На город обрушился снегопад. Сонмы снежинок, падая, кружили в пространстве, словно мириады мельчайших крошечных мотыльков, летящих на поверхность земли, как на свет, плавно исполняющих свой последний танец, движения которого излучали радость обновления и вносили в настроение элемент торжественности. Празднично и по-новому выглядели улицы, здания, а домики частного сектора, закутавшиеся в мягкое снежное одеяло, казалось, выглядывали из под него, с интересом созерцая своими окнами-глазками на проходящих мимо людей, на детей, которые с радостными воплями катались по снегу и пытались лепить снежную бабу.
-- Как здорово! -- крикнула Юлька, первая выскочившая из дверей школы, прыгая от радости, ловила снежинки ртом и руками.
-- Нарядно-то как! -- восхитилась Валька и тоже вступила в игру с весёлыми снежинками.
-- Ой! -- Юлька получила по голове снежком, прилетевшим от группы мальчишек, обкидывающих выходящих из школы. -- Ты чё дура-а-ак! -- она хотела уже заныть, но тут увидев, что Валька стала лепить снежки и тоже бросать в них, присоединилась.
-- Ура! Сейчас мы вам дадим! -- кричала в азарте Валька.
-- Получай! -- почти не целясь, вопила Юлька, резко и быстро бросая снежки, плохо сформированные из-за спешки, зато Валькины снежки были хороши, некоторые даже попали в цель и, судя по реакции, весьма ощутимо. Но силы были неравные. Каскад снежков, поступающих со стороны мальчишек, заставил девочек повернуться спиной к ним, получая удары до тех пор, пока тем не наскучило.
Когда девочки вышли за ворота школы, Юлька предложила:
-- Давай, не пойдём ногами, а катиться будем! Через бок! -- не дожидаясь ответа, Юлька повалилась на снег, вытянулась и покатилась прямо прохожим под ноги. Вальке очень понравилась эта затея. Вскоре они уже катились, радостно хохоча, по белоснежной, ставшей такой мягкой, пешеходной дорожке. Обильно падающий снегопад залеплял глаза прохожим, а тут ещё эти две катятся под ноги. Обходили, кто со смехом, а кто с недовольным ворчанием. Долго они так катились. И вдруг! Обе оказались в воздухе! Их поднял за шкирки какой-то дядька здоровенный! Сначала он держал их, смотрел на одну, на другую, затем поставил, поднял валяющиеся портфели и сказал строго:
-- Портфели я забираю! -- сделал шаги, собираясь пойти дальше.
-- Дяденька-а-а!... -- завыла испуганно Юлька.
-- Зачем вам они?! -- воскликнула удивлённо Валька.
-- А иначе как я увижу ваших родителей?!
-- Зачем родителей? -- жалобно промычала Юлька.
-- Странные вы! Они же не видели, как вы катились по дороге в новых пальто, купленных к школе! Хочу рассказать им, когда придут за вашими портфелями ко мне домой. Великолепное зрелище! Может им понравится и они будут таким образом добираться с работы домой!
-- Дяденька,.. -- умоляюще и с ужасом промолвила Юлька. На её глазах выступили слёзы.
-- Мы больше не бу-у-дем! -- просительно взвыла Валька, поняв, что её, просто пришибут, если узнают и Юльку дома тоже, вон её как корёжит.
-- Никогда, никогд-а-а. -- всхлипывая, заверила Юлька.
-- Ну что же. Придётся, видно, отдать. -- вздохнул он с сожалением, -- На первый раз прощается. Жаль, конечно, что не смогу рассказать вашим родителям, но у меня в городе много друзей, они будут незаметно следить за вами. -- улыбнулся и протянул им портфели.
-- Спасибо, дяденька! -- отойдя немного и опомнившись, крикнули девчонки и обрадованные тем, что благополучно вышли из переделки, побежали вприпрыжку до самого перекрёстка, где пути их расходились.
Валька шла сначала, по инерции, радостно размахивая портфелем, затем шаги её стали замедляться настолько, что она еле плелась по дороге. Создавалось впечатление того, что она преодолевает некое, невидимое глазу, встречное сопротивление, приближаясь к дому. Мысли её тоже, потеряв радостную яркую окраску, поблекли и вернулись в собственную колею, незаметно став серыми и невзрачными. Даже эта великолепная прелесть, щедро сыпавшаяся с небес, перестала радовать.
