РВАНЫЙ
Рваный... Это — кличка «вора в законе».
Было далеко за полночь, когда мой отец возвращался с разгрузки вагонов домой. Он шел по Бобруйску темной пустынной улицей. Редкие фонари также редко освещали его путь. Холодный январский ветер дул в спину. Длящаяся оттепель до брусчатки оголила мостовую от подтаявшего льда.
Отец с осторожностью проходил темные участки, чтобы не попасть ногой в лужу. Вдруг где-то позади ночную тишину разорвала трель милицейского свистка, донеслись далекие выстрелы, крики и топот сапог. Отец, боясь попасть под шальные пули, прижался к настывшей стене какого-то здания. Однако вскоре все стихло. Постояв еще несколько минут, он решил идти дальше, но тут его чуть не сбил с ног непонятно откуда взявшийся, пробегавший мимо полуодетый мужчина. Беглец на секунду приостановился и с нескрываемой злобой сквозь зубы прошипел:
— Ты, дядя!.. Если укажешь мусорам, куда я дался, проклянешь тот день, когда родился. Уразумел?!. Я тебя из-под земли достану и кишки на локоток намотаю! — пригрозил он и исчез в ближайшей подворотне.
Где-то очень близко снова пронзительно резанул переливом свисток.
— Стоять! К стене! Руки за голову! — кричал кто-то отцу, размахивая револьвером у самого носа, затем больно ударил его рукоятью в висок.
— Успокойся, Гриша! Не мельтеши пистолетом, — умерял пыл коллеги усатый милицейский старшина. — Ты что — не видишь? Не тот это! — и обратился к отцу: — Парень! Ты мужика здесь без верхней одежды не видел?
— Куда он побежал?!. Говори, гад! — истерично заорал Гриша.
Все происходило так быстро, что отец не сразу сообразил, как ему поступить в сложившейся ситуации. Да еще незаслуженные угрозы...
— Кажется, туда, — неуверенно ответил он и указал направление по ходу движения милиционеров.
— А ты, часом, не врешь? — переспросил его подошедший мужчина в черной каракулевой шапке и кожанке.
— Точно, туда! — заверил их отец, ведь отказываться от своих слов уже было поздно.
Троица блюстителей порядка и человек в штатском, гремя сапогами по мостовой, побежали дальше.
— Эй! — отозвался вдруг незнакомец. — Мусора свалили?.. Подойди сюда! Да не бойся, не укушу!
Отец подошел к мужчине, воровато выглядывающему из-за угла дома.
— Спасибо, что не заложил, — поблагодарил незнакомец и представился: — Рваный... А, тебя как зовут?
— Толя, — неуверенно назвал свое имя отец.
Он при блеклом свете дальнего уличного фонаря только сейчас немного рассмотрел этого человека. Рваный был худым, невысоким, чуть лысоватым мужчиной лет сорока пяти. Стоял он в одной гимнастерке и ежился от холода.
— Вы, наверно, замерзли? — спросил отец и предложил: — Возьмите мой пиджак, а не то — заболеете...
Пиджак Рваному оказался великоват. Отец был гораздо плотнее и шире в плечах. Однако продрогший беглец с удовольствием запахнул на себе одежку, нагретую телом прежнего хозяина.
— Спасибо! — поблагодарил Рваный. — Я теперь твой должник! Если будет какая-нибудь нужда, спроси на рынке Рваного... Меня там быстро найдут! Не стесняйся, Толик! Я всегда рад буду тебя видеть... Может, закурить есть?
— Нет, я не курю.
— Тогда и на этом спасибо! Прощевай, парень Толя! Знай: я добро помню, — Рваный пожал отцу руку и растворился во тьме.
Наступил Новый 1947 год. Вернувшись с зимних каникул, отец решил зайти в техникум, чтобы узнать последние новости и расписание занятий. В углу коридора, у окна, заметил своего однокурсника Володю Пархоменко, бывшего фронтовика и самого великовозрастного первокурсника. Володе было уже двадцать восемь. Несколько лет Пархоменко возил секретаря райкома партии, тот и настоял на его учебе.
