Введение.
Под слоем пыли, копоти и лжи,
Из прошлого, нет-нет, проглянет Имя….
Историей забытые мужи,
Кого бы помнить, наряду с другими.
Деяния их нередко велики,
На ход истории порой они влияли;
Но авторам бывало не с руки –
Кто неугоден, заносить в скрижали.
Отрывочные сведенья едва
Сквозь заговор молчанья проникали….
И в лживых комментариях слова,
Лишь косвенно их как-то называли….
А толкователи менялись, и не раз,
И каждый раз поступки искажались;
Непредсказуема история у нас –
Немного правды б ей…, такая малость!
Теперь мелькнуло имя вдруг – Остей,
Литвинский князь, в Московии служивший.
Единственный, быть может, из гостей,
Как за отчизну, голову сложивший.
А мы ему за подвиг, за такой -
Забвение, как не был он и вовсе….
Такой поступок он всегда плохой,
Хоть оправданья и найдутся после.
Итак, Остей…. В анналах я ищу,
Какие хоть, и где ни будь весточки.
И в толкованиях, я мало обрящу,
Лишь крохи правды - больше заморочки.
Стыжусь я здесь за земляков своих,
За умолчание о подвиге, о смертном;
Особенно - когда из стран других;
Своих забыть, конечно, тоже скверно.
Остей…. Прими, прошу я от души,
«Спасибо» и поклон наш запоздалый….
Душе твоей, во ВременнОй глуши,
Пусть это будет вроде дани малой.
Пускай душе, витаюшей в раю,
А в этом-то уж нет у нас сомнений,
Поможет снять обиду ту, свою -
Все ж память есть, по жизни поколений.
Хотелось бы частично снять вину,
За то, что в прошлом подвиг «умолчали»;
У авторов истории страны
Последствия есть горестной печали.
Там разобраться сразу не смогли,
При поиске, особо виноватых.
Отзвуки Куликовской битвы.
Еще не зажили у воинов рубцы
От страшной битвы в Куликовом поле;
Еще стучали в грудь себе бойцы,
Печалясь и гордясь своею долей.
Побит Мамай, и весть во все концы,
Надежда есть над русскими краями….
А в грудь себе стучать, мы молодцы,
Черта у нас в характере веками.
Однако, так же есть у нас черта –
Небрежность с безалаберностью вкупе;
Веками не девалась никуда,
Авось, небось…, потом порой, и в дупе.
Прошло совсем, совсем немного лет,
И на тебе, царит везде беспечность.
«Глаз» и «ушей» у Дмитрия как нет,
Как будто воцарился мир на вечность….
А время не теряет вражий стан,
Изгнали там бездарного Мамая;
Там Тохтамыш теперь – «великий хан»,
Процессы лишь Москва не понимает.
И войск как нет, разъехались князья,
Иные и враждуют меж собою;
А на иных надеяться нельзя -
Того глядишь, пути врагу откроют.
Шел Тохтамыш с войсками по Руси –
Но будто все того не замечали;
Уж рядом он…, о Господи спаси!
«Знать» из Москвы вся, в панике, печали.
Опомнился как будто Дмитрий сам,
Но где войска, и можно ли собрать их?
Поди, попробуй быстро по весям –
В беде, не все князья ему как братья.
И Дмитрий быстро отбыл из Москвы,
Да не один, а со своей дружиной;
Московия без Головы, увы -
А рядом враг, охочий до «поживы».
Я понимаю Тохтамыша тут,
Есть цель, и добивается он цели.
Да, вероломен…. Так себя ведут
Все те, кто сразу все предусмотрели.
А Дмитрий, восхваленный гений вдруг,
Свой город беззащитным оставляет….
По мне, похож он…, я не знаю как,
На капитана, бросившего судно.
Хотя, быть может, было и не так –
Себя спасал…, подумаешь подспудно.
Я Дмитрия бы, не хотел судить –
Он, человек, прославленный навеки.
И рву своих всех рассуждений нить -
Раз уж не примут «суд» мой Человеки.
Но, так ли, нет ли, не было его,
Как не было родных его и близких.
Добился ли он где-то, «своего»,
Хотел бы встретить я о том записки….
А из Москвы все разбегалась знать,
Жить в городе, где власти нет, опасно.
И иерархи церкви - удирать,
Здесь, безнадзорно оставляя паству.
