АДАМОВИЧ
С Адамовичем я познакомился еще в начале своей служебной карьеры почти сразу после окончания училища. Поздней осенью его назначили к нам в подразделение инспектором. В кабинет вошел невысокий средней полноты капитан лет тридцати четырех. Остроносый, с выпуклыми глазами, собственно из-за этого он чем-то был похож на рака. Мужчина представился:
— Анатолий Адамович!
Так мы и познакомились. Адамович влился в коллектив довольно быстро. Он оказался дружественным и порядочным человеком. Его отличали дотошность и скрупулёзность в делах. Штабной культуре этого офицера можно было только позавидовать. Однако мягкий характер, некоторая неуверенность в себе, излишняя перестраховка и наивность нередко приводили к курьёзам.
Одним морозным утром мы вышли с ним из части и направились в город. Адамович был как всегда в своих смешных с закручивающимися носами хромовых сапогах и фасонистой замшевой куртке на меху. Такие куртки под названием «смерть лебедям» шли в комплекте с комбинезоном и выдавались сотрудникам, за которыми были закреплены служебные мотоциклы. На улице были еще сумерки. Под ногами скрипел выпавший этой ночью пушистый снежок. Изредка кое-где появлялись одинокие прохожие.
Проходя мимо гастронома, Адамович не заметил припорошенную снегом, отшлифованную детской обувкой, длинную полоску льда и поскользнулся. Его полет был просто классическим! Он смешно, словно лезвиями ножниц, вжикнул в воздухе своими конечностями и рухнул наземь. Приземлившись, «Икар» на спине прокатил по гладкому льду несколько метров и растянулся. Корчась от боли, он медленно поднялся с земли и от души выругался.
Помогая ему отряхнуть одежду от снега, я заметил, что галифе у Адамовича разошлось по шву от ширинки до пояса. Через разрез плотно облегающих бриджей вылезли на белый свет кальсоны голубого цвета. Короткая куртка никак не закрывала место «аварии».
— Толя! Ты попал! — засмеялся я.
— Тебе смешно, а мне-то, что теперь делать? Прикрой лучше меня, не то заметят! — попросил Адамович, прячась за мою спину от проходящих мимо людей.
— Чего ты боишься? Подумаешь, брюки лопнули! Тоже мне нашел раритет! Не видели граждане его кальсон! Может, это новая форма такая. Окантовка бриджей, так сказать.
— Какая форма?! Какая окантовка?! Штаны так разошлись, что вся задница вылезла! — горячился он.
— Ладно тебе, не кипятись, — успокаивал я приятеля. — Пошли на остановку, подъедем на автобусе. Делов-то и всего!
— Ты что?! Я в таком виде в автобусе ни за что не поеду!
— Тогда давай зайдем во двор, там попробуешь примерить мою шинель, — предложил я.
Шинель Адамовичу оказалась мала. В ней он смотрелся как бугай в детской распашонке.
— Ничего не получиься! — пыхтел он, снимая шинель.
— Тогда бери мой дипломат, будешь закрывать им свой зад, а папкой перед. Все будут думать, что ты дурака валяешь или я временно дал тебе подержать.
Адамович нехотя согласился — выбирать ему не приходилось.
— Ладно, идем. Только дворами, там людей меньше, — недовольно пробурчал мой коллега.
Ожидания наши не оправдались, Народ, словно специально, толпами повалил нам навстречу. Как назло, все чаще стали попадаться знакомые, которые останавливались и пытались завести разговор. Они с каким-то странным любопытством посматривали на Адамовича, прикрывающего свое «ню» папкой и дипломатом.
Уже подходя к части, Адамович с радостью вздохнул:
— Вот мы почти и дома! Ну и хватил я позора за это путешествие!
В это время окончились занятия и на плац выбежали бойцы. Адамович, ничего не сказав, бегом рванул к своему подъезду в надежде, что его не заметят. Но не угадал — вскоре по части разошелся слух, что по улице бегал Адамович с голым задом. Только потом выяснилось, что нас в городе видела жена одного из сослуживцев. О, эти женщины!..
Около часа дня я на улице вновь встретил Адамовича.
— Ты куда? — спросил он меня.
— Думаю ходить в магазин, потом домой на обед.
— Я тоже с тобой.
Мы зашли в магазин и купили по куску бекона. Адамович прихватил с собой еще и свеженький батон.
— Пока моя «Киса» с работы придет и разогреет обед, заделаю я себе бутербродик! — с причмокиванием вслух мечтал он.
Адамович был моим соседом по площадке, там мы и расстались.
