Хасын по эвенски - стадо, стая, косяк. Наверно в прошлом долина реки Хасын (левый приток Армани) изобиловала стадами оленей, а косяки горбуши и кеты поднимались по ней на нерест. Но всё это в прошлом. Сейчас долина - обжитое место. Правда слово "обжитое" тоже в прошлом. А поймать в реке можно мало чего - во многом из-за присутствия на Карамкене отстойников Карамкенского ГОКа, который тоже остался в прошлом.
По названию реки получили имена район и сам посёлок Хасын, куда я благополучно прибыл осенью 84-го, взяв единственное на всём геофизическом отделении Геофака МГУ распределение в Магаданскую область.
Я часто вспоминаю те девять лет, что провёл в посёлке геологов, так как это были годы, наполненные силой и чувствами, горем и драмами, радостью и подъёмами. Как назвать эти годы - счастливыми? Иногда хочется их так называть. Но это было бы неправдой, поскольку происходило со мной всё.
Воспоминания не имеют связного и плавного характера. Обычно это отрывочные фрагменты, всплывающие в памяти ни с того ни с сего. Многие из них повторяются с завидной регулярностью, как навязчивые сновидения. Но я хочу этих снов...
На крыльце дома лежат дворняги. Кажется, это собаки Абоцедарского. Они развалились на спинах, и даже немного задрали вверх лапы. Млеют на солнце. Ощущение полной расслабленности и истомы. Видно, как под действием лучей от псин идёт пар... На улице минус 40, зима.
Что, где, когда... Есть такая передача. Сейчас уже не смотрю её совсем, но в те годы смотрел с удовольствием. А одна из передач особенно запомнилась. Почему? Это связано с рождением Варюхи, первого ребёнка. Как и положено, отправился я в роддом на Палатку. К вечеру, возвращаясь домой, увидел свет в нашем окне в бараке под сопкой. Странно, ведь дома никого нет, кроме молодого пса Чифа. Но открыв дверь, я обнаружил там Вадика Москалёва и Игоря Денисова. Они с увлечением смотрели "Что, где, когда". Оказалось, что узнав о рождении ребёнка, решили меня навестить. Но так как дома никого, то ребята проявили настойчивость и один залез в форточку, пустив затем второго. Так и ждали моего появления. коротая время за просмотром. Ну и пёс вместе с ними. Я помню вопрос, прозвучавший в той передаче:
Чукча идёт по тундре, и с собой у него длинная палка. Чукча то в одной руке её несёт, то в другой. То держит двумя руками, то на плечи кладёт. А иногда даже бросает палку далеко вперёд. Что это за палка, и для чего чукча всё с ней проделывает?
Мы занимались в клубе каратэ. Ребята как-то узнали, что я владею этим искусством. Подошли ко мне и попросили научить. Это была первая волна тех, кого я учил в Хасыне. Все моего возраста, и все геохимики - Серёга Пешков, Игорь Шашкин, Лёня Суняев (Железный Дровосек), Лёха Варлыгин. Позже присоединились и другие. От клуба даже и следов почти не осталось. А вот я помню кое-что. Занятия - это само собой. Но больше вспоминаю другое. Мой пёс Чиф. Он сопровождал меня до клуба. Поскольку мороз, то я запускал его в наш небольшой зал. Чиф забирался на широкий подоконник, и сидел-лежал там, наблюдая то за тренировкой, то за теменью на улице. Его профиль на фоне тёмного окна мне вспоминается даже чаще чем сами тренировки.
Поздним октябрьским вечером я и Чиф сошли на трассе с Камаза и направились через мост в Хасын. Это мы добирались автостопом из Омсукчана (примерно 13 часов езды) домой. А в Омсукчан нас принёс вертолёт с Кубаки после окончания сезона. Добирались на перекладных, по пути почти ничего не ев. Когда вошли в посёлок, были сумерки. На улице никого, что неудивительно, так как многие ещё в полях, иные уже в отпусках, третьи готовились спать. Магазины все закрыты. С недобрым предчувствием я направился домой, в барак под сопкой. Семья в это время находилась в отпуске на материке. Зайдя домой, понял, что предчувствия не обманули - еды нет. А так хотелось есть! Пёс виду не подавал, но тоже был голоден. Тех, к кому можно пойти, в посёлке не было. Поискав на полках, я всё же нашёл кое-что. Небольшая банка горошка...
