(Из книги "На картах не значится")
Летом 86-го затеяли в Орловке ремонт солдатской казармы. Большой ремонт. Капитальный. Всё лето и начало календарной осени весь личный состав гарнизона «пахал» на этой «комсомольской» стройке, как пресловутый Папа Карло. Пахал, разумеется, в перерывах между полётами и дежурствами, ибо оных никто не отменял. Ну, худо-бедно, а к концу сентября ремонт казармы закончили.
Принимать обновлённую казарму неожиданно прилетел сам начальник штаба Дальневосточного округа генерал-лейтенант Моисеев. Наше гарнизонное командование от такой нежданной заботы высокого начальства впало в полукоматозное состояние и начисто забыло половину русского алфавита, но... всё обошлось. Высокое начальство, осмотрев итоги ударных четырёхмесячных трудов, осталось, в целом, довольно. Оно лишь по-отечески пожурило командиров за незначительные строительные огрехи да рассказало пару поучительных историй из своей, как оказалось, богатой ремонтами казарм и прочих разнообразных военных объектов, жизни. После чего вышло из насквозь провонявшей олифой и ацетоном казармы, вздохнуло свежего орловского воздуха и закурило. А закурив, огляделось. А оглядевшись, призадумалось. А когда высокое начальство задумывается, тут уж недалеко и до беды. И точно, – беда пришла. Причём, как всегда, откуда не ждали.
– А что это у вас такой унылый пейзаж вокруг казармы? – спросило вдруг начальство в лице генерала Моисеева. – Ведь ни одного же деревца нет на служебной территории!
И то верно – пейзаж вокруг казармы был у нас ещё тот. Прямо скажем, лунный был пейзаж.
– Дык... это... – сказало гарнизонное командование и развело руками. – Ведь... потому что... А оно... Вот!
Ни этот жест, ни вербальный ряд высокое начальство удовлетворить не смогли.
– Повелеваю, – сказало высокое начальство, – территорию озеленить. Сроку вам – неделя. Потом проверю.
И улетело.
Надо сказать, что генерал Моисеев всегда отличался своей пунктуальностью. Если он сказал «неделя» – значит, неделя. Если сказал «проверю» – значит, непременно проверит. Об этом в Дальневосточном военном округе знали все. Поэтому указание Моисеева наше гарнизонное командование восприняло очень даже всерьёз.
Буквально на следующий день в ближайший лес за саженцами была отряжена мощная «зондеркоманда». Территория, подвергаемая озеленению, была велика, поэтому и саженцев из леса привезли аж два полных «Урала». На завтра, несмотря на то, что это был четверг, был назначен субботник по озеленению.
И тут пришла зима.
В ночь со среды на четверг столбик термометра неожиданно упал до отметки «минус десять».
И земля превратилась в камень.
Густая изморозь легла на придорожный бурьян, засеребрилась на крышах домов и на самолётных плоскостях, обильно проступила на висках вышедшего поутру на балкон начальника гарнизона. Удар был неожидан, а потому страшен. Начальник гарнизона ощутил себя в роли человека, приговорённого к казни, нежданно помилованного, выпущенного уже было из тюрьмы и тут же задавленного под самыми тюремными стенами случайным шальным грузовиком.
Срочно надо было найти виновных, и виновные были найдены. Начальник метеослужбы полка, позорным образом прошляпивший начало зимы, был, как молодой барашек на Курбан-байрам, показательно кастрирован и казнён перед строем. Но результатов это не принесло – на улице не потеплело.
Ещё несколько дней наши командиры, молясь всем известным и нескольким до той поры неизвестным богам, с надеждой ждали оттепели. Но, наверное, потому, что все они были коммунисты и большие грешники, мольбы их услышаны не были – столбик термометра с каждым днём лишь опускался всё ниже и ниже.
Начальник гарнизона, мрачный, как чёрный всадник Апокалипсиса, имея термометр в своей руке, метался по окрестностям и всех встречных и поперечных разил молниями, аки раненый в попу Зевс.
Время текло неумолимо. Ситуация из тревожной, быстро пройдя стадию опасной, стремительно превращалась в катастрофическую. Необходимо было что-то срочно решать.
За сутки до повторного прилёта Моисеева начальник гарнизона отдал приказ...
«Вертушка» проверяющего приземлилась на аэродроме не сразу – генерал решил сначала проконтролировать выполнение своего приказа с воздуха.
С высоты озеленённая территория смотрелась вполне себе ничего: ровные ряды молоденьких сочно-зелёных сосен весело разбегались от сверкающей на солнце яичной желтизной свежеокрашенной казармы. Сделав два круга над служебной зоной, генерал приказал пилотам идти на посадку.
В этот прилёт начальник штаба округа основной упор сделал на проверку гарнизонной документации. Просидев полдня в полковом штабе, генерал Моисеев приказал готовить свою «вертушку» к отлёту, а сам поехал в лётную столовую на обед. На обратном пути дотошный генерал всё-таки завернул в казарму.
Стройные ряды сосен с земли смотрелись ещё внушительнее, чем с воздуха: сосны были посажены уже зрелые – выше человеческого роста, разлапистые, пушистые. Лёгкий снежок, выпавший ночью, весело искрился на сочной зелени – казалось, молодые задорные сосенки набрали в свои игольчатые ладони снега, чтобы сразу по уходе людей вволю покидаться снежками.
Генерал тряхнул ближайшую сосёнку, обрушил с неё снежный микрообвал и с довольным выражением лица проследовал к машине. Инспекция закончилась.
Сосны благополучно простояли до апреля.
Но вот жаркое весеннее солнышко повлияло на них весьма странно – сосны начали крениться, потом падать, потом рыжеть. Вскоре озеленённая территория вокруг казармы вновь напоминала инопланетный пейзаж. На этот раз марсианский, где, как известно, преобладают рыже-красные цвета. В общем, генерал Моисеев изрядно бы удивился, прилети он по весне в Орловку к своей, не столь давно инспектируемой, казарме. Откуда было знать генералу, что сосны перед его приездом «сажали» по необычной, нигде доселе не применявшейся технологии: никаких ям под саженцы не копали, сосна ставилась прямо на землю, сверху на её корни насыпалось несколько вёдер шлака, которые вызванная к месту «озеленения» пожарная команда тут же щедро поливала водой. На двадцатиградусном морозе вода быстро схватывалась, фиксируя деревья в вертикальном положении.