ЛАБИРИНТЫ СУДЬБЫ
Исповедь наркомана
Часть 4
Андрей улыбнулся:
- Ты меня не пугай, Михалыч. Я уже пуганый. Впрочем, я и сам частенько желал себе смерти. Когда кумарит, когда люто ненавидишь себя за свою неполноценность, безволие. – Он в отчаянии махнул рукой.
- О! – Михалыч направил указательный палец на Лося. – Я могу подсказать, кто тебе нашептывал мысли о смерти. Можешь гордиться таким интимным знакомством с душегубом. Впрочем, вы уже давно с ним дружите.
Двусмысленность последней фразы Глеб Михалыч не расшифровал, но в его словах Андрей уловил своеобразный намек. Можно было понять двояко: оба знакомца – коллеги, много душ загубили; но можно было понять еще и по-другому, – Андрей давно был знаком с тем, кому посвятил свою наколку на руке, а, значит, за свою не слишком долгую жизнь много чего накуролесил. В каком смысле понял Андрей слова Михалыча, было неясно, но он обиделся:
- Михалыч, не ерничай так. Это запрещенный прием, удар ниже пояса.
- Не обижайся, Андрюха, – Глеб Михалыч похлопал его по плечу, – это я по-дружески. Ты, ведь, резко высказываешься о себе, и я поддакнул тебе. Прости. Да, так вот, продолжая нашу тихую беседу о вечном: мы постоянно находимся в каком-нибудь невидимом поле. Есть различные виды радиации, магнитные, электрические и прочие поля. А мы – население бывшей огромной империи – нынче живем в особом нравственном поле – в отрицательном. Это по моей версии. Где Бог – там жизнь, там положительно заряженное поле. Где нет Бога, нет и жизни (в истинном понимании) – там поле отрицательное. Потому и результат его воздействия на простых смертных весьма обширный: наркомания и пьянство, прелюбодеяние, убийства, ложь, зависть и злоба; но не это причина, нет. Это уже следствие, продукт жизнедеятельности, так сказать: экскременты этого поля. Причина в своеобразной бездуховности. В отрицательном поле властвует диавол, это его исконная вотчина, и он соблазняет своими притравами всех желающих. В свое время он предлагал даже Христу, показывая Ему все царства мира: «все дам Тебе, если падши поклонишься мне». И получил надлежащий ответ. А мы-то не знаем, что это сатана предлагает нам соблазны, и не отвечаем ему соответственно. Тем, кто, даже не зная об этом, ему кланяется, он подносит многое. Кому-то богатство, другому власть, иным женщин с заниженной планкой социальной ответственности, прочим алкоголь или наркоту – кто чего захочет, все средства хороши. Их много, чтобы увести от Бога, чтобы уничтожить живую душу. Отключает все добросердечные параметры духа: совесть и сострадание, душевность, все добрые намерения и чувства. И, главное, все довольны, аж повизгивают от удовольствия. А средств воздействия на простого смертного чрезвычайно много. Одно из самых агрессивных – телевидение. Оно, прямо-таки зомбирует народонаселение страны. Слушай! У меня такое ощущение, что я читаю тебе докучливую лекцию о чистоте нравственных устоев. Я не слишком сумбурно и бестолково все это истолковываю тебе? – Внезапно, прервав себя, спросил Михалыч.
- Нет, нет, что ты! Я тебя отлично понимаю – продолжай. Ты по своему, и с любопытной для меня стороны смотришь на нашу серую будничность. Я бы, даже, сказал – огорошиваешь меня. Для меня все это звучит как-то по-новому.
- Ты понимаешь? – это, хоть, и похоже на нудную лекцию, но, ведь, по-другому то и не скажешь. Вот, всего один пример из тысяч. – Продолжал Михалыч. – Как-то смотрел по телеящику какую-то передачу для прекрасного пола. Сидят две экспертши: одна традиционных взглядов, другая – феминистка Маша – запамятовал ее фамилию. Писательша. Она с упоением поведала слушателям об идеях феминизма, о своих бывших официальных мужьях (штук пять, кажется), но очень прозрачно намекнула, дескать, не лыком шита, что у нее есть еще достаточно интимных друзей (даже иностранцев); что женщина должна быть свободна в выборе своих партнеров и ограничения здесь неуместны. О чем она пописывает, можно только догадываться, но гутарит бойко.
