8
Холодная вода льется на меня непрерывно. Комната допроса. Когда меня доставили? За столом подполковник, штатский и новенький — очень маленький, сморщенный какой-то человечек, похожий на гриб сморчок. Сморчок показывает лист бумаги. На листе изображены три типа звездолетов. Два звездолета не похожи на те, что висели над городом, третий похож.
— Вы хорошо помните? — Голос у сморчка нервный и резкий. — Вы точно запомнили?
— Да.
Бог ты мой! Я же ничего не сказал о звездолетах, только подумал... О-о, как меня затрясло! Прямо-таки колотит в ознобе, и не от холодной воды. Передо мной темный! Настоящий! Оттуда!.. Озноб зверский... Мысли, воля подавляются, съедаются... Уйти в себя! Быстрее! Сейчас я тебя увижу в полный рост... Перед внутренним взором гигантское, ощерившееся черное лицо. Выбрасываю верхнюю и нижнюю защиту, лучами в глаза... Кто-то вскрикнул... Но я-то вижу, мои лучи такому монстру не страшнее булавки. Ядро...
— Бейте его! Не давайте ему думать!..
Успеваю метнуть ядро...
— Он же нас уничтожает! Вырубайте его!!!
Страшный удар по затылку, лечу не знаю куда... В пропасть, в бездну... Наползает плотный серый туман, откуда-то издалека доносятся голоса... Вроде лежу... То ли везут, то ли несут... Вспышки света чередуются с тьмой... Слышу ясный голос: "Он совершенно здоров. Ни одного перелома, нет даже ссадин и ушибов..." А я и правда себя хорошо чувствую. Боль совсем ушла, совсем... Куда-то лечу словно в пьяном сне... Мысли и ощущения не контролируемы... Опять голос. Что-то требует. Что ему надо от меня?
— Щербинин, вы готовы участвовать в переговорах?
Такой организации, которая за меня сейчас взялась, нельзя доверять вести переговоры с кем бы то ни было от имени всего человечества, достаточно того, что они сделали со страной... — Не пойму, то ли я говорю, то ли думаю, мой голос звучит вне меня.
— Щербинин, какими средствами воздействия на окружающих вы располагаете на сегодняшний день?
Каждый располагает и владеет именно теми средствами, которые заслужил, которые заработал в течение своей жизни; ибо то, что сделано и как сделано, человеку порой не видно, как не видна и степень вознаграждения за содеянное. Этим, пожалуй, и исчерпывается вопрос о справедливости. Иначе говоря, вопрошающий, оглянись окрест себя, осмысли, чем, какими средствами ты воплощаешь в жизнь свои желания, и ты поймешь, о чем сказано выше... — Эта мысль приходит как бы извне.
— Шутит что ли? — говорит незнакомый голос.
— Вряд ли, его психика полностью подавлена. Он не может себя контролировать.
— Усильте дозу излучения и продолжайте дознание... Спросите его о его книгах.
— Щербинин, что вы думаете о книгах?
Что сказать о книгах? Кто их сейчас читает? Кто-то читает, если книги покупаются. Если вспомнить, у многих ли моих знакомых, у кого мне посчастливилось побывать в гостях, я видел книги, соотношение будет примерно таким — 75 к 25. То есть, из сотни 75 семей книг не покупали. А читали они только в школе, и только учебники. Один мой знакомый даже заявил: все, читающие книги — снобы...
— Вы некорректно сформулировали ему вопрос. Спросите его о фантастике.
— Щербинин, нас интересует фантастика.
Фантастику я читал запоем. Библиотека, где я брал книги, мою фотографию, как лучшего читателя (по карточке выходило, что я прочитал больше всех книг), отправила в Москву на ВДНХ — я тоже стал достижением народного хозяйства. Дочь моя старшая, пока была маленькой, сказки на ночь слушала. Я ей и "Волшебника изумрудного города" достал, и "Пиноккио", и "Чипполино", все то, чего в моем детстве в моем личном пользовании не было. А сейчас смотрю, чем взрослее ребенок, тем меньше ее интерес к книге. Телевидение, видео — эти вещи полностью завладели ее сознанием. По школьной программе ребенок еще что-то читает, поскольку вынужден. Но я по себе помню, как я относился к вбиваемым мне в сознание идеям. Вообще, какой дурак, какой враг народа придумал впихивать в голову четырнадцати летнего юнца философию умудренного жизнью пожилого человека? Аустерлиц и Бородино я знал лучше преподавателей истории, потому что мне было все интересно об этих битвах, и я все о них вычитал еще в третьем классе, и не только из "Войны и мира". А вот мысли Болконского, рассматривающего старый дуб, мне не интересны даже сейчас, да простит меня Лев Николаевич. А, например, "Преступление и наказание" я считаю лучшим в мире детективом, вот так...
— Щербинин, мы говорим о ваших книгах. Наша страна — самая читающая в мире, ваши книги прочитало много людей.
