Хороший солдат, жевачка и общественное обвинение.
(Окончание. Предыдущая часть http://proza.ru/2015/10/21/1144 )
Ч.3 Wrigley's Juicy Fruit
Мне тяжело вспоминать о нервозном окончании доблестной Васиной службы. Это произошло почти одновременно с дембелем нашего призыва, но при едва не трагических обстоятельствах.
При Васиной любви к еде и к кухне он логично и естественно подружился с многими «кусками» - сверхсрочниками, заведовавшими продовольственными и иными складами. Помогал им за кусочек чего-нибудь питательного, они его не обижали.
Тут нужны два пояснения к картине того времени. Несколько магазинов и большой гастроном «Власихи» снабжались по нормам ЗАТО. В них продавались приметы «земного рая» для советских людей: икра обоих цветов, колбаса пяти сортов, мясо сортов трех, рыба, шоколад и многие шмотки. Солдат это, правда, почти не касалось.
Однако, иногда товароведческая судьба «Власихи» приносила и нам приятные неожиданности. Так, в 1966 году, во всех магазинчиках появились в неизбывном количестве и ассортименте американские и германские сигареты: «НВ», «L&M»,«Astor», «Kent», «Marlboro», и многие другие. Одновременно, но не каждый день, стала продаваться жевательная резинка двух сортов: Wrigley's Juicy Fruit и Wrigley's Spearmint. Прошёл даже слух, что где-то под Калиниградом советские военные моряки спасли тонувший в шторм, брошенный командой сухогруз, и сигареты с жевачкой – законный товарный приз СССР.
Соответственно, курящие ребята при каждой финансовой возможности покупали эти невиданные коробочки и мягкие пачки. В курилках высокомерно рассуждали о преимуществах «Kent», перед «Стюардесса» или «Опал», высоко ценили ароматно-медовую болгарскую «Пчёлка», кашляли от кубинских «Partagas».
Некурящим поклонникам жевачки приходилось туже. Мало того, что для неё не было никакой замены, как для курящих - сигарет советских. Появление жевачки нужно было ловить, потому что при редких продажах, её на корню скупали дети офицеров. Старшеклассники ездили в Москву и продавали её там по тройной цене.
Большинство наших ребят-ленинградцев к жевачке были сравнительно равнодушны. У нас в городе её обычно можно было купить не дёшево, но легко у фарцовщиков. Я лично с понтом жевал её даже на подготовительных курсах в университет, за что меня чуть не выгнали с занятий. Но Вася, как «антропоид, желудочно не удовлетворенный» (с), да ещё и не имеющий свободных денег, жевачку разыскивал-выпрашивал постоянно.
Второе обстоятельство тоже было связано с уродствами снабжения. «Власиха» строилась беспрерывно. Стройки вели многочисленные стройбатовцы. Среди них определенное большинство составляли весьма денежные кавказцы. Они и зарплату получали заметную, и переводы с родины. И вот среди них возникла мода: ходить не в своей замызганной строительной форме, а в выходных общевойсковых полушерстяных мундирах. И обязательно их им нужно было доставать-покупать перед дембелем.
Изворотливые «куски» быстренько наладили удовлетворение этого выгодного спроса. У тех ребят, которые редко ходили в увольнения и сохраняли неношеный вид своих мундиров, «куски» выкупали их задёшево и вручали новобранцам под видом новых. А новые оптом и в розницу продавали, в основном, грузинам.
И вот сошлось: вороватый и высокопоставленный в складской иерархии «кусок» Краснощёков, приятель Васи, попросил его помочь ночью вынести со склада и погрузить несколько упаковок мундиров. Сам он, пузатый прединсультно, давно тяжелее ложки ничего не поднимал. За работу пообещал Васе пару пачек фруктовой жевачки.
Ночью, на давно привычном ему складе, Вася по указанию сверхсрочника залез на самый верхний стеллаж, спустил вниз припрятанные там мундиры. Обнял в охапку связку, понёс к ГАЗику. Краем глаза он увидел штабель темнозеленых, из толстых досок ящиков, которых ещё неделю назад на складе не было. На пути за следующей связкой он спросил прапора:
- Господин фельдфебель, что это за ящики, такие здоровенные, вроде не вещевого вида?
- Хм, не вещевого? Верно, глазастый ты, Вася. Это военторговские у меня решили передержать на время, левую жевачку, фруктовую. Вот на днях будут забирать, я для тебя и попрошу.
