Я тебя не брошу, руку не отпущу – не бойся,
Хоть я и сама боюсь идти по этой шумной воде.
Ноги мерзнут? Холодно? Зябко? Не беспокойся,
Мы потом согреемся – правда, пока не знаю где.
Где это будет? У камина с тлеющими углями,
С решеткой кованой, с узорами по изразцам?
Но кто-то и где-то, я знаю, непременно займется нами,
Питье горячее поднесет, предложит отдых ногам.
А если никто – ты спросишь – нам навстречу не выйдет?
Вон и троллейбус жмётся, со страхом пережидая грозу.
Никто ничего не сделает, не отзовется и не увидит,
Лишь вода по стеклу и руки, застывшие на весу.
Такое – отвечу! – с нами, конечно же, может случиться.
Не каждый – ты знаешь! - уж слишком скор на подъём.
И всё же, как льёт! И нам никуда, никуда не укрыться,
Потому осторожно и чутко мы с тобой по воде идём.
Ногами босыми ступаем по злым, бурлящим потокам,
Если идти неспешно, становишься обтекаемым для воды.
Но главное в этом – ты послушай, послушай только! –
Дождь сделает неразличимыми наши с тобою следы.
Он, как пушкинская слеза, всегда смывает что-то,
И утешение – непременно! – всегда с собою несет.
Быть может, что-то изменится – вон там, за тем поворотом,
Откуда с водой золотою опавшая ветка плывёт.