Убить зверя

Хелена Руэлли
Я  приезжаю  сюда  каждый  месяц,  вне  зависимости  от  времени  года,  обычно  ближе  к  вечеру.  Я  люблю  лес.  Здесь  чудесно:  тихо,  спокойно.  Пока  не  появляюсь  я.

Я  снимаю  одежду  и  прячу  её  в  корнях  вывороченного  дерева.  Босые  ступни  ощущают  каждую  веточку.  Зимой  мороз  обжигает  голое  тело,  но,  к  счастью,  это  длится  недолго.

К  этому  времени  солнце  уже  склоняется  к  закату,  а  осенью  или  зимой  вообще  темнеет.  Я  запрокидываю  голову  и  отыскиваю  взглядом  полную  луну.  Вот  она!  Моя  глотка  издаёт  мощный  рёв.  С  ветвей  деревьев  взлетают  потревоженные  птицы.  Начинается  преображение,  быстрое  и  страшное.

Ночь  принадлежит  мне.  Я  –  самый  крупный  и  сильный  зверь  в  этом  лесу.  И  самый  умный,  конечно.  Мой  вой  будоражит  всю  округу.  Я  слышу,  как  мне  отвечает  несколько  волков.  Всех  их  я  хорошо  знаю,  но  сегодня  не  настроен  их  видеть.  Я  буду  охотиться  один.

Весна  волнует  кровь.  Этой  апрельской  ночью  я  поднял  молодую  косулю  и  погнал  её  по  лесу.  Петляя,  она  мчалась  к  реке,  надеясь  найти  там  спасение.  Но  у  меня  были  другие  планы.  Косуля  потеряла  голову  от  ужаса.  Запах  страха  окончательно  взвинтил  мои  нервы,  но  я  шел  ровной  волчьей  рысью,  загоняя  перепуганное  животное  к  обрыву.  Там  ей  пришлось  остановиться,  и  я  смог  рассмотреть  косулю  поближе  –  нежную,  дрожащую,  с  выразительными  глазами. 

Она  издала  жалобный  крик,  и  я  не  выдержал.  Прыжок,  движение  челюстей….  Через  миг  для  неё  всё  было  кончено,  а  я  набивал  брюхо  дымящимся  мясом.  Я  был  зверем,  диким,  наводящим  ужас,  и  мне  это  нравилось.

Вскоре  пришло  насыщение,  и  я  особым  воем  дал  знать  об  этом  волкам,  тем,  что  вторили  моему  голосу  раньше.  Они  могут  прийти  и  поесть  то,  что  я  им  оставил.  Сам  же  я  вернулся  к  тому  вывороченному  дереву,  где  лежала  моя  одежда.  Теперь  я  сыт  и  спокоен  до  следующей  луны.  Да,  вы  всё  поняли  правильно.  Я  –  вервольф.

В  город,  в  свой  человеческий  дом  я  возвращаюсь  первой  электричкой.  На  работу  я  не  пойду:  всегда  беру  отгул  на  такие  дни,  поэтому  отосплюсь  вволю.  Уже  в  городском  автобусе  моё  внимание  привлекает  бледная  девушка  с  огромными  тревожными  глазами.  Чем-то  она  напоминает  мне  ту  косулю,  разве  что  страхом  от  девушки  не  пахнет.  Она  ловит  мой  взгляд,  глаза  её  становятся  ещё  больше….  И  начинает  пахнуть  страхом!  Что  это  с  ней?

Проследив,  куда  она  смотрит,  я  с  досадой  замечаю  кровь  у  себя  на  руке.  Надо  же!  Морду  вытер,  а  лапу  забыл!  То  есть  руку,  конечно.  В  столь  ранний  час  пассажиров  в  автобусе  мало,  и  я  со  всем  возможным  дружелюбием  говорю  девушке:

-  Это  я  поскользнулся,  упал  и  поранил  руку.

Страх  в  её  глазах  сменяется  состраданием.

-  Возьмите  мой  платок,  -  говорит  она.  –  Может,  вам  в  поликлинику  надо?

  -  Благодарю,  -  я  беру  её  носовой  платочек,  -  это  просто  небольшая  ссадина,  сама  заживёт.  А  платочек  я  вам  верну.

-  Ну  что  вы,  не  нужно!  –  девушка  розовеет.  –  Вам  он  нужнее,  чем  мне.