Но вот, выступила одна мать и жалуется, что у нее, уже почти взрослая дочь, попала в «секту евангелистов» (откуда несчастной было знать, ведь, кругом отрицательное поле, что это и есть ее материнское счастье), и она не в состоянии воздействовать на дочь – «направить на путь истинный». Что ей можно посоветовать? И тут эта экспертша-инженерша человеческих душ, с ужасом закатывает глаза и заявляет, что лучше бы эта дочь была алкоголичкой или наркоманкой, и далее следуют такие словоблудия, что лучше их схоронить под метким псевдонимом – «и т.д. и т.п.» Представляешь? Классическая демонстрация скудоумия на многомиллионную аудиторию. Мировоззренческий ассортимент цыплячьих мозгов. А опровергнуть эту ахинею некому.
Теперь, Андрюха – зри в корень: такие вот писательши-Маши, формируют у молодого поколения своеобразный обольстительный стереотип. Таким предоставлена трибуна на всю страну. Пускай-де люди не Богу служат, не добрыми, верными и честными будут, а лучше всего нариками, алкашами, шлюхами – так неизменно испокон веку на Руси обзывали чрезмерно любвеобильных дам. И вот такие писательши перед всей страной глубокомысленно рассуждают о нравственности. Поучают.
Нужно ли сомневаться, что дьявол через вот таких своих инженерш формирует общественную точку зрения, нравственные стереотипы в народе – раз об «этом» с экранов ящика гутарят, значит это норма – т.е. исподволь, а чаще весьма решительно формируется отрицательное поле. Его, диавола, поле. Я тебе привел, может быть, один пример из сотен тысяч – это наши СМИ. Главный рассадник пороков. Так убивают телешрапнелью, даже не целясь, в первую очередь души молодых. Они более уязвимы. И что удивительно, государственные мужи, вовсе не видят в этом трагедии. Впрочем, что ты хочешь – отрицательное поле. Сейчас телевидение стало таким, что смотреть в окно намного полезнее.
- Я, Михалыч, согласен с тобой, – Андрей кивнул головой. – Это настолько ясно и очевидно, что не стоит далеко уходить в эту область. На эту тему можно говорить сколько хочешь. Я думаю, что ты чересчур далеко углубился в общие рассуждения о коллективной отечественной безнравственности? Это всегда было, во всяком случае, сколько помню себя. И до меня было. Я где-то слышал классное изречение: «Народ наш, в общем, ничего, толковый, – просто страна такая». Но мы, же, говорим совсем о другом.
- О другом? – изумился Михалыч, – что ты, ни в коем случае! Я говорю об истоках. «С чего начинается Родина»? – Слыхивал такую песню из фильма? – «с картинки в твоем букваре», а я от себя поправил бы: уже не в букваре, а на экране телевизора. На этом благодатном негативном поле пышно колючками разрастаются самые жуткие пороки. Наркотики – это одна из многочисленных составляющих отрицательного поля. Как говорится: «что посеешь, то и пожнешь». Мы пожинаем то, что когда-то давно сеяли устроители нашего государства. Запретили думать о Боге. Пожинаем алкоголизм и наркоманию, проституцию и убийства, «неподкупное» правосудие, а школа выживания – ГУЛАГ, почти все меняют жен на любовниц. И не только об этом, о многом таком говорил апостол Павел к Галатам в пятой главе. Ты как-нибудь почитай вот ту книжечку. – Михалыч показал указательным пальцем на нагрудный карман Андрея. – На почве безбожия, что может появиться? – только то, о чем мы говорим. Увы, ты тоже продукт этого отрицательного поля, и вовсе не дефицитный.
- Но, я же был совсем пацан, что я мог соображать? Мне, вообще, и в голову не приходило о сложности жизни. Ты первый, кто с этой стороны открывает мне нашу серую бытовуху. – Лось как-то обескуражено развел руками. – Я совсем недавно очнулся.
