Однажды в Город у Соленой реки пришел шарманщик. Обычный бродячий музыкант. Был он стар и беден. И стражники пропустили его в город беспрепятственно: «Да и что с такого возьмешь? Поношенный дорожный плащ, суковатая палка-поводырь, да видавшая виды музыкальная шкатулка на ремне». И только серый бесхвостый воробей, облюбовавший себе место на самой маковке надвратной церкви, пригляделся к скитальцу и чирикнул: «Не видать мне своего хвоста, а покоя городу не будет. И что ему у нас? А не пошел бы он в Зеленую Долину. Там булки сдобные пекут с курагой, изюмом и орехами». Но стражники бесхвостого не слышали, да и он не очень-то старался. А ведь недаром бесхвостый воробей считался самой мудрой птицей в городе. Сколько раз дворовые мальчишки и противные кухарские коты устраивали на него облаву. Да только ничего у них не получалось потому, что умел бесхвостый понимать людскую речь. Но свой секрет держал он в тайне и никому о нем не рассказывал. «Как же, расскажу, - размышлял он сам с собой наедине - Да зачирикай я по-человечески, тут не то, что коты и мальчишки, сам епископ объявит на меня охоту. И тогда…» При одной мысли, что бы тогда случилось со всеми голубями и синицами, не говоря уже о воробьях, лапки у бесхвостого немели, а душа убегала прятаться то под правое крыло, то под левое. Не потому ли воробей и в этот раз покрепче вцепился в шесток, напыжился и демонстративно отвернулся, дескать: мое дело сторона и клюв на замок, но я вас предупредил.
Тем временем бродяга миновал ворота, вышел в город и оказался на улице Аптекарей. Со всех сторон до него доносились запахи противных серных мазей и ароматы сногсшибательных духов. Но поправлять свое здоровье, тем более привлекать к своей особе излишнее внимание, скиталец не желал. Он, ухмыльнулся, пробурчал под нос: «И в этом городе деньги не пахнут» и как бы не спеша, и в тоже время очень быстро, проследовал до конца улицы, свернул в Сапожный переулок, вырулил на улицу Белошвеек, и вот так вот – из улицы в улицу, из переулка в переулок, добрался до площади Медного Фонтана.
Тут, наверное, надо сказать, что самого фонтана в Городе у Соленой реки давно уже не было. А вместо него перед резиденцией епископа возвышалась необычная клумба. Старожилы о ней рассказывали: «Некогда жил в нашем городе мастер - всем механикам механик. Работа у него спорилась и денежки, стало быть, водились. А детишек у мастера не было. И учеников он не брал. Как-то раз заглянул механик в ведро с водой и на самом дне увидел свое отражение. Опечалился мастер: «Это что же, стар я стал. Весь свой талант извел на пустяки. И ничего стоящего не создал. Так ведь скоро помру, а никто обо мне и не вспомнит…» Всю ночь промаялся механик, а наутро надумал он сделать городу особенный подарок. Надел он, значит, свой наилучший камзол, пошел в городское собрание, поговорил с кем надо и принялся за дело. Перво-наперво, огородил площадь высоким забором и стал что-то рыть, привозить, устанавливать. А через три года убрал леса и пригласил горожан на открытие фонтана. И как же удивились все эти оружейники и медники, гончары и шорники, когда увидели на площади огромную каменную чашу.
- Эва, какую вазу отмахал! Это сколько ж мрамора ушло!
- Небось, большущих денег стоит…
- И что это он по кругу бронзовых жаб рассадил? Одна, две, три, четыре… шестьдесят. И что это они водою брызгают не все сразу, а попеременно?
- Сдается мне, братцы, что это не фонтан, а самые что ни есть водные часы! И эти твари, они не просто так, а минуты отсчитывают.
- Да где ты видел водные часы? Часам этот, как его, вот, циферблат полагается.
- А ты глаза раскрой!
