Первую ночь в семье Марина практически не спала, ее переполняло возбуждение. Уснув под утро, она вскочила, как только послышалось едва уловимое движение в квартире. Все вокруг для нее было ново и незнакомо, ей хотелось поскорее это изучить и попробовать, а главное - стать значимой частью нашей жизни. Значимой, в понимании Марины, означало быть центром всей семьи. По-другому она не умела, так как психологически она застряла еще на этапе младенческого эгоценризма. И сейчас вся ее сущность требовала этого. У нее теперь была СВОЯ мама! А для чего же тогда мамы существуют, как не угадывать любое желание своего чада и предупреждать его исполнение? Наглядный пример ползал на четвереньках перед глазами.
Весь день мы все по очереди показывали Марине, где что находится, у нее на глазах я раскладывала вещи в шкаф и по ящикам комода. Девочка радовалась, что у нее теперь есть свои вещи, каждый носочек казался ей великой ценностью. Сын был доволен, что у него появился компаньон для игр и с готовностью показывал свои игрушки. Дети играли вместе, это радовало. Был выходной день, папа остался дома. К тому же у меня все еще гостила сестра, поэтому внимания взрослых более-менее хватало на каждого, и день прошел спокойно. Кроме тихого часа. Марина снова не спала и всем не давала. Она раскачивалась на кровати, тянула мерное «ммм» и пыталась успокоиться, но безрезультатно. Время от времени она вскакивала и сообщала:
- Я уже поспала.
- Нет, Марина, ты еще даже не уснула. Надо отдохнуть.
В общем, усталость накапливалась еще больше, причем у всей семьи, так как вместе с Мариной не спали и остальные.
«Плотину» прорвало вечером. Ситуация споткнулась о какой-то пустяк, но сразу же вырвалась из-под контроля. Беспорядочный поток эмоций вмиг заполнил всю квартиру. Марина кричала так громко, что говорить с ней не представлялось никакой возможности, можно было только орать.
- МАРИНА, ты устала. Тебе надо поспать. Тебе сейчас тяжело. Со временем ты привыкнешь. И обязательно всему научишься. Теперь ты дома, у тебя есть мама и папа, которые будут всегда рядом. Мы все тебя любим и позаботимся о тебе, - так мне хотелось ей сказать, но вместо этого получалось только:
- МАРИНА!!!
Тело девочки от нервного напряжения стало каменным. Она валялась на полу и беспорядочно махала негнущимися руками и ногами. Ее исступленные крики временами захлебывались рыданиями. Поднять с пола девочку было неимоверно тяжело, по весу она тоже становилась как каменная. Но если это все же удавалось, обнять себя Марина все равно не давала. Она вмиг просачивалась между рук на пол и вновь застывала окаменевшей субстанцией.
Говорить бесполезно. От криков прока мало. Как еще борются и истериками? Бьют по щекам? По щекам – рука не поднималась. По попе - не приносило результата, у зажатого до крайней степени тельца явно была снижена чувствительность.
Игнорировать! Точно, истерики можно игнорировать.
- Марина, сейчас я выйду и буду ждать за дверью. Вернусь, когда ты успокоишься, - сказала я, удаляясь.
- МАМА!!! МАМОЧКАААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!! – послышались истошные вопли из-за двери. Похоже, ей было страшно оставаться наедине с собой. Я вернулась. Марина лежала на полу и тянулась рукой ко мне. Выглядело это как в фильмах ужасов. Я подошла и попыталась взять ее за руку, она вырвалась. С моим приходом успокоения не наступило. Напротив, все началось по новому кругу. Так продолжалось бесконечно долго.
Через время я не выдержала. Нужно было сохранить хотя бы остатки себя. Не выспавшаяся, после тяжелой дороги, я целый день пыталась хоть как-то управиться с домашними делами, при том, что младшие дети после одиннадцатидневной разлуки требовали своей львиной доли внимания. К вечеру я была прозрачная.
- МАМА!!! МАМОЧКАААААА!!!! – снова послышались вопли Марины, сопровождаемые глухими стуками, едва за мной закрылась дверь. Было понятно, что она вновь в исступлении беспорядочно стучит по чему попало. Я была в тупике. Чтобы я ни сделала, становилось только хуже. Одной любви и желания помочь было явно недостаточно. Требовались какие-то особые приемы и знания.
Мне нужен был совет и поддержка близких. Но как же страшно было смотреть в глаза мужу! Я очень боялась, что на меня посыплются упреки. В тот момент меня бы это морально сломало. Ох и взвалила же я на себя ответственность! По силам ли?
Упреков никаких не было, за это я готова мужу поклониться в ноги. А тогда, стоило мне появиться на кухне, все опустили глаза. Было ясно, они тоже не знают, что делать. Так, мы, трое взрослых, оказались совершенно беспомощными перед одной маленькой девочкой.
Как долго это продолжалось? Не знаю. Часа два-три, казалось - вечность.
