Её ждал очередной сюрприз! Игроков-то она нашла, но играли они далеко не в нарды. Кузнец и завхоз увлечённо сражались в шахматы! Коробка оказалась шикарной шахматной доской, размеченной на клеточки внутри, а не снаружи. Клетки, инкрустированные разными породами дерева, были изящно отделены друг от друга жёлтыми металлическими полосками. Шахматные фигуры были деревянные, ручной работы. Настоящие скульптуры, не сразу и сообразишь, кто какую фигуру изображает. Игроки задумчиво двигали статуэтки по полю, изредка взрываясь сериями быстрых обменов ходами, и вновь замирали в раздумьях. Играли они хорошо, заметила она, остановившись недалеко от стола. Профессионализм отличается сразу, чего уж там. Михалыч застонал и схватился за голову. Олег Петрович, торжественно втыкая солидную статуэтку в тылах противника, назидательно заметил, что раньше надо было думать, тремя ходами раньше, а теперь вам, дорогой товарищ, шах... Михалыч некоторое время переводил взгляд с одной фигуры на другую и грустно уточнил:
– И мат...
– Через три хода, – кивнул кузнец.
Она зажала подмышкой свёрток и похлопала в ладоши.
– И ты, Брут! – грустно заметил Михалыч, взглянув на неё через плечо.
Она лишь развела руками, успев подхватить навострившийся было упасть на земляной пол свёрток.
– Уже закончила? – поинтересовался всё ещё грустным голосом завхоз.
Она торжественно развернула свёрток и встряхнула. Кузнец озадаченно осмотрел предъявленную гимнастёрку и спросил:
– И что она закончила-то?
Михалыч глянул на него и торжественно ответил:
– Всё! Ты не поверишь, Олег Петрович, всё! Она перекроила и перешила абсолютно всё!
Кузнец недоверчиво покачал головой. Она сунула Михалычу гимнастёрку и развернула перед лицом кузнеца свёрточек со швейным мусором.
– Что, съел? – повеселел Михалыч. – Я тебе говорю, всё она перешила! Принесла тряпку, шитую белыми нитками, и все швы на машинке проложила по намётке!
Кузнец развёл руками:
– Ну вы, блин, даёте!
Она, завернув обратно газетку, принялась вновь сворачивать «свежеиспечённую» форму. Михалыч, складывая шахматные фигуры в выложенные бархатом гнёзда по краям доски, проворчал:
– Ты не шибко радуйся, Олег Петрович. Всё равно я тебя уделаю, гроссмейстер!
– Всегда пожалуйста, – церемонно наклонил голову кузнец, укладывая свои фигуры в соответствующие им гнёзда.
Сложив гимнастёрку, она вспомнила про нитки и вытащила из бокового кармана коробку со швейным набором, протянула Михалычу, но тот только отмахнулся:
– Оставь себе, Даша, пригодится ещё! Штопать будешь, или ещё чего шить.
Она благодарно улыбнулась и сунула набор обратно. Проходя по двору, она заметила светящееся в закутке Особиста окно и решила сделать ещё одно дело именно сегодня. Раскланявшись с игроками, прискакала домой, развесила гимнастёрку, мимолётно посетовав на отсутствие утюга, быстро сменила поясной ремень на выданную Михалычем «сбрую». Подогнала ремни, осмотрелась.
…Самая натуральная лошадь, грустно подумала она, обозная, или беговая.
…Обозно-беговая, подсказала ехидная мысль.
…Ну тогда я побежала, решила она и направилась к Особисту.
Сказать, что Особист был потрясён, значит ничего не сказать. Открыв на её осторожный стук дверь, он несколько минут неотрывно смотрел на неё, переводя взгляд с одного ремня на другой. Она терпеливо ждала, остро ощущая вопиющую нелепость своего вида. Ничего, утешала она себя, так и задумывалось, верно? Наконец, Особист пришёл в себя и буркнул, мол, чем обязан? Она подёргала портупеи, развела руками и изобразила всеми способами вопрос. Особист осмотрел её с ног до головы, словно увидел только сейчас, и отступил назад. Она проскользнула в приёмную. Там он ещё раз оглядел её и уточнил:
– Форма одежды?