Да уж, было на что посмотреть! В самом центре, вместо циферблата, установил мастер двенадцать механических моделей. В положенное время фигуры приходили в движение и извещали который час: в час юный птицелов раскрывал клетку, а жаворонок расправлял крылья и заливался трелью; в два часа сапожник вынимал из-за спины пару башмаков и предлагал их примерять; в три – плут мошенничал с пивными кружками и желудем; в четыре часа кузнец бил молотом по наковальне; в пять – резвая овечка скакала вокруг пастушки, а та раскланивалась; в шесть часов стряпуха помешивала ложкой в горшочке; в семь – трубадур перебирал струны лютни; в восемь часов алхимик перелистывал книгу, останавливался на восьмой странице и водил по ней пальцем; в девять фонарщик поднимал над головой лампу и осматривался по сторонам; в десять часов купец гремел связкой ключей, а их было ровно десять; в одиннадцать грозный стражник размахивал алебардой, а в двенадцать часов монах звонил в колокольчик и призывал паству на молитву. Поглазеть на такое чудо собирались не только горожане. А когда крестьяне из окрестных деревень раззвонили славу о фонтане, заморские купцы направили в Город у Соленой реки свои караваны. Торговые люди не увидят – не поверят. Приезжали они на часы посмотреть, но и о выгоде не забывали. Деньги сами пришли к горожанам. Кожемяки и аптекари, кружевницы и солевары – уж как бойко торговали они своими товарами! И тогда епископ повелел: «Всем-всем-всем! Каждому жителю нашего города! Будь он высокородным дворянином либо человеком из народа, многоопытным мастером либо пытливым учеником, степенным купцом либо честным лоточником, ученым писарем либо всезнающим нотариусом, владельцем корабля, водителем каравана, гребцом, возницей либо носильщиком! Всем и каждому в знак особой благодарности к благодетелю нашего города, надлежит каждую десятую монету, приобретенную в Городе у Соленой реки, будь то полновесный золотой либо медная полушка, бросить в чашу нашего фонтана! Да не возропщет дающий, ибо сказано: «Пускайте хлеба по воде!» Новый налог будет милостью нашей определен на устроительство города: на ремонт мостов, дорог и бродов, на рытье каналов и очистку колодцев, на укрепление стен и башен, для утешения и защиты всякого страждущего и всякого ищущего нашей поддержки!» Три дня глашатаи били в барабаны и возвещали волю его преосвященства. Гости города и мещане не стали спорить с епископом и кто с пониманием, а кто по принуждению, понесли на площадь десятину. «Мокрая дань» щедро сыпалась в мраморную вазу. Раз в неделю казначей выбирал монеты, пересчитывал их и возглашал: «Сего дня столько-то золота, серебра и меди пополнили нашу казну!» И все бы ничего, но однажды, и с чего бы вдруг, бронзовые жабы перестали извергать из себя воду. Весть о том, что на площади Медного фонтана приключилась беда, облетела город как пожар. Стар и мал, заезжие и местные – все сбежались к резиденции епископа. Одни пожимали плечами и вздыхали. Другие толкались локтями и выпытывали: «Что случилось? Это кто же виноват?» А третьи лезли в первые ряды, взбирались на ступеньки резиденции и голосили: «Проморгали! Проворонили!» Толпа гудела, стражники молчали. А потом кто-то совсем нехорошо пошутил: «Так в нашем городе остановилось время». Что тут началось! Разъяренные горожане вцепились в горе-острослова! Одни стали рвать на нем одежду, другие били несчастного и обвиняли его во всех своих злоключениях, а третьи, так и вовсе разошлись. Они кричали: «Сознавайся, предатель, кому ты продался? Ату, негодяя! Это он нарочно учинил, чтобы к нам караваны не шли! Кончай его, ребята! Он отнял у нас воду – так на костер лиходея!» Конечно, у несчастного нашлись защитники, но их было мало... И тогда камни полетели в окна. Осколки разбитых витражей сыпались на головы дерущихся. Забияки похватали колья. Калитки полетели с петель. Воры рыскали среди буянов и срезали у них кошельки. А что же перепуганная стража? Грозные алебардщики прятались за стенами домов, даже капитан боялся выглянуть на площадь. И тогда епископ приказал ударить в колокола и вышел на крыльцо. В присутствии его преосвященства даже самые отчаянные головы смирили гнев и буйство прекратилось. Первосвященник картинно вознес руки к небу: «Дети мои, что побудило вас к бесчинству?» Толпа заволновалась, а казначей нарочно громко всхлипнул, бухнулся в ноги и возвестил своему господину о приключившейся беде. Его преосвященство выслушал слугу, нахмурил брови и обратился к народу: «Так ли это, дети мои?» И услышал в ответ: «Так! Воистину так! Мы - не враги нашему городу, он – наш враг!» И вновь епископ поднял руки: «Дети мои, у вас вопрошаю: забыть ли мне о кротости и осудить ли мне недостойного?» И толпа единодушно прорычала: «Суди его!» «Ну, коли так, - голос его преосвященства гремел как гром - За непочтение к нашему славному городу, за надругательство над его святынями и непомерную гордыню этого недостойного смутьяна навсегда изгнать за пределы Города у Соленой реки! Отныне и навсегда ему и его потомкам запрещается пользоваться нашими мостами и дорогами, пить воду из наших колодцев и искать защиту за стенами нашего города! Во искупление причиненных нам бед: дом и имущество преступника продать, а вырученные деньги честно разделить между пострадавшими. Да будет так!» Толпа взревела: «Да будет так!» Стражники подхватили осужденного, а старший писарь приблизился к епископу и что-то зашептал ему на ухо. Священник благосклонно кивнул и продолжил: «За возмущение покоя и нарушение порядка наказать изгнанника палками и бить его до тех пор, пока он не покинет наших пределов». В тот же вечер избитого и обобранного острослова выставили за ворота. А наутро глашатаи возвестили: «Милостью нашего благодетеля, господам казначею и писарю поручено найти достойного мастера, дабы он для всеобщей нашей радости и процветания починил часы и снова запустил фонтан!»
Время шло. Подходящего механика так и не нашли. А тем временем нерадивые дворники стали ссыпать в чашу всякий хлам, а когда мусора набралось много, присыпали его землей и насеяли полевых цветов. Так на площади Медного фонтана в Городе у Соленой реки появилась мраморная клумба».
«Ну, здравствуй» - скиталец как-то странно улыбнулся и взялся за ручку шарманки. Играл он очень модную мелодию и музыкальная шкатулка не фальшивила. Но толи день был неудачливый, толи горожане поскупились, а к вечеру в кружке у шарманщика не завелось не одной монетки. Однако этот факт бродягу не смутил. Он заглянул в пустую черепушку, хмыкнул и все так же не спеша, и в то же время очень быстро, запаковал инструмент и пошел искать себе ночлег.