Уже была поздняя ночь, младшие капризничали, их надо было укладывать спать. Марина все еще кричала, рыдала и металась по полу. Мы переместили ее в холл, чтобы дать возможность поспать другим детям. Через время она наконец-то выбилась из сил, постепенно ее вопли перешли в мерное мычание на одной ноте. Начались яктации. Она снова успокаивала себя, но уснуть до утра так и не смогла.
На следующий день подобные истерики случились дважды.
И на следующий - тоже.
На четвертый день мы отправили сына к бабушке с ночевкой. Можно было вдохнуть чуть спокойнее, по крайней мере, у малыша появилась возможность два дня не ствновиться свидетелем всех этих кошмаров. В тоже время с моей стороны были брошены все силы, чтобы предотвратить очередную истерику, однако она пришла как по расписанию. Началось, как всегда, с пустяка. Марина сидела за столом и пачкала творожком скатерть. Тогда я еще не знала, что она так, методом простого перебора, ищет повод, чтобы «взорваться», поэтому я напомнила ей о правиле нашей семьи:
- Марина, если хочешь есть – ешь, не хочешь - оставь творожок в покое.
Девочка слезла со стула и, направляясь в детскую, со всей силы пнула зеркальную дверь шкафа.
- Марина! Зеркало может разбиться!
Последовал еще ряд неистовых ударов кулаками.
- Марина!!! – но было уже поздно, девочка с ревом забежала в комнату и вся в слезах покатилась по полу.
Марина, как и все дети системы, всю свою сознательную жизнь провела в безопасных условиях. Она никогда в жизни не видела зеркал, розеток или электроплиты. Простая городская квартира таила для нее множество опасностей, от которых мне предстояло защитить девочку. Но как обеспечить ее безопасность, если Марина свободно передвигалась по дому, к тому же не реагировала на обращенную речь, как будто жила, подобно аутисту, в своем внутреннем мире или за звуконепроницаемым стеклом? Ей предстояло понять и научиться тому, что дети, как правило, осваивают на руках взрослых в первый год жизни. Что-либо объяснить ей можно было только по «горячим» следам, все разговоры спустя даже короткое времяыли абсолютно бессмысленны. Сказывалось отсутствие причинно-следственного мышления и умения хоть в какой-то степени прогнозировать и, как следствие, отвечать за последствия собственных поступков. Ждать, пока она со временем сама всему научится было опасно, эти знания могли ей достаться слишком дорогой ценой.
Присев на корточки, я ласково обратилась к девочке:
- Марина, бить по стеклу и зеркалу нельзя.
- Я больше так не буду! – дежурная фраза, заученная в детском доме. Девочка даже не попыталась вникнуть в мои слова. Просто рыдала, заливаясь слезами.
- Стекло бьется. Оно может сильно поранить руку.
- Я больше так не буду!!! АааааааааыыыыЫЫЫЫЫЫ! – С каждой минутой Марина верещала все громче и громче, доходя до исступленного состояния.
- Зеркало – это тоже стекло, его бить опасно!
- Я больше так не буду! – она в истерике каталась по полу и билась руками и ногами по всему, что попадалось под руку. Большинство ударов было весьма ощутимое. «Не удивительно, что она постоянно в синяках», - подумала я.
- Марина, ты поняла, что я тебе сказала?
- Я больше так не буду!!!
- Марина, мне важно знать, что ты меня услышала!
- Я больше так не буду!
- Скажи, КАК ты больше не будешь?
- Я больше так не буду! Я больше так не буду!! Я больше так не буду!!!
- Марина, посмотри мне в глаза, - я попыталась сама заглянуть – безрезультатно. Тогда я подняла ее с пола и взяла на руки, но Марина, изворачиваясь, вмиг выскользнула и начала неистово биться головой об пол, об стены, об углы. Она уже еле дышала, захлебываясь слезами, соплями, воплями и бессвязными словами. Я пыталась ее поймать и хотя бы остановить это членовредительство. Очередная затяжная истерика набирала обороты. Такое колоссальное перенапряжение в любой момент могло обернуться тиками, неврозами, психозами. Необходимо было как-то выводить девочку из этого состояния.
- Марина, я люблю тебя и желаю тебе добра. Ты меня слышишь?
- Я БУДУ убирать вещи! Я БУДУ убирать вещи!! Я БУДУ убирать вещи!!!
- Марина, при чем здесь вещи?!?!?
- Я буду убирать вещиииииии …. Ммммммммммммм, - затянула она на одной ноте и начала раскачиваться из стороны в сторону, каждый раз ударяясь головой все сильнее и сильнее. Надеясь успокоить Марину, я делала бесконечные попытки ее обнять, но это было невозможно. Она вырывалась, пиналась, извивалась, брыкалась… Было ощущение, что я обнимаю человека, которого накануне целиком окунули в кипяток. И теперь каждое прикосновение, даже самое нежное, причиняло ему нестерпимые страдания. Однако оставаться в стороне, наблюдая, как девочка мучает сама себя, было тоже невыносимо.
Я попробовала уложить ее на диван. Безрезультатно. Марина была неимоверно тяжелой, словно каменная статуя, которая моментально «стекала» на пол, как бесхребетное существо, каждый раз, когда я поднимала ее с пола. Как это она делала? Создавалось впечатление, что кости Марины по ее желанию могли принимать то текучее, то твердое состояние. В этой ее способности было что-то мистически ужасное.