Она кивнула, чувствуя себя обезьянкой из басни Крылова «Мартышка и очки». Часть вторая, «Мартышка и ремни», ага. Вопреки ожиданиям, Особист не скрылся в закромах, а просто принялся обходить комнатушку по периметру, осматривая развешенные повсюду плакаты. Плакаты призывали бдить и молчать, разоблачать и не болтать, крепить и повышать. Перебирая плакаты, как оказалось, висящие многими слоями, Особист вытянул один, осмотрел и старательно сдёрнул его с гвоздика. Изучив наклеенный на толстый картон плакат более тщательно, протянул его девочке.
Она удивлённо распахнула глаза. Там было всё и там были все. Ровными рядами по стойке смирно стояли попеременно мужские и женские фигуры в летней, зимней, парадной, полевой, выходной и ещё Бог весть в какой форме. Стояли красноармейцы, моряки, лётчики, командиры, политработники, милиционеры, чекисты, пожарные, связисты, почтальоны, железнодорожники, и ещё много, много кого там поставили по стойке смирно. У неё разбежались глаза, она растерянно переводила взгляд с фигуры на фигуру.
Особист уловил её растерянность, отобрал плакат, разложил на столе и начал тыкать пальцем, сварливо комментируя рисунки. Даже не пытаясь запомнить, она выдернула из кармашка остро заточенный карандаш и быстро начала расставлять пометки вслед за указующим перстом. Закончив с пояснениями, Особист вернул ей плакат и хмуро спросил:
– Что-то ещё?
Она изобразила в воздухе автограф.
– Никаких расписок не нужно! – отмахнулся Особист. – Забирай так, это наглядная агитация, оставь у себя.
Она радостно подпрыгнула, кивнула и исчезла, не забыв на всякий случай прищёлкнуть каблуками. В коридоре на шум её шагов выглянул дежурный. Она громко пискнула и прикрылась плакатом, сделав крайне обиженный вид. Дежурный ойкнул и скрылся в дежурке. Она гордо пошла дальше, помахивая трофейным плакатом. Настроение было превосходнейшее. Попасться острым на язык пожарным, великолепно разбирающимся в тонкостях военной формы, ей ничуточки не хотелось. Вот приведёт портупеи в соответствие, тогда пожалуйста, желающие полюбоваться могут выстраиваться в очередь!
Вернувшись в Пентхаус, она, недолго думая, прикнопила плакат на внутреннюю сторону двери. Сбросив на стол неправильную сбрую, сбегала на кухню за традиционным чаем, уселась на топчане, внимательно изучая закрытую дверь. Действительно, знающего человека смесь всех портупей и перевязей на одном человеке запросто могла вогнать в ступор. Развесив сбрую на гвоздиках, она принялась отстёгивать лишние ремни, поглядывая на плакат. Как там её обозвал намедни Командир? Старший телеграфист, он же командир отделения? Изучив картинки, решила, что выбранный вариант подойдёт. Кобура, разумеется, осталась на поясе. Она задумчиво потеребила свой ремень.
…А не обзавестись ли второй кобурой, чтобы не передёргивать её туда-сюда?
…Аха, аха, поддакнула умная мысль, и ещё по одной кобуре на фуфайку, на банный халатик и на трусики.
…Угу, согласилась она, только на трусики нужно облегчённую кобуру скрытного ношения. Или «скрытого»? И вообще, брысь под лавку, не порть настроение!
Получив мысленный пинок, несвоевременная мысль растаяла, но идея о второй кобуре осталась витать в воздухе. Утро вечера мудренее, решила она и отправилась спать.
Как назло, снова появились бандиты. Теперь они не гонялись за ней, видимо, уже знали, что она просто-напросто пристрелит их, но присутствие злобного взгляда в спину ощущалось крайне остро. Она стояла во дворе того самого дома на Северном переулке, рядом играли Подружка и Даша, настоящая Даша, чьим именем она теперь пользовалась. Сидя на корточках, они играли, склонившись над землёй голова к голове, а она всё никак не могла заглянуть через их спины и понять, что же там делается такое интересное. Она обижалась, просила показать, сердилась, снова просила. Она бегала вокруг девочек, пытаясь заглянуть с другой стороны, но почему-то всё равно оказывалась за их спинами. Девочки смеялись как обычно, легко и беззлобно, она прыгала и заглядывала сверху. Подружка, как-то неожиданно оказавшись напротив, вдруг подняла голову, посмотрела ей в глаза и сказала:
– Ходи осторожнее!
