Поскольку эту главу из хронически недописанной книги Radio Offline те немногие друзья, кому я показал черновики, единодушно сочли лучшей, опубликую её на общий суд (первоначальное название – «Стиляги»).
***
Весь этот Джаз
I
Джаз я не любил никогда. Нелюбовь – это тоже отношение, и у меня (в определённые периоды жизни) оно было просто ужасным. Я органически не переваривал респектабельного Фрэнка Синатру с его американской «философией успеха», воспеванием полуадского Нью-Йорка и неприкрытой гордостью от дружбы с сильными мира сего – от гангстеров до политиков. (Что, в принципе, одно и то же по сути).
Гении джаза – Дюк Эллингтон и Майлс Дэвис – казались мне чересчур заумными музыкантами, тыкающими неподготовленного слушателя своим академизмом (с одной стороны) и иррациональной непредсказуемостью аранжировок (с другой). Эти «негодяи» издевались над моим попсовым слухом. Как только я ухватывал ту или иную понравившуюся мне мелодию и ждал повтора, чтобы насладиться ей, они меняли её на другую, как молодой избалованный красавчик меняет своих подруг.
Луи Армстронг выглядел в моих глазах нелепым добрым толстяком с несчастной судьбой.
Элла Фитцжералд – скучноватой тётенькой (правда, с шикарным вокальным диапазоном).
Джаз абсолютно не соответствовал моим характеру и мировосприятию. Культуре и воспитанию – тоже. Даже к пограничному моему вкусу джаз-року (а-ля Джордж Бенсон) я всегда относился прохладно-скептически. Более того, я бесконечно радовался тому, что произошло уже в конце 50-х. Молодая шпана – Элвис, Чак Берри, Билл Хэйли попросту смела со сцены этих вальяжно-респектабельных дяденек, сделав их реликтом эпохи 20-40-х годов.
Тогда я ещё не знал, что первый рок-н-ролльный хит, Rock around the Clock, исполненный Биллом Хэйли, сочинили авторы с классическим джазовым образованием, задумывая его как «неофокстрот». (Термина рок-н-ролл ещё не было). В запале юношеского максимализма я всегда обижался, когда умные люди пытались терпеливо растолковать мне, что корни рока во многом растут из джаза, и прямое противопоставление здесь неуместно.
Уже позже, слегка поумнев, я понял, что так отталкивало меня в джазе. Отнюдь не вальяжная респектабельность, нет. В своих лучших образцах джаз всегда был абсолютно непредсказуемой, чистейшей импровизацией. Это претило моему «правильному» умовосприятию с любовью к красивым, но кристально выверенным мелодиям. А тогда я нашёл несокрушимое подтверждение личной правоте даже в английском языке. Как известно, перевод слова JAZZ (помимо того, что это музыкальный термин) – шум, гам (литературно – бестолковая суета).
Таким (в общих чертах) было моё отношение к джазу лет до 22-х. Пока я не познакомился с Игорем Вощининым…
II
Игорь, начиная с 1993 года, вёл на РСМ авторскую программу «Вот вам Джаз!». Тем самым неторопливо-респектабельным голосом, как его учитель, ведущий джазовых передач «Голоса Америки» Луис Канэверал. Программа выходила по вторникам в 21:15. С 1996 года вторничные вечерние эфиры перешли ко мне, и Игорь пришёл объяснять нюансы выпуска передачи, шедшей всегда в записи.
Игорь был старше меня почти на 40 лет. Но никаких неудобств или дискомфорта в общении с ним я никогда не испытывал. Ничего удивительного здесь нет. С интеллигентными людьми общаться в удовольствие всегда очень легко, независимо от разницы возраста и вкусов.
Как оказалось, Игорь был отлично знаком с родным братом моего дедушки по отцовской линии – Николаем Николаевичем Жибуртовичем. Тут надо пояснить, что трое братьев стали хоккеистами, а четвёртый (самый старший) выбрал стезю архитектора. И – не напрасно. Николай Николаевич стал одним из ведущих архитекторов тогда ещё Куйбышева. Спроектировал множество зданий, в том числе ныне известный «Шанхай» на ул. Молодогвардейской. Сам он о своих заслугах никогда не рассказывал. О Шанхае я узнал только после его смерти от внука (и моего брата) Мишки.
В жизни я не раз сталкивался с людьми, работавшими с дедушкой Николаем. Удивительно, но все до единого отзывались о нём очень тепло. (Когда мне говорят, что я в жизни чего-то «добился», мне становится смешно. Вспоминая о династии дедушек, среди которых чемпион мира по хоккею и ведущий архитектор).
Но, чувствую, я отвлёкся от главной темы. Игорь, как выяснилось, тоже хорошо знал Николая. Он рассказал мне удивительную историю.