Уж постоялых дворов и гостиниц в Городе у Соленой реки было предостаточно. Роскошные чертоги для дворянства располагались на центральных улицах, занимали целые кварталы и ослепляли случайных прохожих дорогим убранством. Добротные дома для господ не именитых, но с тугими кошельками, встречались повсеместно. А ветхое жилье для бедняков, как будто стыдясь своей убогости, пряталось в глухие переулки.
«Вот те раз! - бродяга замедлил шаг у особняка с тяжеловесной кованой решеткой, прищурил глаз и постучал палкой по железной вывеске – «Аллигатор», значит? Тут – тук. Эй, не здесь ли живет госпожа крокодилица? Не она ли платок потеряла? А ведь как она бедная плачет, когда кого такими зубками!»
«И эти туда же» – теперь шарманщик насмехался над «Коронованным вертелом». «Знаю я ваших «венценосных». Им разносолы подавай – музыкант поморщил нос и отвернулся – «Форель и марель для благородного барона, не угодно ли соус?» Тьфу! А сами, а сами и на черную репу позарятся. Лишь бы задаром!»
Уже по темному старик остановился у жалкой перекошенной таверны: «Эк, тебя, матушка, скрутило…» Он потоптался возле входа и то ли с грустью, то ли с горечью вздохнул: «Не вывески, ни окон, ни дверей, да неполна горница людей… ну, да ладно, принимай гостей».
В таверне было дымно и темно. Огонь в камине да пара-тройка сальных плошек – вот и все освещение. А народа – кот наплакал: два стареньких нотариуса развлекались винцом по случаю хорошо обтяпанного дела, да огромный, смахивающий на волкодава, чернявый возница храпел за столиком в углу. На нового посетителя старички и не посмотрели. А чернявый, не дать не взять - сторожевой пес: учуял чужака, повел ноздрями, приоткрыл левый глаз и даже попытался приподняться, а потом как будто передумал и снова завалился спать, уложив свою кудрявую башку на здоровенную лапищу.
Не успел бродяга сесть на лавку и опустить поклажу на земляной пол, как перед ним нарисовалась воистину героическая фигура трактирщицы. Старик молчал. А Добрая Марта, так звали девушку соседи, что-то буркнула, все больше по привычке смахнула тряпкой со стола и развернулась к очагу. Там, у закопченного камина, трактирщица шумно вздохнула, зачем-то покачала головой, оглянулась на еще одного безнадежно безденежного посетителя, схватила поварешку и отчаянно зачерпнула чесночной похлебки. «Вот» - сказала она, возвратившись, и осторожно, чтобы не расплескать еду и не разбить посудину, водрузила миску с ужином на стол. Шарманщик смутился, и даже попытался что-то вставить, но трактирщицы и след простыл. Она уже вертелась возле стойки и, не обращая внимания на окружающих, спорила сама с собой: «Какая там выручка? По мне так нищие на паперти – честнее. А тут? Ну, мастер он, ну крутит он свою шарманку, и что? Ни кола, ни двора и вся надежда на «подайте ради бога». Так ведь тоже ремесло… Ага, уж лучше бы он…» На этом слове Марта поперхнулась. И было от чего. «Святая Пятница!» - трактирщица могла поклясться, что бродяга взял в руки посох, повертел его, погладил, отщипнул щепу и превратил ее в серебряную ложку: «И откуда он ее достал? Наш брат хлебает деревянной ложкой, а кто с деньгами – оловянной. И носит ее кто в заплечной котомке, кто за поясом, а то и в сапоге, а этот… Такой прибор благородному господину на стол положить одно удовольствие! А не украл ли он ее? Да нет, на вора не похож… Из посоха, значит...» «Эге, – смекнула трактирщица – а старик непрост. А не колдун ли к нам пожаловал? Сохрани, Святая Пятница! Набегут сторожа, а у них разговор короткий и все, что нажито – в огонь».
- Дитя мое…
Трактирщица мотнула головой и понеслась к бродяге со всех ног. Столы и лавки заходили ходуном и посыпались на пол, но девушка не обращала них внимание. Топ и грохот разбудили возницу. Бородач встряхнулся, огляделся, ничего не понял, пожал плечами и потопал к выходу. А старички-нотариусы вздрогнули и возвратились к прежнему занятию.
- Что угодно вашей милости?
Странный гость мягко улыбнулся и приподнял левую ладонь: «Вот».
Добрая Марта охнула – на столе во всей своей красе светился полновесный золотой: «Это… этот… как его…»
- Дитя мое, в некоторых странах красавицы пробивают в дукатах дырочки, нанизывают их на нитку и носят вместо ожерелья.
«Но…» - трактирщица не могла поверить, она все еще сомневалась.
- Возьми его, он твой.
Девушка зарделась, застеснялась, а потом подхватила награду, залюбовалась денежкой, перекинула с ладони на ладонь, как будто взвесила монету, не удержалась - тут же проверила ее на зуб и почувствовала приятный прикус благородного металла. «Ну, так это…» - Добрая Марта не очень расторопно поклонилась, зацепила еще одну лавку, подхватила ее, водворила на прежнее место, поближе рассмотрела золотой, прикинула его к себе, заулыбалась, а потом как будто вспомнила о чем-то важном, оглянулась на поленницу, вздохнула и грустно прошептала: «Башмаки…»
Шарманщик проводил ее взгляд и понимающе кивнул: «Да… и вот еще что, ночь на дворе. И доброму путнику нужно где-нибудь остановиться. Я думаю, этого достаточно». Музыкант щелкнул костяшками пальцев и убрал со стола правую руку.