— Привет, Пархом! — весело окликнул его отец.
Володя обернулся, кивнул головой и вновь молча уставился в окно.
— Ты че, Пархом?!.
— Беда со мной приключилась!.. — Володя повернул бледно-серое лицо к собеседнику.
— Беда-беда... Расскажи все толком!
— Что рассказывать?!. Вчера с кумом на базаре свинину продавали. Разобрали у нас все быстро. Ну, выпили чуток... Пока кум гостинцы ходил покупать, я прилег на воз и вздремнул. И тут меня, сонного, оглушили ударом по затылку и раздели. Шпана местная в лапти обула — вот, гады! Все бы ничего, но в полушубке портмоне лежало, а там — партийный и военный билеты, паспорт и деньги. Теперь меня из партии вышибут, а следом — и из техникума... Вот, парторга жду.
— Слушай! Есть у меня один знакомец, — сказал отец однокурснику. — На базаре он влиятельная фигура среди блатных. Может, к нему обратиться?
— Толя, помоги!.. Давай сходим к твоему знакомому, — запросился Володя. — Я тебя век не забуду, отблагодарю!
— Я не против, только его найти еще нужно, — согласился отец.
Бобруйский базар встретил их шумом и толчеей. Они прошлись по нескольким торговым рядам и вышли к «барахолке». Чем только здесь не торговали! Модными цветастыми платьями и вылинявшими от стирки солдатскими гимнастерками, хромовыми офицерскими сапогами и суконными бурками, серебряным столовым серебром и бензиновыми зажигалками из стреляных гильз...
Около небольшой сапожной мастерской стояло пятеро молодых парней. Они изредка переговаривались, бесцельно прохаживались и посматривали по сторонам. Казалось, кого-то ожидали.
Подходить к блатным отец сразу не решился — стал высматривать среди них главного. Высокий, худощавый парень в офицерской ушанке, вероятно, им и был. Незаметными кивками головы или взмахом руки он давал указания своим напарникам. Когда какой-либо беспризорный шкет или такой же парень, как и он, входил в мастерскую, кто-то из праздно прогуливающихся по повелительному жесту старшего заходил следом.
Через некоторое время оба по очереди выходили на улицу. «Посетитель» тут же исчезал, а парень подходил к своему «шефу» и, косясь по сторонам, что-то шептал ему на ухо.
— Блатные, — сказал отцу Пархом после некоторых наблюдений и добавил: — Шпана ворованное сдает.
— Они-то нам и нужны.
Отец и Володя хотели подойти к главному, но на пути им встал парень из его свиты.
— Куда прешь?!. Че надо? — нагло спросил он, ловко пустив в воздух колечко папиросного дыма.
— Мы — к нему, — ответил отец, указав на парня в ушанке.
— Кривой! — окликнул главный своего напарника. — Что там за базар?
— Да тут к тебе какие-то босяки щемятся!
— Ну и что хотите мне хорошего, госпада босяки, сказать? — спросил главный, подходя к студентам.
— Нам Рваный нужен! — негромко, но с уверенностью ответил отец.
— Рваный?.. — удивленно воскликнул Кривой.
— Да, Рваный!.. Скажите ему, что Толя спрашивает, он знает.
— Какой еще Рваный! — перебил отца парень в офицерской ушанке. — Не знаем мы здесь никакого Рваного!
— Валите отсюда! Не то худо будет! — процедил сквозь зубы Кривой.
Отцу и Пархому ничего не оставалось, как уйти несолоно хлебавши.
— Не знают, Толя, они твоего Рваного! — грустно произнес Володя. — Может, ты что-нибудь перепутал?
— Ничего не перепутал! Рваный сам сказал спросить его у блатных на базаре... Скорее всего, мы не к тем обратились.
Студенты уже почти были на выходе из базара, как их догнал какой-то шкет, одетый в рванье. Шмыгнув грязным носом, он спросил вдруг:
— Кто тут из вас Толя будет?
— Я! — ответил отец.
