Еще одно испытание, через которое нам пришлось пройти, было испытание временем. Вернее его «расшатыванием». Время Марина не контролировала совершенно, и удержать ее в каких-нибудь разумных рамках было невозможно. Вставала девочка рано, самая первая. После памятного дня, когда мы все по ее прихоти почти двое суток оставались без сна, она не сразу рисковала идти будить меня и малышку. Какое-то время девочка одна или вдвоем с братом играла в детской. Потом дверь ко мне открывалась, и слышалось шепотом:
- Мама, мы хотим кушать!
Ммммммм, бальзам на мамину душу. Ну, кто же не поспешит скорее приготовить кашу и накормить своих деточек? Еще было довольно рано, после завтрака можно было порисовать, поиграть всем вместе и сходить погулять. Погода ожидалась хорошая, на дворе стояла золотая осень.
- Кто первый пойдет умываться? – Марина никак не реагировала на мой вопрос.
- Я первый! – Поспешил сын.
- Я первая! – Тут же спохватилась Марина и поскорее забежала в ванную.
Через полчаса:
- Марина, каша уже остывает на столе. Ты умылась?
- Нет еще.
Когда я заглянула в ванную, перед моим взором предстали раковина и шкафчик, измазанные зубной пастой.
- Покажи, как ты чистишь зубы.
Марина наложила пасту себе на щетку, потом слизнула ее и тут же выплюнула.
- А что ты делаешь щеткой?
Марина продемонстрировала: почистила раковину, кран, стены и шкафчик.
Ррррррррррр…
- Давай учиться. Смотри как надо, - Марина сопротивлялась моей пошаговой презентации, как могла: «Я сама!», «Мне так больно!» и все в таком же духе. – Теперь можешь прополоскать рот. Ты что делаешь? Лижешь воду? Нет, надо вот так. – Набрала в рот воды, прополоскала, выплюнула, - Поняла?
- Да,- ответила Марина и продолжила лизать воду.
- Хорошо, давай я тебе налью воды в кружечку. Набирай в рот. Так. Теперь выплевывай. Марина, где вода? Ты ее выпила?
- Нет.
- А где же она? Смотри еще раз, - повторила показ сначала. Дала ей – снова выпила. Каша уже остыла…
- Все, беги, переодевайся и за стол.
- А я еще не умылась!
Ррррррррр…
- Умывайся, - мне приходилось сдерживаться, чтобы не вмешаться, дабы избежать слез с самого утра.
С чисткой зубов и умыванием время затягивалось каждый Божий день. Причины всегда находились разные: «Утром зубы я чистить не буду!», «Я умываться не хочу!», «А я еще не умылась!», «Я не хочу пасту с апельсиновым вкусом, хочу с яблочным!». Кстати, зубы она так и не научилась чистить. Каждый раз был как первый. Так, на утренние водные процедуры и переодевание ежедневно уходило по два часа.
- Марина, иди, сними пижаму.
- Мама, а пижаму куда девать?
- Сложи и положи на свою кровать.
- А как сложить? Вот так? – скомкала, – Или вот так? – Накрутила на руку.
- Сложи ее аккуратно.
Марина бросила пижаму на пол в прихожей и начала ею возить по паркету.
- Если тебе надо складывать на поверхности, то лучше это делать на кровати. – Подсказала я, демонстрируя, как можно аккуратно сложить пижаму. – Держи, убери на место.
Марина, небрежно взяв одной рукой стопочку вещей, одну половину тут же уронила на пол, вторую половину разумеется скомкала заново.
Завтрак занимал, не больше - не меньше, три часа. Сколько нужно времени, чтобы съесть небольшую порцию каши? При этом задать тысячу ничего не значащих вопросов, а после того, как я встану из-за стола, полежать на нем или на тарелке, позадирать ноги, пару раз упасть со стула, позаглядывать в тарелку брата и постараться «навести там порядок», вымазать кашей руки, лицо, платье, стул и стол? Как правило, трех часов хватало. Хоть как-то ускорить процесс было невозможно, при этом из-за стола вывести - неосуществимо:
- Я хочу кушать!!! Я голодная! Я буду есть свою кашу!
Наконец-то тарелка была пустая, и кружка тоже.
- Все, Марина, теперь умойся и одевайся на прогулку.
- А я хочу еще молочка.
- Бери еще, пей, - налила добавки.
Буль-буль-буль. Играет с молоком. Тьфу! Молоко изо рта льется обратно в кружку.
- Марина, все, одевайся. Едой не играют! – я попыталась забрать кружку.
- Я БУДУ пить молоко! Хнык-хнык.