– Что? – опешила она.
– Осторожнее! – повторила Подружка. – Ходи осторожнее!
Мимо прошёл, зло сверкнув маленькими глазками, пузатый сосед с портфелем подмышкой. Потом появились, наконец, те самые бандиты, чьё присутствие ощущалось всё это время. Она вскочила и сунула руку в карман. Не угадала, захохотали бандиты, пистолета там нет!
Нет, нет, нет!
Нет!.. Нет!.. Нет!..
Она вскинулась, глядя сквозь тающие фигуры бандитов. В дверь стучали, негромко, но настойчиво: тук-тук-тук, тук-тук-тук! Вскочив и накинув на плечи служившую ей тёплым халатом обрезанную снизу шинель, открыла дверь.
Стоявший за дверью дежурный виновато улыбнулся, пожелал доброго утра и протянул какие-то бумаги.
– Через час Горотдел откроется, – сообщил он, покосился на прикнопленный к двери плакат и ушёл.
Она потрясла головой и огляделась. Ходики показывали семь часов. Разоспалась же она, однако! Подкрутив пружину часов, села к столу разбирать полученные бумаги. Отложила письмо в Узел связи с просьбой провести обучение, отложила письмо в Узел связи с просьбой провести обучение. Стоп, стоп, стоп, два письма?
Писем действительно было два. Пришлось читать внимательно. Аха, одно адресовано в цех телеграфа и просит за телеграфиста, второе адресовано в мастерскую телеграфа и просит за электромеханика. Что характерно, и тот и другой «Старшие». Как всё запутано, подумала она и отложила оба прошения в сторону. Третье письмо адресовано в Городской отдел Рабоче-крестьянской милиции, проще говоря, в ГО РКМ, и касалось личного оружия. Однако, подумала она, у Командира мало наганов? Впрочем, вполне возможно, что в Горотделе на Пятилетке 13 ей должны выдать только дающую право бумажку, а железку Командир извлечёт из своего сейфа. Странно, почему браунинг можно просто так выдать, а наган нельзя? Ладно, откладываем в другую сторону.
Дальше шли бумаги, порождённые прошедшими стрельбами, тут и гадать нечего. Давешний протокол, чуть-чуть не дотягивающий до некоего секретного приказа, протокол о выполнении нормативов на такой-сякой разряд и такой-сякой класс, справка о зачёте на безопасное владение оружием. Интересно, когда она этот зачёт ухитрилась сдать? Или этот зачёт был хитроумно спрятан в общем зачёте, и за неё действиями на стрельбище присматривали в четыре глаза? Поди узнай…
Ладно, что там дальше? Справка о прописке, справка о месте работы, справка о присвоении какой-то там категории, справка об образовании с приложением копии аттестата, справка о состоянии здоровья, Смотри-ка, она и в больнице побывать успела и медкомиссию прошла, оказывается! Интересно, когда? Мелькнула мысль, что это могла сделать та, настоящая Даша, и девочке стало грустно.
Она посидела с закрытыми глазами, удерживая в душе слёзы. Вспомнила последний сон, стало чуточку полегче. Надо жить в этом мире, подумала она, значит надо жить дальше. А что там дальше? Характеристика, анкета, заполненная несомненно ею, судя по подписи, хотя почерк был незнакомый. Справка об отсутствии судимости, справка об отсутствии родственников за границей, справка, справка, справка... Да-а-а, тут вам не здесь, потрясённо подумала она, электронный документооборот нервно курит в сторонке! Интересно, какая справка кому предназначается? Впрочем, пускай сами разбираются! Судя по реплике дежурного, через час надо быть в милиции, вот они и начнут выуживать свою часть справок первыми, а пока надо выуживать себя из постели и дремоты. Она потянулась, роняя на одеяло наброшенный на плечи халатик, поёжилась, и принялась собираться.
Холодный душ, тёплый душ, растирание жёстким вафельным полотенцем.
…Воздушная ванна, всплыла мысль, это называется воздушная ванна и выполняться должно на открытом воздухе.
…Аха, щас, подумала она, всю жизнь мечтала показывать стриптиз ранним прохожим на улице Ленина в 1932-м году.