Я чувствовала себя абсолютно беспомощной. После каждого моего прикосновения вопли начинались снова, а удары все сильнее. Меня покидали остатки сил и терпения.
- Марина, все, хватит! Успокойся!!!
- Я не буду ломать куклу! Яне буду ломать куклу!! Я не буду ломать куклу!!!
- Хватит городить всякую чушь! Какую куклу?
- АаааааааыыыыыыЫЫЫ!!! – неистовство продолжалось.
- Хватит! – шлепнула по попе. Ощутимо. Потом еще и еще раз. Я надеялась, что это отрезвит ее и поможет вернуться назад, в реальный мир, – Хватит орать! Встань на ноги! - Трясла я за плечи девочку, - Вдохни глубоко!
- Аааааааааааааааа!
- Вдохни и задержи дыхание!
- Аааааааааааа!
Шквал криков за пределами слуха. Чистое помутнение рассудка. Становилось жутко. Ее ауто-агрессия вводила меня в шок. Мне было реально страшно и за нее, и за себя и за свою семью.
В попытке справиться с ее припадком я уже перепробовала все, результат нулевой. Дыхательную гимнастику делала сама, просто, чтобы выдержать. Вдруг вспомнила – успокаивает вода. Побежала на кухню за спасительным стаканом с живительной влагой.
- Марина, выпей, тебе станет лучше.
Дзинь!!! - из исступлённо кричащего рта Марины посыпались осколки раскушенного стакана.
Ужас!
Стекла были везде, во рту, на одежде, на полу. А Марина продолжала метаться по осколкам и орать. В голову приходила мысль о смирительной рубашке, просто для того, чтобы спасти ее саму. Но связать ее я так и не решилась…
Зато я отчетливо осознала, что ей требуется помощь узких специалистов. Самой мне было не справиться.
Одной из непостижимых проявлений истерик Марины было то, что они начинались без видимых внешних причин. Невозможно было заранее избежать каких-либо ситуаций, чтобы предупредить начало очередного «припадка». Большинство поводов для истерики были настолько абсурдны на первый взгляд, что их невозможно было даже запомнить, не то чтобы проанализировать и увидеть какую-то закономерность. Случай с зеркалом я описала только потому, что у него была видимая зацепка.
Недели три спустя, когда все эти метания и исступлённые крики остались позади как один кошмарный сон, муж подарил мне новый красивый стакан, взамен «съеденного». На стекле весело порхали разноцветные бабочки. Мне, как великому их поклоннику, очень понравился подарок. И не только мне.
- Мама, дай мне попить из этого стаканчика.
- Марина, это мой стаканчик, а у тебя есть своя кружечка.
- Мама, я не буду кусать этот стаканчик, - я с удивлением посмотрела на нее, - Мама, я не буду кусать этот стаканчик, дай мне попить, - повторила девочка.
- Марина, а ты помнишь, как ты его раскусила?
Молчит.
- Марина, ты специально раскусила тот стакан или случайно?
- Мама, ЭТОТ стакан я кусать не буду. Дай мне попить из него.
- Марина, - я присела на корточки и заглянула ей в глаза, - мне важно знать, тот стакан ты специально раскусила или у тебя случайно так вышло.
- Я не буду кусать стаканчик, – упрямо твердила дочка.
Мне так и не удалось добиться ответа. Однако было о чем задуматься. Многое в «припадках» Марины было жутким и неестественным и напоминало либо безумство умалишенного, либо… хорошо поставленную актерскую игру. Отчаянную, безжалостную игру, по отношению к себе в первую очередь. Долгое время, я даже не допускала мысли о том, что маленькая девочка может быть на такое способна. Я практически была уверена, что Марина серьезно больна и ей требуется медицинская помощь. Теперь же от мысли, что это могло быть совсем не так, мне стало совершенно не по себе. Что же это было на самом деле? Истерика, припадок или… манипуляция? А если манипуляция? То это было жестоко, очень жестоко, и могло обернуться плохо, прежде всего, для самой Марины.
В первые дни дома, нервное напряжение у девочки было на пределе, это было понятно и имело множество объяснений. Когда Марина раскусила стакан, у меня не было сомнений, что именно непроизвольно стиснутые в нервном спазме скулы стали тому причиной. Теперь же я была просто обескуражена и озадачена неожиданно вырвавшимся признанием дочки. И все же, осознавала ли она, что делает? Могла ли она хоть как-то себя контролировать? Что из ее действий было произвольным, а что - безотчетным? Истерики или манипуляции? Вопрос открытый…
PS. Спустя время, мне удалось выяснить, что в детском доме, где воспитывалась Марина, считалось признаком силы и «крутизны» захватить стакан или чашку одними зубами, выпить содержимое, а потом раскусить емкость. Зная эту особенность, сотрудники старались использовать только пластиковую посуду и настоятельно рекомендовали приемным родителям делать тоже самое. Просто меня забыли об этом предупредить…