На  ближайшей  остановке  она  выходит  и  скрывается  в  большом  офисном  здании.  Ага,  вот  где  она  работает.  Внутри  здания  найти  её  по  запаху  не  составит  труда.  Я  вытираю  окровавленную  руку  её  платком  и  ухмыляюсь.  Мы  с  ней  ещё  встретимся,  правда,  я  пока  и  сам  не  знаю,  -  зачем.

Дома  я  принимаю  душ  и  забрасываю  одежду  в  стиральную  машину.  Это  нужно,  чтобы  избавиться  от  волчьего  духа.  Сам-то  я  ничего  не  имею  против  запаха  псины,  но  вот  окружающие  не  всегда  лояльны.  Всё.  Ложусь  спать.

Мне  приснилось,  что  по  лесу  к  обрыву  мчится,  задыхаясь,  бледная  девушка  с  глазами  косули.

Было  далеко  за  полдень,  когда  меня  разбудил  звонок  в  дверь.  Я  полежал  немного,  притворяясь,  что  сплю,  но  за  дверью  был  кто-то  очень  настойчивый.  Я  даже  знаю  кто.  Моя  сестра.

-  Эй,  хватит  дрыхнуть! 

-  Иду,  иду!  –  недовольно  крикнул  я,  хватая  штаны.

Пока  я  прыгал  на  одной  ноге  к  двери,  судорожно  засовывая  вторую  ногу  в  штанину,  звонок  не  давал  мне  покоя.  Наконец  я  отпер  дверь.

-  Витька,  ты  хоть  знаешь,  который  час?

-  И  тебе  привет,  Аллочка!

Сестра  бесцеремонно  отодвинула  меня  в  сторону  и  прошла  в  кухню.

-  Был  в  лесу?  –  понимающе  спросила  Алла.

Я  кивнул.

-  Есть  хочешь?

Не  дожидаясь  ответа,  Алла  выставила  на  стол  какие-то  кастрюли  и  свертки.  Я  поморщился:

-  Нет,  я  пока  сыт.

-  Ну  и  ладно,  -  Алла  совсем  не  обиделась  и  начала  прятать  провизию  в  холодильник.  –  Завтра  как  найдёшь.

Мы  с  сестрой  отлично  ладим,  хотя  она  и  старше  меня  на  несколько  лет.  После  моих  ночных  прогулок  она  всегда  навещает  меня.  Сама  она  бегает  в  лес  в  другое  время,  и  тоже  одна.  Охотница  она  первоклассная.  У  Аллы  есть  заячий  полушубок.  Никто  не  знает,  что  всех  этих  зайцев  она  поймала  сама.  Правда,  полушубок  Алла  надевает  редко.  Мне  всегда  было  интересно,  как  ко  всему  этому  относится  ее  муж.  Он  не  волк,  да  и  человек,  в  общем-то,  заурядный.  По  большей  части  он  молчит  в  Аллином  присутствии,  может,  побаивается  её?  Алла  никогда  не  откровенничала  со  мной  на  такую  тему.

Вот  уже  моя  деловая  сестрица  начала  разбирать  постиранную  одежду:

-  Молодец,  Витя,  хвалю:  отлично  постирано.  Ни  шерсти,  ни  запаха…  А  это  еще  что  такое?

В  руках  у  Аллы  носовой  платок  в  нежно-сиреневые  цветочки,  а  на  лице  –  брезгливое  недоумение:

-  Только  не  говори,  что  это  твоё!

К  цветочкам-платочкам  у  Аллы  стойкая  неприязнь.  Характер  у  неё  железный:  ни  слёз,  ни  сантиментов.  В  школе,  где  мы  с  ней  учились,  её  за  крутой  нрав  называли  волчицей.  За  глаза,  конечно,  и  шепотом.  Только  позже,  выйдя  замуж,  Алла  стала  помягче.

-  Эй,  отдай!  –  говорю  я.  –  Это  надо  будет  вернуть.

Алла  многозначительно  хмыкнула,  но  платок  положила.  Уже  когда  она  уходила,  в  дверях  я  спросил  её:

-  Слушай,  Ал,  а  как  тебя  угораздило  выйти  замуж  не  за  одного  из  наших,  а  за  этого…  человекообразного?

Алла  резко  обернулась  и  сгребла  меня  за  майку  на  груди:

-  Слушай,  ты!

-  Ладно,  ладно,  -  поспешно  сказал  я,  -  извини,  это  не  моё  дело.  Просто…

Алла  толкнула  меня  так,  что  я  попятился,  и  захлопнула  за  собой  дверь.