…А двор на что, начала загибать пальцы умная мысль, а площадка на вышке. Вот на вышке самое то, будешь полотенчиком докрасна растираться, да!
…Сгинь, вредоносное создание, приказала она обнаглевшей мысли.
…А я что, я как лучше, пискнула мысль и пропала.
…Понятное дело, что лучше, подумала она, особенно дежурному на вышке.
Вернувшись к себе, ненадолго задумалась, что надевать. Вот она, изнанка одёжного изобилия! Две гимнастёрки, всего две! А какие муки выбора… Решила на первый визит надеть «парадный мундир», а вот на телеграф лучше переодеться и топать в повседневном наряде. Вот и решена проблема выбора, надо просто надеть всё-всё, что есть у неё в наличии в течение одного дня!
Заглянув на «свой телеграф», разложила полученные от дежурного бумаги по двум новеньким папочкам, причём в первой оказались всего два листка с письмами насчёт учёбы, а вот во вторую папку пришлось сложить всё остальное. На выходе из Пожаркома заметила Михалыча. Очень кстати, вспомнила она, насчёт кобуры к трусикам ещё надо подумать, а вот на повседневную форму надо попытаться выпросить-таки кобуру. Догнать завхоза удалось только у склада. Пойманный за руку, он, наконец, заметил её и с ужасом спросил:
– Шо, опять?
Она несколько мгновений всерьёз думала, что Михалыч видел бессмертный мультик про пса и волка. Потом решила, что скорее создатели мультика видели таких, как Михалыч. Затем она задумалась, что имеет в виду завхоз, но ничего лучше своей швейной эпопеи не придумала. На всякий случай замотала головой и обрисовала «на пальцах» проблему. Гимнастёрок у неё две штуки, а кобура только «одна штука». Михалыч почесал кончик носа и осторожно поинтересовался, хочет ли она ещё один комплект ремней. Она подумала и решительно отказалась, попросив только одну кобуру и желательно не новенькую. Михалыч заметно повеселел и через минутку вернулся со слегка потрёпанной и потемневшей, но хорошего качества кожаной кобурой. Чрезвычайно довольная, она заскочила на секундочку к себе, бросила кобуру на стол и помчалась на рандеву в Разрешительный отдел Народного комиссариата, или как его там официально кличут? В бумагах, что ли, посмотреть. А зачем? Дело-то одноразовое.
Для экономии времени она пошла напрямую, дворами, прикинув, как пройти прямиком к РКМ, чтобы потом просто перебежать улицу Пятилетки. В неположенном месте, ага. А что делать, если пешеходных переходов тут отродясь не водилось, а когда появятся – неизвестно? Определилась с маршрутом и пошла. И в первом же дворе оказалась в гуще событий. Из-за ближайшего сарая послышался вопль: «Штандер!», и наперерез ей вылетела стайка девчонок и мальчишек лет тринадцати – её любимый возраст! – и разбежалась веером. Она чуть было не поддалась общему настроению и не разбежалась вместе со всеми. Так, на всякий случай. В последний момент сообразила, что, во-первых, она уже «большая» и убегать от неведомого ей Штандера нет никакой нужды. А во-вторых, у неё и так времени нет на постороннюю беготню!
Вслед разбегающимся сверстникам из-за угла вылетел мяч и метко врезался в спину девчонке с торчащими в стороны симпатичными косичками.
– Уй-я-я-я! – заверещала она, выгибая спину дугой, хотя видно было, что не от боли, а скорее от обиды.– Чего всё я, да я?
Остальные резко остановились, озираясь по сторонам. Ну вот, мысленно вздохнула она, продолжая быстро шагать по тропинке, тут такая интересная игра, оказывается, а ей «за большую» работать приходится! Никакой справедливости! Игра была и впрямь интересная. Девчонки, коих миновал летящий мячик, запрыгали и захлопали в ладоши, выкрикивая что-то радостно-энергичное. Напрыгавшись, сбились в стайку и потянулись обратно, за сарай. Мальчишки, удиравшие быстрее, солидно и молча, поодиночке, пошли следом. Один, правда, приотстал и сбегал за укатившимся в сторону мячиком. Принёс, отряхнул от земли и протянул обиженной девочке на ладони, что-то незаметно шепнув. Та, буркнув непонятное, сцапала ободранный футбольный мяч и поплелась за угол сарая, на ходу пытаясь для порядка закинутой за спину свободной рукой отряхнуть спину цветастого ситцевого платьица длиной чуть ниже колен. Странные порядки, то девчонки в одних трусах преспокойно бегают, то вот в таких длинных платьях. Мальчик в серых штанах и клетчатой рубашке шёл поодаль, как бы сам по себе, но не опережал и не отставал от проигравшей.