По поводу самой читающей страны — легенда. Самая издающая страна — да, но не читающая. Когда не было телевидения, видео, мультимедиа, книга была на своем почетном месте путеводителя в мир иллюзий, и опять же, только в высших слоях общества. Диккенс когда-то объезжал фабрики, и читал рабочим главы своего нового романа. А я не могу читать Диккенса, уматывает он меня своим тяжеленным слогом, а на слух его воспринимать — боже упаси...
— Вы его постоянно не о том спрашиваете!
— Так спросите сами, кто вам не дает!..
— Щербинин, как автор, что вы хотели сказать в своих книгах в свете их воспитательной роли?
Интерес к литературе в мире упал до критической черты, за которой авторы перестанут писать, потому как не для кого будет писать. И действительно, зачем мучатся над писательскими изысками в пятистраничном описании пейзажа, если по ящику это просто покажут. А писательские характеристики героев, оценка их поступков, постоянная назидательность, дурацкая манера поучать... Что и говорить, лучше один раз увидеть. И вот очередная легенда — о воспитательной роли литературы... Да никого она не воспитывает, литература! Человек, состоявшийся как читатель, как личность, ищет у автора мысли, созвучные своим или дальнейшее развитие своих мыслей, и, не найдя, выбрасывает книжку...
— Несет какую-то ахинею.
— Да, товарищ капитан, сформулировали вы свой вопросик...
— Так мы ничего от него не добьемся. Прибор воздействует только на поверхностный слой сознания. Мы можем проникнуть на нижние уровни?
— Кто его знает. Это первые клинические испытания. На подбор параметров потребуется время.
— Тогда на сегодня достаточно. Приведите его в чувство. Продолжим дознание обычным методом.
— Прямо здесь?
— Допросная комната сейчас занята. Ничего не будем делать. Я с ним просто поговорю.
Серый туман и тьма... Резкий противный запах!.. Меня зовут, бьют по щекам... Кое-как открываю глаза. Сижу в светлой комнате с большими окнами, окна неторопливо кружатся, кружатся... Голова словно ватой набита... Возникает лицо. Узнаю своего следователя. Да, я слышу тебя. Да, я в порядке. Да, могу отвечать на вопросы.
Штатский берет стул, ставит его передо мной, садится на стул верхом и начинает рассказывать о том, что произошло минувшим вечером. Оказывается связи с другими городами нет, оказывается, звездолеты висели над всем городом, почти все население вывезено этими звездолетами в неизвестном направлении, остались только они, новая власть, со своими сподвижниками, маленькая горстка сочувствующего гражданского населения, в основном пенсионеры, да часть уголовников, которых теперь пытаются вернуть назад в камеры. Даже безнадежных больных забрали и психов из психолечебницы. И спрашивается, что я думаю по этому поводу.
Мысли разбегаются, но надо собраться, надо сосредоточиться. Что я думаю? Я бы сейчас сам с удовольствием послушал тебя, капитан в штатском, что ты ощущал во время контакта, какие мысли бродили в твоей фээсбэшной головенке... Ну-да ладно, я на допросе, а не в санатории, буду отвечать.
— Либо произошел отбор людей по не совсем понятному мне принципу, либо людей элементарно вывезли из района социальной катастрофы... И придется теперь новой власти самой, своими руками все начинать с нуля — строить холерные бараки и рыть выгребные ямы.
— Почему не забрали вас?
— Еще рано. Кто-то ведь должен за вами наблюдать.
— Это же нашествие, Щербинин! Неужели не понимаете? Это вторжение! Мы должны отстоять Землю, мы должны отстоять нашу свободу! Они давно через таких, как вы, готовили вторжение. Это они разладили наш хозяйственный механизм...
— Какую чушь вы несете!..
— Замолчите, идиот! Вы представляете, каким будет рабство? Мы должны отразить агрессию...
— Отражайте...
Он меня не слышит, он по инерции продолжает нестись вперед, и продолжает излагать свой план, он уже знает и видит что и как.
— ...Сплотиться всем народом и отразить. Будет трудно, будут жертвы...
— Опять жертвы? А без жертв нельзя? По-вашему получается, ОНИ только на нас, на российских, напали, так что ли? Смешно!
— Ничего смешного не вижу. Территория нашей страны самая большая в мире, огромные запасы полезных ископаемых и прочих природных и человеческих ресурсов... Ничего смешного! А вот плакать вы скоро будете.
— Теперь у вашей партии такая, значит, концепция... Объединить, сплотить народ перед угрозой вторжения... Опять, как встарь, под руководством мудрого вождя, под руководством Великой Партии положим свои молодые жизни за колхозный трактор! Сами идите и кладите. У вас полное право распоряжаться собственной жизнью на свое усмотрение.
— А как еще прикажете поступать? Что будет с нами, оставшимися? Всех в дерьмо? К сохе? В рабство? В батраки? Обслуживать новую космическую элиту?
— И почему рабство? С чего вы взяли? Какие батраки? Вы о ком говорите?
— Я говорю о народе!
— Ах даже вот так, о народе. А вы — в стороне, вы несколько выше? То есть опять возникают два списка — вы и народ. Тогда позвольте вас спросить, а чем же народ занимался до сего момента? Кем были все эти люди под вывеской "НАРОД"? Патрициями? И были до сего момента они максимально свободны и максимально счастливы...
