Знаете, чуть-чуть тяжело. Но я стараюсь не показывать им свое горе, ведь идеи, чувства, настроение всегда материализуются: пессимизм– в несчастья, оптимизм – в удачу, непреодолимое желание доказать свою правоту – в зависть и ненависть..
Валентин с удивлением посмотрел на женщину: «Единственный сын. От самого первого крика до сейчас, мы ценим жизнь в своем ребенке, более чем свою и любую другую ! О чем это она?» - пронеслось в голове.
- Я пробую им объяснить, что в споре всегда остается неправ тот, кто первый замолкает, - продолжала Мира- Но когда заканчиваются аргументы, а потребность отстаивать свои идеалы остается, тогда – конфликт. Но любую войну невозможно выиграть или проиграть, можно только устать воевать, следовательно насилие и брутальность не логичны, потому что результат известен заранее...
- Жалко, что Ахмет не был вашим учеником – раздражаясь заметил Валентин. – Может быть у Вас получилось бы его переубедить.
Мира вопросительно посмотрела в глаза собеседника , но не успела поинтересоваться: «Кого он имеет ввиду?.»
Валечка продолжал.
- Вчера передавали в новостях , что дом семьи террориста смертника будет разрушен. А позавчера мне позвонили и сообщили, что ликвидирован тот, кто послал этого шахида убивать.
- Знаете, а меня ведь об этом никто не спрашивал - равнодушно сказала Мира .
- А если бы спросили? - уточнил Валентин.
- Если бы спросили...Мира задумалась.- Если бы спросили, то я бы постаралась бы их убедить в том, что смерть ни чем не может быть оправдана – любая цель выдумана, и как результат – подразумевает законченность действия. Если очень сильно захотеть и при этом долго и нудно работать, то обязательно получится. Но восторг в конце пути, сменится депрессией, потому что для Моисея подняться на гору Синай было не главное - главное с неё спуститься с данными ему Богом скрижалями завета для своего народа, в спорте истинная цель не рекорд, а быть лучшим, но быть лучшим всегда невозможно. И научное открытие, либо меркантильно для себя, либо созидательно, пусть даже неосознанно, для других, и подразумевает продолжение и развитие.
Только альтруизм и добрые дела дают нам шанс выжить – в этих понятиях нет завершенности, а только смысл и принцип самой жизни – действенно, не мешая ближним, дарить добро...
- Я пробовала объяснить всю свою жизнь это своим ученикам и Саше, и после Вашего рассказа, думаю у меня это получилось.
-Вы, наверное, теперь совершено не боитесь смерти? – испытывая почти физическую боль, спросил Валентин.
- Очевидно, Вы правы. Последние несколько месяцев меня уже мало интересуют те обстоятельства, которые станут причиной моего отсутствия в этом мире, - равнодушно ответила Мира.
Валентин прикоснулся губами к морщинистой руке, - по его лицу текли слезы.
Когда-то в далеком детстве, Валечка запомнил фразу брошенную всуе отцом: «Мужчины не плачут» . «Маленьким мальчикам можно, и они еще умеют...» - обижено, вытирая, глаза возразил ребенок. Маленький Валя воспринял эту фразу буквально и очень долго жил с уверенностью, что данное выражение чувств не является физиологической особенностью мужчин . И даже после того, будучи уже подростком, когда умерла его бабушка, и он увидел плачущего отца, он все равно продолжал стыдиться мужских слез, как проявления малодушия и слабости. Но сейчас ....
Мира ушла . И он, перебирая в памяти недавний разговор, неожиданно для себя понял, что ничего уже нельзя изменить.
Он простил Ахмета, потому что его уже не было и никогда уже не будет - нигде.
Он простил себя, определившись с преданием забвению своего прошлого.
Большой рыжий кот Гена появился непонятно откуда и потерся о его ногу. Потом упав на спину, в упор, изучающе посмотрел на хозяина и Валечка впервые за несколько месяцев улыбнулся.
Пошёл первый осенний дождь. В саду, перешептываясь, зашевелились листья деревьев, и, то, что когда-то было песком и пылью, стало причиной не логичного продолжения жизни - на камнях, вопреки здравому смыслу, показалась трава. И Валентин вдруг почувствовал , что для него всё в третий раз начинается сначала, только теперь появилась уверенность в том, что люди , которые когда-либo встречались на его пути, будут жить вечно .