Ну, эти штучки мы понимаем, мысленно хмыкнула она. Страсти-мордасти, ага! Кто-то девочке симпатию выражает мячиком в спину. А тут ещё этот мальчик тоже неравнодушен к бедняжке. Сколько же раз ей прилетело сегодня мячиком? На краткий миг во дворе воцарилась тишина. Затем новый крик: «Штандер!» догнал её уже у выхода. Чем кончилось дело, она так и не узнала, но дружный девичий визг расслышать успела. Снова до ужаса захотелось присоединиться к игре! В её родном 21-м веке такой игры не было, и она ни разу про неё не слышала. А ведь как интересно-то играют! Она грустно покачала головой и припустила быстрее.
Подальше от соблазнов!
Прошла по очередному дворику, обогнула очередную линейку сарайчиков, на всякий случай замедляя шаг – а ну как прилетит оттуда «Штандер»? Обошлось. Мячик не вылетел, зато донёсся отчётливый стукоток по дереву. Это ещё что такое, озадаченно подумала она. Кто там стучится в сарайчик? Завернула за угол и остановилась. Метрах в пяти стояла группа пацанов постарше, лет четырнадцати. На какое-то мгновение она снова почувствовала себя тем, кем была на самом деле – маленькой девочкой, хотела уже шмыгнуть обратно, от греха подальше, кто их знает, этих мальчишек на год-другой старше её? Одеты парни одинаково, в строгую, почти чёрную форму с блестящими пуговицами. Вовремя выскочила умная мысль и скомандовала: стоять с суровым видом! Что она и сделала незамедлительно.
Стоявший чуть в сторонке парень оглянулся и спрятал за спину ножик. Так себе ножик, успела оценить она, самоделка с не очень ровным лезвием и простой ручкой, обмотанной чёрной изолентой. Компания дружно оглянулась. Та-а-ак, подумала она, вот теперь поглядим: «кто в доме хозяин – я или кошка?» Компания глядела на неё испуганно и явно решала, разбегаться «прям щас», или подождать? Вот так, удовлетворённо подумала она, я в доме «хозяин»! А кошки сейчас разбегутся!
Впрочем, с чего бы это им бояться-то? Ну, форма на ней военная, ну и что? Никаких грозных шевронов на рукаве у неё не имеется, командирской звезды тем более нет. И вообще, «чё это вы тут делаете, а?» Она присмотрелась, сохраняя неприступный вид. Вроде прояснилось. Парни метали ножик в деревянную стену сарая, что вряд ли приветствовали окрестные жители. Сарай-то деревянный, щепки от него отлетали только так! Впрочем, присмотрелась она, дюймовая доска могла ещё долго выдерживать такое издевательство. В общем, устраивать репрессии не стоило.
Она подмигнула парню с ножиком и показала глазами, мол, давай! Помедлив, тот вытащил из-за спины ножик и пару раз подкинул на ладони, восстанавливая нужный настрой. И понеслось! Ножик пролетал три метра до сарая и втыкался в доску раз за разом. Из хвата за лезвие. Из хвата за рукоятку. И от груди. И от плеча. И из-за головы. И из-за спины. И с разворота.
Когда приёмы начали повторяться, она показала большой палец явно довольному собой парню и поспешила своей дорогой. Потраченных «на ножики» минут ничуть не было жалко. А вот интересно, есть ли соответствующий приказ у Особого Отдела насчёт таких вот снайперов? По идее, наука хитрая, а товарищ вон как ловко метать навострился. Ладно, это потом. Она приостановилась и быстро набросала портрет парня в «разговорнике». Вдруг пригодится? Оглянулась, приписала номер дома и пошла дальше. Свернула за угол, на ходу пряча блокнотик.