Очень мало. Тем более на двоих. Но делать нечего - несчастный горошек был поджарен и поделён между нами. Чифу, с учётом того, что он весил в три раза меньше хозяина, досталось меньше.
Вот и всё. На следующий день сдал оружие, получил расчёт, взял в ветлечебнице справку на самолёт для пса. И рванули мы с Чифом в отпуск на материк.
А ту банку горошка всю жизнь вспоминаю.
Осенним днём Чиф ушёл на собачью свадьбу. Чуть позже прошёл, задумчивый, под окном. И пропал. Под ложечкой засосало. Ощущение пустоты. На следующий день я обошёл весь посёлок. Ничего. Пошёл через лес на Палатку, и искал там. Безрезультатно обошёл всё, выкрикивая имя собаки. Ничего. Весь следующий день снова прочёсывал окрестности.
На третьи сутки ко мне подошла Света, дочка Крестьяниновых, и сказала, что вон там в мешке лежит собака. Совсем недалеко от нашего балка. Подойдя, я увидел в холщовом мешке багровое тело собаки без шкуры. Шкура оставалась только на голове с вываленым языком. Тело размером с моего Чифа. Морда искажена. По когтям и по голове я узнал своего друга. Задушили петлёй и содрали шкуру. Разум отказывался верить. Но это был он.
Всё сжалось во мне. Пошёл домой за лопатой. И понёс тело в мешке через лес на сопку. Там, над долиной, похоронены две наши собаки - рыжий ирландский сеттер Флинк, и лайчонок первый Чиф. Взрослый Флинк погиб в первую зиму 84-85 годов под колёсами неизвестно кого. Говорили, что это экспедиционный автобус. Но водитель всё отрицал, и концы в воду. А щенок, первый Чиф, сгорел от болезни за один вечер в ту же зиму. В это время мы жили в пионерлагере, в зубном кабинете.
Руки отваливались под тяжестью, так как я нёс собаку перед собой. Идя через лес, встретил Лёню Суняева. Приоткрыв мешок, он тихо выругался. Потом Лёня взвалил Чифа на спину и мы пошли к подножию сопки. Там я отослал его, сказав, что всё сделаю сам. Подниматься не высоко совсем, и не круто. Это хорошее место для могилы. Отсюда видно всю долину с рекой и двумя посёлками.
Пока я долбил лопатой уже промёрзшую каменистую землю, пришёл Витя Шабалин, увидев меня снизу. Витя стал копать вместо меня, а я присел рядом. Сейчас, в этот момент, наступала реакция. Я уже не мог ничего делать, и меня сотрясали прорвавшиеся рыдания. Пошёл мокрый снег, смешав слёзы с небесной водой. Но всё-таки я закончил начатое.
Много дней после этого я бродил по посёлку вечерами, в напрасной надежде найти убийцу. Заглядывал в сараи и дворы, пытаясь обнаружить следы. Зачем? Просто хотел убить того, кто это сделал. Но постепенно, осознав тщетность поисков, я остановился. Теперь, спустя двадцать семь лет,спрашиваю себя - чтобы сделал сейчас, найдя того подонка? Думаю, что убил бы. Ведь ничего не изменилось - всё как будто вчера произошло. Правда изменился я сам - теперь мне было бы значительно легче привести приговор в исполнение.
На площади, рядом с магазином, маленький рыночный прилавок. Я стою за прилавком. Отсюда много видно - и главное здание экспедиции, и геохимическую лабораторию, и всю площадь напротив почты, и пятиэтажки слева. И все почти люди проходят мимо этого прилавка, особенно когда в седьмом часу вечера спешат с работы домой. Раньше я тоже спешил вместе со всеми после работы. Но несколько месяцев назад уволился из экспедиции. Семейный разлад, плюс ощущение ненужности геологии как таковой, в связи с перестройкой, толкнули меня на этот шаг. Я хотел оставить навсегда Северо-Восток. Некоторое время после увольнения меня ещё кормили доходы от нескольких групп каратэ, которые я вёл в двух посёлках. Но потом поразъехались одни ученики, а у других просто закончились деньги. Осталось несколько всего человек, с которыми я и занимался в своё удовольствие. Но удовольствие удовольствием, а семью кормить надо. И придумал я кое-что...