Буль-буль-буль. Тьфу! - Все, без молока!
Чтобы выйти на улицу, мне необходимо было собрать троих детей и одеться самой. Причем одновременно, чтобы никто не парился в куртке, ожидая остальных. Марина никогда не позволяла помочь ей одеваться, и вообще прикасаться к себе, будто мои руки были заразны или ядовиты. Почему это происходило, я не понимала, и в этой суете нервотрепок мне по-настоящему некогда было всерьез об этом задуматься. А так как девочка обладала очень хорошими навыками самообслуживания (намного лучше, чем большинство сверстников), то я все списывала на затянувшийся кризис трех лет «я сама!».
- Марина, надевай желтые колготки.
- Вот эти?
- Это не желтые. Какого цвета эти колготки?
- Голубые.
- А я сказала, желтые.
- Вот эти?
- Это розовые. Держи, надевай, вот так, - положила перед ней колготки.
- Мама, я правильно надеваю?
- Да, правильно. – взглянув, ответила я, помогая собраться сыну и подготавливая остальные вещи для прогулки.
- Мама, я надела колготки.
- Марина, ты их надела задом наперед! Ты же начала надевать их правильно! Теперь переодевай.
Хнык-хнык.
- У меня не получаааетсяяяяя!!!!
- Не тяни их за носок. Сними сначала с попы… Попа сзади… не спереди, а сзади, Вот здесь, -показала руками нужное место, - Так, теперь снимай с попы, спускай вниз…
Сборы продолжались. Хнык-хнык.
- У меня не получается!!!
- Не тяни за носок, ты же стоишь ногами на колготках, сядь и сними… Вот, теперь надевай правильно. Спереди должна быть одна дорожка. Вот так.
- Марина, ты где? Ты чем занимаешься? Почему до сих пор без колготок?
- Я щас!
- Иди сюда, я помогу.
- НЕТ, я самааааа!!!
- Мальчик уже собран, ему жарко стоять в куртке.
Еще час препирательств и Марина была готова идти обуваться. Тем временем я надела последнюю одежку на уже спящую малышку и вышла в прихожую.
- Марина, надо надеть сапожки, почему ты в босоножках?
- Они красивые.
- Красивые, только на улице осень и холодно. Надо одеваться и обуваться тепло, чтобы не замерзнуть.
- А мне нравятся босоножки. Это МОИ босоножки.
- Твои, никто их не заберет. Снимай, мы их поставим в комнату, они будут тебя там ждать.
ЫыыыыыыыыааааааАААААААААА!
- УУУуууааааа! УУуааааа!
Каждый раз, когда казалось, что все сложности позади и дальше должно пойти все более-менее гладко, девочка придумывала искусственное препятствие в виде несбыточного желания и находила какое-то непонятное удовольствие от того, что оно не может быть исполнено.
- Мамаааа, пойдем гуляяяяять! – капризничал сын, которому давно уже надоело ждать.
- Марина, надевай сапоги. Они тоже твои и тоже красивые.
- Я хочу в босоножках!
- Хочешь в босоножках, оставайся дома и ходи в них.
- Я хочу гуляяяять! – Гулять Марина любила. В детском доме прогулки были не каждый день, только в хорошую погоду. Всего по часу и только с теми детьми, кто хорошо себя вел. Так что прогулка воспринималось как поощрение. Гулять она на самом деле хотела. Зная это, но не понимая ее сопротивления каждому действию, мне пришлось под крики плачущего трио самой переобуть Марину в сапожки.
- Не трогай! Я сама застегну! Дерг-дерг-дерг. – У меня не получаетсяяяяяя!!!!!! – повалилась на пол, разбросав руки-ноги в разные стороны.
- Давай помогу!
- НЕЕЕТ!!! Я самааааа!!!!!! ААаааааыыыыыиииииыы!
- Я просто тебе помогу!
- УУууааааААААА! УУуууууаааАААА!
- Мама, пойдем гуляяяяять!
- Так, все, ждите меня за дверью, я возьму малышку и выйду.
- Я первая!
- Нет, я первый!- сын уже распахнул дверь и стоял в дверном проеме.
- Я перваяяяя!!!! АААииииииыыы! – Девочка оттащила его назад и пробилась к выходу.
Дверь хлопнула, наконец-то наступила долгожданная тишина. На ходу укачивая малышку, я вышла из квартиры.
- Марина, где твоя шапка? - Головной убор девочки болтался на завязках за спиной.
- Я не мОжу развязать шапочкууууу!!!!
- Зачем тебе ее развязывать?
- Я хочу другую резиночкуууууу!!! Я не мОжу, ааААААААЫЫЫЫыыииииИИИ! – Марина нервно дергала за веревочки, затягивая все туже и туже узелок.