Знаю,  волки  не  должны  трусить,  но,  если  бы  вы  только  видели  глаза  Аллы,  вы  бы  меня  поняли.

Ближе  к  концу  рабочего  дня  я  появился  возле  того  офисного  здания,  где  работала  моя  косуля.  Пятнадцать  минут  резвого  бега  взад-вперед  –  и  готово!  След  взят!  Запах  приводит  меня  к  одной  из  дверей.  Помещение  за  дверью  заставлено  столами,  на  них  навалены  груды  папок.  Из-за  этих  груд  выглядывают  любопытные  женские  лица.  Наверное,  бухгалтерия.

-  Вам  кого,  молодой  человек?  –  спрашивает  самая  бойкая  из  бухгалтерш.

-  Мне  –  прекрасную  незнакомку,  -  отшучиваюсь  я,  ослепительно  улыбаясь.

-  Может,  я  подойду?  –  выскакивает  еще  одна  девица.  –  Для  вас  я  незнакомка,  и,  по-моему,  вполне  прекрасная.

Ну  и  коллектив!  Я  пробираюсь  между  столами,  периодически  улыбаясь  и  извиняясь,  туда,  где  сидит,  низко  опустив  голову,  хозяйка  носового  платка.

-  Да  он  к  Верке!  –  удивляется  кто-то  за  моей  спиной.

-  Вера,  здравствуйте,  -  я  легко  дотрагиваюсь  до  ее  локтя.

Запах  страха  снова  наполняет  мои  ноздри.  Да  что  же  это  такое?

-  Я  принес  ваш  платочек,  спасибо,  что  тогда  выручили.

Вера  не  поднимает  глаз,  но  лицо  ее  заливается  лихорадочным  румянцем:

-  Что  вы,  не  стоило  труда,  -  лепечет  она.  –  Как  ваша  рука?

Я  ухмыляюсь,  как  завзятый  сердцеед.  Пока  я  спал,  ссадина  затянулась  бесследно.

-  Все  прошло,  спасибо  за  беспокойство,  -  я  вкладываю  Вере  в  ладонь  платочек,  и  девушка  вздрагивает  от  моего  прикосновения.

Отчего,  интересно,  она  такая  стеснительная?  Вон,  коллеги  ее  так  и  стреляют  в  меня  глазами.

-  Ай  да  Веерка,  ай  да  тихоня!  –  говорит  кто-то.  –  Такого  парня  отхватила!

Вере  становится  совсем  не  по  себе,  глаза  ее  наполняются  слезами.

-  Не  обращайте  на  них  внимания,  Вера,  -  ободряюще  говорю  я.  –  Меня,  кстати,  Виктор  зовут.

На  бумаги  капает  слеза.  Нет,  я  решительно  не  знаю,  что  тут  делать.  Значит,  пора  сматывать  удочки. 

-  До  свидания,  -  тихо  говорю  я  плачущей  девушке,  а  потом  в  полный  голос  обращаюсь  к  остальным.  –  Барышни,  всего  вам  доброго!

Барышни  дружно  хихикают,  а  самая  бойкая  отвечает:

-  Заходите  к  нам  еще!

Непременно  зайду,  а  как  же.  Чем-то  эта  Вера  меня  заинтересовала.  Встречу-ка  я  ее  завтра  после  работы,  как  бы  случайно,  и  провожу  домой.

В  длинном  офисном  коридоре  я  неожиданно  сталкиваюсь  с  Аллиным  мужем,  Петром.  Здесь,  в  офисе,  он  выглядит  как-то  суше,  строже  и  значительнее.

-  Витя,  добрый  день!  –  окликает  он  меня.

-  Добрый!  –  я  почему-то  ощущаю  потребность  оправдаться.  –  Я  тут  зашел,  чтобы  отдать  одну  вещь.

-  Я  слышал,  -  строго  произнес  Петр.  –  Ты  заходил  к  Вере.

Впервые  в  жизни  под  взглядом  человека  «не  из  наших»  я  чувствую  себя  нашкодившим  волчонком.  Что  это  еще  за  новости  такие?

-  Петр  Петрович!  –  слышится  голос  той  самой  бойкой  девицы.  –  Чайник  закипел!  Идите  к  нам  чай  пить!

-  Уже  иду!  –  откликается  Петр,  жмет  мне  руку  на  прощанье  и  исчезает  за  дверью.

На  следующий  день  я  поджидаю  Веру  у  входа  с  алой  розой  в  руке.

-  Вера,  здравствуйте!  Это  вам!  –  я  протягиваю  ей  цветок.

