Выйдя на улиц, Павел не удосужился даже застегнуться. Он и так-то был в легком весеннем пальто, под которым была лишь рубашка, поэтому в другом случае он бы сразу же почувствовал питерский ветерок всей своей кожей, которую бы не спасли, ни рубашка из плотной материи, ни пальто итальянского пошива, но в этот раз он почувствовал невыносимый жар, который во чтобы то не стало нужно было охладить. На встречу бушующему северному ветру он выставил свою грудь и лицо, закрыв глаза. Холодный воздух обнял Павла своими колющимися щупальцами, словно случайно попавшую жертву, которой будто бы было невдомек, насколько опасны такие любезности стихии. Но, мужчине только и нужно было это. Сердце работало так сильно, гоняя кровь по телу, что ему оказалось, что он вот-вот расплавится от бурлящих потоков кровавых рек, которые, как будто, внезапно, превратились в огненную лаву, мчась по его венам.
Наконец-то Павел пришел в себя. Сердце стихло. Он почувствовал, что замерзает и принялся застегивать пуговицы на пальто, но вдруг вспомнил, что не надел шарф, который был в его правой руке. Он даже и не почувствовал, что в руке у него что-то есть. Они, в отличии от остальных частей тела, были ледяными и вообще уже перестали что-либо чувствовать. Он быстро повязал шарф вокруг шеи, и застегнув пальто, ускорил шаг. Машина находилась в полу километре или чуть дальше от клуба. Он оставлял ее на платной парковке, чтобы не дай Бог, ее поцарапали, помяли или того хуже угнали. Его пятисотый Lexus пользовался дурной славой, чем-то маня к себе угонщиков в последнее время. Он любил машины. Павел никогда не задумывался над тем, нужна ли ему собственная квартира или дом, жена под боком и маленькие сопливые дети — это все его не беспокоило! Но, что касается машины, то он не представлял себе без нее жизни, к тому же в большом городе. Он настолько сливался с металлическим другом, что порой ему казалось, что это и есть его тело, а сам он, словно душа внутри его, которая думает и управляет черным гигантом. Общественный транспорт он считал чем-то на подобие шумной сварливой людской массы, где он чувствовал себя полным кретином сходившим с ума от многообразия словесного потока и чуждых запахов.
Павел с пульта завел машину, находясь еще в метрах ста от парковки, чтобы она встретила его прогретой и готовой ехать по первому велению своего хозяина. Сам же он слегка сбавил шаг, не имея нужды теперь торопиться, давая тем самым возможность машине согреть салон, и к тому же уже согрелся от быстрой ходьбы. Когда же мужчина подошел к машине, то первым делом отряхнул свое пальто, на котором осели многочисленные снежинки, поднятые с земли и надутые ветром на волокнистую ткань, после чего открыл дверцу и взобрался внутрь.
Прошло минут десять, прежде, чем Павел тронулся с парковки. Все это время он не знал, куда ехать. Домой его не тянуло совсем, и что там собственно было делать!? У него была шикарная квартира, обставленная в стили барокко, но она была не его собственностью, а арендованной. Платил он за нее немаленькие деньги, потому что любил роскошь, но в ней он не чувствовал никакого уюта, так порой нужного, когда хочется проникнуться запахом домашнего очага, который окружал его в детстве, а здесь же была лишь атмосфера далекого миража, повествующего о царской жизни. Но жизни царской он так и не заполучил, а жизнь же простолюдина он потерял. Сейчас он был и ни принцем и ни нищим, где под нищим понималось лишь материальная составляющая, а душевная часть, как раз была богатой и насыщенной всякими мелкими деяниями, но тем и была она интересной. Кем же он был? Павел не мог ответить на этот вопрос, хотя в принципе до этого часа и не задавался им, но красавица Полина ненароком заставила его взглянуть в себя и задать некоторые вопросы, ответы на которые он оказывается и не знал вовсе. А раз он не знал ответы, то значит чего-то он не уяснил в жизни и раз это его сейчас угнетало, то значит он не уяснил главного, а вся это бутафория, которой он насытил свою жизнь не имела никакой пользы и вообще смысла, но понял он это вот только несколько минут тому назад, прожив почти тридцать лет жизни.
Павел в течение еще часа катался по улочкам северной столицы, пытаясь все-таки найти сегодня приют своему бренному телу, но в его голову не пришла ни одна мысль, куда бы он мог поехать сейчас. В другой клуб? Ему почему-то стало внезапно противна вся творившееся в подобных заведениях атмосфера, где в основном засиживались такие вот как он, чаще всего праздные бездельники, в руках которых каким-то немыслим образом оказались легкие деньги, которые они так же легко тратили, ублажая свое обоняние и слух разнообразным дурманом. Душа же, так же, как и верхняя одежда, оставались в гардеробной на вешалке, словно ей вход был запрещен, как, например, домашним животным.
Покружившись по городу, Павел не нашел ничего другого, как ехать на квартиру. Он так всегда и говорил: «Еду на квартиру!». Раньше он не замечал этого, а сейчас обратил внимание, что очень давно он не произносил: «Еду домой!». Повернув на одной из улиц, он направил автомобиль по знакомому направлению, где его ждали дорогие апартаменты. Скорость он сбавил, хотя очень любил быструю езду: он отвлекался таким образом от дурных мыслей. Еще он почувствовал какую-то тревогу, хотя не мог себе объяснить, с чем она связана. То, что ему было противно в душе — это да, но вот тревога — это было чем-то новым. Он давно ходил по лезвию ножа и знал, что такое страх, но к нему он привык и казалось, что даже оседлал, как неподатливого скакуна. Но он почему-то пошел наперекор чувству тревоги, может быть поддался в этот момент легкомыслию, а может быть настолько был угнетен душевным переживаниям, нежданно-негаданно накрывшие его безоблачный небосклон, что не предоставил им должного внимания.
Павел подъехал к дому, где располагалась квартира. Заехал во двор через каменную арку. Шлагбаум беспрекословно открылся, нажатием на пульт. Когда он еще не нырнул под дугообразный каменный свод, то обратил внимание на старенькую белую ладу девятой модели, стоящей одиноко вдоль проспекта на аварийном сигнале, неподалеку. Чем уж она привлекла его внимание — он и не знал! Может быть потому что центр города был заполнен дорогими автомобилями, а дешевые и к тому же старенькие отечественные автомобили давно попрятались кто-куда, словно испугавшись наплыву иностранцев?! Павел заехал во внутрь двора, припарковал машину и пошел в сторону подъезда. Во дворе была мертвая тишина и в большинстве окон дома уже не было света. Он открыл дверь в подъезд и медленно побрел на третий этаж. Странно, но начиная с его этажа и выше еще на этаж — не было света. Раньше всегда все было в порядке. В подъезде жили люди далеко не бедные и на порядок обращали свое внимание. По крайней мере, чтобы не было света на каком-нибудь этаже — такого Павел не помнил. Немного поморщившись, мужчина продолжил свой путь по ступенькам широкого лестничного марша. Дом был старинный, поэтому лифта не было. У себя на лестничной площадке, он достал ключ, и воткнув его в замочную скважину, которую отыскал на ощупь рукой, только приготовился открыть дверь, как краем глаза заметил, вроде как мелькнувшую тень. В этот раз он вздрогнул и попытался быстрее открыть дверь в квартиру, но у него вдруг затряслась рука от чего замок не слушался... И тут его затылок пронзила острая боль - в нос же ударил сладковатый запах...