Не успел я разогреть приготовленный еще с вечера борщ, как раздался телефонный звонок.
«Наверно, на выезд», — недовольно подумал я. — «Как всегда, даже поесть не дадут!»
Я снял трубку, ожидая услышать приятный голосок диспетчера Нади, но оттуда раздалось какое-то мычание и хрюканье. По тембру я опознал нотки голоса Адамовича. Поняв, что случилось нечто нехорошее, раз мой сосед только и может, что мычать в трубку, я поспешил к нему.
Адамович, взявшись руками за голову, сидел на кухонной табуретке спиной ко мне. Когда он повернулся ко мне лицом, я просто ахнул — из его рта торчал огромный бутерброд, сделанный из целого батона и толстых ломтей бекона! Лицо Адамовича было красным от напряжения и боли, по вискам текли тоненькие струйки пота.
— М-м-м! М-мм-у-у! — мычал он, одной рукой жестикулируя, а другой поддерживая свой большой «бигмак».
Оказалось, что Адамович, разрезал булку пополам, положил на одну часть толстенные куски бекона, прикрыв их сверху вторым срезом батона. Бутерброд получился настолько толстым, что куснуть его оказалось делом непростым. Адамович с силой стал заталкивать бутер в широко раскрытый рот. В аппетитном порыве у него выскочила челюсть, безжалостно защемив злосчастный бутерброд.
Без смеха на происходящее невозможно было смотреть, и тогда Адамович показал мне кулак.
— Ну, что, о самый могущественный из всех пожирателей бутербродов? Давай делать операцию! — подшучивал я над Адамовичем.
Все попытки вытащить бутерброд из «пасти» чревоугодника были для него очень болезненны. «Пожиратель бутербродов» ревел и в экстазе отталкивал меня от себя руками. Под оханье и аханье пострадавшего я с трудом отрезал тупым ножом часть бутерброда.
Вызвать скорую медицинскую помощь необходимо было по-любому. Я смог бы вытащить оставшуюся часть этого бутерброда, но не знал, удастся ли вправить челюсть.
Минут через двадцать приехали доктора. Вместе с медиками в квартиру вошла перепуганная жена Адамовича и с ней человек десять наших сослуживцев. Вначале все молча смотрели на «умирающего лебедя», а затем разразились громким задорным смехом. Некоторые даже начали отпускать колкие шуточки.
Врач осмотрел челюсть, затем легонько двинул ее рукой. Адамович только ухнул. Все стало на свои места — можно было свободно вытаскивать оставшуюся часть бутерброда.
— Ну, что, батенька? — обратился к Адамовичу пожилой доктор — Не гассчитали шигину своего гта? Повтогяю! Тгениговка и еще газ тгениговка! Только на бутегбгодах газмегами этак газ в десять поменьше. До свидания! Бегегите себя!
— Что рты раскрыли? Весело? — рыкнул Адамович, когда ушли врачи. — Клоуна, понимаешь, из меня сделали! Валите отсюдова!
Это в полной мере относилось и к его «спасителю». Пока «спасал» коллегу, мое обеденное время окончилось, и я снова остался голоден.
Адамович после этого случая почти неделю не мог нормально кушать и только посасывал кашку.
— Попроси свою «Кису», пусть она тебе пожует! — подтрунивал над ним наш коллега Павлюков, зубами раскалывая скорлупу лесных орехов…
Перед самым Новым годом я засобирался в Минск — все никак не мог получить зимний головной убор. Пришлось в который раз ехать наобум в хозяйственный отдел областного управления внутренних дел. Поехали вместе с Адамовичем и нашим шефом. Последний был вызван к руководству на «экзекуцию». Машина начальника сломалась, из-за чего нам всем троим пришлось подниматься ни свет, ни заря и четыре часа трястись в автобусе.
В Минск на «Центральный» вокзал приехали очень рано. Свободного времени оставалось предостаточно, и мы решили зайти в один из привокзальных буфетов, позавтракать. Я купил себе стакан томатного сока и булочку. Адамович – кофе и пирожок. Наш шеф, кругленький, невысокого роста мужчина – кусок вареной курицы и бутылку кефира. Кушали молча. Оголодавший шеф с остервенением пытался рвать зубами жесткую, словно из резины, курицу. Мясо поддавалось с трудом. По всему было видно, что птица в прошлом была «марафонкой» и умерла своей смертью почти на финише. Толком не поев, начальник, чертыхнувшись, с сожалением отодвинул от себя тарелку с недоеденным куском птицы и принялся за кефир. Взяв бутылку, в которой уже творог отделился от сыворотки, он стал отчаянно ее взбалтывать. Когда шеф резко надавил пальцем на крышечку из фольги, практически весь кефир со свистом перекочевал из бутылки на спину стоявшего рядом мужика. Мы с Адамовичем тихонько засмеялись, а наш начальник только еще больше втянул голову в плечи. Он шепотом испуганно спросил нас:
— Что делать? Сказать мужику или не сказать?