О,  господи,  да  что  она  так  краснеет  и  пугается!  Когда  я  предлагаю  ей  проводить  ее  до  дома,  Вера  просто  деревенеет  от  страха.  Не  от  смущения,  а  именно  от  страха,  эти  запахи  я  хорошо  различаю.  И  все-таки  я  проводил  ее  до  подъезда  и  заставил  перейти  на  «ты»,  хотя  старался  по  возможности  не  дотрагиваться  до  нее:  от  простого  прикосновения  Вера  дергалась,  как  от  удара  током.

На  другой  день  повторилась  та  же  картина,  на  третий  –  снова.  Лишь  к  концу  недели  Вера  слегка  оттаяла,  а  через  месяц  освоилась  со  мной,  перестала  заливаться  краской  и  слезами  попеременно.

И  в  этот  вечер  ко  мне  заявилась  Алла.

-  Ты  не  вернул  мою  любимую  кастрюлю!  –  возмущенно  заявила  она.

И  в  самом  деле,  забыл.  Впрочем,  я  отлично  видел,  что  Алла  не  из-за  кастрюли  пришла.

-  Ты  встречаешься  со  своей  трепетной  ланью?  –  напрямик  спросила  у  меня  сестра.

-  Ну,  я  бы  это  так  не  назвал,  -  почесал  я  в  затылке.  –  Лань  оказалась  дикой,  кстати,  из  подчиненных  твоего  Петра.

-  Кстати,  о  Петре,  -  отрывисто  и  как-то  смущенно  проговорила  Алла.  –  Давай  присядем,  поговорим.  Петя  видел  тебя  в  их  офисе….

-  И  что?  –  не    слишком  дружелюбно  отозвался  я.

-  Да  ничего.  Он  рассказал  мне  про  Веру.  Теперь  и  ты  послушай.

В  груди  у  меня  заворочалось  предчувствие  чего-то  нехорошего.  Алла  говорила,  не  отрывая  глаз  от  пола,  и  я  видел,  что  рассказывать  ей  было  так  же  гадко  и  тягостно,  как  мне  –  слушать.

Детство  Веры  было  безрадостным.  Отец  ее  пил  запоями,  а  в  припадках  пьяной  ярости  бил  мать.  Когда  Вера  чуть  подросла,  он  переключился  на  неё,  и  девочка  вечно  ходила  в  синяках.  И  мать,  и  дочь  были  робкими  и  безответными,  а  это  еще  пуще  распаляло  отца.  Вера  росла,  и  однажды,  когда  матери  не  было  дома,  отец  накинулся  на  неё  не  с  кулаками,  а  для  того,  чтобы  сорвать  одежду  и  завалить  на  диван.

Меня  передёрнуло.  Хотелось  завыть  во  всю  мощь  волчьей  глотки.  Или  ещё  лучше:  обернуться  зверем  и  покатиться  по  росистой  траве,  чтобы  смыть  с  себя  всю  эту  мерзость.

-  Когда  вернулась  мать  Веры,  -  тихим  бесцветным  голосом  продолжала  Алла,  -  она  всё  поняла,  вступилась  за  дочь,  но  этот  мерзавец  избил  её  и  задушил  на  Вериных  глазах.  Соседи  вызвали  милицию  на  шум  и  крики.  Войдя  в  квартиру,  оперативники  увидели  сидящую  на  полу  Веру,  совершенно  голую.  Она  дико  визжала,  глядя,  как  отец  топчет  ногами  уже  мертвое  тело  матери.

Отца  Веры  судили  и  упрятали  далеко  и  надолго.  С  самой  Верой  долго  работали  психологи,  пытаясь  вернуть  девушке  душевное  равновесие.

-  Наши  психологи  такие  профессионалы,  -  мрачно  буркнул  я.  –  Совсем  плохо  у  них  получилось…

-  Сейчас  Вера  живет  одна,  работать  может  только  в  женском  коллективе,  -  подвела  итог  Алла.  –  Очень  скоро  из  тюрьмы  должен  выйти  ее  отец.  Идти  ему  некуда,  только  сюда,  к  дочери.  И  тут  появляешься  ты…

-  Пётр  попросил  тебя  рассказать  мне    всё  это?  –  я  скрипнул  зубами.

-  В  общем,  да.

-  Зачем?

-  Затем,  что  мы  оба  хотели  напомнить  тебе:  волки  не  должны  убивать  людей.  Иначе  ты  пойдёшь  под  суд,  наш,  волчий,  суд.  И  наказание  может  быть  суровым.