В этом дворе место тоже не пропадало даром. Тут тесным кружком сидели на корточках мелкие, лет пяти-шести, девчушки в длинных разноцветных платьицах, подолы которых вольготно лежали на утоптанной земле. Они что-то сосредоточенно делали, почти соприкасаясь взъерошенными макушками в середине круга. Во все стороны торчали вездесущие косички с вплетёнными в них ленточками с мелкими бантиками. Неужели опять загадочный «штандер»? Уже почти миновав двор, услышала за спиной многоголосый радостный визг и, оглянувшись, заметила порскнувших во все стороны девчонок. Во что они играли, осталось непонятным.
Дворы кончились, она выскочила на брусчатку тротуара. Привычно огляделась по сторонам, нет ли машин. Да какие тут машины! Вон, след посреди улицы, вообще кто-то ехал посередине, никаких тебе правил. Когда проехал, вчера или позавчера, Бог его знает. Улица была пуста в обе стороны, хотя где-то далеко слышался слабый звук автомобильного мотора. Где-то ехал грузовик, и на этом автомобильная жизнь заканчивалась. Неподалёку мелькнули знакомые парни. Солидно держа в руках портфели, они всей толпой шли… куда? Если подумать, то аккурат в сторону Ремесленного училища топают! Вот, значит, чья это форма на них. На занятия, значит, торопятся. Она ещё раз огляделась, и перебежала улицу Пятилетки по диагонали, прямо к Горотделу милиции. Из-за высокого дощатого забора бдительно и солидно гавкнули. Она приостановилась, одёрнула гимнастёрку и с озабоченным видом взбежала на высокое крыльцо.
Как обычно, пришлось вытаскивать все свои документы для тщательного изучения уже на входе в здание. Затем на входе в нужный коридор, Затем в окошке нужного кабинета. Окошко было маленькое, голову не просунуть, но и оно было тщательно забрано решёткой в форме восходящего, а может и заходящего солнца, снабжённого лучиками. Решётка оставляла в нижней части окошка совсем крошечное отверстие, куда можно было просунуть только ладонь. Ну, или просунуть туда же фигушку, если ладошка тонкая, вот как у неё. Однако, совать в окошко фигушку она воздержалась.
Вместо фигушки поочерёдно скормила в окошко все свои бумаги, начиная с паспорта… то есть «удостоверения личности», и кончая справками. Утащив все её бумаги, сидевший внутри сурового вида товарищ дверь в кабинет так и не открыл. Пришлось ждать в крошечном предбаннике, где не было даже стула, а только малюсенькая полочка, прибитая к боковой стене на уровне пояса. На таких полочках в этом времени любили ставить телефонные аппараты там, где они были. Или это будет позже? Эх, не сильна она в истории телефонизации родного Города! Но в кино именно на таких вот полочках стояли громоздкие телефоны в ранних советских фильмах. Впрочем, на этой полочке никакого аппарата не было.
Вместо телефона на полочке обнаружилась классическая стеклянная «непроливашка» и школьная ручка с замусоренным бумажными клочками пером. Изрядно потёртая ручка была старательно привязана к полочке тонкой прочной верёвочкой. Вопреки принятому в её время способу крепления за кончик ручки, здешние ревнители казённого имущества привязали верёвочку за узкий хвостовик стального пера, вставленного в ручку. Несколько сантиметров верёвочки возле самой ручки вполне предсказуемо заляпано пятнами неописуемого цвета от смешения фиолетовых, синих и чёрных чернил. Пока за окном яростно шелестели многочисленные бумаги, она смотрела на эти пятна и гадала, не в этом ли черпали вдохновение многочисленные Малевичи?
Через какое-то время её грубо оторвали от созерцания абстракционизма, передав через дырочку в решёточке несколько бланков, и потребовали собственноручных подписей, «где галочка стоит». Пришлось сначала очищать перо кусочком бумаги, с болью в сердце оторванным от «разговорника», затем ставить закорючки поверх галочек, исхитрившись одновременно держать бланки на косо приколоченной полочке, поддерживать повыше испачканную чернилами верёвочку и царапать дрянным пёрышком бумагу. Царапать в буквальном смысле слова. После первого же автографа перо вновь приняло первозданный вид, с торчащими на кончике бумажными ворсинами. Писать что-либо, кроме размашистых иероглифов, таким пером было решительно невозможно!