— Одно из двух. Нужно говорить или сматываться, — предложил я шефу. — Хотя сматываться как-то неудобно — мы все же мужчины!
— Товарищ, — после некоторых раздумий тихонько обратился начальник к мужику, тоже терзавшему кусок недоваренной курицы. — Я вас нечаянно чуть-чуть обрызгал. Можно вытру?..
— Му-гу, — в знак согласия небрежно кивнул дядька, не выпуская изо рта куриный позвоночник.
Шеф вытащил из папки пару листов писчей бумаги, скомкал ее и стал осторожно удалять кефир. Вскоре осмелев, он словно в бане начал тереть мужику плечи. Дядька тут заволновался и даже перестал жевать. Он с нескрываемым беспокойством стал оглядываться. Волнение его нарастало. Вскоре мужик не выдержал и снял с себя плащ. Увиденное его потрясло! Руки бедняги от волнения затряслись, отнялась даже речь. Шеф также молча отдал ему несколько мокрых комков бумаги, которыми вытирал последствия «кефирной атаки». Постояв еще несколько минут, мы незаметно покинули «пострадавшего».
Немного позже я проходил в толпе мимо столика, где мы завтракали. Мужик, разложив плащ на коленях, все еще тер его уже полотенцем. Он злобно сверкал глазами по сторонам, что-то бубня себе под нос…
На привокзальной площади мы встретили спешившего на поезд директора одного из предприятий нашего города.
— Машина в вашем распоряжении! — любезно облагодетельствовал он нас и добавил: — До свидания! Я в Киев — на выставку! Моего водителя вы знаете.
На директорской «Волге» мы без проблем добрались до управления.
В УВД шеф пошел к начальству. Мы с Адамовичем по просьбе начфина нашей части Зои Ефимовны зашли в бухгалтерию и получили там упаковку свернутых трубкой бланков.
Покончив с делами в бухгалтерии, направились к майору Мушкету – начальнику хозяйственного отдела…
Майор Мушкет слыл отъявленным скрягой и вымогателем. Среди сотрудников о его алчности ходили целые легенды. Без какого-либо подношения — о получении обмундирования с ним можно было даже не заговаривать. Мушкет с такой неохотой выдавал сотрудникам положенную согласно срокам носки амуницию — словно с кровью отрывал кусок своей души! Можно было подумать, что он раздает последние свои личные вещи.
Одному нашему товарищу необходимо было ехать на сессию во Львов. Зная о коварстве тамошних патрулей, ни за что не поедешь в выгоревшем и изношенном обмундировании! Во избежание неприятностей парню было просто необходимо получить новый китель и туфли. Полмесяца Мушкет водил его за нос.
— Звоните! — говорил он просителю. — Может и появиться ваш размерчик!
Сотрудник звонил.
— Приезжайте! Все выдадим! — заверял майор.
Если человек приезжал без презента, то его отправляли обратно не солоно нахлебавши — мол, перед вашим приходом забрали. В нашем случае товарищ получил теплое нательное белье, яловые сапоги, парадную фуражку и черный галстук.
— Надевай, Саша, все это добро на себя и езжай на учебу! — подшучивали мы над ним.
Мушкет был невысокого роста и худ, как гвоздь. Остатки его седых волос редко видели расческу. Куриная грудь, сизый испитый нос, большие мешки под глазами на бледном лице с красными прожилками выдавали в нем большого любителя горячительных напитков. Свое обмундирование он шил только по специальному заказу. В карман Мушкетовых брюк можно было легко затолкнуть целиком зажаренного цыпленка! Туда, так же свободно, проскальзывала и литровая бутылка водки. Когда не знаешь, даже не догадаешься, что может находиться в подобных бездонных карманах. Причем со стороны не было ничего заметно. Что только не пряталось в свое время в складках этих поистине «волшебных» шаровар!..
Мушкета мы застали в самом вещевом складе. Увидав в руках Адамовича сверток, он скрипучим голосом поприветствовал нас и отдал кладовщицам распоряжение выдать все, что было положено по вещевому аттестату. В виде исключения нас даже пропустили внутрь складского помещения на примерку.