- Подожди, я тебе ее развяжу.
- ААааыыЫЫИИии! – Марина мотала головой, вырывалась, каталась по полу.
- УУууааАА! УУУуууаааААА!
- Мама, пойдем гуляяяяять!
Прогулка заканчивалась, не успев начаться. Уже наступило время тихого часа, а мы еще не вышли на улицу. Впереди нас еще ожидало испытание обедом.
Господи, дай мне мудрости и терпения!!!! Мне не хотелось постоянно ругать Марину. У меня не было желания кричать целыми сутками! Не было и стремления постоянно ее дергать, проверять, контролировать, критиковать, подгонять. Мое сердце горело желанием любить, играть, гулять и баловать. Но у меня НИЧЕГО не получалось! С ее расшатанной нервной системой, Марина незримо влияла на всё и всех вокруг себя, она расшатывала нервную систему окружающих, мою в первую очередь. Она расшатывала само время, и вот уже вся семья вязла в нескончаемых часах, вокруг которых комками липли дни и недели.
На то, чтобы раздеться после прогулки уходило минимум два часа, при условии, что мне удавалось активно в этом участвовать и по возможности помогать. На обед - три часа. Все дни неминуемо превращались в один хаотичный кошмар, поскольку эти растягивания времени обильно сдабривались липучими-приставучими провокациями, вредительством и порчей всех подряд вещей с обязательными затяжными истериками. Создавалось впечатление, что всю нашу семью неумолимо затягивает в гиблую трясину, когда каждое резкое движение лишь усугубляет ситуацию. Организационные возможности у Марины практически отсутствовали. При этом любые попытки с моей стороны организовать девочку, ограничить во времени, установить хотя бы примерный распорядок дня и сделать его немного прогнозируемым – возмущали Марину и встречали яростное сопротивление, протесты, слезы и истерики.
Такое поведение не было случайным. Бесспорно, при всем желании пойти на прогулку, Мариной руководил подсознательный страх, а неимоверно затягивающиеся сборы были результатом внутреннего сопротивления против неизвестности, которая ждала ее за дверью. Отсутствие привязанности к какому-либо близкому взрослому не позволяла девочке доверять людям, и как следствие принимать дисциплину, развивать причинно-следственное мышление, самоконтроль и ответственность.
Спустя месяц-два в нашей семье время уже не так подвергалось неимоверному «расшатыванию», тем не менее, требовались частые замечания, четкие инструкции и постоянный контроль. Любое действие, требующее минимального самоконтроля, растягивалось до бесконечности. Где же та спасительная привязанность, хотя бы малейший намек на нее, который позволило бы Марине преодолеть сопротивление и недоверие? Неужели ей постоянно будет требоваться «дрессировщик», чтобы хоть как-то вписываться в разумные временные рамки? Все мое нутро сопротивлялось этому! Мне в принципе всегда претила мысль о постоянном контроле над кем либо, поэтому таким «дрессировщиком» я быть не только не желала, но, по существу, и не могла. Мне хотелось быть просто мамой!
PS. Спустя время нашлось объяснение потребности Марины «расшатывать» время. В одной статье на сайте Института развития привязанности говорилось об особенностях поведения детей, переживших жестокое обращение или насилие (в том числе отказ кровной матери от ребенка). Так, дети, столкнувшиеся в раннем детстве с предательством взрослых и потерявшие к ним всякое доверие, могут:
«1. пытаться контролировать мир вокруг себя и испытывать подсознательно чувство опасности, если ситуация ими не контролируется.
2. намеренно пропускать часть задания (поручения, инструкции), чтобы именно таким образом продемонстрировать, что это они контролируют задания, а не Вы. Лучшая стратегия, когда Вы не доверяете кому-то: не делать то, что этот человек просит Вас сделать.
У них всегда один темп – их собственный. Никакое количество "Поторопись, тебя все ждут " не будет работать - они должны всё держать под своим контролем, и Вы только что сказали им, что они контролируют всех (заставляют их ждать). Ребенку необходимо завершить обед, чтобы все могли пойти на игровую площадку. Ему нужно одеться и встать в линию. И в это время он может начать разбрасывать бумаги, ронять одежду, начать искать перчатки, бродить по комнате - всё, что угодно, для того, чтобы замедлить процесс и контролировать его в дальнейшем».
Действительно, даже спустя долгое время подобное поведение возвращалось к Марине каждый раз, когда у нее появлялся страх неизвестности (перед каждой поездкой в поликлинику и «по делам») или когда рядом с ней находился человек, которому она не доверяла.