КАРАНДАШ
(Параллельный мир № 69)
Слесарь Валерий Сушков, только что ушедший в отпуск, направился на лестничную клетку за почтой, прихватив с собой коричневый карандаш, очиненный с обоих концов.
Дверца почтового ящика, как всегда, была открыта, поскольку прикрепленная к ящику разболтавшаяся скоба не попадала в прорезь дверцы.
Валерий вытащил «Аргументы и факты», кое-как закрыл дверцу и вставил в скобу карандаш. Теперь металлическая дверца открываться не будет.
Тут Сушков увидел поднимающегося по ступенькам своего соседа – Ефима Лавровского, доктора магических наук. Сосед никогда не здоровался с Валерием, несмотря на то, что был чуть ли не вдвое моложе последнего. На этот раз он тоже не стал приветствовать Сушкова. Лишь взглянул на него так, как будто мысленно четвертовал его.
Валерий зашел в свою квартиру, сел в спальне на диван и принялся читать «Аргументы и факты».
Это была едва ли не единственная в России газета, которая писала правду. Сушков прочитал семь интересных статей и отложил газету в сторону.
Ему вдруг захотелось курить.
Выйдя на лестничную площадку, Валерий сунул в рот папиросу и поднёс к её кончику горящую спичку.
И тут он заметил, что дверца его почтового ящика открыта, а карандаш пропал.
- Какому гаду понадобился мой карандаш? – процедил сквозь зубы Сушков.
Покурив, он вернулся в свою квартиру, взял отвёртку и, выйдя опять на лестничную клетку, укрепил винт скобы так, что та уже не болталась и свободно влезала в прорезь дверцы. Теперь здесь карандаш был не нужен.
Ефим Лавровский принёс украденный им карандаш домой и, держа его в руке, стал произносить над ним магические заклинания. В заключение он сказал:
- Пусть у хозяина квартиры, в которой будет находиться этот карандаш, начнётся сильнейшая
депрессия.
И Лавровский двинулся к входной двери, бормоча под нос:
- Это тебе, Сушков, за то, что ты относишься ко мне без должного уважения. А какие у тебя есть основания для подобного отношения ко мне? Никаких. Кто ты есть? Обыкновенный рабочий, или, иначе говоря, ноль. А я – доктор магических наук.
На следующий день Валерий Сушков снова пошёл за почтой.
К его изумлению, он увидел, что в скобе ящика коричневеет карандаш.
Валерий сунул его в карман, открыл дверцу и, взяв «Гончаровскую правду», вернулся к себе.
Едва он положил газету и карандаш на журнальный столик, как его охватила депрессия. Она терзала Сушкова так, что ему хотелось выть. С каждой минутой мрак в его душе густел, а холод становился всё более и более лютым. Будь у Валерия пистолет, он бы, не раздумывая, застрелился. У него затряслись руки и начала дёргаться голова.
«Что со мной, чёрт побери?!» - тяжело дыша, подумал Сушков.
И тут он увидел пёстрого голубя, который залетел в открытое настежь окно и сел на подоконник.
Даже такое незначительное происшествие вывело Валерия из себя; точнее говоря, не вывело, а привело в неистовое бешенство.
Он схватил коричневый карандаш. И вот тот уже летит в незваного пернатого гостя, будто копьё лилипута.
Карандаш не попал в птицу, но та всё равно упорхнула.
Сушков приблизился к окну и посмотрел вниз. «Копьё лилипута» лежало на цементной дорожке, тянувшейся вдоль дома.
И вдруг депрессия куда-то исчезла. К Валерию вернулось его обычное хорошее настроение.
«Не понимаю, что со мной было», - пожал он плечами.
Когда Ефим Лавровский допивал в одиночестве бутылку водки, позвонили в дверь.
Это пришла его сестра, Настя. С собой она привела своего шестилетнего сына.
- Ефим, - сказала сестра, - ты не посидишь с Антошкой? Часа два, не больше.
- А что случилось? – заплетающимся языком спросил Лавровский.
- Мне нужно сходить в банк.
- Ладно, иди.
- Значит, посидишь?
- Посижу.
После ухода Насти Ефим привёл племянника в зал. Затем навалил перед ним целую кучу игрушек, которые лежали в кладовке больше двадцати лет – со времён его детства.
Лавровский почувствовал, что ноги плохо его слушаются. Вдобавок, его клонило ко сну.
- Антош, я пойду немного полежу. Поиграй пока один.
- Угу.
Ефим зашел в спальню и лег на заправленную кровать. Едва его голова коснулась подушки, он заснул.
Антошка повертел в руках некоторые игрушки, но они его нисколько не заинтересовали. В последнее время ему больше нравилось не играть, а писать.
Мальчик вынул из кармана коричневый карандаш, очиненный с обоих концов. Эту вещь он только что нашел возле дома своего дяди.
Взяв с серванта какой-то журнал, Антошка положил его на напольный ковер и начал писать печатными буквами свое имя. Едва он вывел на обложке три буквы, как сломался грифель. Тогда мальчик стал писать другим концом карандаша. И опять грифель сломался.
- Дурацкий карандаш, - произнес мальчик и бросил его под шифоньер.
Потом он принялся рассматривать картинки в журнале.
Ефима Лавровского разбудил звонок.
Это пришла Настя.
К этому времени Ефим совершенно протрезвился.
– Посидел с Антошкой? – спросила сестра.
- Посидел, - соврал Лавровский.
- Спасибо.
- Пожалуйста.
Едва родственники ушли, как Ефим почувствовал такой душевный дискомфорт, что даже испугался. А настроение становилось все хуже и хуже.
«Наверно, на меня навели порчу, - предположил Лавровский. – Но кто это сделал? И зачем?»
Перед его мысленным взором стала соблазнительно извиваться длинная веревка, маня к себе Ефима, как змея манит лягушку.
Не в силах больше терпеть душевные муки, Лавровский вынул из серванта бельевую веревку и повесился на люстре. А под шифоньером спокойно лежал коричневый карандаш, виновник смерти Ефима, который, сам того не желая, наслал на себя порчу.