Всё как-то оборвалось разом. Всё чем жил Витька в последний месяц, вдруг, уперлось в невидимую стену, за которой нет продолжения привычной жизни. Вот, сейчас, жестко, грубо и неумолимо исчезает она за этой стеной. И что-то, – там, совершенно неизведанное, ждет впереди… Неопределённость. Полная неопределенность…
Он проснулся совершенно разбитый, опустошенный, с сильной головной болью. Такие вот оказались по-следствия вчерашнего, долгожданного и, казалось бы, ра-достного события. Весь класс просто жаждал его. На излете последних сил сдавал, очень сложные выпускные экзамены, которым, как будто бы конца не было, и сгорал от нетерпения. Скорее бы! Скорее бы закончить изрядно надоевшую, в какой-то степени даже опостылевшую учебу! И вот, как-то разом, буднично она закончилась. Правда, впереди, ждет десятиклассников еще выпускной вечер! Последний раз они соберутся вместе и разбегутся. Кто куда! В неизвестность! Неизвестность… – она интереснее!
И вот, он наступил – этот выпускной вечер! Пока Витька с классом сдавал экзамены, родители заседали на родительском комитете, договаривались, готовили для выпускников, повзрослевших чад своих, прощальное торжественное мероприятие. В клубе. В таком месте, где разгуляться выпускникам вовсю можно. Вместе с взрослыми. Наравне.
Клуб, это так, попросту сельчане называют свое излюбленное место досуга. На самом деле – это настоящий дворец! Дворец культуры. Красивое оригинальное здание с высокими колоннами на ступенчатом крыльце, у входа. А внутри дворца все есть. Встречает вошедшего посетителя просторный вестибюль с кассами для продажи билетов и раздевалкой. Следующее помещение, в середине здания – огромный танцевальный зал. Он – проходной. И сразу, если пересечь его, за высоченными дверьми – зрительный зал с рядами из мягких удобных стульев для целых пятисот человек. И широкие проходы между рядами. А в зале, за последним, двадцать четвертым рядом, есть еще и настоящая ложа. Она возвышается, как бы зависает над залом. Ведут к ней крутые ступеньки, и за ограждением ложи сидящих там зрителей не видно. Одни лишь головы торчат. Почему-то всем хочется попасть в ложу, и поэтому трудно на двадцать четвертый ряд билеты достать. Но для тех, кому посчастливилось – огромный зрительный зал – как на ладони. Высматривай при желании – кого хочешь!
И, конечно же, там, впереди, на приличном расстоянии от первых рядов, перед всем зрительным залом возвышается сцена. Огромная, прикрытая пурпурным тяжелым бархатным занавесом под самый потолок. Занавес управляется киномехаником, и когда он по его решению расползается в стороны – обнажается за ним белый экран, на котором свободно размещаются широкоформатные фильмы. Стены и потолок зала раскрашены замысловаты-ми узорами. А потолок – он там, наверху и не нависает со-всем. Вольно дышится в зале зрителям и уютно в нем.
Есть еще в клубе два просторных помещения с отдельными входами. В одном из них размещается богатая книгами и журналами библиотека, есть в которой даже не-большой читальный зал, а в другом помещении, на противоположной стороне клуба, – мучает свои музыкальные инструменты и разучивает марши духовой оркестр.
Нет ни одного дня, чтобы пустовал клуб. Днем – фильмы для детей. Вечером – для взрослых. И, после сеанса – танцы. Обычно, – в помещении, а летом, когда на улице тепло и сухо – на просторной танцевальной площадке рядом со зданием расположенной. А ещё, несколько раз в году, как правило, к праздникам – проходят в клубе выступления художественной самодеятельности.
Постарались родители! На выпускной вечер в танцевальном зале был накрыт большой стол, один на всех, и чего только на нем не было! Вообще-то – ничего особенного. Разве что – бросалось в глаза обилие тортов и лимонада. А еще среди прочего съестного великолепия выделялось спиртное – несколько бутылок шампанского. И пить это шампанское теперь можно было прямо на глазах у родителей – не стесняясь их. Тоже – признак вступления во взрослую жизнь.