Удивлению трактирщицы не было предела: теперь ей предлагали стопку серебряных монет. В глазах у Доброй Марты вспыхнули алчные огоньки, она подалась вперед, но пересилила себя, убрала руки за спину, отшатнулась от стола и просипела: «Только…»
Бродяга вскинул брови: «Только этого мало?»
«Нет - трактирщица перешла на быстрый шепот – только этого не мало, только этого много, очень много. Ваша милость, этого много. К нам и за выпивкой не часто ходят. А чтобы на постой… да за такие деньги, ваша милость, хозяин «Коронованного вертела» уступит свою спальню, еще и свечи принесет! А у нас… на пороге грязь, а за порогом лужа. Сюда и ночной дозор не заглядывает. Это они днем на рынке такие смелые, а ночью их не докричишься. И в чулане у нас сквозняки, а вместо перины мешок с соломой».
«Вот видишь, ночью на улице страшно, а я устал. И, – старик придвинулся к трактирщице поближе и вложил в ее руки монеты - что может быть лучше одеяла из звездного неба и подушки из мяты и клевера?
«Ну, коли так, - девушка собрала деньги, пересчитала, завернула их в тряпицу и крепко-накрепко сжала в руке – я покажу вам комнату. Она там, наверху».
Добрая Марта шла впереди и светила постояльцу. Деревянная лестница стонала не так от тяжести трактирщицы, как от давности прожитых лет. Скрипучие ступеньки возмущались: «Мы устали терпеть. Наши нервы расшатаны, мы этого не выдержим».
«Здесь» - девушка остановилась перед дверью и толкнула ее локтем. Навесы взвизгнули. И шарманщик заглянул в свою коморку: слюдяное оконце, грубо сколоченная лежанка, потемневший от времени тюфяк, бесцветное лоскутное одеяло.
«Вот и славно» - постоялец принял у трактирщицы светильник, пожелал ей доброй ночи и закрылся на засов. Старик еще немного постоял, прислушиваясь к жалобам ступенек, а когда они стихли, размахнулся посохом и ударил ногой по кровати: «Подлый вор, ты надумал ограбить скитальца? Вылезай немедленно или я превращу тебя в шушеру! В рыжую тощую грязную мерзкую крысу! С ободранным хвостом и объеденными ушами! Ну!!!»
«Нет, добрый господин! Только не в крысу!» - топчан подпрыгнул и на середину комнатушки с диким воем выкатился худосочный перепуганный подросток - рыжеволосый, разлохмаченный, в серых обносках и тяжелых башмаках на босу ногу.
«Не в крысу?! – постоялец толкнул мальчишку палкой - Так ты уже стоишь на четвереньках!»
«Я… я» - оборванец попытался встать, но у «колдуна» был такой грозный вид, что паренек не выдержал, упал на пол, по щенячьи свернулся калачиком и беззвучно заплакал.
- Ты решил помыть полы?
Воришка не отзывался, а только вздрагивал.
«Мне сырость не нужна» - старик демонстративно отвернулся, поправил лежанку, наклонился за одеялом и как бы ненароком уронил свой посох.
«Ага!!!» - слезы у мальчишки высохли, он кубарем пронесся по коморке, подхватил «волшебный жезл» и вскочил на ноги - «Ага, теперь я превращу тебя в крысу! В серую, облезлую, безусую!»
Шарманщик, хмыкнул, поправил топчан и уселся на лежанку: «Ну и…»
«Я!… Я… Я?!» - мальчишка не знал, что делать со своим трофеем. Он растерянно вертел в руках добычу. А бродяга еще раз зевнул и посоветовал: «Ты бы возвратил его хозяину. Волшебные вещи не любят, когда их берут чужаки. Вот так, пальцы разожми, а то навсегда останутся скрюченными. Давай-давай - старик отобрал у парнишки посох – Ну, и что же мне с тобой делать? Не в крысу, говоришь? А в кого же? А, может, спросим у сестры? Пожалеет она своего несносного братца, а?»
- Откуда ты знаешь?
- А я, брат, все знаю. Сестра у тебя добрая. Башмаки тебе купит.
- Ни какая она мне не сестра…
«Не сестра, говоришь? – шарманщик хмыкнул - Даже очень добрая богатая хозяйка не позволит такому шалопаю, как ты, жить на всем готовом и ничего не делать. А ты - ни воды принести, ни дров наколоть. И не холодно тебе бродить по улицам в такой рванине?»
Воришка героически молчал.
- Не холодно, значит… А сестра у тебя добрая... Это ты ее доброй прозвал?