Ну а народ, на то он и народ,
От рук начнет без власти отбиваться;
И превращается в какой-то сброд,
От стада перестанет отличаться.
Раскрыты у богатых погреба,
Что побросали город покидая….
Невиданная беднякам судьба –
Гуляйте братцы, все, что есть сметая.
Уйми, попробуй пьяную толпу,
Она ж, все агрессивнее и злее;
Не видеть бы такую срамоту,
А за кремлем уже шатры белеют….
Что это, что? Неужто, это смерть,
Как защитить Москву с таким народом?
Возглавить сброд…, кому бы, как суметь –
Залезешь в воду, не проверив брода…
В толпе мы люди, как бараны все,
В ней все подвластны стадному инстинкту.
Без пастуха тут пропадешь совсем –
А кто пастух, и по чьему вердикту?
Пока толпа не думает о том,
Она все мародерствует бездумно.
Тут надо бы… не пряником, кнутом,
И в то же время действовать разумно.
Когда уже решается судьба –
Найдется все же и достойный лидер,
И присмиреет перед ним толпа,
И в нем признает - это покровитель.
Москву возглавил юный князь, Остей
Литовский князь, своих как нет, достойных;
И это стало лучшей из вестей,
Надеждою он стал Первопрестольной.
Решителен был этот юный князь,
И в мудрости едва ль кому уступит.
Не думал, может, сам-то отродясь –
Что рано так на ратный путь он вступит.
Остей.
Остей, Остей…. Увы, короткий срок,
Ему на подвиг Господом отпущен!
Три дня сражений – горький всем урок,
И не заметишь, где событий - гуща.
Толпу, которую боялась Знать,
Сумел он усмирить - уж как, не важно,
Иных пришлось «примерно наказать»,
Ослушается после уж не каждый….
Где нужно, там расставил он людей,
Обученных весьма, сказать бы слабо;
И объяснил, когда попрет злодей,
Как поступить, чтоб живу быть, хотя бы.
Толпа она, конечно же, не рать,
Тем более, нетрезвая отчасти.
Когда не хочет кто-то умирать –
То будет он в сражении участник.
Кто, кто, Остей же точно понимал,
Как не хватает Дмитрия с дружиной!
Уже вон близок к стенам вражий вал –
Не войско прет, а сжатая пружина.
Поди, останови теперь врага,
Защитники кремля слегка притихли;
Сражаться нужно, поздно уж в бега,
И так и эдак, к ним подходит Лихо.
Стреляют метко лучники татар,
Не увернешься, как ты не старайся.
Однако бой и им не «божий дар»,
От кипятка и от смолы спасайся….
Три дня, три ночи… перерывов нет,
И думать нечего кому-то о победе;
Сошелся клином, будто белый свет,
По сторонам одни пути трагедий.
Все это понял, мудрый Тохтамыш,
Тут пользы нет от лобовых ударов;
Что и Остей тут, вовсе на «малыш»,
Он усмирил народ Москвы недаром….
Нет, надо поискать еще пути -
Он в хитростях поднаторел немало;
Чтоб без боев ему в Москву войти,
Окольный путь найти бы для начала….
У русских слабость – их же земляки,
«На равных» трудно им объединиться;
Пути к согласию меж ними далеки –
Тут много недовольных суетится.
И даже близкая у Дмитрия родня
Вполне ведь может услужить татарам.
Он пожалел, что потерял три дня,
Уже бы шарили нукеры по амбарам…
И по Москве распространилась весть,
Не хочет Тохтамыш с Москвой сражаться,
Уже парламентеры даже здесь,
И братья Евдокии к ним стучатся: -
«Нет у народа, никакой вины,
На Дмитрия лишь только царь озлился.
Поскольку нет его тут, и жены,
То смысла нет судиться да рядиться».
И в довершение Василий и Семен -
(Родные Дмитрия) все утверждают:
«Поход мол, будет быстро отменен –
А Тохтамыш вам милость выражает;
Достаточно открыть лишь ворота,
И выразить свою покорность этим.
А почести не нанесут вреда -
Давайте же царя достойно встретим».…
Не верит обещаниям Остей,
Наслышан он елейных рассуждений.
Но, он один, к тому же из «гостей»,
А местный люд не мудрствует в сужденьях.
Сраженьем был уже напуган он;
Где милость обещают населенью,
И город их не будет разорен -
Прислушаться бы надо к Повеленью…
Остей задумчив, он не верит сам,
Но, как быть тут…? С решением торопят,
Уже дары готовит кто-то там;
Не он, так, все решат уже холопы….