— Иди за мной, — и, указав на Володю, пацан добавил: — А этот пусть домой топает.
— Я без него не пойду! — заупрямился отец.
— Сказано привести тебя одного.
— Один я никуда не пойду!
— Ладно, айда оба за мной... Там разберемся, — нехотя согласился шкет.
Они долго ходили за беспризорником по базарным линиям среди людской суеты. На некоторое время даже потеряли из вида своего проводника. Видимо, тот бегал докладывать об изменившихся обстоятельствах.
Начало темнеть, а они все кружили по одним и тем же улицам, пока не зашли в какой-то полуразрушенный дом. Там их встретил уже знакомый Кривой.
— Вот, привел! — негромко сказал беспризорник.
— Вижу, что привел, — затягиваясь папироской, ответил тот. — Я за вами сам полчаса ходил. Смотрел, чтоб «хвоста» не было. Вроде чисто.
Им завязали глаза и еще минут десять водили по каким-то руинам. Отец часто спотыкался, несколько раз даже чуть не упал. Чьи-то руки подхватывали его и возвращали в прежнее вертикальное положение.
По дохнувшему на них теплу и свету, проникающему через повязку, стало понятно, что их привели в какое-то помещение.
— Это — он! — услышал отец знакомый, с легкой хрипотцой, голос, — Снимайте, ребятки, с них временную слепоту!
После снятой повязки, яркий свет сразу резанул глаза.
— Ну, привет, Толик! Сто лет тебя не видел! — дружелюбно сказал тот же хрипловатый голос.
Когда Рваный подошел и обнял отца за плечи, тут только он увидел, что вся правая щека его знакомого была изуродована большими шрамами. Если бы не они, то редкие брови, острый, с горбинкой, сломанный нос, глубоко посаженные глаза делали его лицо обыкновенным, без особых примет. Подобная «маскировка» достигалась годами, вместе с ростом профессионального мастерства каждого настоящего вора. Это, можно сказать, всегда было их «фишкой».
«Наверно, из-за этих шрамов и кличка», — подумал гость.
В большой прокуренной комнате, с плотно зашторенными окнами, за длинным столом, заставленным разнокалиберной посудой с закусками, сидело шесть мужчин и одна женщина. У левой стены на двух широких кроватях полулежало несколько парней, а также два чумазых беспризорника. Все настолько разительно отличались друг от друга своей одеждой, прическами, выражением лиц, что, казалось, это была выставка манекенов.
— Проходите, хлопцы, к столу! Все вопросы и дела потом, — сказал Рваный и указал на отца: — Этот вот парень меня мусорам не заложил, да еще пиджака собственного в холод мне, голому, не пожалел!
Обитатели воровской «малины» одобрительно закивали головами и зашумели, негромко переговариваясь между собой.
— Так, а вы, ребятки, не обращайте ни на кого внимания, рубайте! — сказал Рваный, пододвигая к ним поближе тарелки с едой. — Может, по сто граммов налить?.. Наливай, братва! Выпьем за моего дорогого гостя!
— Не обижайся, но я не пью, — отказался отец.
— А вот я не против, — сквозь полный рот проговорил Пархом и пододвинул Рваному стоящую рядом рюмку.
Когда они перекусили, Рваный спросил:
— И что тебя, Толя, привело ко мне? Может, беда какая случилась?
— Можно сказать — и беда, — немного подумав, сказал отец. — Вот друга моего вчера на базаре ограбили... Кожух сняли, а там, в кармане, портмоне с деньгами и документами лежало. За утерю партийного билета сам знаешь, что ему может быть.
— Что же ты, хмырь, ушами хлопал да ворон считал? — с открытой неприязнью спросил Рваный Пархома.
— Не хлопал я! Только чуток приснул на возу, а они меня — по темечку! — оправдывался Володя.
— По темечку?.. Дундук ты! — передразнил его Рваный. — Вроде, взрослый человек, а мозгу меньше, чем у курицы... Только последний недоумок документы в кожухе носит, да спит в нем на базаре! Партеец ты хренов! Дать бы тебе по роже... Скажи спасибо, что ты — Толин друг... Однако — ладно! Что-нибудь придумаем. Вы тут посидите, можете и поспать, а я разберусь, что да как. А ну, фраера, брысь с кровати! Дайте гостям прилечь, — цыкнул Рваный на парней.