У Васи заклинили в голове все предохранительные механизмы, и так от природы не сильные. Он прикинул, что за пропажу «левой» жевачки, он максимум, поссорится с «куском». Бить его военторговцы тоже побоятся.
Когда у ГАЗика уже была раздута грузом брезентовая крыша, «кусок» попросил Васю подождать, пока он отвезет в стройбат первую партию мундиров. Вася обрадовался. Он заметил, что дверь склада его подельник не закрыл, лишь накинул замок.
Ящик полу-портативного типа (что на языке «физики шутят» означает: с двумя ручками) был неожиданно тяжел. Вася этому даже обрадовался: и до дембеля хватит, и ребят угощу, и домой захвачу жевачку.
Он вынес многообещающую ношу во двор, поставил на землю, накинул замок и отнес ящик за угол склада. У бетонного забора стояла пара пустых бочек, он залез на них и перебросил добычу в лес.
Гонорар за ночную работу Вася счел достаточным. Не стал дожидаться работодателя, взял три пустых ящика горкой на руки и с деловым видом прошёл мимо дежурного при выезде со складской территории. Тяжёлый зеленый ящик он утащил глубже в чащу. Там только сообразил, что нечем сковырнуть четыре металлические защелки с замочками и пломбами. Так что сходу открыть жевачку не получилось. ЗасЫпал соблазнительный припас листвой и пошёл спать.
У нас в гарнизоне за полгода до этого происшествия появилась рота моряков. Они презрительно обходили молчанием вопросы старожилов «Власихи», и зачем они здесь – никто не понимал. И вот утром, именно они, числом человек шесть, вломились с десантными автоматами наизготовку к нам в казарму. Привели их к нам две тихо рычащие овчарки. Васю увели, и мы не видели его больше месяца.
В дощатом зеленом ящике оказались новейшие, абсолютно секретные прицелы ночного видения. О том, что именно производится на Красногорском оптико-механическом заводе, помимо фотоаппаратов «Зенит», я узнал лет через 30.
Самое смешное и противное, как рассказал мне писарь штаба, было то, что прицелы были выписаны для генеральской охоты в Завидово.
Дело было простое, как выеденное яйцо. Васе грозило за кражу совсекретной техники, если не докажут цели её продажи врагу, минимум 10 лет.
До нас дошли слухи, что Краснощёков отморозился совершенно: Васю он, оказывается, не знал, на склад не пускал, склад не открывал, никого не видел. Пропажу обнаружил утром, сразу сообщил. У него были покровители-заказчики прицелов, и хотя его лепет был шит белыми нитками, начальство вынуждено было запустить карательную машину. А Вася, судя по всему, боялся прослыть стукачом и отмалчивался вглухую. Он это умел, да и вообще при непонятках входил в ступор.
Было назначено выездное заседание окружного военного суда. В те времена уже вошла в моду и получила силу практика Товарищеских судов. Проникала она потихоньку и в армию, начиная с офицерских Судов Чести. И назначенный суд, похоже, был как бы экспериментом, коряво объединяя трибунал и «силу военной общественности». Мы решили попытаться спасти Васю с использованием этого инструмента. Кто мы?
Был у нас такой – Володя Веселов. Детдомовец, кудрявый наглый щеголь, бессменный ведущий КВНов в батальоне и конферансье концертов в Доме офицеров. В его характеристике капитан Нестеров написал примечательно-редкую фразу: "хорошо знает Устав в части, касающейся прав солдата." Мы с ним решили объединиться на предстоящем суде. Я надеялся на помощь Плевако и Кони из маминого шкафа, выученных мною дома - если не до страниц, то до приемов.
Володя, открывавший ногой дверь в кабинет замполита, с ним несколько раз пообщался и попросил нашей инициативе не мешать. Тот понимал, что если Суд пойдет в правильном, общественно-порицательном направлении, всей части будет лучше. Доложил командиру части, тот не возражал и вроде как позвонил в Политуправление.
В большой зал Дома офицеров согнали всех свободных солдат батальона и пары охранных рот. Мелькало несколько матросов, сзади сидело с полсотни офицеров, с десяток связисток в форме.
В этом зале хлопали Евтушенко и Вознесенскому (у меня даже получилось у обоих автографы взять), хохотали Арканову и пародисту Иванову. Здесь укромно, в уголке, иногда почти свободно, отдыхал поднадзорный при Хрущеве маршал Жуков (о последнем факте я узнал гораздо позже). И вот теперь, здесь решалась судьба Васи.