-  Ладно,  я  всё  понял,  кроме  одного:  какое  отношение  к  волкам  имеет  Пётр?  Ну,  не  считая  того,  что  он  –  твой  муж?

Алла  принуждённо  рассмеялась  и  взлохматила  мне  волосы:

-  Много  будешь  знать,  братишка,  -  скоро  состаришься!

Все  последующие  дни  я  исправно  провожал  Веру  с  работы  домой,  а  она  опять  стала  нервной  и  напряжённой.  Я  видел,  как  страх  разъедает  её  изнутри,  и  старался  отвлечь  её  от  тягостных  мыслей.  Получалось  у  меня,  надо  признать,  плохо.  Вдобавок  наступало  полнолуние,  и  у  меня  жгло  во  рту.  Мне  хотелось  в  лес,  хотелось  теплого  мяса,  хотелось  крови.

И  в  самое  полнолуние,  когда  я  намеревался  отвести  девушку  домой,  а  потом  рвануть  за  город  (даже  отгул  на  работе  взял),  Вера  сама  позвала  меня  в  кино.  Я  удивился,  но  не  отказывать  же  ей!  Даже  не  припомню,  о  чем  был  фильм,  я  с  нетерпением  ждал  его  окончания,  ёрзал  на  кресле,  мечтая  вдохнуть  ароматного  лесного  воздуха,  но….  Вера  сидела,  прямая  как  палка,  и  не  мигая  уставилась  на  экран.  Судя  по  ее  неподвижному  лицу,  она  тоже  не  вспомнит,  о  чем  был  фильм.

Уже  выходя  из  кинотеатра,  Вера  заглянула  мне  в  лицо:

-  Витя,  ты  меня  сегодня  не  провожай.  Тем  более,  что  ты,  кажется,  хочешь  уйти….

Меня  словно  ударили  в  грудь:

-  Нет,  Верочка,  я  тебя  доведу  до  самого  дома.  Обязательно!

Было  довольно  поздно,  людей  на  улицах  почти  не  было.  Ярко  светила  полная  луна.  Мы  были  недалеко  от  Вериного  дома,  шли  по  узкому  мрачному  переулку,  когда  из  тени  появилась  чья-то  фигура  и  нетвердым  шагом  направилась  к  нам.  Вера  тихо,  почти  беззвучно  охнула,  и  я  понял,  кто  это.

-  А-а-а,  вот  и  доченька  идёт,  свово  хахаля  ведёт!  Так-то  ты  отца  родного  встречаешь!

Мужчина  подошел  к  нам  совсем  близко.  Изо  рта  его  разило  перегаром,  но  я  чуял  еще  один  запах,  который  источал  этот  человек,  -  запах  гнили.  От  такого  смрада  я  невольно  поморщился.

-  Чё  рожу  морщишь?  –  петухом  наступал  на  меня  Верин  отец.  –  Не  нравлюсь  тебе,  что  ль?

Вера  непроизвольно  сделала  шаг  назад,  и  я  заслонил  её  собой.  Её  переполнял  страх,  темный  и  дикий.

-  Чё  ты,  Веерка,  прячесся,  а?  Стыдно,  небось?  Папу  не  встретила,  не  накормила,  в  теплую  постель  не  уложила?  Ты  туда  теперь  только  хахалей  своих  приводишь?  Шлюха  ты,  Верка,  и  мать  твоя  ****ью  была….

Я  услышал,  как  за  моей  спиной  Вера  тихо  вхлипнула.  Надо  было  что-то  делать.

-  Заткнись,  ублюдок!  –  негромко  и  зло  сказал  я.

-  А  то  что  будет?  –  хорохорился  Верин  отец.  –  Ты,  щенок,  тявкай,  да  место  своё  знай!  Я  всех  вас  к  ногтю  прижму!

Ни  слова  больше  не  говоря,  я  начал  стаскивать  с  себя  рубашку.  Пьянчугу,  похоже,  это  изрядно  повеселило.

-  А  чёй-то  ты  раздеваисся,  а?  Верку,  что  ль,  трахнуть  хочешь?  Так  тут  я  тебя  поучить  могу!  Я  её  е..л,  когда  у  тебя  ещё  е…ка  не  отросла!

Моя  рубашка  полетела  в  песок,  а  на  остальное  не  было  времени.  Губы  раздвинулись,  обнажая  клыки….  Я  даже  не  помню  момента  трансформации.  Я  стал  зверем,  диким  и  кровожадным,  и  мне  это  нравилось. 