6
Порой на недоуменный вопрос – «зачем?», человек в оправдание себе изрекает: «меня тянет». Дескать, не я виновен. Но, вполне резонно спросить, кто его тянет? Кого он отличает от себя самого? Иными словами, кого он идентифицирует с некой силой, мешающей нормально жить, бесцеремонно сваливая ответственность за свои несуразные деяния на нее, не являющуюся им самим? А, ведь, это ни кто иной, как он сам – это только его многообожаемая особа, подверженная всяческим низким порокам! Поразительна способность простого смертного к самообману. Но, если желаешь что-то изменить в своей жизни, нужно выигрывать каждую битву с самим собой, ведь стезя к лучшей жизни бывает только через нас самих. Конечно, если только идти с Богом. Это нелегко. Но…, – «дорогу осилит идущий».
* * *
Андрей сидел и сосредоточенно молчал, машинально теребя в руках салфетку. Он приводил свои бесчисленные мысли в определенную последовательность. Видимо ему сложно было это сделать: память отменно выуживала из своих запасников все то, о чем он хотел рассказать, но чувства, которыми сопровождались эти изыскания, бурлили, мешали выражать свои мысли четко и ясно. Слишком эмоционально вспоминалось прошлое. Раньше он таковым не был. Пока война занимала его всего, спутниками-эмоциями были в основном злоба и ухарская жестокость. За отсутствием более теплых чувств – эти, приносили своеобразное разнообразие, и даже некоторое оживление в его ратное существование. Но равнодушие ко всему было его основной путеводной нитью повседневного бытия – этому, может быть, существенно способствовали и наркотики, которые всегда были под рукой. Но вот после того как он «очнулся» – ему нравился этот термин и как он назвал это событие – жизнь его существенно изменилась.
Он произнес слово «очнулся» как-то особенно, выделяя его из общего разговора. И в нем он видел самобытную магичность и новизну. Свежесть этого понятия открылась для него совсем внезапно, будто он не жил до сих пор, а находился в каком-то противоестественном мистическом футляре, закрывающем от него весь мир. Он сам некогда втиснул себя в этот замкнутый футляр и погрузился в чадное темное марево. Душа столько лет находилась в удушающем мрачном полузабытье, летаргическом сне и никому не было дано подступиться к ней, никто не мог вывести ее из этого тяжелого, полумертвого состояния. Тело машинально осуществляло какие-то жизненные проявления, лишь изредка и частично задействовав для этого мозг, общие функции коего сводились к одному – кайф.
Но то, что случилось позже – это была еще одна веха, еще один рубеж, какой зафиксировало его сознание в бурливой текучести взбалмошного существования. А пока он жил той жизнью, которая сама выступала в роли указующего перста – руля и ветрил: иными словами – все шло самотеком, он произвольно, не барахтаясь и без каких-либо эмоциональных всплесков, плыл по многообразному течению бытия. Ему было «все по барабану» После госпиталя он окунулся в разгульную и вольготно-безалаберную жизнь. «Кореша-нарики, – так Андрей прокомментировал свою прошлую жизнь, – водяра, наркота, частолюбивые женщины. Когда ты уже там, идешь как скот на убой. Добровольно. И уже не свернешь в сторону. И сам знаешь, где конец пути».
- Жилья не было. Ошивался с такими же как я нариками в каком-то заброшенном доме, где-то на окраине города. В этот раз я был один. Кумарило. Денег нет, «ширки» тоже. Боль раскалывает все тело. Внутри, в кишках кто-то дурачится тупым ножом, похожим на пилу-ножовку и вручную, без наркоза отдирает мясо от костей. Нервное истощение. Тупая безысходность. Убийственная тоска. Нет надежды. Один в мире. Ненависть к себе за бессилие. Осознание неотвратимости собственного конца. Да и зачем она бессмысленная, такая окаянная жизнь. Так мучиться. Впору, хоть «перо» в бочину. Отчаяние. Собрал давнишние ватки за окном, которые были отходами от приготовления наркоты, сварил грязную жидкость, укололся. Покрылся черными пятнами….
