Старушка бесцельно бродит по территории дома-интерната для престарелых. Остановится, улыбаясь беззубым ртом, весело распевает частушки, задорно притопывая ногой и прихлопывая в ладоши. Редкие, седые волосы выбиваются из старенького ситцевого платочка; почти бесцветные, некогда небесно-голубые глаза, морщинистое лицо выдают её нелёгкую жизнь. Сухой, дрожащей рукой опирается на палку, чтобы ненароком не упасть. Двигаясь неторопливо, шаркает по земле, и как маятник раскачивается из стороны в сторону.
Полны карманы разных сладостей у старушки. Баба Тося-Кармелита рада любым гостинцам, но больше всего она любит карамельки и маленькие кусочки сахара. Получив очередной гостинец, в благодарность обязательно споёт задорные куплеты. Днём собирает сладенького, а вечером в комнате о чём-то долго разговаривает с каждой конфеткой. Иногда Кармелита угощает конфетами соседок, а те в свою очередь посмеиваются над ней, называя её убогой да юродивой.
Много частушек знает Кармелита, потому и получила такое интересное прозвище баба Тося, что как цыганка бродит, веселит местных обитателей. Все кличут Бабу Тосю Кармелитой ещё и за наивно-детское поведение. Уже мало кто помнит её настоящее имя. Большинство старичков считают, что старушку-веселушку назвали так при рождении. Тем не менее, о тяжёлой и несчастной судьбе Кармелиты-бабы Тоси может поведать почти каждый житель коммуны престарелых людей.
Своих родителей Кармелита не помнила, осиротела очень рано. Жила у дальней тетки по отцовой линии. Конечно, не из жалости взяли ребёнка в дом, а из корысти. Не сладко сироте жилось в чужой семье; никто не жалел её, зато обидеть мог каждый. Летом спала «неблагодарная нахлебница» в сарае, а зимой в сенях; носила старую, поношенную одежду, досыта никогда не ела.
В тринадцать лет Тося сбежала от родственников, хотя бежать-то было некуда. Пошла работать дояркой в колхозную ферму. Тося была трудолюбивой, ни от какой работы не отказывалась: доила коров, убирала навоз, кормила-поила бурёнок. Посчитала, что лучше работать в колхозе, чем у нерадивой тетки. Наотрез отказалась возвращаться к родственникам и поселилась в коровнике. Где работала, там и жила. После работы спала на сухой соломе. Не обижали ребёнка коровы. Уютнее и спокойнее ей было на ферме, чем у родственников. Конечно, смеялись над сиротой сельчане. Никто не жалел беднягу, не замолвил и словечка в сельсовете о бездомном ребёнке.
Люди часто бывают глухи и слепы к чужому горю. И беда долго не заставила себя ждать. Воспользовавшись тем, что заступиться за сироту некому, местный конюх «опозорил» беззащитную и бездомную перед всей деревней. Людская молва жестокая да безжалостная, пальцем показывали в селе на беременную, кричали вслед, а больше всех насмехались родственники. И снова никто не заступился за беднягу, только лишь судачили.
Почти перед родами в сельсовете спохватились, что, мол, беременная девка почти год живёт на ферме. Обрюхатил её местный конюх-пьяница. Да он женат, у самого детей семеро по лавкам. Его семья жила впроголодь, сам же мужик был запойным, часто обижал своих домочадцев. Был бы трезвым, не стал наверное, обижать бедную сироту, у самого того же возраста дочери подрастали. Да зелёный змий попутал и согрешил непутёвый.
В селе сор из избы выносить не стали, быстро это дело замяли, чтобы не узнали что-либо в райцентре. Пожалели горемычного пьяницу, а о сироте никто не подумал. К самым родам колхоз выделил будущей матери заброшенный домишко на краю села. Раньше в этой полуразрушенной хибаре жила старуха, но давным-давно померла. А дом с тех пор пустовал. Стены старого жилища были прогрызаны мышами, единственное окно наполовину вросло в землю, а забор упал и валялся в высоком бурьяне. К тому же, в этот домик нужно было не входить, а спускаться; за многие годы старая хибара «вросла в землю».
