Странное это детство – сиротское. Детство лишенное беззаботной улыбки и простой непосредственности, детство с усталостью, подчас недетской тяжестью в глазах и огромным жизненным опытом за плечами. Сиротская жизнь она беспощадная, в ней дети стареют, не успев повзрослеть, черствеют сердцами, слишком рано потеряв веру в любовь, умирают, так и не начав жить. Вот и в нашей семье поселился такой не ко времени постаревший ребенок.
Поведение Марины часто нас шокировало, обескураживало, раздражало, ужасало, ставило в тупик и вводило в отчаяние. Невозможно было постоянно противостоять той форме общения, которую девочка изо дня в день навязывала. Временами мной охватывал страх, что мы все неминуемо скатимся и навсегда увязнем в этих отношениях, построенных на боли, унижении и провокациях. И хотя разумом я понимала, почему Марина ведет себя именно так, а не иначе, у меня иногда не хватало внутренних ресурсов, чтобы постоянно сопротивляться побуждениям с ее стороны. И после каждого срыва меня вновь и вновь охватывала паника: «неужели это навсегда?»
Все раннее детство Марина была лишена физического контакта с близким взрослым и полноценного социального взаимодействия, самых важнейших потребностей, необходимых для правильного развития. Игнорирование этих потребностей и их недостаточное удовлетворение привело к сенсорной недостаточности, депривации, неврологическим нарушениям, задержке психофизического развития, а так же к серьезному расстройству привязанности и посттравматическому стрессу. Все это в комплексе повлекло за собой формирование особых неврологических, физических и поведенческих качеств и особых навыков в построении межличностных отношений. Жестокое обращение, через которое девочка прошла в раннем детстве, повлекло за собой особое восприятие мира и моделирование отношений, в которых отражались все ее ранние негативные переживания.
Марина, как и все дети, имеющие в младенчестве опыт жестокого обращения, даже после обретения любящей семьи, готовой ее защищать и заботиться о ней, внутренне была убеждена, что взрослым доверять нельзя, потому что они обязательно сделают больно. Девочке были неведомы такие чувства, как принятие, любовь, безопасность, стабильность и душевное тепло, все незнакомое вызывало у нее тревогу, поэтому она упорно пыталась выстроить привычное для нее взаимодействие с новыми родителями.
Через неделю после прихода Марины в нашу семью двое младших детей разом заболели. Оба были с высокой температурой и требовали лечения и внимания, которыми девочка не желала делиться. Как-то раз днем я дала малышам лекарство и уложила их спать. Тут же Марина начала капризничать, раз за разом все сильнее накручивая себя и доводя до истерики. Мои бесконечные попытки успокоить девочку не помогали, напротив, было видно, как она, исподтишка наблюдая за моей реакцией, «заводит» себя все сильнее и сильнее. И вот она, наконец, довела себя до неконтролируемой истерики, которое сама остановить не в состоянии. Неужели это еще один «припадок» часа на три? Сделав еще несколько бесплодных попыток успокоить Марину, я не выдержала, отнесла ее в ванну и обдала холодным душем. В тот момент я чувствовала себя извергом, считая, что издеваюсь над беззащитным ребенком! Разве могла я себе это простить?
Холодный душ оказал свое отвлекающее действие, и Марина быстро успокоилась, вот только… Я увидела, что эта процедура доставила ей немыслимое удовольствие. Под струями холодной воды она быстро обмякла и расплылась в блаженной улыбке.
- Ну что, понравилось купаться? – спросила я, растирая ее полотенцем: «Теперь наверняка заболеет. Что я буду делать с тремя болеющими детьми?»
- Даааа! – она подставила мне свое сияющее лицо. Я даже опешила. Марина была явно довольна, но уж точно не тем, что я так резко прекратила ее истерику. Чем же? Тем, что она получила долгожданный контакт? Возможно, девочка неспроста избегала прикосновений, она жаждала их, просто не позволяла себе расслабиться и насладиться лаской? Именно поэтому она искала привычные способы, чтобы получить желаемое? Я себя чувствовала очень и очень скверно. Неужели я не способна насытить маленькую девочку простым материнским теплом?