Серёга Пешков составил мне компанию. Взяв свои последние деньги, мы наняли грузовик с его хозяином, Морозовым Сашей. И поехали под Магадан на птицефабрику. Там купили много-много куриных яиц. По расчётам выходило, что надо купить около двенадцати тысяч штук. Но я-то ведь прекрасно помню рассказ Джека Лондона "Тысяча дюжин". А также помнил всегда, чем закончился тот рассказ. Поэтому мы купили на шестьсот яиц больше. Вот и получилось всего тысяча дюжин плюс шестьсот. Начало удачное. А дальше стали мы разъезжать по посёлкам Колымской трассы и продавать местным наш товар. Было непросто - дорога временами дальняя и плохая, погода не всегда хорошая. Но покупали у нас довольно бойко, так как снабжение посёлков стало совсем плохим в связи с перестройкой. Правда в те дни показывали первый сериал - "Рабыня Изаура". Так когда шла очередная серия, ни одного покупателя не было. Возненавидел я сериалы.
Кстати именно тогда я впервые узнал, что такое конкуренция. Встал однажды рядом с нами конкурент. И первым моим желанием было удавить бедолагу. Но товар наш в тот момент был почти на исходе, а потому сдержался я.
И осталось у нас яиц совсем немного. И посёлки в пределах досягаемости все с яйцом уже. И решили мы продавать в родном Хасыне. А мне страшно было. Ведь я здесь геофизик, а ещё мастер каратэ, тренирующий деток. Но ничего не поделаешь. И вот, после работы идут геологи, с которыми я работал по полям. И видят они меня с куриными яйцами... И как ни в чём не бывало начинают интересоваться ценой и покупать. У меня отлегло.
Заработали с Серёгой хорошо. Это был мой самый первый бизнес. И самый удачный...
Маленькая Варюха сидит на месте командира Ми-8, на вертолётной площадке у северной окраины Хасына. Сейчас уже ничто не напоминает о том, что когда-то здесь садились "апельсины". Место превратилось толи в огороды, толи в заросший пустырь - даже не хочется в этом разбираться. А когда-то жизнь здесь существовала...
Это машина экипажа, с которым я летал, прямо из посёлка, на разбивку моей опорной гравиметрической сети в районе Армани-Нельканджи, а также в направлении Карамкенских гор. Это мой отряд. И проект написан мной.
В выходной день пришли с дочерью на вертолётку. Ей года 4, наверно. Открыв дверцу, посадил Варю в кресло командира, нахлобучив наушники. Она очень смешная - держится за рычаги и издаёт звуки, говорящие о том, что идёт полёт. Осталась у меня старая и блеклая кинолента с Варюхой в вертолёте. А вот воспоминания об этом моменте - очень яркие.
Теперь дочь совсем другая. Однажды, лет 12 назад, она отважилась пойти в полёт на мотопланере, которым управлял я. А недавно второй раз поднялась со мною, но уже на другом аппарате - на гидросамолёте-амфибии Че-22 Корвет. Я снял с её стороны дверцу, для того чтобы дать почувствовать настоящий ветер на высоте, настоящий полёт.
Такие разные лица у Вари той, в кабине Ми-8, и у теперешней Вари. Не часто дочери катаются на самолях отцов. И это я всегда буду помнить.
Помню, как Чиф катал маленькую Варю на санках по улице Геологов. Она в пятнистой шубке, обмотана тёмным шарфом, на голове ушанка. Чиф, одетый в шлейку, мчится по снегу в сторону котельной. А я в унтах бегу рядом и с трудом поспеваю. При этом Варюха довольным голосом что-то детское такое лопочет. Пар замерзает на краях её воротника.
И все трое счастливы.