Очнулся Лось на койке в больничной палате: кто-то сжалился, вызвал скорую. Врачи признали свое бессилие. Сестра уже протянула руку, чтобы закрыть глаза, думая, что наркоман мертвый, но он в этот момент глубоко вздохнул. Его откачали, сделали все надлежащее. Сняли синдром ломки. Лежал как овощ. Блуждающий, пустой взгляд бродил по палате, по соседям, по потолку, пока не остановился на откинутой левой руке, куда к вене была подсоединена капельница – а на запястье наколка. Сатанинская...! Три шестерки…! Треклятая наколка!!!
- И такая злость меня взяла, – Лось аж заскрежетал зубами, вновь переживая то давнее чувство. – Я бы даже сказал, что это была не просто злость: бешенство! Все мое бездарное существование я почему-то связал с этой дурацкой наколкой. Сколько моих родименьких лет из-за нее пролетело мимо, как дым сквозь трубу. Может быть, это был какой-то посленаркотический синдром, не знаю, но я схватил ножницы – сестра, видимо, не успела забрать – и в неистовстве, сорвал капельницу, собрал дрожащей рукой между лезвий ножниц наколку и отхватил кусок кожи с ней. Если бы наколка была на пальце, я и палец с остервенением отчекрыжил бы, настолько я был свирепо настроен. Боли почти не чувствовал. Уже сжился с ней. А вот злость, внезапно куда-то запропала.
Тут прибежали сестры, врачи, – думали у меня «крыша поехала». Привязывают меня, а я улыбаюсь. Михалыч, ты представляешь, какой у меня был видок? – Лось с удовольствием расхохотался, припомнив, какими глазами врачи смотрели на чокнутого наркомана, – суицид, придурок, начал с руки: с нее кровь бежит, сорванная капельница валяется, а он улыбается. Кольнули успокоительное. Уснул.
Андрей помолчал немного и продолжал:
- Утром проснулся рано, в палате еще все спали. Посмотрел в окно, а там, на дереве синичка чистит клювик о ветку, купается в первых лучах утреннего солнышка. Зеленую листву – никогда не видел такого насыщенного изумрудного цвета – слегка волнует ветерок. А за деревом бездонное синее-синее небо. И такая радость на душе, аж слезы выступили на глазах. Никогда я не обращал внимания на такие пустяковины, а оказалось, что это совсем не пустяки. Это же сама, ее величество, жизнь. И так пронизывающе до слез и жадно захотелось жить, понимаешь? – нормально, по-человечески жить, как все люди. Так захотелось к ним.
В палату вошла Кузьминична, санитарка, старенькая такая, бабка, и ведро с собою тащит. Почти полное. Я говорю: «Кузьминична, тяжело, ведь. Ты бы поменьше таскала». А она мне: «Эх, сынок – она всех нас называла сынками – спасибо хоть ты посочувствовал, уже недолго осталось, ухожу». А мне так приятно легло на сердце слово «сынок». Вспомнилась мама. А я, козлина вонючий, ни разу раньше даже не вспоминал о ней; так под ложечкой тоскливо засосало, но это была уже добрая, приятная грусть. Мне так остро захотелось, наконец, ее увидеть, обнять. Соскучился.
Все эти мысли и чувства были такими непривычными для меня. И птичку, и солнышко, и синее небо, и Кузьминичну с ее ведром, – я, ведь, раньше ничего этого не замечал, все было «по барабану», а тут…. Я начал ощущать жизнь вокруг себя. Я начал чувствовать ее. А тут подвернулась какая-то книжка. Автора не знаю – оттуда, «из-за бугра». Лежала на тумбочке у соседа. Я никогда не любил читать, а тут начал просматривать, и зачитался. Там про какого-то молодого морячка, который потом стал писателем. Ну, еще «любовь – морковь» и все такое. Но меня «приколола» его сила воли, настойчивость, граничащая с упрямством: за короткое время он преодолел свою абсолютную безграмотность и стал толковым, грамотным и модным писателем. Достиг богатства, положения в обществе, славы, ну и все такое. За три года он сумел выбраться из своего круга работяг, и подняться по социальной лестнице на два уровня выше. Правда, потом, придурок, утопился. Она, эта книжка, напомнила мне, что я, в принципе, такой же, как этот мореман, – я мужик, и смог бы тоже достичь кое-чего в жизни, если бы не наркота. Поэтому очень хочу соскочить с иглы. Но я тоже сильный – значит смогу. Сейчас мне легче, я уже не такой, я очнулся. Теперь я буду как тот морячек – Мартин. Не хочу назад.