Тося радовалась плохонькому, покосившемуся от времени, но собственному жилью, где она стала полноправной хозяйкой. Так, впервые в жизни, у подростка появился собственный угол, где можно было спокойно жить вместе с будущим ребёнком. Как могла, залатала, подремонтировала домишко уже после рождения сына. Небогато было в её доме. Из мебели только старая кровать да стол, что достались в наследство от прежней хозяйки. Люльку для малыша принесли соседские бабы. Что-то дали одни соседи, что-то другие: старую утварь, поношенную одежду и всякую мелочь. Колхоз помог с поросёнком, курами, выделил корма, муку, картошку.
Как все деревенские бабы, по-прежнему работала в колхозе и растила сына. Прожили они вдвоём с сыночком в этой хибаре более десяти лет. Стойко переносила она косые, насмешливые взгляды односельчан. Хотя кто-то в селе и сочувствовал бедняге, но никто не завидовал её доле. Сынок рос крепким, смышлёным и трудолюбивым мальчиком. Баловать его было некому и некогда. Мать с утра до вечера работала, а сын рано начал помогать ей по хозяйству: чистил снег, копал, поливал, полол огород, таскал воды из колодца. Вырастила Антонина хорошего сына, никогда ей не было за него стыдно. В школе мальчик учился прилежно. Поначалу над ним смеялись сверстники, обзывали бастрюком да безотцовщиной. Но он смог за себя постоять, и про обидные прозвища на селе вскоре позабыли.
А отец мальчика в тот же год после его рождения по-пьянке замерз. Пропал конюх, сгинул с лица земли. Искали его недолго, а весной во время посевной, мужики нашли кости в поле. Опознали обидчика по оставшимся разодранным лохмотьям одежды. Погрызли дикие звери плохого человека, ничего не оставили, только кости. Как говорится, как жил не по-людски, так и помер. Никто в деревне не жалел пьяницу, даже жена и дети.
Кармелита замуж ни за кого не пошла, хотя и сватались к ней не пьющие, хозяйственные мужики, всё больше вдовцы с детьми. Боялась она, что к её сыночку отчим будет плохо относиться. Ведь никому чужой ребёнок не нужен. Когда сын-подросток стал помогать в поле, колхоз построил им новый деревянный дом. В доме комнаты большие, просторные, светлые, потолки высокие. А рядом, как и полагается, небольшая банька и сарай для скотинки. Радовались новоселью Тося с сыночком! Они и мечтать не могли, что когда-либо будут жить в собственном, просторном и красивом доме, похожем на терем.
Сын выучился в районном техникуме, отслужил в армии, потом женился. Молодая семья счастливо жила в одном доме с матерью. Жили все вместе, в тесноте да не в обиде. Любила баба Тося невестку как родную дочку, души в ней не чаяла. Но больше всего любила внучат-погодок. С большой радостью нянчилась с ними, помогала по хозяйству и о большем в жизни мечтать не могла. Эти годы были самыми счастливыми и радостными в её нелёгкой жизни. Антонина по-прежнему добросовестно работала в колхозе дояркой, потом телятницей. Выйдя на пенсию, убирала в правлении. За добросовестный труд награждена медалями, получила звание «Почётный колхозник».
Но не долгим было счастье большой и дружной семьи. Ночью, когда все спали, от удара молнии загорелся их деревянный дом. В пожаре погибли все, только баба Тося чудом выжила. От сильного стресса она потеряла память. Помнила свою жизнь до мельчайших подробностей, но на злосчастном пожаре её память обрывалась. Не помнила смерть сына, невестки, внучат. Почти полгода лечилась в ожоговом центре. А тем временем, сельчане всем миром похоронили погибших в огне.
И опять осиротела Баба Тося, осталась одна-одинёшенька на всём белом свете. Жить ей снова негде, от дома остались одни головешки. Только чёрная обугленная печь с трубой, как памятник, напоминала о прежней жизни дружной семьи. До сих пор на этом месте никто не строится. Разобрали головешки, и всё…
А могилки её сына, снохи и внучат поросли травой. Вспоминают о них сельчане проходя по кладбищу, тяжело и горестно вздыхая. Помянуть погибших в огне и могилки прибрать некому.
Доживает свой век старушка в доме престарелых. Ждёт сына с семьёй, и каждый день собирается домой. Все жалеют Кармелиту, никто не говорит ей о трагедии. Пусть помнит свою семью живой и надеется …