Наслаждаться  зверством  мне  помешали  ярость  и  ненависть,  каких  никогда  не  испытывает  зверь.  Только  человек.  И  я  вцепился  в  ту  ненавистную  глотку,  и  рвал  когтями  то  смрадное  тело,  будто  я  не  волк,  а  какая-то  кошка.  Пасть  моя  наполнилась  теплой  кровью,  но  я  терзал  свою  добычу,  пока  не  ощутил  на  холке  легкое  прикосновение:

-  Витя,  Витя,  хватит,  пойдем  отсюда!

Ошеломленный,  я  поднялся  на  ноги.  Да,  именно  так,  потому  что  (по  не  известной  мне  причине)  трансформация  произошла  лишь  частично.  Ноги  у  меня  остались  человеческими  (на  них  были  джинсы  и  туфли),  торс  и  руки….  Это  было  что-то  среднее  между  человеком  и  животным.  А  голова  была  волчья.

Думаете,    меня  ошеломило  именно  это?  Вовсе  нет.  Передо  мной  стояла  Вера,  от  которой  впервые  не  пахло  страхом.  Серьезно,  если  бы  я  мог  посмотреться  в  зеркало,  наверное,  штаны  бы  намочил  со  страху,  а  она  –  нет!  Вместо  визга  и  падения  в  обморок  Вера  протянула  мне  рубашку:

-  Прими  обычный  вид  и  оденься.

Сама  она  в  это  время  затоптала  и  замела  часть  следов  вокруг  растерзанного  трупа.  Я  принял  человеческий  облик  и  натянул  рубашку.  Вот  только  лицо  было  вытереть  нечем.

-  Теперь  идём!  –  Вера  потянула  меня  к  своему  дому,  и  тут  я  воспротивился.

-  К  тебе  нельзя!  Нам  нужно  убраться  отсюда  подальше!

И  мы  отправились  ко  мне.  Добирались  пешком,  шли  темными  закоулками,  Вера  даже  скинула  босоножки,  чтобы  было  легче  идти.

Было  далеко  за  полночь,  когда,  наконец,  я  усадил  Веру  с  чашкой  чаю  в  кресло,  а  сам  смыл  засохшую  кровь  и  пыль  с  лица.  Одежду  я  привычно  сунул  в  стиральную  машину.

-  Давай  я  вычищу  твои  туфли.

Я  вздрогнул  от  неожиданности.  Почему  я  не  учуял  Вериного  появления?  Я  потянул  воздух  ноздрями.  Ну,  конечно.  От  Веры  больше  не  пахло  страхом,  этим  запахом  вечной  жертвы.  Она  стояла,  спокойная,  как  вода,  и  свободная,  как  ветер.

-  Вера,  -  начал  я  осторожно.  Честное  слово,  я  даже  не  знал,  как  задать  вопрос.  В  итоге  получилось  крайне  банально.  –  Вера,  ты  в  порядке?

-  Да,  конечно.

Вера  улыбалась.  Я  впервые  видел,  чтобы  она  улыбалась  так  искренне  и  открыто.  И  смотрела  на  меня  таким  взглядом.  Что  было  в  её  взгляде?  Ласка?  Благодарность?  Или  что-то  большее?  Нет,  я  всего  лишь  волк,  и  я  не  обязан  в  этом  разбираться.

-  Вера,  ты  не  боишься  меня?

Я  идиот,  серьезно!  Задать  такой  вопрос  девушке,  на  глазах  у  которой  час  назад  я  растерзал  отца,  наполовину  превратившись  в  волка!  Даже  самому  стало  интересно,  что  же  я  хотел  услышать  в  ответ?

-  Почему  я  должна  тебя  бояться?

-  Ну,  ты  же  видела  там,  какой  я….  Я  чудовище,  зверь…

Вера  закрыла  мне  рот  ладошкой:

-  Неправда,  не  говори  так.  Ты  –  замечательный.  А  чудовище  наконец-то  сдохло…

И  она  доверчиво  прижалась  ко  мне  всем  телом.  Я  обнял  Веру.  Радость  пульсировала  во  мне  при  мысли,  что  Вера  не  считает  меня  исчадием  ада.  Или  это  просто  у  меня  колотится  сердце?  Если  бы  сейчас  весь  мир  ополчился  на  нас,  я  защищал  бы  Веру  до  последнего  вздоха!