Она уже несколько дней не могла найти покой, обдумывая мысль о предстоящем кукольном представлении. В прошлый раз класс водили на него в конце сентября, после чего, на другой день шумно и восторженно дети делились своими впечатлениями. Юлька, держась руками за сиденье парты, подпрыгивала и кричала, что теперь знает, что самое важное и лучшее в мире, -- это кукольный театр, а не кино, как написано в кинозалах на плакате перед экраном. Кто-то крикнул, что это Ленин про кино так выразился, на что Юлька заявила: «Просто, он никогда не видел кукольного представления!!!» Никто даже спорить не стал.
Валька понимала, что живут они очень бедно, по словам матери, едва сводят концы с концами, но так хотелось, так загорелось внутри, что не думать об этом она не могла. В груди появлялась давящая тяжесть от мысли, что и теперь все пойдут на представление, а она нет. Это не только обидно, но и очень вредно, как сказала бы Золушка. И Валька ещё третьего дня решила, что как только появится подходящая минутка, обязательно попросит деньги у родителей. Подходящей минутки не возникало и скорее всего, они не дадут, но она должна сделать это, чтобы не мучиться впредь. Ведь, говорят же: «Попытка -- не пытка!» От этой мысли настроение её немного улучшилось и появилась уверенность в положительном решении вопроса.
Сегодня Валька несла в дневнике пятёрку по арифметике. За устный счёт. Мария Ефимовна похвалила её. Как хорошо! И в то же время плохо, потому что Юлька по этой же теме получила двойку. Если бы можно было поделиться оценкой с Юлькой, то на двоих было бы три с минусом, жаль, что нельзя так. Ну почему Юлька так долго думает, ведь нет ничего проще устного счёта, он, как игра. А она встанет, как столб, глаза выпучит на пример и молчит.
И тут Вальку осенило: она объяснит Юльке, покажет ход своих вычислений и Юлька будет считать не хуже. Как она сразу не догадалась? От этой мысли так стало хорошо, что петь захотелось. Зато Юлька замечательно пишет диктанты, изложения, сочинения. Валька иногда подсматривает Юльке в тетрадь и та даёт посмотреть, ближе подвинет, чтобы видно было хорошо. Недавно Юлька написала сочинение, на дом задавали, весь класс ржал. Да длинное такое навалякала. Сочинение «Мой папа».
Так в нём Юлька написала, что любит когда папка пьяный и сожалеет, что очень редко с ним это бывает. Он, когда пьяный, пишет Юлька, то становится добрым, садит её, Юльку, на колени, гладит по голове и называет доченькой. И вот этим летом, пишет Юлька, ей очень повезло, потому что вся семья, кроме её и папы, загремела в больницу, палочку у них обнаружили, не волшебную, и где они эту палочку все прятали, Юлька так и не поняла. Но было очень весело им с папкой, потому что Юлька бегала целые дни напролёт и ела только конфеты, а ей больше ничего и не надо было, а папка пил водку с друзьями, они приходили каждый день, рассказывали интересные истории про баб и ржали, смеялась и Юлька, ей было весело, потому что она узнала из этих историй много нового и забавного из жизни людей.
Потом, пишет Юлька, маму выписали и всё у них закончилось. Юльку стали загонять домой и заставлять есть, а папка сделался вновь неразговорчивым и строгим. А в конце Юлька написала, что когда вырастет, будет директором водочного завода или кондитерской фабрики. Потому что это то, что надо для жизни. Все ржали, а Юлька сидела злая и красная, как рак. Потом Мария Ефимовна дала Юльке новую тетрадь и на перемене объяснила какое должно быть содержание у сочинения с такой темой. Юлька поняла и на следующий день принесла правильное. Будто папа у неё герой труда, награждён разными значками и медалями с орденами, бригадир важный, имеет авторитет не только в бригаде и цехе, но и на своём заводе, даже в городе да что в городе, -- в области его имя гремит, написала, что гордится им страшно. Мария Ефимовна зачитала его и похвалила Юльку перед всеми.
Валька шла и улыбалась, думая про Юльку. Хорошая она, но беззащитная, хоть и задиристая. Совсем не жадная. Пришла как-то в школу, а на голове бант роскошный, блестящий весь. Капроновый. Таких лент ни у кого в классе тогда не было, только атласные. «Ой, Юлька, какой бант у тебя красивый! Надо же, стоит!» -- восхищённо удивилась Валька и, протянув руку, потрогала. А Юлька говорит: «Хочешь, подарю! Никому бы не дала, а тебе хочется.» Сняла его и протянула Вальке. С тех пор хранит его, как память. Лежит он у неё дома на полочке и кажется Вальке, что Юлька с ней и дома.