Я получил зимнюю шапку и еще кое-какую мелочь. А вот Адамович, как он потом сказал, столько обмундирования, сколько не получал за всю свою службу! Толя так долго примерял туфли, что майор не выдержал и пошел к себе в кабинет.
— Молодые люди! Зайдете после ко мне! — на ходу бросил он.
Мы отнесли почти всю амуницию в машину и снова вернулись на склад. Там нас поджидал взволнованный Мушкет.
— Слава Богу — вы не уехали! Где тут что? Что у вас с собой есть? — нетерпеливо пытал он Адамовича.
— Что у нас? Где? — несколько растерянно переспросил тот у него.
— Что — что? Где мой сверток? — недовольно процедил начальник ХОЗО.
— Какой еще сверток? — никак не мог понять его Адамович. — Ой! Я же чуть про его не забыл! — А кстати, где же он? — с этими словами т пол рошел в дальний угол склада и вытащил из-под кипы форменной одежды скруток бухгалтерских бланков.
Мушкет подбежал к Адамовичу и выхватил сверток. Он дрожащими руками развернул упаковочную бумагу и остолбенел, увидев вместо привычных бутылки с закуской обычные бланки.
— Что это? — спросил майор, протягивая мне сверток.
— Это мы для начфина бланки в бухгалтерии получили! — ответил я.
— А где, то, что нужно?
— А что нужно? — будто бы не понял Адамович.
В это время на склад зашел какой-то полковник и отвлек внимание Мушкета. Воспользовавшись этим, мы незаметно выскочили за дверь.
Адамович долго потом хвастал перед всеми, как лихо провел такого великого прохиндея.
Адамович пребывал в приятнейшем расположении духа, он не шел, а просто парил над землей. Встретив на коридоре УВД своего приятеля, он живо рассказал ему об утренних приключениях. Тут из кабинета вышел заместитель начальника управления полковник Кислицин. Он строгим взором окинул Адамовича с головы до ног и тонким, не соответствующим его фигуре голосом, произнес:
— Товарищ капитан!.. Как это там вас? Ш-ш-ш…
Адамович представился.
— Да-да! Помню, помню… Подойдите ко мне...
Адамович подошел и лихо козырнул седому полковнику.
— Уже капитан…
— Так точно, товарищ полковник! Четвертый год пошел! — отрапортовал в ответ Анатолий.
— Не видно, что капитан!
— Как не видно? — замотал Адамович головой, рассматривая погоны в надежде увидеть отсутствие на них одной из звездочек. — Вроде все на месте…
— За вашей шевелюрой погон не видать, а вы звезды на них найти хотите, — с усмешкой произнес заместитель начальника УВД. — Почему стричься никак не хотите?
— Хочу… Почему не хочу… — стал мямлить Адамович.
Чуб Адамовича, который мы в инспекции прозвали «лопатой», давно был предметом постоянных шуток. Дело в том, что с затылка уважаемого капитана длинные волосы лезвием лопаты смешно закручиваясь, спускались на воротник. Отсюда родилось и название. Адамович старался не обращать внимания на остроты коллег. Он лелеял и боготворил свою «лопату», время от времени, нежно приглаживая ее рукой.
— Так, товарищ капитан! — продолжил Кислицын. — Даю вам на все про все ровно час. Приведете голову в порядок, милости прошу зайти ко мне и доложить!
Мы с приятелем Адамовича засмеялись.
— Кому еще там так весело? — обратился полковник уже к нам. — Товарищ лейтенант! Вы тоже подойдите сюда!
Я подошел.
— Мне кажется, что и вам пора уменьшить длину волос на голове! Идите выполнять!
— Есть выполнять! — почти одновременно ответили мы и взяли под козырек.
— Ты вот смеялся и тоже попался, — злорадствовал Адамович.
— Лично я стричься не собираюсь! — заявил я ему в ответ. — Примочу чуть водичкой, сойдет и так!
Парикмахерская была через дорогу. Адамовича там подстригли прескверно, особенно парикмахеру удалось изуродовать ему виски и затылок.
— Пошли докладывать! — с ярко выраженным неудовольствием произнес Адамович.
— Мне же не нужно. Он мне об этом ничего не говорил.
К заместителю начальника управления Адамович пошел один и минут через пять вышел оттуда с понуро опущенной головой.
— Ну, что? Как? — поинтересовался я.
— Как-как? Отправил перестригаться! Спрашивал, между прочим, где ты! Я сказал, что ты подстригся и поехал домой.
— Спасибо, Адамович, не выдал — ты настоящий друг! С меня бутылка молока и пончик!