Отец и Пархом, сытые и довольные развивающимися событиями, переместились на мягкую постель.
Рваный что-то шепнул на ухо бородатому дядьке в рваном армейском ватнике. Тот встал из-за стола и быстро вышел из комнаты.
— Давай, Мария, прибери со стола, — распорядился Рваный. — Мы тут пока в картишки перекинемся.
Прошло больше часа, когда бородач вернулся обратно. Он подошел к Рваному и начал с ним о чем-то перешептываться.
— Так! — сказал Рваный, вставая из-за стола. — Нашлись, простофиля, твои документы! Скажи им, Цыган, пусть несут.
Дверь растворилась и на пороге появился шкет лет двенадцати с драненьким кожушком в руках. Рваный выхватил у пацана кожух и бросил его Пархому.
— На, владей и больше не теряй!
Пархом стал лихорадочно шарить по карманам одежки, наконец вытащил на свет Божий свое портмоне. Все документы были на месте.
— Ой! Спасибочки!.. Слава Богу, все нашлось! Только вот денег почему-то нет... Да и кожушок не мой! — с наивным недоумением воскликнул Володя.
— Что?!. — надвинулся на него Рваный. — Может, тебе в кошель своих деньжат прибавить?
Все громко захохотали.
— Нет! Не надо!.. Спасибо огромное и за это! — поняв, что сказал нелепость, начал выходить из глупого положения Пархом.
— Ну, что — доволен, Толик? — спросил Рваный. — Странный у тебя приятель... Не водись с ним: ей-Богу, подведет!
— Спасибо за угощение и помощь! — поблагодарил отец.
— Я всегда готов тебе помочь... Если будет что-нибудь нужно, то уже знаешь, где меня искать. Да, кстати... Мария! — обратился он к скучающей за столом женщине. — Собери моему гостю что-нибудь из провизии... Небось, голодает парень.
Мария вышла из комнаты и вскоре вернулась с довольно потертой холщовой сумкой, в которой лежали буханка хлеба, небольшой кусок сала и два кольца копченой колбасы.
— Бери, дорогой! Чем богаты, тем и рады! — весело проговорил Рваный, вручая отцу сумку с провизией. Он, крепко обняв его за плечи, добавил: — Пока, дружище... Кривой! Проводи хлопцев, а то поздно уже и темно на улице.
Так закончилась вторая встреча моего отца с «вором в законе».
Третья их встреча не состоялась. Где-то через год отец снова пошел искать Рваного. У хозяйки, где снимал комнату, на улице вырвали из рук сумку. Женщина, потерявшая на войне мужа и единственную дочь, носила всегда с собой их фотографии и зачитанные до дыр письма с фронта. Ее отчаянию не было конца.
На рынке у сапожной мастерской, как и раньше, стояло несколько незнакомых парней. Отец подошел к ним и спросил:
— Мне бы Рваного увидеть.
Один из стоявших к нему спиной повернулся, и отец узнал в нем Кривого.
— А, это ты! — сказал тот. — По-моему, Толей тебя кличут?
— Да, — подтвердил отец.
— Нету больше, Толик, твоего Рваного... Два месяца назад мусора его застрелили! Такие вот поганые дела. А ты к нему так или по делам каким?
Отец рассказал о случившемся с его хозяйкой.
— Ты, студент, черкани мне адресок-то... Если чего найдем, то по нему и отнесем. Сам-то, Толя, не ходи больше сюда. Не нужно тебе это... Постой-ка! — остановил он отца, — Рваный тебя часто по пьянке вспоминал... Хороший ты, видно, парень! Вот поэтому и не ходи сюда больше.
Через неделю спустя какой-то беспризорник вернул хозяйке сумку, а отец, бывая на базаре, обходил блатных стороной.
2003 год, г. Минск