Ох, не к добру все это, не к добру,
Но что поделать – мир не переделать,
Придется выйти завтра поутру,
И унижение пред гибелью изведать.
Разор
Выходят представители Москвы,
Понурые…, униженно сгибаясь;
С Остеем впереди, в отсутствие главы,
Тот, как на казнь идет слегка шатаясь.
Враг вероломен, знает наперед,
По чести поступил он, верный долгу;
Как говорят у нас, «судьба ведет»,
Спастись ведь мог, лишь захоти, задолго….
Не посрамит побегом честь свою,
Уж лучше смерть, чем род унизить славный.
Род Гедеминов был всегда в строю –
В нем честь была понятием заглавным.
О чем он думал, не узнать теперь,
Быть может, слезы вспоминал Юрате,
В прошедшее, увы, закрыта дверь,
Едва ли тут поможет и заклятье.
Перед врагом открыты все врата,
Москва осталась вовсе без защиты.
Защитники – святая простота,
Куражились недавно и, поди, ж ты….
Воспользоваться не преминул враг,
Татары ль виноваты тут, не знаю….
Веками в нас сидит Иван-дурак,
Я часто и в себе такое ощущаю.
Большой, большой здесь загулял разбой,
Разбойники творили, что хотели,
Их жертвой становиться мог любой,
Так шли теперь кошмарные недели.
Ограничений нет им никаких –
Насилие, глумленье над святыней;
Ну, разве что, предел фантазий их…,
Дозволено им всякое отныне.
И мало ли, весь город запылал,
Тушить тут было, нечего и думать.
Таким оформил Тохтамыш финал,
Москву покинув, в завершенье глума.
Когда вернулся Дмитрий в город свой,
Все в пепелище, сплошь тела сограждан….
Что было с ним, как овладел собой,
От вида, что сравнить бы можно с адом?
Увы, история о том молчит,
Как скрыла весть, собрал ли Дмитрий войско;
Не поднял он на Тохтамыша щит,
Того догнать бы, покарать бы жестко…
Войска искал, иль отсиделся где,
Такой вопрос нет, нет, да возникает.
Ведь знал же он, все княжество в беде,
Отсутствуя, он это допускает.
И за врагами не погнался он,
Тем трудно далеко уйти, понятно,
Конвой «трофеями» обременен;
Без войск вернулся Дмитрий…, вероятно.
Десятки тысяч убиенных тел,
Не посторонних лиц, своих сограждан;
А он, тут защищать их не посмел,
Хотя их защищать и был обязан….
Вот, кое-как закопаны тела;
И выясняют, кто тут «виноватей».
Не сунемся в «судебные дела»,
Хотя, в Рязань направил Дмитрий рати…
Рязань, конечно Дмитрий наказал,
Тут требовалось мужества немного.
Но, кто, когда: - «Он прав», о нем сказал?
Молчу. Запрет я выполняю строго.
Послесловие
Пусть Дмитрий и останется святым,
У нас в стране святой – непогрешимый….
Не мне решать, слова мои - лишь дым,
Хочу лишь знать, с Остеем как решим мы.
Он бескорыстно отдал жизнь свою,
В то время «местного» героя не сыскали.
И был убит он, не в «честнОм бою»,
Хоть это записали бы в скрижали….
Неужто, не воздвигнем монумент,
От благодарных жителей России?
Как пращуры страдальцев давних лет,
И так ли много нужно тут усилий?
Не где-нибудь, а прямо у кремля,
Я бюст бы князя из Литвы поставил….
Чтоб украшали бюст тот, вензеля
В старинном стиле из литовских правил.
Он, князь Остей – великий сын Литвы,
И в то же время надо бы нам помнить,
Великий сын России и Москвы –
И перед ним должны мы долг исполнить.
Ведь согласитесь, и Остей – «святой»
Хотя, канонизируют едва ли.
И если в памяти не царствует застой,
Мы б медлить с благодарностью не стали.
А сколько их, святых таких имен,
Уносит Время в спрятанных анналах.
Чем дальше будет кто-то отдален,
То тем труднее к ним найти каналы.
А совесть нации мы очищаем тем,
Что к справедливости пути себе находим.
А сказанное здесь – одна из Тем,
Которые, сегодня на подходе.