Подобный случай грубого контакта был не единичный. Марина, быстро раскусила мои слабые места. Она знала, что меня раздражает или расстраивает, а значит из раза в раз могла испытывать мои нервы разными способами.
Одна из ситуаций, которая меня раздражала, было «свинство» за трапезой. Марина постоянно задирала ноги на стол или стул, роняла вилку, пачкала все вокруг едой. Причем если в самые первые дни она умудрялась быстро съедать свою порцию каши (супа), а потом еще доесть и за братом, то позже она поняла, что соревноваться в количестве съеденного не с кем. И начались длительные трапезы по три часа. За это время она совершенно выводила меня из состояния равновесия. Но на попытку прекратить затянувшийся завтрак или обед всегда следовало:
- Я буду кушать! Я БУДУ кушать! ААААааааа! Я хочу кушааааать! Я голоднаяяяя!!!
- Так кушай! Садись ровненько и кушай!
Марина начинала гонять макаронину по тарелке, выбрасывать ее на стол, потом ловить по столу, руками возвращать на тарелку, ронять вилку, переворачивать тарелку, рассыпая всю еду и вымазая все вокруг.
- Все! Хватит! Хочешь есть – ешь! Не хочешь – выйди из-за стола!
- Я буду есть! Я БУДУ есть!!! – упрямо твердила девочка. Она снова брала несуразно вилку и продолжала мучать несчастную макаронину. Безрезультатно. Это продолжалось уже более двух часов.
- Хочешь, я покормлю тебя с ложечки?
- НЕЕТ!!! Я сама! Я САМА!
- Ну, мы просто поиграем, как будто ты лялечка, давай?
- Давай…
Начинала кормить. Девочка закрыла рот и тиснула зубы.
- Открой рот, - Марина, не разжимая губ, вертела головой, стараясь увернуться. – Открой рот!
После продолжительного упрямства девочка, наконец, приоткрыла рот, но тут же выплюнула обратно на тарелку полученную из моих рук порцию макарон с сосиской.
- Ты что делаешь? Жуй и глотай! – вслед еде на тарелку спустились слюни…
- Вставай из-за стола. Так себя не ведут во время еды!
- Я буду есть! Я БУДУ есть!!! – запричитала Мрина со слезами.
- Тогда ешь сама, я не хочу на это смотреть.
Таким нехитрым способом девочка умудрялась подолгу держать меня в раздраженном состоянии подле себя, чтобы я не смогла отойти. Зачем ей это нужно, мне было сложно понять. Но мою материнскую заботу она продолжала раз за разом отвергать или игнорировать. Что еще можно сделать в сложившейся ситуации? Например, оставить ее одну, без зрителей, возможно дело пойдет быстрее. Через 15 минут заглянула на кухню:
- Ну что, поела?
- Нет…, - Марина сидела, задрав ноги. На тарелке не убавилось ни одной крошки.
- Марина, вставай из-за стола.
- Я буду есть! Я БУДУ есть!!!
- Тогда сядь ровно, ноги убери под стол. – Марина выполнила последнее указание и улеглась лицом прямо в тарелку.
Еще через час я не выдержала. Мы итак остались без прогулки из-за ее упрямства. Сколько еще она собиралась испытывать мое терпение? Раздраженная я подошла к развалившейся на столе Марине:
- Я тебе сейчас сама в рот эти макароны запихаю, ты этого добиваешься?