«Не-а – мальчишка приободрился – Прошлым летом у нас грузчики гуляли, ну и хлебнули лишку. Напились и ну кулаками махать. Добро по зубам себя бить, так они стали лавки крушить, а потом принялись за горшки. А для Марты ничего нет хуже, когда у нас посуду бьют. Ну, так вот, сестра вышла из-за стойки, вот так вот посмотрела на грузчиков, а потом похватала их за шкирку, вынесла за порог и раскидала по углам. А на улице дождь и вот такая лужа. А эти пытаются встать. А у них ноги разъезжаются и всякий раз носом в грязь! Носом в грязь! Народу собралось! Все ржут: «Вот, так девка! Двоих укатала!» И все тычут в этих пальцами! А у них языки заплетаются и все в грязь и в грязь! Наутро эти двое протрезвели и пришли опохмеляться. Видел бы ты эти рожи, стоят они перед Мартой, размахивают кулаками: «Кто заплатит мне за плащ? Мой камзол денег стоит! Ты, девка, знай свое бабье место! Твое дело молчать, а наше мужицкое дело…» Сестра не стала их слушать. Бац-бац одного другого по башке и за дверь! Эти, двое, очухались, расселись на пороге и ну орать: «Ух, ты, Добрая Марта! Добрая-добрая! А скажи нам Добрая Марта, где ты по ночам шастаешь?! Люди добрые, я точно видел как эта, с позволения сказать, девица, прячет косу под колпак, натягивает на себя штаны и за милую душу таскает с пристани мешки! А может она и не девица, а мужик, переодетый в бабье платье! Это надо проверить! Откуда у нее такая силища?! Люди добрые! Откуда у трактирщицы такая сила, а? Мне цыган говорил, а цыгане все знают, как Добрая Марта подряжается в кузнице молотобойцем! Да она ведьма!» Тут сестра не выдержала и вышла на порог. Эти двое ноги в руки и кто куда: «Добрая Марта! Добрая Марта!» Вот…»
«Хм, Добрая Марта… Добрая Марта… Что же мне с тобой делать? Добрая Марта… а, что, если, я… возьму тебя к себе в ученики? Ты парень шустрый. Ну, что, отчаянная голова, пойдешь ко мне в ученики? Если соглашаешься, назови мне свое имя, а если нет…» - шарманщик постучал посохом.
- Ладко. Меня зовут Ладкой.
- Вот и ладно. Для начала, Ладко, присядь.
Новоиспеченный ученик помялся, да и уселся на пол.
«Ну, так вот, что, Ладко… - старик замешкался, как будто взвесил что-то очень важное и продолжил – заруби себе на носу, я не колдун и никаким волшебным премудростям учить тебя не буду. Запомни раз и навсегда: просто чудес не бывает. Настоящие чудо мы с тобой совершим. Вот этими руками. Но для этого...» - шарманщик огляделся, на всякий случай заглянул под свой топчан, а потом привлек ученика и что-то зашептал ему на ухо.
«Ну, вот и все. Все, теперь иди. А это – музыкант покопался за поясом и вложил мальчишке в руку несколько серебряных монет – Это для первого случая. Остальные потом. Все, ступай, и не думай сбежать, а не то я превращу тебя…»
«Ага - парнишка скорчил хитрую гримасу – лучше в рыжего соседского кота, чтоб я всю жизнь лакал сметану».
«Поговори мне» - старик выпроводил ученика в коридор, поглядел на засов: задвигать – не задвигать? Сам себе приказал: «Задвигать!» - закрылся и улегся спать.
Ладко стоял за дверью, вертел серебряные гроши и пытался понять: «Что же такое произошло? Поначалу, неприметный бродяга зашел в таверну погреться. Потом сестра из сострадания насыпала ему еды. Старик наелся, стал творить чудеса и сорить деньгами. И тогда ему, горькому вечно голодному сироте, пришло в голову стащить у волшебника посох и наколдовать себе и Доброй Марте немного золота, чтобы справить новую таверну и прикупить одежды. Но бродяга, и никакой он не колдун! и даже не алхимик, перехитрил меня. Зато он взял меня в ученики и пообещал…» Мальчишка огляделся: огонь в камине догорел, старички разошлись по домам и Добрая Марта давно уже вылизала все свои миски. Он еще раз оглянулся на чулан – дверь в коморку была заперта, тряхнул лохматой головой и, чтобы «все без лишнего шума» - скинул башмаки, подхватил их под мышки и осторожно выбрался на улицу. Но не успел он выйти за порог, как жесткая неведомая сила вцепилась парню в ворот и потащила его куда-то вверх. Ладко попытался извернуться и лягнуть нападавшего, но не тут–то было. Кто-то или что-то очень больно закатило ему по затылку, а когда парнишка обмяк, перехватило Ладка за ногу и понесло куда-то в темноту.
Очнулся он от жуткой тряски. Голова гудела как котел.
«Ну» - чей-то голос просипел, и Ладка снова затрясли. Понемногу он пришел в себя и попытался оглядеться.
Ночь остановилась на двенадцати. Большая бледная луна зацепилась за шпили собора - и она пыталась вырваться из плена, и у нее не очень получалось. Луна скорбела, восковые слезы стекали вниз по куполам и стенам и растекались по булыжной мостовой.
Похитителей было двое: худосочный коротышка в шляпе теребил эфес кинжала - уж этот точно был за атамана, а второй – лохматый здоровяк держал мальчишку за ногу и ожидал приказов вожака. Ладко присмотрелся к верзиле и ахнул: «Волкодав! Тот, что в нашей таверне!»
«Ну…» - мелкий кивнул подельнику и тот замахнулся.
- Ну?
Заслышав очередной вопрос, Ладко понял: «Нужно говорить, все что угодно, иначе живым не отпустят». Но не успел он рта открыть, как атаман протянул к мальчишке руку, погладил его по вихрам, а потом схватил за чуб и ткнул под нос те самые злополучные гроши: «Ой, горемыка-сиротинушка, расскажи мне сказочку как живется тебе разнесчастному, как злобные торговки, завидев такую рвань, как ты, все съестное прячут под подол и угощают вашу братию не медовыми грушами, а проклятьями и тумаками. Ой. А еще пусти слезу и похвали сердобольного сапожника за то, что он по доброте душевной, подарил тебе свои разбитые калиги. Короче, пацан, где ты взял монеты? Или…» - разбойник едко улыбнулся и черкнул ребром ладони по горлу.