На следующий день сослуживцы под любым предлогом и по нескольку раз заходили к нам в кабинет взглянуть на Адамовича. Все сочувствовали ему, глядя на изуродованную прическу, и беспрестанно обсуждали «горе» товарища. Так продолжалось несколько дней. Адамович, наконец, поняв причину визита бесконечных делегаций, перестал снимать с головы шапку даже сидя за печатной машинкой. Это вызвало только дополнительные шутки и пересуды…
Все сотрудники нашей инспекции были молоды и очень дружны. Часто организовывали походы в лес, выезды в дом отдыха выходного дня, а иногда просто так собирались все вместе поболтать или попить пивка с вяленой рыбкой.
На улице стоял май. Дожди лили почти всю первую половину месяца. С установившейся погодой у нас пошла мода после работы выезжать на рыбалку. Брали удочки, наживку и ехали на лоно природы, часто даже не переодевшись.
— Ребята, с детства знаю одно местечко, где рыбы просто не меряно! Клюет, что дурная! Больших рыбин, правда, не обещаю, но по килограмму будут! — распалившись, убеждал нас Адамович, приглашая на рыбалку в знакомые ему места.
Никто не возражал.
Старое русло реки Случь змейкой извивалось среди широкого, усыпанного первыми полевыми цветами луга. По берегу кое-где росли одинокие кусты. Подъехать к самой речке мы не смогли, уж больно земля была рыхлая. Первым из машины вышли Адамович и замполит Азаревич. Последний тут же провалился по колено в грязь и стал ругать новоиспеченного «Сусанина»:
— Куда ты нас привез! Первый раз надел сегодня новые чешские туфли и на тебе — обновил в какой-то вонючей грязи! Вот завел, так завел нас «Сусанин-герой»!
— Смотреть под ноги нужно! В других местах ведь сухо! — парировал Адамович. С этими словами он несколько раз топнул так, что одна его нога тоже провалилась в грязь. Мы дружно засмеялись…
Когда расчехлили удочки, Адамович стал нас инструктировать:
— Встанете за тем поворотом, где кустики растут. Там омут и рыбы будет много. Я же пройду бродом на этот островок. Здесь мелко, всего по колено. Ой! Мать честная, как я сейчас порыбалю!
Адамович подвернул до колен брюки, взял снасти и стал переправляться на остров. Мы, пожелав ему успехов, закурили и весело пошли по берегу, приглядывать себе рыбачьи места. Не успели дойти до указанного нам кустарника, как услышали чей-то приглушенный нечленораздельный рев. Оглянувшись, нигде никого не увидели. Не было видно что-то и нашего «Сусанина». Остров тоже был пуст…
— Бежим, ребята! Видно, с Толей приключилась беда! — взволнованно сказал я своим коллегам.
Пробежав несколько десятков метров, мы остановились и начали безудержно хохотать. Нашему взору предстала весьма занимательная картинка. На середине реки из воды торчала голова Адамовича в фуражке. В высоко поднятых над головой руках он держал туфли, удочку и банку с червями.
— Помогите! — охрипшим голосом взывал он к нам. — Не бойтесь, здесь мелко! Здесь брод! Я знаю!
Мы опять все разом разразились громким смехом.
— Ну, Толя, ты и кнут! Стоит по горло в воде и убеждает, что здесь мелко! — крикнул я ему.
— Здесь брод, — хрипел он в ответ. — Это я немножко промазал.
Вытащив Адамовича из реки, мы поняли, что рыбалки больше уже не будет. Вода была еще холодной, естественно, что Адамович мог переохладиться и заболеть.
Пока Адамович выкручивал мокрую одежду, мы разожгли костерок и накрыли на капоте машины импровизированный стол. Когда для согрева выпили по рюмке водки, весело переговаривались и закусывали, я обратил внимание на Толины ноги. Они почти до колен были синими.
— Что с твоими ногами? — спросил я его.
— Да вот мыл-мыл, а они никак!
— Да, Адамович, тебя «Киса» с такими ногами в постель не пустит! Спать тебе сегодня на коврике! — шутили ребята.
Домой возвращались, когда совсем смеркалось. Пусть так и не удалось нам в тот день порыбачить, однако выездом на реку остались довольны все, даже Адамович.
На следующий день после обеда я возвращался в часть из горисполкома. Мне в то время приходилось одновременно с работой инспектора исполнять еще и обязанности начальника караула. На подходе к территории части заметил небольшую группку бойцов, занимавшихся на досуге отловом ворон. Делали они это очень просто. В мусорном баке открывался малый люк, который фиксировался поленом с привязанной к нему веревкой. Как только ворона залетала в бак, один из бойцов дергал за веревку. Полено выскальзывало, а крышка люка захлопывалась, обрекая птицу на плен.
