БУТЫЛКА №3
ЭТО СОН
Вышло нехорошо: ты, актёр, по ходу пьесы вместо бутафорского пистолета выхватил настоящий и зачем-то застрелился всерьёз. Труп, лужа крови, немая сцена, все в шоке: «Ты чего натворил-то? Ты что, совсем дурак? Вставай!»
Ты просыпаешься в холодном поту.
Но разве тебе это только приснилось?
Она завлекает пёстрой новизной, дразнит смазливой
доступностью, мягко оглушает, запускает в мозг
изящные щупальцы, нежно стимулирует центр удовольствия,
берёт под контроль глазные нервы и вкусовые
рецепторы. Она цепко держит внимание,
то наслаждением, то болью, то их переменой, то ожиданием.
Она качает сквозь твою голову гигабайты
спама. Ты взят без боя, вовлечён и замотивирован
в хлам: иметь! выиграть! достичь! стать!… спать…
спать… спать…
Она? Ты сам знаешь кто.
Ты помнишь, как это было с тобой? Из Беспредельного ты втискиваешься в мир, где есть время и пространство с тремя измерениями, сила тяготения, законы природы, скрепляющие всё и вся. Постепенно осваиваешь тело и растёшь вместе с ним, учишься держать головку, переворачиваться на животик, ползать. Начинаешь узнавать своё имя — сочетание звуков, после которого несколько раз в день тебя делают сытым и счастливым.
Постепенно выясняются новые подробности. Например, что ты либо девочка, либо мальчик. Тебя продолжают приучать к жизни на Земле: язык, обычаи семьи, мораль, культура, суеверия, предрассудки, религия, законы общества, твои и чужие ошибки, иллюзии и уроки, чрезмерные притязания, разочарования, победы, набитые шишки, боль.
И вот, ты уже нечто взрослое, двуногое, лишённое перьев,
в нескончаемых поисках… чего?
Мастер: Это часть замысла, сынок, многие люди ведут себя
словно заигравшиеся актёры, забывшие, что за сценой есть
гримёрка и дорога домой.
Счастье говорит с нами из-за грани сна. Оно живёт по ту сторону сна. По эту сторону только мерцание и всполохи, только смутные лики сновидений, которые мы называем реальностью.
Нам снятся наши роли, наши амбиции, потери, триумфы. Нам снится, что все это важно. Мы не близки друг другу и не встречаемся по-настоящему, даже когда сталкиваемся лбами. И не узнаём друг друга. И самих себя мы тоже не знаем.
Звёздное Небо — какое оно? Какое оно на самом деле — «молчаливое», «бездонное»? Пока ты считаешь, что правильно подобранные слова — нечто большее, чем сотрясение воздуха, никакого Неба вообще не существует.
Ты так глубок и сложен, так девственно самоуверен и влюблён в звук собственного голоса. Но это пока тебя не накрыло Небом, пока всерьёз не вставило, пока не качнуло темноту рядом с тобой, пока не задело плавником.
Оно ещё ни разу не убило тебя. Но когда ты осмелишься видеть, что оно подступает к самому твоему лицу, дышит прямо в сердце, смотрит на тебя в упор и сквозь тебя… И последний спазм «Я» — волна блаженного ужаса, а дальше Невыразимое как-то совершенно не трагично, не масштабно, как-то вообще никак схлопывает тебя, словно тень ошибки и просто льётся-знается через тебя, знается тобой и ты сам вдруг — невыразимое, то, что невозможно, чего нет… Внезапно
становится смешно. от того, что сколько ни пытался, до следующей волны только и успеваешь наспех царапнуть на песке «Я». А оно, Небо, оказывается всегда смеялось вокруг тебя. И внутри тебя. А над тобой не смеялось, потому что никакого «тебя» не было с самого начала. И никакого «начала» тоже не было. Хотя нет — было начало. И в начале было Молчание. И Молчание было Бог.
Не надо ля-ля! Мы живём в реальном мире, «счастье» — это сопли из женских романов. Реальный серьёзный человек живёт своим рассудком и расчётом.
И альтернатива счастью у него простая — удовольствие, временный сброс напряжения. И промежутки между удовольствиями у него забиты темами и напрягами, понт-реслингом, мелкими трагедиями и очень большими тачками, и завистью к ещё большим тачкам, подавленными стрессами, злостью, замыканиями между «хочу» и «не могу», холодными перемириями в семье, сделками с совестью, ссохшимися трупиками надежд.
— Вчера согрешил.
— В смысле?
— Переспал с женой.
У тебя не так, уважаемый?
Мастер: Днём, сынок, ты полагаешься на органы чувств, хорошо,
допустим. А что происходит ночью?
Сейчас — по эту сторону сна — ты знаешь, что «настоящая»
реальность та, которая «сейчас». Но, какая сторона «эта»,
если по обе стороны сна полная уверенность в реальности
происходящего?
Попробуй определить, по какую сторону границы сна ты
держишь сейчас эту пиалу?
И вот ты — один из массовки. И никакого счастья у тебя в общем-то нет и вопросов панически больше чем ответов. И жизнь похожа на черновик, и не на что опереться всерьёз. И реальность у тебя всего лишь «та, которая по эту сторону»
и не более того. Упс…
Видел ли ты людей, которые разговаривают с собственным телевизором? Или ссорятся и страдают из-за пустяков? Или тех, которые в сотый раз и слово в слово пересказывают тебе старые анекдоты или надоевшие («нет, ты дослушай!») истории о «тех сволочах», которые у них виноваты во всём и всегда? Возможно ты знаешь людей, принимающих слишком серьёзно и слишком безвыходно то, что с ними происходит. Ты слышал о людях, которые покончили с собой, посчитав, что у них не было другого выбора?
Помнишь? Тогда, в младенчестве, это и было «состояние беспричинной удовлетворённости собственным существованием» — Счастье.
Оно знакомо нам, каждая душа помнит, как это было в самом начале. Где-то, уровнем глубже генетической памяти, хранится знание, что если счастье случится, то мы непременно его узнаем и уже не упустим; что, если оно начнётся, то будет похоже на подарок, нащупанный утром под подушкой; или на обезоруживающую детскую улыбку на лице врага; или на нечаянную капитуляцию перед тем, кто и не воевал с тобой никогда.
Помнишь те протуберанцы предначального Света, что проникли в мир вместе с тобой, похожие на восторг от яркого сна, от которого только и остаётся в памяти, что сон тот был прекрасен?
Проснись!
Практика. Когда идёшь по улице, смотришь телевизор,
торчишь в пробке, проклиная жару, когда кто.то пытается
слить на тебя «негатив», когда распекает начальник, и во всех
других случаях вспоминай: всё это сон. Пробудись: все, кого
ты видишь, — фантомы, ситуации иллюзорны, а переживания…
Осознавший себя живущим в двух мирах истинно свободен
и не беспокоится о том, что творится во сне.
Начало августа. Коломенское. Вечереет. Жара откатилась на запад вслед за солнцем. Над Москвой пламенеет престол Божий. После дня практик лежим в изумрудной траве и передаём друг другу початую бутылку кваса.
И это не сон.