Конец сезона, кажется последняя неделя октября. Мой отряд заканчивал работу, выезжая каждое утро прямо из Хасына до начальных точек маршрутов. Уже выпал первый снег, и температура ниже нуля. На Карамкенских сопках ветерок не слабый задувал, и сами сопки довольно крутые там. Как назло у одного из наших геодезистов ветром вырвало планшет с секретной топоосновой и унесло куда-то в пропасть. Искать мы, конечно, не пошли, и поехали домой. Я только пожал плечами, узнав про неприятность - да наплевать на эту топооснову. Но не все так считали...
В главном здании ЦГЭ устроили собрание, понагнав туда кучу экспедиционного народа. Из райцентра приехал кэгэбист с лощёной рожей. Я с детства ненавидел таких лощёных. Для них человек - не человек, а так - пешка незначительная. Зато они - сама величавость. Тем более те, из КГБ.
В общем, этот ... стал отчитывать меня, как начальника отряда, геодезиста, как виновника происшествия, и вообще всех. Холёная морда негромким голосом превращала сильных людей в дерьмо. А все слушают и молчат. Я стал возмущаться на своём месте, чем вызвал неудовольствие его самого. И он у начальства нашего поинтересовался про мою личность. Суть его поганой речи сводилась ещё и к тому, что надо всем встать и немедленно ехать искать этот злосчастный планшет. Я заржал и вышел. А мне плевать, тем более, что я даже не комсомолец - вышел из секты досрочно самым первым в экспедиции, по собственному желанию. Что там было на собрании дальше, я не знаю. Но знаю, что сильные люди поехали, как стадо баранов, в Карамкенские горы искать на дне той пропасти, в снегу, бумажку секретную. Бред какой-то. Конечно ничего не нашли. На том дело и кончилось.
Такие случаи потери секретных карт происходили и раньше при различных обстоятельствах. Правда нечасто, так как народ был слегка загружен этой секретностью и старался не терять. Но бывало всякое. Особенно на региональных гравиметрических съёмках, выполняемых с помощью вертолётов Ми-4 и Ми-8. Например однажды во время полёта наш бортоператор Валя Кормщиков упустил планшет. Он находился в пассажирском салоне и приоткрыл форточку. А в это время кто-то из экипажа открыл форточку у себя. Образовавшийся сквозняк, конечно же, сдул планшет в форточку пассажирскую. Странно, что в тот раз не погнали никого искать карту на необозримые просторы. А было бы забавно прочёсывать огромные зимние территории.
Стёпа, старший сын, утром не с той ноги встал. И не хотел одеваться в садик. Крику на весь подъезд. Слёзы нас с Ирой не разжалобили. Ведь надо отвести его в сад, а самим на работу скорее. Вот и картина зимняя:
Солнце ещё за сопками. В утренних сумерках геологи идут в камералку. А обмотанный шарфом Видакас Степан движется по наледи им навстречу, в сторону садика, подгоняемый папой. Движется - это преувеличение, так как мы почти на месте всё время. Он плачет и орёт на весь посёлок, что не пойдёт в сад. Слёзы мёрзнут на щеках. Пытаюсь его то тянуть, то подталкивать в нужном направлении. На работу я, похоже, уже опоздал.
Люди весело ухмыляются нашей борьбе. Но, кажется, я упрямей сына, и вот мы пришли...
А потом он подрос, и уже не упирался так, когда надо утром в школу.
Однажды мы с ним пошли на реку, на краю посёлка, ближе к мосту. Там на галечном участке находился небольшой перелесок, окружающий чистую и глубокую лужу с почти стоячей водой. В этом месте можно было спокойно искупаться. И вот я совсем разделся и плюхнулся в воду. Вода хоть и стоячая почти, но очень даже холодная. Да и воздух тоже - осень в разгаре. Как угорелый выскакиваю из воды. Но одежды своей не нахожу. Только вижу, как Стёпа убегает, прихватив рубаху, трусы, и всё остальное. При этом он воровато так оглядывается с хитрым и весёлым лицом. Ту картину я вспоминаю часто, потому что его лицо и вороватую припрыжку забыть трудно.
Техника и чувство. Когда в поединке есть и то и другое, то приятно смотреть. Многие мастера считают, что надо быть бесстрастным в поединке. В этом есть смысл, но я люблю чувство. Вот, например, Брюс Ли. В его поединках были страсть и чувство. И бой становился от этого ещё прекраснее.