Мои  романтические  мечты  грубо  прервал  звонок  в  дверь,  злой  и  отрывистый.  И  еще  один,  и  еще….  Радостные  пульсации  почти  мгновенно  сменились  недобрым  предчувствием.

-  Наверное,  это  за  мной,  -  негромко  сказал  я.

-  Почему?

-  Я  убил  человека…  Понимаешь,  нам  этого  нельзя…  Меня  заберут  и  будут  судить…

-  Кто  будет  тебя  судить?

-  Ах,  Верочка,  ты  же  ничего  не  знаешь…  Есть  межрасовый  суд…  Там  и  люди,  и  оборотни…А  я  человека  убил…

-  Не  понимаю,  о  чем  ты,  -  подняла  брови  Вера.  –  Мы  с  тобой  целый  вечер  провели  здесь  вдвоем…

Я  просто  челюсть  уронил  на  пол  от  удивления.  А  звонки  в  дверь  всё  не  прекращались.

-  Я  сама  открою,  -  решительно  заявила  Вера.  –  И  они  тебя  никуда  не  заберут.

Я  поплелся  за  ней  в  прихожую.  Вера  отперла  дверь,  и  я  увидел  свою  сестру  во  всём  её  яростном  великолепии.  Не  обращая  на  Веру  никакого  внимания,  Алла  шагнула  ко  мне  и  негодующе  воскликнула:

-  Витька,  ты  хоть  соображаешь,  что  ты  наделал?

Вера  храбро  кинулась  мне  на  выручку:

-  Позвольте  узнать,  кто  вы  такая  и  почему  говорите  в  таком  тоне?

Алла  смерила  её  уничтожающим  взглядом,  который,  правда,  Вера  вернула  ей  с  лихвой.  Отчего-то  мне  показалось,  что  эти  две  дамы  сейчас  сцепятся  прямо  в  моей  прихожей  (отчего  бы  это?),  но  тут  из-за  плеча  Аллы  выступил  Пётр:

-  Давайте  закроем  дверь  и  пройдем  в  комнату,  иначе  соседи  вызовут  милицию  на  шум.

Так  мы  и  сделали. 

Пётр  внимательно  осмотрел  меня  при  свете  лампы,  видимо,  увиденное  его  вполне  устроило,  он  кивнул  и  жестом  пригласил  обеих  женщин  присесть  на  диван.  Вот  нахал,  будто  это  его  дом!  Впрочем,  ладно.

-  Верочка,  это  Алла,  моя  жена  и  сестра  Виктора.  Как  ты,  наверное,  догадалась,  они  –  люди  не  совсем  обычные.  Даже,  скорее,  совсем  необычные.

-  А  еще  точнее,  -  не  совсем  люди,  -  хмыкнула  Алла.

-  Да,  я  это  поняла.  Про  Витю.

Не  знаю,  волновалась  ли  Вера,  но  внешне  она  сохраняла  абсолютное  спокойствие.  Куда  подевалась  робкая,  часто  плачущая  девчушка?

-  Очень  хорошо.

Дальше  Пётр  принялся  кратко  и  доступно  излагать  то,  что  в  городе  живут  оборотни,  что  обычные  граждане  знать  об  этом  не  знают,  и  это  хорошо  и  правильно,  что  нам,  вервольфам,  трогать  мирное  население  –  ни-ни,  что  за  это  нас  очень  строго  наказывают.

-  Ведь  ты  понимаешь,  Верочка,  что  сегодня  Виктор  напал  на  человека…

Вера  опустила  глаза.  У  меня  на  душе  кошки  скребли.  Вот  так  я  из  защитника  превращаюсь  в  её  глазах  в  убийцу!  Впрочем,  формально  так  оно  и  есть.

-  Я  не  думаю,  Петр  Петрович,  что  убить  зверя  –  это  преступление,  -  тихо,  но  твердо  произнесла  Вера.  –  Если  понадобится,  я  скажу,  что  мы  весь  вечер  провели  здесь.  Или  что  мой  отец  напал  первым…

Я  готов  был  воскликнуть  вслед  за  Вериными  коллегами:  «Ай  да  Верка!  Ай  да  тихоня!». 

-  Вокруг  следы,  -  вмешалась  мрачная  Алла.

-  Я  затоптала!  –  возразила  Вера.

-  Поверь,  найдут.  Знаешь,  какие  там  ищейки  работают!

Вера  приуныла. 

-  Да  не  такие  уж  ищейки,  -  утешил  нас  всех  Пётр.  –  Вначале  не  будем  разводить  панику,  может,  до  Виктора  попросту  не  доберутся.  Мало  ли  с  кем  мог  сцепиться  бывший  зэк,  алкоголик,  даже  на  зоне  отличавшийся  скверным  характером?