— Вы меня неправильно поняли. Сегодняшняя власть повернулась лицом к народу.
— Власть повернулась лицом к народу, и народ увидел это лицо и ужаснулся.
— Оставим демагогию о народе, поговорим о главном. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о своих контактах с инопланетянами. В принципе, я этого добивался со времени нашей первой встречи, но вы скрываете...
— Я ничего не скрываю. Мне нечего скрывать. Да это и бессмысленно, и бесполезно.
— Но тогда как? Почему? Почему ты, а не я? По какому признаку? — Закурил сигарету, помолчал. — Как давно это началось лично с вами?
— С детства. Все начинается с детства. Одни раскатывают в папиных лимузинах и строят рожи прохожим, чувствуя свою безнаказанность, а другие начинают летать во сне и наяву.
— Кто они?
— ОНИ — это... Гм... Я затрудняюсь ответить на этот вопрос, поскольку, когда я сам задал его, то получил следующий ответ: "Какая разница, кто мы и откуда? Что изменится, если мы скажем, что называемся так-то и так-то. Ты нас видишь? У тебя лично нет сомнений в нашей реальности? Мнения и знания других людей о нас нам безынтересны, поскольку не имеют решающей силы..." Рассказывать о НИХ, все равно, что рассказывать человеку о соли, соль никогда не пробовавшему. Ну кристаллики, ну белые. А как описать вкус? Вот в чем морока. ОНИ присутствуют здесь, на Земле. ОНИ все видят, и можно сказать, что многое происходит с их ведома.
— Я понимаю. Все же что-то конкретное вы можете сказать? Описать их можете?
— ОНИ — это энергетические шары. Истинные размеры указать невозможно, общую численность — тоже. Я имел дело с двумя. Это была постоянная пара, работавшая со мной. Два светящихся белым светом шара. Есть и желтые, но это хищники, как мне объяснили, когда показывали базу.
— База?
— Да, есть база. Здесь я могу говорить о более определенных вещах, по крайней мере, описать то, что видел не так сложно. Опять же — астероид это был, кометное ядро, спутник какой-то планеты... Но проблема не столь существенна, поскольку знай я точный ответ, он едва ли кому в чем помог бы.
— Но почему ты, а не я?
— Как меня выбрали? Как вообще нас выбирают? Можно представить себе сапожную щетку, если не трудно. Щетина — это будто бы мысленные лучики, которые исходят от каждого человека в космическое пространство. ОНИ перебирают эти лучики, следят за их состоянием, и таким образом находят того, кто ИМ нужен. Кто ИМ нужен? Вопрос не ко мне.
— Землю контролирует одна цивилизация или несколько?
— Вокруг Земли крутятся семьдесят две или семьдесят четыре цивилизации. Число их нестабильно, поскольку одни прилетают, другие улетают.
— Что им нужно? Чего они хотят?
— ИМ нужна Земля, ИМ нужны мы — люди. ИХ не интересует идеология, ИХ интересует лишь творческая потенция человека, само творчество. Помните гегелевскую "троицу": тезис, антитезис, синтез? ИХ интересует синтез. Строительство Вселенной — это творчество в высшем своем проявлении. Именно созидание. ИМ нужны творцы. И вот случилось так, что ИМ понадобился я. Только учтите, среди этих цивилизаций есть светлые и темные.
— А серые бывают?
— Серые — это мы.
— Скажите, а они воюют между собой — темные и светлые? Войны космические бывают?
— Впрямую, лоб в лоб светлые с темными сойтись не могут. Воюем мы, серые, светло-серые с темно-серыми, между собой... Я тоже задавал этот вопрос. Мне показали схватки хищных животных, взаимодействие между разными видами материи, какие-то природные процессы, и объяснили, что сражений в прямом смысле этого слова на ИХ уровнях не ведется.
Штатский встает со стула, подходит к креслу опутанному проводами, с закрепленным над спинкой шлемофоном, оглаживает шлемофон, хитро подмигивает:
— Вы наверное думаете, я фээсбэшник или бывший кагэбэшник. Нет, я только работал под их крышей... Вы слышали о психотропном оружии? Я им занимался. Разрабатывали кое-что интересное. А кагэбэшникам да фээсбэшникам сейчас не позавидуешь. Нам ведь известна вся их агентура, полные списки. В основном, их расстреливают... Вас сейчас уведут в камеру, а вы, все-таки, подумайте о сотрудничестве с нами. У вас есть последний шанс сохранить себе жизнь...
Светлый гулкий коридор, спускаемся в подвал, ванны-лампы над головой. Кого-то несут на носилках навстречу. Кто-то толстый, руки свисают до пола, полчерепа снесено выстрелом... Бог ты мой! Задастый!!! Аркадий Абрамович!.. Свои пристрелили? Пауки в банке... Если я вырвусь, я всему миру расскажу о том, что здесь творилось... Скорее в камеру, чтобы не видеть этих дегенератов...