«Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные, - Земле – её всё едино: апатиты иль навоз».
В. С. Высоцкий, «Товарищи учёные», 1972
«Нам ли стоять на месте?»
(Из патриотическо-политической песни 60-х годов 20-го века)
Когда-то городок принадлежал Австро – Венгрии, потом Польше. Я пишу: «Принадлежал», поскольку так оно и было – переходил из рук в руки со сменой власти, как эстафетная палочка.
Здесь добывали соль и нефть, поэтому он считался крупным промышленным центром.
После Великой Отечественной войны отсюда – из лесов предгорий Карпат, - ещё долго вышибали бендеровцев и прочий профашистский сброд, пока не расправились с окаянным семям: перебили, перевешали, загнали в лагеря. Иные, самые хитрые, засели в лесных схронах, в вырытых под полами сараев ямах, откуда их выковыривали ещё почти десять послевоенных лет.
Поэтому волею правительства население в городе было пёстрое: местные украинцы, говорившие на нескольких диалектах, поляки, немцы, евреи, румыны…И русские. Встречались даже татары. Это были потомки дошедших до Карпат воинов Чингисхана. Один такой «батыр» разговаривал на местном украинском диалекте с мамой на вокзале, при этом искусно, со смаком, материл её по - русски.
Основными учебными заведениями в городе были пединститут и нефтяной техникум. В педвузе преобладали девушки. А в «керосинке» - нефтетехникуме, - юноши из числа местного населения, в основном жители окрестных сёл. Понятно, что дружеских связей между учащейся молодёжью этих заведений не существовало.
В пединституте из преобладающего девичьего контингента резко выделился энтузиазмом, неукротимой активностью молодой филолог Владимир. Его энергии хватало на сбор металлолома и сбор всяческих взносов, уборку картофеля,организацию выставок, конкурсов и показательных выступлений и соревнований, концертов на немногочисленных предприятиях города и в окрестных сёлах.
Его жена Ольга не давала ему покоя замечаниями, женам никак не свойственными:
- Вова, ты опять обошёл стороной физмат! Нельзя игнорировать представителей точных наук!
Как - то перед первомайским парадом трое парней решили взбодриться, угоститься ароматной «Изабеллой» закарпатского разлива, спрятались в подсобке главного корпуса. Их засёк вездесущий активист Володя, уже будучи в ранге комсорга института. Последовали оргвыводы, общественное порицание; были клятвы с ударяниями в собственные грешные грудные клетки…Кто это испытал на себе, посочувствует, надеюсь.
И строительные студенческие отряды Володя формировал, но сам ни разу никуда не съездил. Он говорил:
- У меня тоже каникул нет. Мне находят работу, когда ремонт ведётся, да в приёмной комиссии дел невпроворот…
Ребята из Сибири приезжали, стройотрядовцы, - с деньгами, но в одёжке мятой, пахнущей невесть чем после длительного хранения в рюкзаках. Встречал их с оркестром и шампанским, пахнущий хорошим парфюмом, при сверкающей улыбке на устах и в блестящих туфлях, в модном галстуке и шикарном костюме, - комсорг Володя.
Девушки Володю обожали. Вахтёрши общежития, где жили незамужние женщины – преподаватели и студентки, открывали комсоргу турникет, не требуя документов, без предупреждения «У нас до 23-х!». даже пани Саля, бывшая бандерша из довоенного борделя, а теперь комендантша общежития, подобострастно ему улыбалась. Вот что значит школа панской Польши!
Посидеть с ним за одним столом почиталось за честь. В числе его друзей были его ранга функционеры. преподаватели - мужчины–здоровались с ним за руку.
«Гуляй, рванина, от рубля и выше!» (В.С.Высоцкий)
В мужское общежитие института частенько заглядывали местные: это были или друзья и земляки студентов, или любители порисоваться – покуражиться из числа местной шпаны. А чего бы и не понаглеть, зная, что у тебя на плечами – друзья, родственники, город, в конце концов! А дома ведь и стены помогают! Изгаляться над деревенскими пареньками, из которых некоторые приехали в город впервые – чести мало, да радости много: дело верное, за которое наказание не предвидится.
Были, однако, и визитёры безобидные: приходили поесть – попить на дармовщинку (многим студентам родители и другие родственники из сёл привозили сало, мясо, яйца, овощи, фрукты, часто - самогон), или в картишки перекинуться. Самый весёлый – Мишка Квак, танцор из драмтеатра и Амбал из зоомагазина.
А Николай Хаджа, македонец - с его слов – был «персоной нон-грата»: трижды судим, без меры пьющий, да ещё и наркоман! О наркоте знали, что это уродство свойственно исключительно на загнивающем Западе, в проклятом капиталистическом мире.
Хаджа хвастался:
- Я на зоне, в больничке, морфин, омнапон, пантопон воровал. К началу обхода я уже под кайфом был, от врачей отмазывался. И тут, в городской, тоже «дурь» добывал: то к медсестре подкатишься, а то просто из шкафчика свистнешь…
Малорослый, эдакий «мини –Мастроянни", он врал самозабвенно и сам верил в своё враньё.
«Травку» он курил перед танцами. Где брал – неведомо.
Родители его, довольно молодые, умудрялись где-то числиться на работе: то ли сторожами, то ли дворниками. Мать торговала на рынке барахлом – думается, ворованными вещами. Может, Хаджа забредал в общагу неспроста: он мог подыскивать поиздержавшихся студентов, готовых продать что-то из своего гардероба.
И надо же! Хаджи запал на студентку с факультета английского языка. Он преследовал бедолагу днём и ночью, буквально говоря: залезал на балкон второго этажа и стучал в дверь, пока ему не открывали, сидел в комнате у четырёх девушек до утра. И они не смели ни выйти, ни пожаловаться кому-нибудь: кричать нельзя, это чревато последствиями вплоть до выселения, а телефон был на всю общагу один – у дежурной. Уговоры не Хаджу не действовали, да и появлялся он, то пьяный, то обкуренный. О последнем барышни понятия зелёного не имели…
Слава, девушка которая, избавилась от него. Она ушла жить на частную квартиру, а потом и вовсе вышла замуж за сына хозяина жилья.
Судьба ли делает человека, или человек – хозяин своей судьбы? Не знаю. Судите сами.
Через десяток лет сидели выпускники института в любимом кафе воспитавшего их города. Говорили много, обо всём и обо всех сразу. Часто даже перебивали друг друга, захлёбываясь от радости встречи и общения.
Молчал приглашенный Квак. И вот удалось ему заполнить возникшую паузу. Он, как коренной житель города, сообщил любезному собранию:
- Вову-то, «комсомольца», из аспирантуры выперли. За аморалку. Ольга его тоже загуляла, спилась, и теперь за водку любого клиента готова обслужить. Вова с Ольгой развёлся, живёт с какой-то тёткой, лет на пятьдесят с виду.
Женька включился:
- Хаджа болел долго, ему ногу отняли по колено. Скачет, стучит костылями, на стакан вина у прохожих клянчит. Говорит, конец ему скоро.
…» Судьба –индейка» …