-  То  есть  нам  попросту  ждать?  –  Алла  была  полна  отчаяния.

-  Именно.  Думаю,  всё  разрешится  само  собой.  Ну,  и  в  самом  крайнем  случае….  Будет  суд.  Верочка,  готова  ли  ты  выступить  там  в  качестве  свидетеля?

-  Готова. 

-  Обманывать  суд  не  понадобится.  Сможешь  ли  ты  рассказать  о  себе  всю  правду?

Вера  глубоко  вздохнула:

-  Да.

-  Ну,  тогда,  я  думаю,  всё  образуется.

-  Петя!  Это  же  не  просто  суд!  Витя  же  оборотень!  Ему…  Нам  нельзя!  Там  сразу  скажут:  «Убить  зверя!»…

-  Аллочка,  родная,  успокойся.  Он  вовсе  не  зверь.  Я  буду  его  защищать.  И  Вера  –  свидетель,  её  история  подтверждена  документально.  Пойдем  домой.  Успокойся,  всё  будет  хорошо.

Что-то  сегодня  я  много  удивляюсь.  Пётр  будет  меня  защищать?  Я  с  глупым  видом  спросил  это  вслух.

-  Неужто  ты  не  знал?  Петя  –  один  из  лучших  юристов,  у  него  богатый  опыт  в  таких  делах!  –  Алла  взяла  себя  в  руки,  и  голос  её  прозвучал  насмешливо.

-  А  я  думал,  он  –  бухгалтер.

Пётр,  не  улыбаясь,  кивнул:

-  И  бухгалтер  тоже.  Одно  не  исключает  другого,  -  когда  он  снова  обратился  к  Алле,  он  говорил  куда  более  мягко.  –  Пойдем  домой,  тебе  нужно  отдохнуть.  Хватит  на  сегодня  волнений.

Наконец  они  ушли,  и  я  обратился  к  Вере:

-  Ты  знала,  что  Пётр….  Ну,  что  он  –  адвокат  по  волчьим  делам?

-  Нет,  что  ты!  –  помотала  головой  Вера.  –  Я  ничего  обо  всем  этом  не  знала!  Наверное,  почти  никто  из  людей  не  знает.

Понемногу  я  приходил  в  себя.  Пётр  абсолютно  прав:  может,  даже  до  суда  не  дойдёт.  У  меня  есть  шанс. 

Вера  зевнула,  прикрывшись  ладошкой,  и  я  спохватился:

-  Давай  я  постелю  тебе  здесь  на  диване!    -  не  знаю,  зачем  я  добавил.  -  Спи,  не  бойся,  я  ничего  тебе  не  сделаю!

Вера  доверчиво  улыбнулась:

-  Знаешь,  я  тебя  совсем  не  боюсь.  А  спать  и  в  самом  деле  хочется.

Очень  скоро  она  уже  спала,  одну  руку  подсунув  под  щёку,  словно  ребенок,  и  мне  пришло  в  голову,  что  она  давно  не  спала  так  спокойно  и  сладко.  А  вот  меня  в  сон  совершенно  не  клонило.  Я  выключил  свет  в  комнате  и  сел  на  пол  возле  дивана. 

Не  знаю,  сколько  я  так  просидел,  глядя  на  спящую  Веру.  Я  думал  о  том,  что  теперь  Вера  может  ничего  не  бояться,  что  Пётр  оказался  адвокатом-защитником  волков,  что  суда  я  не  особенно  боюсь,  даже  о  том,  как  Вера  будет  хозяйничать  у  меня  в  квартире.  С  усмешкой  я  представил,  что  Алле  это  не  очень  понравится.  Ну  и  пусть!  Я  Веру  в  обиду  не  дам,  хоть  она  и  не  из  наших,  в  смысле,  не  из  волков.  Есть  вещи  поважнее  этого.  Я  понял,  что  мир  делится  не  на  людей  и  оборотней,  а  на  людей  и  н;людей.  Неважно,  в  кого  ты  обращаешься  при  полной  луне,  в  волка  или  лань.  Там,  в  переулке,  я  убил  зверя  и  нисколько  не  раскаиваюсь  в  этом.  Чтобы  защитить  Веру,  я  сделал  бы  это  снова.

А  на  рассвете  я  вдруг  понял,  почему  Алла  вышла  замуж  за  Петра.  По  любви.