Его ввели и усадили в правой части зала, за небольшим, свежеокрашенным барьером. Рядом встало двое конвоиров. К ним подошел Володька, что-то сказал, что-то сунул, наклонился к Васе. Тот слушал его, не поднимая головы, чуть кивал. Его ощутимо корёжило, но постепенно он выпрямился.
Володя с нажимом вещал ему:
- От себя ничего, ничего не говори. Только отвечай на все, на все вопросы Борьки. Смотри ему в глаза, понял?
- Кто что спросит – ничего не отвечай, даже если сильно захочется, понял?
- Молчи, и голову вешай, вешай голову, понял? И помни: ты хороший солдат, понял?
Володя отошел, сел в центре, в первом ряду. Я сел с левого края.
В президиуме стали рассаживаться судьи. Чуть в стороне от них сели командир части и замполит. В средину стола уселся начальник Политуправления полковник Осмаков. Остальных москвичей мы не знали.
Осмаков представился как Председатель Суда. После пустопорожнего политического введения, то есть, налив воды на десять минут, Осмаков глянул на сидевшего рядом подполковника и сказал:
- С делом нас ознакомит Государственный обвинитель …
С этими словами резко и уверенно вскочил по стойке смирно Володя Веселов:
- Товарищ Председатель, разрешите обратиться!
Опешивший вначале Осмаков, под шумок в зале, похоже, что-то вспомнил, кивнул.
- Товарищ Председатель, в соответствии с Положением о Товарищеских судах СССР, как написано в Ведомостях Верховного Совета СССР номер четыре за 1965 год, статья восемьдесят третья, Общественный обвинитель выступает раньше Государственного обвинителя. А от нашего батальона есть Общественный обвинитель.
Володька рассчитывал, что апломб его не подведёт, и что никто по тексту Ведомостей проверять не будет.
В зале шум усилился, Осмаков оглянулся на командира части, тот кивнул. С наклееной улыбкой Осмаков спросил:
- А кто же у нас общественный обвинитель, ты, что ли? Как фамилия?
- Никак нет, товарищ Председатель, общественный обвинитель – ефрейтор Лавриков.
Я встал. Шум в зале стих.
- Ну что же, Лавриков, давай, обвиняй, только покороче, - Осмаков откинулся на плюшевую спинку стула.
- Товарищ Председатель, разрешите допросить наглого расхитителя военного имущества?
Осмаков одобрительно махнул рукой в сторону барьерчика. Я сделал несколько шагов в сторону подсудимого и интуитивно остановился практически перед срединой президиума и скомандовал "начальственным" баритоном, отработанным в подземельях узла связи:
- Рядовой Григорьев, ко мне!
Василий строевым шагом подошёл, щелкнул своим фирменным пристуком сапога и вытянув руки по швам, грянул:
- Ваше превосходительство, господин младший унтер-офицер, рядовой Григорьев по Вашему приказанию прибыл!
Его последние слова слегка заглушили хихиканья из офицерских рядов. Наши все молчали.
Осмаков наклонился к Васе, погрозил пальцем:
- Эй, Григорьев, что ты тут идиотничаешь?..
Пока Вася шёл ко мне, бывший наготове замполит, неслышно подобрался к Осмакову и что-то умиротворяюще ему прошептал. Осмаков припечатал обе ладони к красному сукну стола, потом разрешающим взмахом расслабленной кисти поторопил меня.
- Рядовой Григорьев, сколько нарядов Вы отработали на кухне за время службы? (уточнение «вне очереди» я опустил, знающие жизнь меня поняли).
- Господин младший унтер-офицер, двести шестьдесят нарядов.
Отвечая, Вася и далее через раз повторял свое обращение: господин младший унтер-офицер.
- Григорьев, сколько суток Вы провели на гауптвахте?
- Сорок пять.
- Рядовой Григорьев, сколько очков Вы выбиваете в упражнении МП-4 из пистолета Марголина?
- Двести восемьдесят восемь.
Из офицерских рядов пошел понимающий гул, угасший под взглядом Осмакова.
- Рядовой Григорьев, если Вы, без оружия, встретите солдата вероятного противника, что Вы сделаете?
- Убью его одним ударом! – Вася сделал такой резкий выпад кулаком, что я отшатнулся.
- Сколько капитальных ремонтов автомобилей Вы сделали за последний год?