- Я, я…
- Ой, сейчас расплачусь! Дитятко штаны промочило! Ты что, пацан, подвязался в ночные жонглеры? Ты гляди мне, уж я пошучу - обхохочешься. Ну!
И Ладко заговорил: «Сегодня, сегодня к нам в таверну явился странник. С виду нищий, но точно с деньгами - за миску чесночной похлебки он подарил сестре дукат, вот. А потом он превратил свой посох в серебряную ложку, а меня позвал в ученики, дал денег и велел найти помощников…»
Воры переглянулись. Здоровяк выжидал, что скажет старший. А вожак побрякивал монетами и искоса поглядывал на мальчика.
Чернобородый не выдержал: «Ну, и…»
Мозгляк, как будто нехотя, присвистнул и верзила опустил пленника на груду булыжников. Как только Ладка почувствовал под ногами землю, он тут же решил удирать. Но нога от крепкой хватки онемела, да и эти двое стояли слишком близко.
- Ну?
- А еще, он вовсе не колдун, но умеет творить чудеса. И для нового чуда он велел раздобыть хорошую веревку, крепкий заступ и четыре лопаты. Ну, я пойду?
Новоиспеченные подельники переглянулись и отступили в темноту.
Два долгих дня Ладко отирался на площади, следил за выходами стражи и прислушивался к болтовне служанок. Он несколько раз обошел заброшенный фонтан, изучил всех бронзовых лягушек и притащил в коморку два мотка добротной бечевы.
А в третью ночь нагрянула гроза. И какая! Казалось, все тучи мира сбились в кучу и налегли на городские крыши. Громы били так часто и густо, что даже башня Дальнего Дозора тряслась от страха и швырялась кирпичами. Дождь то накрапывал, то бил стеной. Потоки грязи вперемешку с мусором, объедками и битой черепицей наводнили улицы, а площадь Медного фонтана превратилась в жуткое болото.
Ладко волновался, а учитель сидел и ждал. В положенное время он сам себе велел: «Пора», взял шарманку, подхватил веревку и кивнул ученику на инструменты.
«Эге, - подумал Ладко – да под таким дождем не то, что стража, ни одна собака не посмеет выбежать на двор! И откуда он об этом знал?» А старик как будто услышал его мысли и проворчал: «Я, брат, все знаю».
Заполночь они приблизились к клумбе-фонтану. Разбойников на месте не было.
«Ага, будут они грязь месить. Небось, забрались в теплое местечко и…»
Но не успел мальчишка досказать, как ночные люди развлекаются – со стороны собора кашлянули и подельники вышли на свет. Шарманщик не сказал ни слова, он просто передал им инструменты. Ночные люди, так же молча, взяли заступы и направились к клумбе. Забраться в чашу было нелегко. Мокрый мрамор скользил под руками и тогда верзила подхватил вожака и забросил его в фонтан, тоже он проделал с остальными.
«Приступим?» - шарманщик поплевал на ладони и взялся выгребать из чаши грязь. Час-другой все четверо старательно освобождали вазу от земли и искали под мусором крышку люка. «Здесь» - старик отбросил заступ и очистил находку от глины.
«Кому стоим?» - мозгляк кивнул верзиле и тот вцепился в бронзовые ручки. Крышка не поддавалась, но разбойник и не думал отступать: «А, чтоб тебя! И какой это умник придумал? Еще чуток. А, говорил: не сдвину».
Под люком обнажился черный лаз. Ладко заглянул в колодец и потянулся за камнем, но вожак схватил его за ухо и зашипел: «Ты, что, пацан, всю стражу перебудишь!» Мальчишка всхлипнул и отодвинулся от люка. Между тем старик обвязался бичевой, а второй конец веревки сунул в руки здоровяку. Тот попробовал канат на прочность и одобрительно кивнул: «Годится».
«С богом» - бродячий музыкант сел на край колодца и пополз вниз.
«Теперь я» - вожак обхватил канат и соскользнул в люк.
«Погоди, пацан,» - чернобородый забрал у Ладка второй моток и покрепче привязал его к бронзовой фигуре кузнеца. Спускаться он не торопился.
- Боишься?
Разбойник стушевался и пожаловался: «Это, как его… бывает… Я, это, по малолетству с лошади упал…»
- Тогда я…
«А тебя, герой, внизу не ждут» - верзила грузно сел на край отверстия, закрыл глаза и запыхтел…
Мальчик все еще был наверху: его-то вниз не приглашали», но там внизу творились чудеса и любопытство победило.
Свод подземелья был обложен серым камнем и обвешан масляными лампами. Где-то там, впереди, шаркали тяжелые сапоги и Ладко поспешил на шум. Дорогу преграждали двери. Шарманщик возился с побуревшим от времени замком, верзила налегал на засов, а атаман чертыхался и обирал со шляпы паутину. После очередной попытки щеколда щелкнула и створки расползлись. Все четверо шагнули в круглый зал, да так и ахнули: зал был набит епископским добром: куда не глянь - повсюду сундуки, мешки и бочки с серебром и золотыми.
«Святая Пятница!» - чернявый рот раскрыл от удивления, а мозгляк подался вперед, сорвал с ноги сапог и набросился на бочку без печати. Та вздрогнула, завыла. И подземелье наполнилось дикими воплями.
«А ну, заткнись, или я отрежу твой поганый язык и скормлю его собакам!» - разбойник выволок из бочки тщедушного худого человечка с перекошенным от ужаса лицом.