- Молодец! – Не сдержался Глеб Михалыч.
- Ты понимаешь, Михалыч – я очнулся! Я тоже поставлю перед собой цель, и буду ее настойчиво добивать. Я разбомбил ту скорлупу, в которой так долго обретался! Все эти изменения я связал с тем кусочком паршивой шкуры с наколкой, который сам лихо отхватил ножнями. А жизнь-то, жизнь, оказывается такая прекрасная! Дышишь полной грудью. Батюшки! – эти перепады эмоций, так прекрасно, когда тебя что-то беспокоит, ты о ком-то или о чем-то заботишься, любишь, волнуешься. Господи! Какое это, оказывается, счастье.
- Ну вот! – порадовался за него Михалыч, – наконец ты сам проснулся. Теперь можно было бы начать все заново. Только цель себе поставь нужную, правильную. А книжку эту я читал. Называется: «Мартин Иден» Джека Лондона. Впечатляющая сила воли у героя романа. Только цель для себя он поставил никчемную, поэтому, когда достиг ее, увидел насколько ошибался и пришел в отчаяние, а истинную цель не смог, или не захотел искать – потому и утопился. Без Бога это частенько бывает. Христос сказал: «Я есть путь, истина и жизнь». А Мартин не отыскал этого пути, хотя знал о нем. Дорог в жизни много, а истина одна и путь к ней один. Туда стремиться надо. К истине и жизни.
- Я, Михалыч, – удивился Лось, – подумал еще, писатель как-то чудно сочинил: человек имеет все, о чем только можно мечтать, а он: бульк, и «концы в воду».
- Вот автор и хотел сказать читателю, – продолжал Михалыч, – что у человека должна быть настоящая цель в жизни. Ведь истинная жизнь – это жизнь духа, а не плоти. Нет цели в жизни – по существу, нет и жизни. Жизнь слизняка. Скота. Только утробу набить. Андрюха, не подумай, что я давлю на тебя, но вот сам посмотри. Ты один, друзей нет. Те, бывшие кореша – не друзья, они тебе личные враги, да ты и сам это знаешь. Жены тоже нет. Впрочем, если бы они и были: друзья могут предать тебя, – человек ненадежная тварь, ты в этом не раз убеждался: жена при случае уйдет к другому – только оступись. Что поделаешь: «Брак – это такие семейные отношения, где один всегда прав, а второй муж».
Увы – это наша тусклая повседневность. Я уже говорил: без Бога – ты один, и, в сущности – беспризорник. Поле-то отрицательное. Нет помощи. Только когда человек с Богом, все становится на свои места. К Нему надо, нужна личная встреча со Христом. И тогда, сплотившись с Ним, где бы ты ни был: в тайге или пустыне, на дне моря или на луне – никогда не будешь один. Бог будет с тобой. Христос Сам сказал: – «Разве не знаете, что вы храм Божий и дух Божий живет в вас»? Ты будешь иметь Друга надежного, и уже никогда не захочешь с Ним разлучаться.
- Знаешь, Михалыч, я на своем веку столько наломал дров. Я уже думал о том, о чем ты толкуешь. Уж по-всякому: и так, и этак. Только сможет ли Бог простить меня такого? Сомнения берут. Я думаю, мне уже туда дороги нет. Не заслужил. А вины столько, что…, как говорится, вагон и тележка. Меня достала уже моя прошлая окаянная жизнь. Хотелось бы попробовать, но….
Продолжение следует