- Дааааа, - я была уверена, что она дразнит меня, поэтому схватила за щеки и начала по одной отправлять макароны ей в рот. И что же? Марина расплылась в блаженной улыбке! Она снова обмякла, глаза просто засветились изнутри. ААААА!!! Полное безумие!!! Я сама себя ненавидела в этот момент! Я же унижала ее! Я унижала ребенка, который зависел от меня. А она получала от этого удовольствие? Что со мной не так? Или это с ней что-то не так? Или со всеми нами? Неужели я неспособна найти контакт со своей дочкой другим путем?
В другой раз как-то Марина сказала мне:
- Мама, а у тебя красивые дети!
- Да, - ответила я, - у нас с папой красивые дети, мама с папой красивые, и все дети похожи на нас.
- Нет, - возразила Марина, - у тебя сынок красивый и я, твоя кучеряшечка. А малышка страшненькая!
- Как же она может быть страшненькой, если вы похожи как две капли воды?!
- Нееее, - Марина брезгливо скривила личико, - Она же совсем лысая и без зубиков!
Я поняла, что с ее патологической нелюбовью к себе она все же гордилась тем, за что ее обычно хвалили, чем восхищались, а она воспринимала это как основное свое достоинство – кучеряшечки. Это была не та гордость, которая дарила уверенность и чувство собственного достоинства, это было такое самомнение, которое превозносило ее над другими, особенно над «лысыми» младенцами.
Позже за ужином я кормила малышку, сидя напротив Марины. Видно было, что ее гложет зависть. Хоть она и не знала, как реагировать на нежность и ласку, тем не менее, для нее было нестерпимо видеть, как это легко и естественно получается у младшей сестры.
- Мама, я тоже так хочу…
- Как так?
- Ну, чтобы ты меня кормила вот так,.. на ручках носила, когда я плачу,.. и спать укладывала, к груди прижимала,.. целовала…
- А как ты думаешь, почему я так делаю?
- Потому что она маленькая.
- А можно я тебя тоже буду так прижимать к груди и целовать?
- Нет, Я же не маленькая!
- А ты этого хочешь?
- Хочуууу! – уже расстраивалась Марина.
- Тогда давай с тобой поиграем, ты будешь малышкой, а я - твоей мамой.
- НЕЕЕТ! Так нельзя! Я уже большая! – она начала противно кривляться и корчиться.
- Я так делаю, Марина, потому что люблю дочку. Тебя я тоже люблю, поэтому тебя тоже хочу обнимать, целовать и прижимать к груди.
- Нет. Так только с малышами можно!!!
- Ну да, конечно! Ты же большая и у тебя есть кучеряшечки. А малышки все лысые и беззубые.
- Даааааа, - хныкала Марина, - А Я хочу быть МАААЛЕНЬКОООЙ!!!
- Так может тебе побриться налысо, будешь вылитая малышка! – съязвила я, раздражаясь ее логикой.
- Хочу! – Вмиг успокоилась Марина - Я согласна! – Ее мечтательное лицо сияло неподдельной радостью. Нашелся путь к ее мечте!
Интересно, кто же это внушил Марине, что нежности и ласка доступны только в младенчестве? Очень удобная позиция для персонала, кстати. Или это на уровне подсознания было? Тепло и уютно у маминой груди, она - малышка. Однако ей очень быстро пришлось повзрослеть, и очень рано не стало ни укачиваний, ни ручек, а вскоре и мамы. Она стала «большой», и назад дороги не было… Или это было проявление крайне низкой самооценки, патологической нелюбви к себе, отождествление себя с «отбросом общества»? Непроизвольно в памяти всплывал случай в детском доме, когда Марина случайную опустившуюся женщину (пьяную бомжиху) приняла за свою кровную мать. Последнему предположению были и другие подтверждения.
Привычка, на которую я обратила внимание еще в детском доме, тащить в рот всякую гадость поначалу расцвела буйным цветом. Элементарно возможностей стало больше. Марина залезала в мусорное ведро, доставала все подряд, облизывала, пробовала на вкус. Малышкины подгузники она раскрывала, нюхала, трогала. Видимо, наверстывала то, чего не дополучила в раннем детстве, познание мира через осязание, обоняние и вкус. Но это опять было как-то чрезмерно.