«Прошу любить и жаловать! - атаман пнул пленника под зад и гадливо вытер ногу о мешок – Господин писарь собственной персоной! Ну, что, чернильная твоя душа, - «мокрая десятина на устроительство города, на очистку колодцев и ремонт мостовых»? Добродетельный ты наш! На моей спине живого места не было, она помнит каждую твою палку! Правосудие торжествует, да? Но, позвольте, ваша мерзость, а где же ваш благородный подельник? Где его ворейшество – господин казначей? Не знаешь? Не можешь сказать?» он грозно выхватил клинок и писарь бухнулся перед атаманом на колени: «Ва-ва-ва…»
- Да ты мослами не тряси, чай не масло взбиваешь!
- Ва-ва-ва…
Чернобородый перехватил взгляд писаря, сунул руку в соседнюю бочку и тут же выдернул ее обратно: «Да, он кусается!» «Вот» - верзила подхватил бочонок и швырнул его о каменную стену. Обод лопнул, доски разлетелась, и из-под обломков вылез лысый тостобрюхий казначей.
«Дорогой мой обличитель, не больно ты похож на того спесивого самовлюбленного барина, привыкшего распоряжаться человеческими судьбами а заодно и благосостоянием общины. Ну-ка, куманек, поздоровайся со мной» - разбойник протянул казначея сапогом. Тот угнулся, выдержал удар и даже не пикнул.
- Молодец, урок усвоил, сразу видно – «грамотный». А где же третий?! Не для него ли у меня особенный гостинец, а?
Казначей и писарь заревели и, опережая друг друга, метнулись в дальний угол и заколотили кулаками по стене.
«Погоди, это дело по мне» - шарманщик распаковал музыкальную шкатулку и налег на рычаг. При звуке музыки стена раздвинулась и открыла потайную нишу. Ладко охнул, а его преосвященство не стал дожидаться приглашения и сам вышел из укрытия. Не в парчовой праздничной ризе, а в домашнем халате, наброшенном поверх ночной сорочки, в измятом спальном колпаке священник был похож не на святошу, а на застигнутого врасплох ростовщика.
Атаман отстранил старика и шагнул к епископу: «Значит, божий человек, «за возмущение спокойствия, нарушение порядка и поношение святыни?»
Тот отступил к стене и неожиданно и очень громко выпустил газы.
«Тьфу, ты, пакость какая!» - мозгляк отшатнулся от священника и прикрылся рукавом, а чернявый скорчил жуткую гримасу и замахал лапищей перед носом.
«Хватит, божий человек, тридцать лет я шел к тебе по запрещенным бродам и мостам. И вот я здесь. Я – изгнанник и хулитель, я - лиходей из Зеленой Долины, вор, чернокнижник, острослов и недостойный гражданин! Ты запретил мне пить из городских колодцев? А это видел? – атаман подхватил большой кувшин и вылил на себя содержимое. – Что?! Мне не велено искать защиту за стенами «вашего» города? Вы-то сами в безопасности?» – разбойник замахнулся кинжалом. Священник вжался в стену, писарь рухнул на пол, а казначей завизжал как недорезанный и стал искать спасение у ниши.
Атаман захохотал как сумасшедший: «А еще мне запретили пользоваться вашими мостами и дорогами. Ваше преосвященство, где же ваши стражники и палки? Вот вам - он застучал каблуком по камням – Вот вам ваши броды и мосты, вот вам ваши броды и мосты, вот вам ваши дороги! Вот-вот-вот!» - разбойник разошелся, запрыгал и заплясал какой-то дикий танец. Он размахивал ногами и руками, рубил бронзовые лампы, колотил по сундукам и бочкам, атаман скакал все выше и выше: «Вот-вот-вот-вот!» Сверху посыпались камни и шарманщик обеспокоенно указал на потолок: «Перекрытие не выдержит, там механизмы…»
Но мозгляк не унимался: «Да видал я твои механизмы!» - он рвал мешки, хватал монеты и швырял их куда попало: «Вот-вот-вот-вот». А потом перекрытия рухнули, пол под атаманом провалился и он с ларцами, сундукам, бочками и со всей не святой троицей полетел в бездну.
Когда пыль над провалом осела, верзила как-то грустно улыбнулся: «Допрыгался как воробей...»
- Но, нам пора, если не уберемся до рассвета – никакого чуда не получится.
- Чуда?
- Чуда, мой мальчик, настоящего чуда.
Перед уходом чернявый разбойник приблизился к провалу, заглянул вниз и отчаянно махнул руками.
К счастью, от разрушенья лаз не пострадал. Да и веревки были прочными. Первым из подземелья выбрался Ладко, затем старик, а лохматый - уж больно крепок был верзила. Канаты натянулись как струна…
- Бог в помощь?
Шарманщик вздрогнул и заслонил собой ученика. Ехидный голос принадлежал десятнику ночного дозора: «Что здесь у нас? Не иначе как эти бродяги докопались до казны. А, ну, посторонись!» Стражники влезли в фонтан и оттеснили старика от люка: «Тяжеловата. В такой реке большая рыбка водится. Это что ж они там подцепили?» Вояки побросали алебарды и впряглись в веревки. Старший и тот запрягся в канат и потянул его как добрый мерин: «А ну, лентяи, навались!»
- А ну, навались!