- Одиннадцать, со всех частей пригоняли.
- Сколько Вы нарисовали агитационных плакатов для гарнизона Власиха?
- Шестьдесят. То есть, извините, шестьдесят два.
- Сколько благодарностей Вы получили от командования?
- Пять и письмо на родину.
- Сколько суток отпуска Вы были на родине?
- Ни одного дня, Ваше благородие, мне не нужен отпуск, когда я служу Родине в Советской армии.
Из зала послышалось:
- Дубина..., - и тут же раздался звон шлепка.
Сидевшие в президиуме, мне показалось, чиркали карандашами в своих бумажках. Я повернулся к ним, сделал недоумевающе-робкое лицо и чуть развел руками:
- Товарищ Председатель, похоже, этот вор прятал своё мурло под личиной обычного солдата.
Осмаков поморщился. Его происходившее абсолютно не проняло.
- Давай уже Лавриков по делу, и сворачивайся, - он отодвинул руку с часами, дальнозорко в них всмотрелся, дисциплинирующе провел взглядом по чуть переминающемуся залу.
Я включил в голосе высокомерное презрение:
- Рядовой Григорьев, Вы признаете факт кражи, Вы раскаиваетесь?
- Так точно, признаю, раскаиваюсь.
- Расскажите подробно, что Вы украли?
- Не могу знать. Ящик я не открывал. Господин фельдфебель Краснощёков мне сказал, что в деревянном ящике была американская фруктовая жевачка.
На фамилии Краснощекова в зале поднялся шум, Осмаков, видимо, про жевачку недослышал, наклонился к Васе, приложил ладонь к уху. А я ускорялся, опасаясь того, что меня прервут на самом важном, и вкрадчиво, с сомнением спросил:
- А что Вы с Краснощековым делали на складе?
- Я помогал господину фельдфебелю Краснощекову носить мундиры в козел. Он забил ГАЗ-69 мундирами под завязку. Он сказал, что это срочно, и потому ночью.
В зале сильнее зашумели, раздались крики:
- Ну, кусище, сука, а у меня мундир купил за трояк!
- Так вот откуда у стройбата мундиры!
Вскочили командиры рот, тут же сели. Осмаков ударил кулаком по столу:
- Молчать всем.
И сам не нашёлся, что сказать.
Мне помог Анатолий Федорович Кони:
Не глядя на президиум, выждав секунду, я спросил Васю:
- А что Вы собирались делать с жевачкой?
- Фельдфебель Краснощеков сказал, что жевачка военторговская, левая. Вот, я и хотел ребят ею угостить.
- А как ты вообще попал в армию?
- Военком помог.
- А как же тебя здесь-то не комиссовали?
- Я упросил командира роты помочь остаться в Советской Армии.
Нестеров в первом ряду сжимал ладонями виски.
- А кто твои родители?
- Только мама. Она у меня уборщица и инвалид, - Вася поправил очки и смахнул с носа каплю.
Краем глаза я заметил, как детдомовец Веселов в бессильном гневе кусал губы и ввинчивал кулак в ладонь. Грохнуло сиденье в ряду батальона, кто-то выбежал из зала. От группы связисток раздался явный всхлип.
Я повернулся лицом к президиуму. Командир части шушукался с замполитом.
- Товарищи судьи, весь батальон давно знает, что рядовой Григорьев прослужил Родине сверх своего законного срока тридцать семь месяцев. Ему давно пора к старушке-маме.
Осмаков встал, осмотрел свой президиум. Гособвинитель сидел, глядя в сторону, теребя ухо пальцами.
- Суд объявляет перерыв, - Осмаков посмотрел на часы, - на тридцать минут.
Половина ребят столпилась у сцены и в проходах, многие пытались пробиться к Васе, другие вышли курить.
После перерыва в Президиуме остались только Осмаков и замполит. Почти все офицеры из зала тоже ушли, большинство связисток осталось.
Осмаков зачитал по бумажке:
- В связи с вновь открывшимися обстоятельствами …
- В связи с деятельным раскаянием и помощью судебному следствию …
- В связи с личностью подсудимого …
- В связи с тяжелыми семейными обстоятельствами, предоставить рядовому Григорьеву отпуск сроком на тридцать суток.
С собой мы Васе собрали несколько пачек Juicy Fruit.
И конечно, одели его в новый парадный мундир.
************************************************
Дембельские документы Григорьеву выслали через военкомат после осеннего приказа.
2015г.