Тут до неё дошёл подлинный смысл названия «перочинный ножик» и она, отложив все канцтовары, вытащила свой швейцарский «перочинник». Выщелкнула самый маленький ножичек и, примерившись, аккуратно резанула им по краешку замусоренного бумагой стального пера. Как и ожидалось, швейцарская сталь победила упругую сталь пера. Мусор с кончика мигом куда-то улетел вместе со срезанными стальными заусеницами. Ну вот, удовлетворённо подумала она, а то развели тут, понимаешь ли, плюрализм! Ударим эмпириокритицизмом по плюрализму! Во, какие слова она знает, не то что некоторые!
После перочинных дел процесс раздачи автографов пошёл веселее. Потом снова пришлось ждать, скормив в окошко подписанные бланки, как ассигнации в купюроприёмник банкомата. Сначала суёшь краешек, затем оно упирается во что-то, затем мгновенно исчезает где-то внутри. Ага, именно так и происходило сейчас с бланками в окошечке, как и в банкомате!
Настроение резко улучшилось, какое-то время она развлекала себя воспоминаниями о забавных случаях с банкоматами, как собственными, так и подсмотренными в роликах из интернета. Хотя и не полагалось ей иметь банковскую карту по молодости лет, папа сделал ей отдельную карту с лимитом дневной выдачи, чтобы не маяться с раздачей карманных денег на мелкие дочкины расходы. Так что с банкоматами она первое время намучилась изрядно. Потом привыкла, конечно, на зависть подругам, которые карт не имели…
В окошке снова показалась физиономия и подозрительно оглядела довольную, как три поросёнка, девочку. Буркнув то-то крайне недовольно, физиономия потребовала документы. Привычно протянув серые корочки удостоверения личности, девочка терпеливо дождалась окончания идентификации себя, любимой.
…Неповторимой и уникальной личности, уточнила ехидная мысль, воодушевлённая плюрализмом.
…А ещё творческой и высокодуховной личности, поддакнула ещё одна не очень умная мысль.
…Кыш отсюда, мысленно отмахнулась она, и так погрязла во всей этой волоките, только демагогии 21-го века мне не хватало!
Суровая физиономия долго что-то проверяла и сверяла, затем пропихнула наружу нечто массивное в промасленной бумаге, с одного края надорванной. Из-под прорехи проглядывал выбитый на воронёном металле номер. Она озадачено приподняла тяжёлый свёрток двумя пальцами. Физиономия в окошке буркнула, что никто не обязан чистить чужое оружие, тем более ещё не выданное.
Оружие? Она только сейчас поняла, что ей выдали самый настоящий наган! И не просто наган, а наган, щедро обмазанный густой и довольно вонючей смазкой! Девочка растерянно глядела то на промасленный свёрток, то на физиономию в окошке, не зная, что делать дальше. Брать ЭТО в руки не хотелось категорически! Внимательно оглядев её шикарный наряд, физиономия слегка смягчилась, буркнула что-то ещё, и в окошке появились серая тряпица и пожелание «побыстрее там»…
С величайшей осторожностью она развернула бумагу, попутно протирая освобождённые части оружия от толстого слоя густой и вонючей смазки. Затем обтёрла полностью, не поленившись покрутить барабан, откинуть дверцу и протереть все видимые поверхности. Оглядев наган, она осталась жутко недовольна и быстро сделала неполную разборку, благополучно избежав проблем с выскочившей из оси барабана большой и скользкой пружиной. Заметив, как она тщательно чистит барабан, ось и шомпол, а затем быстро и грамотно собирает тускло сверкающий чистый наган, бдительно следившая из окошка физиономия прониклась уважением и больше не бурчала.
…Знай наших, возгордилась она, тщательно протирая краешком тряпицы изляпанные солидолом пальцы. Это же моя первая в жизни разборка и сборка нагана!
…Особисту скажи спасибо за справочник, сварливо напомнила педантично настроенная мысль, если бы не он!
…Спасибо Особисту, не стала спорить она, только не за справочник, а за «Наставление по стрелковому делу», вот!
Про часовщика не забыть бы, теперь машинного масла без запаха надо раздобыть побольше, на браунинг и на наган! Ой, и на хино тоже! Ой, сколько у неё всякого оружия-то скопилось совершенно незаметно! И по большей части вообще безо всякой волокиты, кстати говоря!