Валька уже третий год учится в этой школе. Никто с ней не дружил и сидела она за партой одна, сторонились её как-то и она, чувствуя это, симпатии тоже ни к кому не проявляла. Юлька пришла в класс в начале этого учебного года. Мария Ефимовна, представив её классу, посадила за парту с Валькой. Сначала они не очень-то общались, но потом подружились. И, как-то незаметно, Юлька стала занимать важное место в Валькиной жизни.
А снег всё падал и падал. Валька остановилась, подняла голову, прищурилась и смотрела вверх на падающий снег и показалось ей, что это она летит навстречу снежинкам. Аж дух захватило! Ух ты! Голова закружилась. Немного постояв, двинулась дальше. Вскоре через снежную завесу выплыли знакомые очертания родного дома. Бревенчатый и большой, хоть и старый, но с улицы выглядит прилично. Валька еле приоткрыла калитку из-за навалившего снега, пролезла внутрь двора, огляделась. Затем пробралась под навес, стряхнула с себя снег, обмела валенки и поднявшись по небольшим ступенькам на крыльцо, осторожно открыв дверь, исчезла за ней, мягко ступая. В сенях, где она оказалась, царил полумрак, осторожно подошла к основной двери, ведущей в дом. Приложив ухо, слушала. Тихо, только звук, похожий на стук машинки. Открыв дверь, появилась на пороге дома.
Мать возилась у печной плиты в комнате, которая была настолько большой, что служила и кухней, и прихожей одновременно. Да ещё и мастерской отца, когда очень нужны деньги. В доме пахло едой. Горячей. За швейной ножной машинкой «Зингер» сидел отец и шил к продаже тапочки. Услышав звук открывающейся двери, повернулся к ней вполоборота и воскликнул:
-- О! Валюха из школы пришла! -- затем повернувшись, вновь продолжил работать.
-- Давай, раздевайся, обедать будем! -- сказала мать. Она сняла с плиты большую глубокую сковороду и поставила на стол.
-- Вермишель? -- спросила Валька, улыбаясь и потянув носом.
-- Нет, утка в ананасах! -- усмехнулась мать. -- Что же ещё! Конечно, вермишель.
Валька разделась, прошла к столу, уселась удобно. Как хорошо! До чего же она любила, когда родители не пили. Но они могли продержаться день-другой, самое большое. Неважно, что готовила мать, вермишель или картошку в мундире, самое сладкое для Вальки было сидеть, вот так, за одним столом, ей было тогда так хорошо, надёжно и уютно, как птенчику в тёплом гнёздышке. Валька сидела, смотрела в окно и думала о том, что сегодня очень удачный и счастливый день. Исполненная тёплых чувств, желая сделать родителям приятное, воскликнула радостно:
-- А я пятёрку сегодня получила!
-- По пению? -- усмехнулась мать, присаживаясь к столу. -- Отец, давай, подгребайся к нам, хватит уже там..
-- По арифметике! За счёт устный! -- сияя от радости, сообщила Валька.
-- Молодец, доча! Вырастешь, -- деньги считать будешь. Опять же, в магазине никто обсчитать тебя не сможет! -- отец подошёл к столу, осмотрел его: посередине исходила паром сковорода с отварной вермишелью, слегка поджаренной на растительном масле, огурцы бочковые и чай. Потирая ладони, изумлённо уставившись на жену, спросил: -- А где?! Закусь вижу, а дальше?
-- Дальше некуда! -- возмущённо воскликнула мать, -- С работы тебя попёрли, на что жить-то будем?
-- Ничего, мать, как-нибудь…-- он посмотрел на Вальку, улыбнулся, -- …да, Валюха?! -- затем, взглянув на жену, сказал с укоризной, -- Хоть бы чекенчик маленький выкроила! Голова болит, а тут ещё тапочки шей! Нитка без конца рвётся, потому как движения не точные, нога трясётся! -- он сел за стол, взял вилку, ковыряя вермишель, ел, затем подхватил кружок огурца, пожевал и бросив вилку на стол, воскликнул: -- Нет! Не могу так! Невкусно всё! Сбегай, а? Или, давай, сам схожу!
-- Денег нет, я сказала! -- мать уставилась на отца, глаза её выражали гнев, -- Что тут непонятного?! -- выкрикнула она с возмущением.