Еще более тревожно становилось, когда на улице Марина начинала «шерстить» урны, облизывать обертки из-под мороженого, отковыривать жвачки и засовывать их в рот, обсасывать все обломки игрушек, бычки и прочий мусор.
- Марина, если ты будешь есть отбросы из мусорных баков, то у тебя в животике заведутся червячки, и он будет сильно болеть.
- Ура!!! У меня в животике будут свои червячки!
- У тебя будет сильно болеть живот!
- Ну и что! Пусть болит!
- Они же будут кушать тебя изнутри!!! Они такие склизкие и противные.
- У меня буду свои червячкииии!!!! – и вновь на ее лице светилась мечтательная счастливая улыбка. Вот и пойми ее.
Дома было легче, дети были более-менее у меня на глазах. А на улице они бегали вместе с другими детьми, и сложно было уследить, когда Марина отставала от детворы и начинала проводить очередную инспекцию мусорных баков.
Поэтому искоренение этой привычки началось дома, где было больше возможностей вовремя отреагировать. Во-первых, все, что упало с тарелки на пол, я требовала выбрасывать в ведро. Вместо этого Марина залезала под стол, якобы достать уроненное, и втихаря это съедала. Приходилось чуть ли не за руку вытаскивать ее оттуда и вести к мусорному ведру.
Однако девочка была не так проста. Она каждый раз пыталась обвести меня вокруг пальца, защищая свою «добычу». Подходила к ведру, открывала дверку и тут же запихивала упавший кусок в рот, могла даже выбросить с комментариями:
- Мама, а я выбрасываю в ведерко. Мама, я не кушаю, - я поворачивала голову и действительно видела, что она разжала кулачок, и кусочек летит в ведро. Но стоило мне расслабиться, как она в мгновение ока вылавливала из ведра свою «добычу» и отправляла в рот.
Испытали и метод «пряника»: если Марина действительно выбрасывала то, что упало на пол, то взамен получала тоже самое в двойном размере. Однажды выпала у нее изо рта конфета, сердце девочки не пожелало расстаться со сладостью, и она, запихнув ее обратно, сама шлепнулась на пол и покатилась. После конфискации злополучной конфеты, Марина получила две новые и сделала соответствующие выводы: если хочется больше сладостей, чем дает мама, то надо «уронить» и выбросить то, что есть, тогда мама выдаст вдвое больше. Пришлось и эту хитрость купировать. В один прекрасный день метод пряника закончил свое действие, и я перестала компенсировать «утраченное». Хочешь сладость – береги то, что есть. Как ни странно, подействовало. В принципе, с инспекцией мусорных ведер, баков и урн мы справились довольно быстро.
Однако проблема крайне низкой самооценки оставалась остроактуальной. Требовалось много времени, терпения, любви и непрерывной заботы, чтобы Марина поверила, что достойна принятия, ласки и нежности, что внимания и контакта можно добиваться не только через унижение и боль. Ну и, конечно же, помочь ей сформировать правильный образ матери, женщины, девочки, достойных уважения, почитания и искренней любви. Такая нелегкая задача теперь стояла передо мной.
Как же этого достичь? Как найти с Мариной контакт, не прибегая к насилию, боли и унижению? Для начала мне помогли игры, лишенные нежности, но которые позволяли прикасаться к девочке без грубости. К примеру, игра в гусей. Мои руки гонялись за ней, и весьма чувствительно щипали. Девочка вырывалась, визжала от удовольствия, изворачиваясь от «клювов» «гусей», и снова подставляла свои бока для нападения. Физический контакт был установлен, хоть и не такой, какой хотелось мне, зато не тот, который постоянно провоцировала Марина. Кто знает, возможно, через время «гуси» перестанут щипаться и смогут спокойно почесать свои шейки о волосы Марины?..