Я всегда хотел, чтобы мои дети занимались единоборством, как и я. Но много преград на этом пути, так как отец не может быть учителем своих детей. Они не в состоянии принять его как учителя. К сожалению у меня не было выбора - каратэ в районе знал только я. Младшие Родя и Петя слегка ходили на тренировки в последние годы занятий, когда я, уже покинув Хасын, но стремясь вернуться в семью, приезжал снова и снова, безжалостно руша те дела, которые кормили меня вне Северо-Востока. И приходилось возвращаться на материк вновь и вновь, и начинать всё с нуля.
Родя и Петя могли бы овладеть этим видом борьбы, но ленились и сачковали на занятиях. Особенно Родя - разыгрывал из себя полоумного, и ничего тут не мог я поделать. Так и закончились потихоньку их занятия.
А вот Варя и Стёпа - те занимались. Хотя и их ждал тот же конец занятий из-за лени и чего-то там ещё. Но пока они занимались, это было славно.
И вот, на одной из тренировок в большом школьном зале на Хасыне, были устроены мною бои. Вызывал произвольно по два человека. Правила были такие - можно всё. Я не люблю спортивные поединки, так как набор правил-ограничений загоняет бойца в угол, лишая его возможности настоящего боя. Поэтому я предпочитаю борьбу без ограничений. Это называется боевое каратэ.
Пришла очередь Стёпы. В напарники я, конечно же, поставил к нему сестру. Варя старше на два года, и у неё неплохо получалось. А Стёпа всегда хотел быть первым, и тоже кое-что мог. Меня слегка огорчали их домашние склоки. Поэтому я решил позволить их антагонизму вылиться в поединке на татами. Конечно в этом бою присутствовало чувство. Причём у обоих. Присутствовала и правильная техника каратэ, но это для меня не главное. Было чувство и неприкрытые эмоции, которые, однако, не помешали бойцам. Поскольку можно всё, там и было всё. Даже укус - в тесном клинче Стёпа умудрился укусить сестру за палец. Но мои правила разрешали. Не было нокаута, так как я не поощрял травм. Была победа по очкам... Победила старшая сестра. Поскольку это не соревнования, то победитель объявлен не был - каждый сам для себя должен был осознать итог. Степан, правда, всегда считал себя победителем в том бою. Но это не существенно. Бой был замечательный - с техникой и с чувством. Стёпа всё же стал лучшим - в очень условной, размазанной весовой категории, так как я не признаю разделения по весу. Соревнования проходили на Палатке, и участвовали ребята из обоих посёлков. Но это было уже после. Да и целью моей не было выявить сильнейших. Я просто стремился научить ребят работать в любых условиях. Например, когда на поединок смотрят посторонние и непосторонние люди. В общем - просто психологический тренинг это был.
Наша собака Травка любила поесть. В помёте она оставалась последней, и я колебался, брать или не брать. Но потом подумал, что другую чистокровную западно-сибирскую лайку в окрестностях Магадана придётся ещё долго искать, и забрал девочку. Всегда только кобелей держал, а тут взял её. Хорошая псина. И с ней тоже я ездил в поля. Она была довольно мудрая. Лишнего шага зря не сделает. Бывало, идёшь с ней по лесу и закладываешь большой такой крюк. В начале зигзага Травка обычно пропадала и со мной не шла. Зато когда я приходил к намеченной точке, выполнив полукруг, она сидела всегда там, поджидая меня. Невозможно было понять, откуда она знает, куда я приду.
А зимой она свободно ходила по посёлку. Помня, что случилось с Чифом, мы всегда портили ей шкуру, выстригая полосы по бокам и спине.
В одну из зим мы обратили внимание, что собака сильно поправилась. Немного удивились. Но потом иду по посёлку и захожу в магазин. Травка за мной заходит. И тут из подсобки появилась директор магазина. Увидев Травку, обрадовалась очень и произнесла: "О, Травка, привет. Что-то ты второй день не заходишь к нам." Вот тогда я и понял, почему поправилась моя собака. Она, оказывается, завсегдатай на магазинной кормёжке.