И разве думал десятник, что вместо бочки с золотом он вытащит из ямы огромного, продрогшего и очень злого мужика? Два крайних алебардщика даже не успели удивиться – верзила тут же оглушил их кулаками. Медные кирасы тихо звякнули и стражники лишились чувств. Бравый командир опешил, отступил от колодца, запутался в ножнах и картинно растянулся. Что же до остальных: когда в боевом строю осталось только трое - и эти храбрецы не отступили, а честно убежали с поля боя. Но не успели доблестные воины выбраться из чаши и удрать куда подальше, как двое тут же скатились в фонтан. А третий отбежал на безопасное расстояние, остановился отдышаться. Но в этот миг на втором этаже постоялого дома раскрылось окно, и чья-то меткая рука выплеснула на голову вояке содержимое ночной вазы.
Страж опешил: «Вот, зараза, прямо в лоб!» Он уже хотел разразиться проклятиями и потребовать штраф за обиду, но вспомнил о судьбе своих товарищей и немедленно укрылся в переулке.
Ладко выглянул из фонтана и охнул: «Добрая Марта, сестра…»
- Да, сестра и совсем не добрая! Где тебя носит?! Холод! Ураган! Да еще на босу ногу!
Мальчишка сжался и подумал: «Сейчас не только мне достанется…»
Но Добрая Марта не спешила разбираться с братцем. Почему то вдруг она остановилась, спрятала руки за спину и как-то странно улыбнулась, а верзила топтался перед девушкой, глуповато моргал и пытался совладеть с кулачищами.
«Не мешай, пусть себе любезничают, - шарманщик отвлек ученика от догадок - У тебя рука помельче, поищи-ка здесь».
Ладко влез на кромку каменной вазы, подобрался к одной из бронзовых жаб и с опаской заглянул в ее разинутую пасть.
- Да ты не бойся, она не зубатая.
«А я и не боюсь» - он зажмурил глаза, храбро сунул руку в отверстие и наткнулся на странный предмет, прикоснулся к нему, осторожно поискал, нащупал шнурок, потянул за него и извлек из лягушки тугой тяжелый кошелек.
«Теперь все стало на свои места - шарманщик взвесил мошну и продолжил – не иначе как господин казначей умыкнул немного мокрой дани, спрятал денежки в часах, а золотые перекрыли воду. Как и договаривались – сто золотых» - он передал деньги верзиле.
- А как же чудо?
- Чудо?
- Конечно, чудо, мальчик мой, большое красивое чудо! Но, для начала, закроем колодец.
Чернобородый сунул кошелек за пазуху и налег на крышку люка, но сдвинуть диск и возвратить его на место никак не получалось. Старик и Ладко взялись помогать - тщетно. Уставшие, измотанные, мокрые все трое выбрались из чаши. Бродячий музыкант вздохнул: «Светает» и, как бы извиняясь, потрепал парнишку по плечу.
«Тоже мне» - Добрая Марта, как будто не спеша и в тоже время очень быстро, вскарабкалась на каменную чашу, соскользнула вниз и, недолго думая, взялась за крышку люка и потянула ее на себя. Скрытый механизм пришел в движение. Колодец закупорился. И из злополучной бронзовой жабы брызнула струя воды. Верзила вскрикнул: «Вот, зараза, прямо в лоб», а Марта и шарманщик рассмеялись.
В тот же вечер из надвратной башни старик и Ладко вышли на дорогу. Вездесущий бесхвостый воробей проводил их долгим взглядом и в полголоса чирикнул: «Вот и ладно. Он, видите ли, часы починил! А где мы нового епископа возьмем?» Но странники Бесхвостого не слышали, да и он не очень то старался.
«Ты, это…» - чернявый верзила не знал что сказать.
- А ты-то как?
«Я-то» - вчерашний разбойник ухмыльнулся и обнял трактирщицу. Девушка смутилась, но отстраняться не стала.
- Я, это, мы, починим дымоход и придумаем вывеску. Будем зелень из села возить и мясную лавку откроем. Деньги у меня, у нас, имеются.
«Ну, как знаешь» - шарманщик поклонился Доброй Марте, подмигнул здоровяку и налег на походную палку. Ладко поспешил за ним.
«А может быть?» - девушка попыталась удержать своего несносного брата. Но на его ногах поскрипывали новые, подбитые железом, башмаки. В такой обнове разве усидишь? Сама дорога так и просится в подруги.
У развилки Ладко задержался: «Хозяин».
- Называй меня учителем.
- Хозяин, я пойду своей дорогой.
- Ты не хочешь стать механиком? Подумай, я научу тебя собирать такие штуки…
- Хозяин, я не хочу крутить шарманку. Я слышал, в Южном городе делают славные скрипки.
- И?
«Когда-нибудь я стану мастером, сделаю волшебную скрипку и научусь на ней играть. Это будет мое, собственное чудо. Вот, - мальчишка снял с плеча котомку и вынул из нее несколько тонких дощечек – Это груша, грушевые скрипки певучие, лучше еловых».
- Ну, как знаешь.
- Как знаю.
СКАЗКИ МЕДНОГО ФОНТАНА
1. О Птицелове и Жаворонке
2. Про странного сапожника
3. Как на рынке вырос дуб
4. О Дворцовом Генерале и Веселом Кузнеце
5. О платочке для беззаботной пастушки
6. Как кумушки горшки побили
7. Влюбленный трубадур
8. Черная душа – Белая Книга
9. Медная Лампа
10. Сундучок
11. Храбрый десятник
12. Хрустальный колокольчик