Когда Никита Сергеевич Хрущёв пообещал «показать по телевизору последнего попа» (видимо, потому, что Гагарин так и не узрел Бога в космосе!), началась новая волна гонений на Православие и вообще любую религию. Тогда-то и встал вопрос о сносе монастырских ворот на улице Осипенко. Действительно, непорядок: мужского монастыря давно уже нет, а ворота остались.
В авангарде протеста властям оказались Николай Николаевич с Игорем. Что весьма примечательно, оба никогда не отождествляли себя с мифами о «Святой Руси» и «Третьем Риме». Игорь до сих пор считает себя атеистом. Дедушка Николай о вере вслух никогда не говорил даже в семье – только тихо молился (однажды его случайно увидел за этим занятием кто-то из домашних). Это был, по сути, нравственно-эстетический протест неравнодушных людей против Советской власти.
– Ладно, я – рассказывал мне Игорь. – Стиляга, почитатель буржуазного джаза, с плохими характеристиками (таких не берут не только в космонавты, но и в комсомольцы). А Николай Николаевич рисковал не только научной карьерой, но и собственным призванием. Потому что архитектура была делом всей его жизни (пафосно, но факт).
Их вызывали на «собрания трудовых коллективов», песочили в парткомах и даже звонили из КГБ с намёком на возможную тихую жизнь в психушке. Бесполезно. Протест не иссякал. Каким чудом всё это обошлось без суровых оргвыводов – мне неведомо. А ещё меньше понимаю, почему те самые ворота монастыря, слава Богу, стоят до сих пор и ныне возведены в статус культурного объекта Самары…
III
Я начал еженедельные прослушивания программ Игоря «Вот вам Джаз!» по вторникам. Это было неизбежно, так как приходилось следить за эфиром. И… постепенно, «по капельке» вникал в джаз. Благо, диапазон исполнителей в передачах Игоря (обладающего о джазе энциклопедическими познаниями) был огромен: от классики до авангарда. Я стал немного понимать и уважать джаз. Не скажу – любить. Но относиться к этой музыке с большей симпатией.
В октябре 1994 года, когда на РСМ состоялся 25-часовой радиомарафон в честь дня рождения Джона Леннона, Игорь поразил меня своей часовой передачей о музыке Beatles в творчестве джазовых маэстро. Бог ты мой, я и не предполагал, что из их творчества можно извлечь такое колоссальное богатство звучания с непринужденными импровизациями. Это был поистине роскошный час для моего музыкального просвещения.
Осенью 1996 года РСМ и «Голос Америки» договорились о проведении нескольких «радиомостов». Первых в истории областного радиовещания. Это были хорошие времена, которые я вспоминаю с неизменной ностальгией. Не только потому, что я был моложе. Цинизма и неверия в те годы было куда меньше, а радиослушатели – умнее. Наши высокопоставленные воры всех мастей ещё не клеймили Америку, как «источник всех бед», пряча неуёмное сребролюбие за казённый патриотизм. Мы жили беднее, но так мерзко и душно как сегодня, ещё не было…
В общем, состоялась серия таких радиомостов. О рок-музыке, кинематографе, профессиональном спорте. Я получил колоссальное удовольствие от участия в них и до сих пор помню почти каждое слово.
Наступило время поговорить и о джазе. В студию пришёл всегда солидно и интеллигентно выглядевший, но на сей раз заметно взволнованный Игорь. В Вашингтоне сидела замечательная джазовая ведущая Жанна Владимирская. До сих пор горжусь, что тогда, молча обеспечивая техническую часть эфира, я не допустил ни единой помарки. (Когда человеку что-то по-настоящему важно и нужно, он всегда делает это безошибочно).
Игорь и Жанна общались минут 10 (больше не позволял формат передачи, и очень жаль). Это был шикарный диалог двух интеллигентных людей. Игорь рассказал о том, как зародилось движение стиляг в Куйбышеве. О тех самых «пластинках на костях». О подпольных, а потом уже легальных джазовых вечерах в Доме Учёного. И о своей мечте – джазовом теплоходе по Волге для всех ценителей настоящей музыки. (Кстати, эта мечта осуществилась в 2010 году, и я был безмерно рад за Игоря).
Ни до, ни после я никогда не видел весьма респектабельного Игоря таким взволнованно-сентиментальным. У нас было ещё 2 часа до полуночного развоза по домам, он достал хороший коньяк, мы присели и Игорь начал воспоминания…
IV
Стиляжничество в Самаре зародилось в 1955 году. Игорю тогда было около 20-ти. Местом сбора был «куйбышевский брод» – район улицы Ленинградской рядом с магазином «Жемчуг» (это место у нас также именуется «самарским Арбатом»). Там же располагался «коктейль-бар» для стиляг.
– Костя – улыбался он – если бы в те годы ты мог увидеть меня, то ни за что бы не узнал.