А рожать она почти всегда убегала куда-то. Потом, спустя пару дней, проголодавшись, прибегала домой. И скоренько поев, мчалась обратно к щенкам. Здесь главное было направить за ней детей. И они успевали увидеть, под каким сараем или свинарником нора. Тогда дети вытаскивали щенков и несли их домой. Ну и мамаша шла вслед за ними. Много щенков раздали мои дети. И все красивые были, хоть и неизвестны отцы. Так и жили с Травкой.
Но в 93-м году я уезжаю из Хасына. У бывшей жены в тот момент наметилось какое-то неприятие к собаке. И мне надо было увозить Травку с собой. Если бы это был Чиф, то я ни секунды не колебался бы - так мы с ним срослись. Но тут у меня появилась нерешительность.
Подошёл ко мне хасынец один и попросил отдать Травку. Обещал заботиться и в лес с ней ходить на охоту. Я отдал...
Через год, приехав к семье, встретил его на улице. На вопрос "Как Травка?" он ответил: "А что Травка? Травка слона съедает." Да, поесть она всегда любила очень. Но потом этот человек перестал заботиться о собаке. И голодная Травка вернулась домой. И снова стала жить с семьёй. Так и жила, до самого конца своего.
От неё у меня остался щенок Филя, которого я увёз в Москву после очередного приезда к детям. Филя прожил со мной тринадцать лет, и умер на моих руках.
Мы жили в двухэтажке на наледи. Зимой 92-93 годов я постоянно был в плохом настроении. Причиной тому непрекращающиеся ссоры и разногласия с женой. Наметился серьёзный раскол. Всё это сильно на меня давило, и я находился в затяжной депрессии.
Выпало много снега, и на крыше возвышалась солидная горка. Пришлось мне лезть туда с лопатой и сбрасывать снег. Постепенно оказался у края. Работать было довольно противно, так как вообще всё раздражало меня в тот период. В общем - свет не мил. И стою я у края, и собираюсь прыгнуть вниз. Высота небольшая - всего два этажа, но если прыгнуть рыбкой, то уж наверняка. Прыгать рыбкой я не боюсь. Однажды в Крыму прыгнул в море головой вниз с десятиметровой скалы. Там повыше было. В общем готов уже, но подумал про маму. Это и остановило меня. Потихоньку дочистил проклятую крышу и спустился. После этого я решил, что лучше развестись и уехать.
В один из последних своих приездов в Хасын, я задержался на целых полгода. Не потому что всё было хорошо. А потому что в Москве остался брошенный, а значит погибший, бизнес. Следовательно можно не спешить. А здесь, чтобы как-то прожить, я снова открыл занятия по каратэ. В основном на Палатке. А на Хасыне совсем немного народу пришло.
Наступал новый год. И 31-ого декабря я захожу днём к Волковым, для того чтобы сообщить им, что у их сына Димы сегодня тренировка. Маха... Это их лайка. Она всегда была немного не в себе, непредсказуема и нервозна. Как назло она в тот момент была в квартире. Я, когда разговариваю, губы не поднимаю, и зубы всегда спрятаны. Но эта собака неожиданно прыгнула на меня. И пройдя торпедой между рук снизу вверх, ударила клыком по моим передним зубам. Ни боли, ни крови. Только вдруг я ощутил, что лишился двух здоровых зубов - раскололись пополам два резца верхних. То, что я ощутил - растерянность и обида.
И столько я намаялся с этими двумя зубами в своей последующей жизни, что забыть Маху не представляется возможным...
А потом я постепенно перестал приезжать в посёлок. Да и дети, каждый по своей причине, повзрослев, оказались у меня. Все кроме младшего Пети. Но с ним уже другая история.
Последний раз я оказался в Хасыне летом 2011 года. Прилетел на Сокол для того, чтобы отправиться в Омсукчан, а дальше совершить путешествие по Омолону. Но на один вечер я приехал в посёлок повидать сына. То что осталось от Хасына опечалило меня безмерно. Было ощущение, что я иду по кладбищу. Некоторые места настолько изменились, что уже и непонятно, где тут улица была, и где дома стояли. Зоной для сталкеров это не назовёшь. Нет, это другое. Просто печаль. Хоть и живут ещё в посёлке хорошие люди.
14.10.2015