Зато эпопея с наганом чего стоит…
Вернув свёрнутую тряпку обратно в окошко и спрятав наган в новенькую кобуру, она вопросительно глянула на физиономию. Та проследила, чтобы клапан кобуры был застёгнут, после чего в окошке один за другим выстроились рядами латунные цилиндрики патронов. Всего их оказалось двадцать один. Она потянулась к кобуре, но суровый голос предостерёг от заряжания оружия до выхода из здания. Она осмотрелась и вытащила из проволочной корзины половинку порванного бланка, старательно перечёркнутого крест-накрест фиолетовыми чернилами Привычно свернула фунтик и ссыпала в него боеприпасы. Пожалуй, полфунта будет, прикинула она, взвесив добычу на ладони. Сообразив, что привычно – привычно, чего уж там! – измеряет вес в фунтах, покачала головой. Вот ещё одно щупальце окружающий мир протянул в её сознание! Ещё раз качнув свёрток в руке, решила, что не ошиблась, ей выдали немногим более двухсот граммов патронов. Пожалуй, почти дести пятьдесят граммов будет.
…И ещё наган весит семьсот семьдесят граммов, вылезла из глубины сознания умная мысль, листая «Наставление по стрелковому делу».
…Итого мы имеем килограмм железа, ужаснулась она.
…Побольше, скромно уточнила умная мысль, самую малость побольше килограмма.
Из окошка показалась стопка бумаг. Она снова ужаснулась – что, и это всё подписывать? – но потом сообразила, что это часть её собственных невостребованных справок. Справки отправились в папочку, а выданное напоследок удостоверение, внимательно изучив, она убрала в карман, разрешение на ношение оружия лучше держать поближе. Взглядом выяснив, не будет ли ещё чего, покинула Разрешительный отдел, подтвердив на выходе всеми наличными документами, что это всё ещё она, повторила подтверждение своей личности на выходе из коридора, но при выходе из здания, привычно протягивая документы, услышала от дежурного, что вон там кабинет для заряжания личного оружия.
Она благодарно отсалютовала дежурному фунтиком с патронами и свернула в нужную сторону. «Кабинет для заряжания» оказался крошечной кабинкой, не больше телефонной будки, с крошечной, но удобной полочкой и тусклой лампочкой под потолком. Полочка имела аккуратные бортики. Она без затей высыпала на полочку содержимое фунтика и заполнила барабан семью скользкими патронами. Щедро выданная пара запасных комплектов патронов уместились в два ряда в соответствующем кармашке кобуры. Прокрутив барабан, спрятала наган в кобуру и вздохнула с некоторым облегчением. Обнаружив под полочкой проволочную корзинку, завершила посещение кабинки метким броском смятого в шарик фунтика точнёхонько в мусорку и выбралась наружу.
После этого дежурный, бдительно следя, чтобы вооруженная до зубов девочка не прорвалась обратно, проверил документы и выпустил её, наконец, совсем наружу. Она с огромным облегчением вдохнула пахнувший сосновой смолой воздух и единым для всего мира жестом спросила время у ближайшего прохожего. Тот не стал скрывать эту информацию, но посмотрел на неё таким удивлённым взглядом, что она не на шутку забеспокоилась. Не заляпала ли физиономию солидолом или, что ещё ужаснее, не испачкала ли новенькую гимнастёрку? Быстро прокрутив в памяти недавние события и бегло оглядев костюм, успокоилась и внимательнее глянула на прохожего. Опаньки, да она со всей непринуждённостью остановила на крыльце Горотдела милиции какого-то очень высокого начальника в шикарном кителе из дорогой ткани! Сообразив, что на ней надета самая настоящая военная форма, на голове фуражка, а вокруг суровый 1932-й год, она вытянулась, как на сцене и ловко приложилась кончиками пальцев к фуражке. Высокое, несомненно высокое начальство заметно успокоилось, небрежно ответило на приветствие и скрылось в Горотделе. Странно, думала она, поспешно удирая подальше от серого здания, почему он не спросил документы, прежде чем сообщить время? Беда с этим начальством, никакой тебе бдительности! А ещё ромбики в петлицах! А вдруг она враг или вообще шпион? С ходу выдал неизвестно кому местное время!
31.10.2015 г.
v2.1.11.15 г.
г. Беоезники