Стиляг было совсем немного, десятка два человек. Девушек из них – не более пяти. Негласный «кодекс чести» стиляг гласил, что никаких шашней «чуваков с чувихами» не должно быть в принципе. Это были родные братья и сёстры. Что-то вроде: мы с тобой одной крови, ты и я!
Защищать «сестёр» от самарских фургапланов (фурганов) стиляги были готовы до последнего. При том, что эти интеллигентные парни вряд ли дружили с тонкостями единоборств и тактикой уличных драк. Фурганы, в основном, базировались на Безымянке, одном из неблагополучнейших спальных районов Куйбышева. Появление здесь всем стилягам было противопоказано категорически.
Все ребята знали, на что шли. Над ними висело отчисление из ВУЗа, позорная запись в трудовой книжке, отрицательная характеристика на всю жизнь. Это совершенно не удерживало – от любви к музыке, яркой и оригинальной одежде в беспросветно сером и унылом «обществе строителей коммунизма».
Конечно, первые стиляги были очаровательно-наивны. По-настоящему «своей» музыки у них не было. Это уже позднее, в 70-е, поклонники рока начали бесконечные меломанские споры о стилях, жанрах, ответвлениях, о «настоящем» и «ненастоящем» в музыке.
В 50-е годы было еще «не до жиру». Любая западная запись шла «на ура» без споров и обсуждений. Любая советская вызывала всеобщее презрение. Игорь рассказал мне, что только после сорока стал любить и понимать Утёсова. И расслышал в его творчестве самый настоящий джаз. По тем временам, Леонид Осипович занимался неслыханным творческим диссидентством. Что удивительно, продолжал петь с большой сцены…
Ещё один миф, гуляющий до сих пор – стиляги были исключительно представителями «золотой молодёжи». Это частично так, но более характерно для благополучной Москвы, а не провинциальной Самары. Брюки-дудочки, знаменитые набриолиненные коки и, особенно, разноцветная одежда – плод невероятного подвижничества молодых людей. Потому что в те годы было сложно достать даже обыкновенный лак или купить хорошие ботинки, годные для танцев. С цветными тканью и материалом была вообще страшная беда. Вот тут и начиналось то самое подвижничество. Всё это добро доставали по-разному. В основном – на чёрном рынке у спекулянтов. Если повезёт, можно было заказать ткани и материалы знакомым или знакомым знакомых, отправляющимся за наш «железный занавес». Золотые мамы-рукодельницы, с пониманием относившиеся к небезопасным увлечениям своих чад, шили брюки, платья и пиджаки. Из остатков тканей получались стильные разноцветные шарфики. Да, бывают же на свете такие мамы…
В общем, когда Игорь заходил в трамвай в полном стиляжьем дресс-коде, он всегда стоял сзади. Некоторые от него шарахались. Ближе к середине поездки повторялась одна и та же сцена: злые тётки и дядьки с усталыми лицами и грязными хозяйственными сумками начинали грозным хором клеймить бессовестного «шмоточника» и «западника». (Я давно заметил, что наш «богоизбранный народ» очень любит вот так вот, скопом, нападать на одного-единственного человека).
Игорь, впрочем, спустя десятилетия вспоминал об этом с юмором. Как и историю о появлении у него первой настоящей (виниловой!) джазовой пластинки. Её привезли как контрабанду в трюме торгового судна. Конверт безнадёжно пропах рыбой, но это не имело абсолютно никакого значения: сам винил с записями Дюка Эллингтона (сэра Дюка!) был девственно чист от малейших царапин…
Я сидел, медленно потягивал коньяк, слушал и думал: Боже мой! Кто ещё, кроме Игоря Вощинина, может рассказать мне такое! «Иных уж нет, а те далече» как изрёк классик…
И я осознал, почему он пришел на эфир «Голоса Америки» таким взволнованным. Скажи кто Игорю в бесконечно далёкие 50-е, что такое случится – он бы… даже и не знаю, как среагировал.
V
Игорь и сегодня, разменяв девятый десяток, в полном порядке. Слава Богу, жив-здоров и, как всегда, остроумен. Всё так же ведёт свою передачу. Играет для души на рояле, пишет статьи и рецензии о джазе, в котором каждый раз открывает для себя что-то новое…
А я всё чаще думаю – как мне везло в жизни на встречи с такими людьми. А ещё – о том, что… всё-таки, человек определяет Бытие, а не наоборот. Если бы в поколении Игоря нашелся хотя бы ещё десяток-другой непуганых людей! Как Игорь Вощинин, Николай Николаевич. Возможно, сейчас мы жили бы в совсем ином обществе. Без тех безнадёжно-уставших и прибитых жизнью пожилых, озлобленных людей, в отчаянной ненависти бессильно кричащих о том, что «Сталина на вас нету!».
А джаз я теперь иногда слушаю с удовольствием...
На фото: у рояля – Игорь Вощинин!