-- Так займи. На чекушечку…голову поправить. -- в его голосе звучали просительные и жалобные нотки, -- Завтра поеду, расчётные получу, тапочки нашью, продам в воскресенье, -- деньги будут! -- заверил он уже более решительным тоном.
Валька ела с удовольствием, слыша разговор, решила спросить, а как ещё не знала, но понимала одно, -- если родители выпьют, то всё… Ах, если бы они, как Юлькин папка, добрели, когда выпьют.
-- А денег много будет, папа, у тебя завтра или когда тапочки продашь? -- Валька даже дышать перестала, рука, держащая вилку с поддетой на неё вермишелью, застыла.
-- Не много, но будет. Нам хватит, пока не устроюсь. -- заверил отец.
-- А рубль и двадцать копеек там для меня будет? -- выпалила Валька, решив, что более подходящего времени у неё уже не будет. Спросила и… испугалась.
-- Опа на! -- воскликнула мать. -- Тебе зачем?
-- На кукольное представление! Весь класс идёт! Я тоже хочу очень-очень! Пожалуйста! -- протараторила Валька, испуганно и жалобно взирая на них.
-- Что это ещё за представление такое? -- мать сложив руки на груди, нахмурила брови, что не предвещало ничего хорошего.
-- Театр кукольный, мам… на гастроли приехал, -- дрожащим голоском проговорила Валька, -- в клубе железнодорожников представление будет… все пойду-у-ут... -- она уже была готова расплакаться.
-- Ну и пусть идут! Мы и так много денег потратили, -- новое тебе к школе всё справили, чтоб перед людями не стыдно было! С долгами только-только рассчитались! -- непреклонным тоном заявила мать. Валька заплакала, горько и навзрыд. Отец молчал, а мать продолжала возмущённо выговаривать: -- Ты посмотри! Она плачет! Плохо тебе живётся?! Обута, одета! Я, вон, в школу в сорок втором году пошла с сумкой тряпочной, на газетах писали, тетрадей не было, а ели…что мы ели! По помойкам у столовых рылись! А ей представление кукольное подавай! -- мать часто напоминала о своём военном детстве и это всегда было её укором и главным доводом на любую тему.
-- Мамочка, пожалуйста… -- пролепетала сквозь рыдания Валька.
-- Нет, я сказала!
-- Правильно, мать, -- вступил в разговор отец, он сидел нахмуренный, то поддевал вилкой огурец, то снова опускал его на тарелку, -- не пойдёт наша Валюха с другими, пусть дома сидит наказанная за детство наше поруганное!
-- Ты к чему вот это сказал сейчас? -- ей показалось, что он поддержал её линию в разговоре, но последняя фраза…
-- А к тому!!! -- вызывающе и решительно заявил отец, выпрямившись на стуле, -- А к тому, что дети из класса, родители которых тоже в войну не мёд хлебали, пойдут смотреть на этих кукол, черти их дери! Пойдёт и наша!!! -- он протянув руку, приобнял дочь. -- Не плачь, Валюха! Папка даст тебе денежку.
-- Спасибо, спасибо, папочка! -- растроганная и безумно обрадованная Валька, вскочив со стула, обняла отца, поцеловала, затем, сев за стол, стала продолжать кушать. Аппетит был не человеческий, а волчий, но радостный.
-- Делайте, что хотите…-- обронила огорчённо мать, -- а ты поважай её, поважай! Глядишь, сядет на шею тебе! -- крутя в руках вилку, она нахмурясь, смотрела в окно.
-- Эх, повадил бы да нечем! -- вздохнул отец, улыбнувшись тому, как Валька уплетает вермишель. -- А ты, мать, сбегай-ка за чекушечкой. Настроение у меня сейчас не тапочное!
-- Денег нет.
-- Да что ты заладила! Займи у Люськи. Завтра отдадим! -- распорядился отец.
Люська, давняя подруга матери, жила на центральной улице Ленина в небольшом доме, напротив универмага «Сибирячка», работала в привокзальном ресторане и была частой гостьей у них, иногда оставаясь и на ночь.
Мать возилась у входной двери, собираясь в магазин, отец завершал на машинке свою сегодняшнюю работу, хоть и не дошил он пару тапочек, как было им задумано. К машинке относился бережно, поэтому поставил её в нерабочее положение, прибрал все лоскутки и нитки. А Валька смотрела в окно, любуясь снегопадом, улыбалась и благодарила небеса за очень удачный день. Подумать только! Она пойдёт на кукольное представление! Вот оно, счастье!
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/07/335