— Вам видимо, нечем заняться? Хотите, чтобы я объявил тревогу? — строго спросил я командира одного из отделений.
— Да нет, товарищ лейтенант, у нас сейчас занятия будут по подъему по штурмовой лестнице в окно четвертого этажа учебной башни!
— Так и нечего тогда прохлаждаться! Идите и начинайте тренировку! Я сейчас к вам присоединюсь, — строгим голосом приказал я и направился на пункт оперативного управления справиться об обстановке по гарнизону.
По пути зашел в инспекцию забрать некоторые документы. Там Адамович мило беседовал с какой-то женщиной. Он расшаркивался, улыбаясь во весь рот, и приглашал даму непременно заходить еще.
Переодевшись, я вышел к бойцам.
— Вы еще здесь? Здесь что, медом намазано? Почему не выполняете мо распоряжение?
— Товарищ лейтенант! Ну, одну только минуточку! — запросились ребята.
— Никаких минуточек! Марш на занятия!..
Тут они мне признались, что когда заходили в инспекцию звать меня к телефону, старшина Мозжухин затолкал в сумку посетительницы ворону.
— Ты что, оболдел?! — обратился я к старшине. — Взрослый мужчина, а детство в одном месте так и играет! Немедленно дуй в кабинет и забирай свою ворону! Да извиниться не забудь!
Однако было уже поздно. На пороге здания части показалась дама в сопровождении Адамовича. Навстречу им шла наша начфин Зоя Ефимовна. Оказалось, что посетительница давно с ней знакома. Они начали что-то бурно обсуждать. Вдруг сумка, висевшая на плече у дамы, зашевелилась. Все трое растерянно, но с нескрываемым любопытством, посмотрели на сумку. Женщина осторожно стала открывать замок. Из раскрытой «молнии» показалась клювастая голова вороны. Адамович предусмотрительно отпрянул обратно в раскрытый дверной проем. Зоя Ефимовна и ее знакомая пронзительно завизжали. Причем, последняя безуспешно пыталась освободиться от сумки. Птица выбралась на волю и смачно каркнула, затем, взмахнув несколько раз крыльями, улетела прочь.
Бойцы громко захохотали, чем очень смутили обеих женщин. Начфин, быстро попрощавшись, прошла в здание, а посетительница, оглядываясь и улыбаясь на ходу, заспешила в город…
В конце июня я вернулся из очередного отпуска. Правда, какой это был отпуск — одно название: готовился к вступительным экзаменам. Примерно через месяц мне предстояло ехать в Москву.
— Ну, как отдохнул? — спросили меня коллеги. — Как раз вовремя вернулся. Исполком каждой организации выделил покосы для заготовки сена. Скошенное сено уже высохло, осталось только стожок соорудить. Завтра едем.
— Не вопрос! — ответил я. — Поедем, потрудимся на благо нашей Родины!
На сено поехали вчетвером: замполит, Адамович, инспектор Павлюков и я. С собой решили взять и удочки, мечтали после работы половить на канале рыбки.
Сенокос находился в болотистом месте — большая, в кочках, поляна среди мелколесья. Неповторимый запах сена разносил по всей округе легкий ветерок. Чтобы работа шла быстрее, сразу сгребали большую копну после этого вчетвером цепляли ее вилами и тащили к месту, где ставили стог. Было очень жарко и душно. Монотонная работа постепенно начала доставать, казалось, что ей не будет конца. Я и Адамович шли спереди. Он мурлыкал что-то себе под нос, а я смотрел по сторонам. Вдруг неожиданно ход копны резко застопорился.
Повернув голову, я увидел, что рядом никого нет. Только вилы как-то странно торчали в сторону.
Обежав копну, я спросил замполита:
— А где Толя?
— Слышь, Павлюков? Он у нас спрашивает, где Толя? Он же рядом с ним шел!
— Шел, то шел, но нет же его нигде!
Начали звать Адамовича, но тот не отзывался.
— Может, у него «днище» вырвало? Сидит сейчас где-нибудь в кустах да думу думает казак, — предположил Володя.
— Слушайте, а его случайно этой копной привалить не могло? — спросил нас замполит.
— Не думаю, — возразил я. — Если он был бы там, разве не выбрался до этой поры? Да и как он умудрился туда залезть? В прятки с нами играет «чувак», что ли?
Стояли минут десять. Вдруг из-под стога донеслись странные звуки.
— Он там! — закричал Павлюков и стал разгребать сено.
Адамович действительно был под копной. Когда мы тащили сено, он всем телом провалился в болотную расщелину, на поверхности остались только голова и руки.
— Ты что, крикнуть не мог? — спросил у него замполит. — Не задержись руками, ушел бы в трясину с головой! На помощь всегда звать нужно «садовая твоя голова»!
Я звал… Я кричал, — испуганно лепетал Адамович, все никак не придя еще в себя.
— Мы все видели эту расщелину и обходили ее. Ты, что заснул?
— Зевнул в это время. Чувствую, как земля из-под ног уходит и темно стало в глазах. Первой мыслью было, что я помер! Голоса далекие слышу…
Мы подхватили его за руки и вытащили «бегемота» из болота. По округе стало распространяться ужасное зловоние. Измазанное болотной грязью тело Адамовича сразу привлекло тысячи мух, мошек, комаров и кучу других доселе нами невиданных насекомых. Адамович обломил с куста несколько веток и стал яростно отмахиваться от назойливого гнуса.
— «Покойничек»! Я тебя, такого «чистого», в своей машине не повезу! — сказал ему замполит.
— Так до воды километров восемь топать! — взмолился Адамович, не переставая отмахиваться от приставучих насекомых.
Эта мошкара вскоре стала донимать и нас. Пришлось вылить друг на друга целый флакон «Тайги», но и это не помогало.
— Слушай, — обратился я к замполиту. — У нас же есть банка с пивом. Давайте опорожним ее и наберем туда воды. Толя хоть немного обмоется.
Мы пустили банку с пивом по кругу и через несколько минут замполит уже ехал на канал за водой. Когда он вернулся, мы кое-как обмыли Адамовича. Грязные брюки завернули в клеенку и положили в багажник. Наполовину чумазого Адамовича также обернули полиэтиленовой пленкой и посадили на заднее сидение «Жигулей».
— Гони быстрее! — попросил Павлюков замполита. — Еще пару минут езды в таком духане и мой нос просто взорвется!
— Вот уже, неженка, нашелся! — буркнул Адамович. — Ведь все же форточки открыты!
— Толя, не трынди! От тебя так воняет, что за километр собаки дохнут! Вон на дороге одна уже лежит! — подшучивал над ним Павлюков, высунув голову в окно.
— Это машина ее сбила! — начал было оправдываться тот.
— Да машина! — серьезным тоном произнес я, — а куда псу было деваться! От такого невыносимого запаха бедной твари было уже все равно, что повеситься, а что бросится под колеса. Несчастная выбрала последнее!
Мы все дружно засмеялись. Даже Адамович вымучил на своем лице нечто похожее на улыбку.
Минут через пять мы приехали на канал. Все стали расчехлять удочки, а Адамович достал из багажника свои брюки и полез в воду.
— Толя, отошел бы немного подальше вниз по течению, а то здесь всю рыбу потравишь! — весело крикнул ему я. — Нам, между прочим, потом ее еще и есть!
После водных процедур Адамович попросил помочь ему выкрутить штаны. Павлюков с замполитом согласились, однако закрутили брюки так сильно, что у каждого в руках осталось по штанине.
— Что вы, гады, наделали! Это же были почти новые брюки! — заревел Адамович, — только пару раз одел!
— Тоже мне нашел новые? Да в них еще твой батя до войны на танцы в клуб ходил! — отшутился Павлюков.
Адамович зло сплюнул и с силой отшвырнул от себя испорченные брюки. Одна штанина, словно бита, выбившая кеглю, снесла один из его туфлей, стоявших на бетонной плите шлюза. Туфель плюхнулся в воду, где его тут же поглотил бурлящий поток. Адамович хотел броситься за ним в воду, но потом почему-то передумал. Он взял свою удочку и понуро направился ловить рыбу.
— Толя! Опять ты в крайности бросаешься! Калошу ведь можно еще пришить! — крикнул я ему вдогонку.
Он только махнул рукой…
Домой Адамович вернулся в изрядном подпитии, в одних трусах и майке, а также одним ботинком под мышкой. Что сказала ему по этому поводу супруга, остается только догадываться…
Был уже конец августа, когда я приехал из Москвы рассчитаться с прежним местом службы. Коллеги были рады моему поступлению на учебу. Сожалели, что скоро придется расстаться, возможно, навсегда. Больше всех меня не хотел отпускать начальник.
— Переводитесь на заочное отделение, и я рад буду вас видеть своим заместителем, как раз есть вакантное место! — предложил он мне.
— Извините, но это дело уже решенное. Большое спасибо за предложение, — был мой ответ. — Когда заезжал в управление, я на собеседовании уже отказался от должностей начальников подразделений в двух городах. Хочу делать что-то одно: продолжать службу или учиться. Если при нашей загруженности это совмещать, то не получится ни то, ни другое.
— Очень жаль, что не смог уговорить. Если честно, то совершенно не хочется тебя отпускать! Пока ты сдавал экзамены, я уже все обговорил с начальником управления. Требуется только твое согласие…
Выйдя от шефа, я пошел приглашать своих коллег на прощальный товарищеский ужин.
— А где же Адамович? — спросил я у ребят из инспекции.
— О! Тут целая история с ним приключилась! Хотел с одного дела соскочить и прикинулся больным, а с ним возьми и впрямь почечные колики приключились. Думали вначале, что радикулит. Позавчера боли начали усиливаться, вызвали «скорую помощь», сейчас в больнице лежит. Мы сегодня навещали уже его. Как бедняга страдает! Вчера ему шкворень в мочевой канал загоняли! Говорил, что кайф был особый, чуть не родил! — наперебой рассказывали мне друзья.
Нашу беседу прервал резкий телефонный звонок. Звонил Адамович, слезно просил срочно приехать в больницу и забрать его. От каких-либо пояснений причин своего столь быстрого выздоровления он отказался.
На полдороги к больнице вдруг из кустов наперерез нашей машине выскочил Адамович.
— Где вы пропали? Жду-жду, а вас все нет! — садясь на заднее сидение «Жигулей», недовольно пробурчал он.
Адамович, ты неисправим — вечно чем-то недоволен! — шутливо укорил его я.
— Я тут в больничной робе от знакомых по кустам прячусь, а вы еще подкалываете меня «волки»! — ответил тот и стал рассказывать нам о своих злоключениях.
Утром этого дня его вызвали на процедуры в тот же кабинет, где ему накануне вставляли ненавистный шкворень. У входа Адамович постучал и приоткрыл дверь. В глубине помещения он увидел склонившегося над столом молодого доктора в очках. Тот старательно выводил каракули в чьей-то карточке.
— Здравствуйте! — поздоровался с ним Адамович, не решаясь зайти в кабинет.
— Здравствуйте! — ответил доктор, не отрываясь от своего письма. — Проходите, раздевайтесь снизу до пояса и присаживайтесь в кресло.
— Извините, доктор, но я вчера уже имел честь пройти эту экзекуцию… — взволнованно выпалил Адамович.
— Я вас не помню! Присаживайтесь! — не поднимая на собеседника глаз, с настойчивостью повторил врач.
— Как вы меня можете помнить или не помнить, если даже на меня не смотрите! — кипятился из-за непонимания Адамович.
Доктор оторвал взгляд от бумаг и мельком взглянул на Адамовича: — говорю же, что не помню! Раздевайтесь! — сказал он и стал снова что-то писать.
— Да был я вчера! Вы же сами мне такую длинную штуку засовывали! По журналу посмотрите, я там записан!
— Засовывал, говорите? — переспросил доктор. — Если бы я вам засовывал, так не стояли бы здесь! — бормотал себе под нос доктор, листая журнал. — Кстати, а как ваша фамилия? Что-то я ее в своем журнале не нахожу?
Адамович назвал фамилию.
— Нет! Нет в журнале вашей фамилии и точка! Не занимайтесь мужчина ерундой! Раздевайтесь и присаживайтесь в это гинекологическое креслице! Обещаю сделать все чики-чики, будет абсолютно не больно!
— Я не пойду! Я уже был…
— Иван Иванович! — не слушая аргументов Адамовича, обратился доктор к ассистенту, стоявшему за ширмой. — Нужна ваша помощь!
Занавеска зашевелилась, из-за нее показался здоровенный детина в белом халате:
— Кто это здесь лечиться не хочет? — пробасил он. Крепко ухватив Адамовича за руку, ассистент потащил его к креслу.
Бедняга упирался, как мог. Только чудом ему удалось вырваться и бежать. Он даже побоялся зайти в палату и сразу позвонил нам. После бегства из стационара почечные колики у Адамовича прошли навсегда. Через несколько дней его жена пошла в больницу и забрала вещи мужа…
Это уже все в прошлом. Теперь Адамович давно на пенсии. Мы иногда с ним встречаемся и с улыбкой вспоминаем былое.
Июль 2001 года, г. Минск