После обязательных торжественных церемоний родители расположились у одной части стола, выпускники у другой, отдельными компаниями, и пошло веселье. Стало шумно. Играла музыка. Взбодренные шампанским ребята громко разговаривали, смеялись, что-то обсуждали. И, конечно же – танцевали под «школьные годы чудесные» вальс. Вместе с родителями...
А Витька особо не веселился. На него нашло какое-то минорное настроение. Что-то обрывалось в душе у Витьки. Все! Вот, еще немного и наступит конец привыч-ной жизни. Прекратится она совсем! Навсегда! Впереди – полная неизвестность. И она – страшит.
Наверное, подобные чувства испытывали и другие выпускники. Слишком уж громким был смех за столом, слишком возбужденными были голоса. И чтобы поддер-жать тонус, бегали ребята в кинобудку, и там, тайком от родителей, многие – впервые, пили заранее приобретенную водку. Так, понемножку, для поднятия веселого настроения…
Ночь брала свое. Холодало. Время шло. Веселье потихоньку затихало. Родители как-то разом засобирались и разбрелись по домам. С выпускниками осталась лишь Римма Ивановна – преподаватель русского языка и литературы, их бессменная классная руководительница. По неписаному закону венцом выпускного вечера должна была стать встреча утреннего рассвета. Всем классом – вместе.
Гулять уже надоело, а рассвет все не наступал. Время стало тянуться совсем медленно. Каждый вдруг оказался – сам по себе. За столом почти никого не было. Вяло играла музыка, но никто уже не танцевал. Все куда-то отлучались. То исчезали, то появлялись.
Витька тоже в кинобудке выпил водки. Как никогда – много. Два раза – по пол стакана. Правда, с перерывом в несколько часов. Но и спиртное не разбудило в нем веселья. Он откровенно скучал. Слипались глаза. Тянуло спать, несмотря даже на то, что все сильнее и сильнее ощущал Витька нарастающий холод, приближающийся с рассветом, и даже на то, что его начинало знобить.
А уйти раньше рассвета Витька не мог. Дело до конца не довести – не в его характере. Раз положено встречать рассвет – значит так и будет!
Половина класса не дождалась. Разбежались выпускники – даже не попрощавшись. Самые стойкие остались…
Забрезжил рассвет. Как-то очень быстро начала уходить темнота. Предметы обрели очертания, и стал различим цвет листвы на деревьях. Сразу за узкой продолговатой площадкой, метрах в пятнадцати от стены клуба, мимо него, с запада на восток, за селом проходил глубокий поливной арык. Вдоль его берегов тянулись к небу высо-ченные пирамидальные тополя, вперемежку с раскидистыми вербами. Узенький деревянный мостик пересекал арык, а за ним, на некотором расстоянии, высилась и тянулась почти параллельно дамба.
Это было основательное гидротехническое сооружение, надежно защищающее село от большой воды рукотворного Терс-Ашибулакского водохранилища, образованного лет десять назад. Опоясывала дамба село по южной его стороне и на самой дальней его восточной окраине резко сворачивала на север. Там, в сторону севера, сразу за селом пустынная местность постепенно шла на подъем к автомобильной трассе на Джамбул, к Опытному полю, к горам Каратау. Мощности водохранилища, его разлива весеннего, было недостаточно, чтобы преодолеть естественный подъем северного направления, и из-за ненадобности защиты села отсюда, дамба постепенно теряла высоту и, наконец, заканчивалась.
А сразу за дамбой, за рекой Терс, в паре километров, просматривался отчетливо гигантский древний курган. Восточнее его, совсем близко, на возвышенности, как на ладони, лежало село Кызыл-Декхан. Западнее же – виднелись окраины села Терс с таким же, как и у реки, названием. И сразу за ними, туда, вдаль, довольно резко набирали высоту отроги Тянь-Шаня, или попросту – Снежные горы. Они тянулись в небо, пронзали облака и даже в самые жаркие летние дни не снимали со своих расщелистых заостренных вершин снежных шапок.
На западе село Бурно-Октябрьское и село Терс почти смыкались. Их разделяло лишь узенькое пространство, и откуда-то сверху, с гор, несла свои воды норовистая река по этому пространству. Петляла, меняла направление, приближалась к Бурно-Октябрьскому, упиралась в ею же образованный крутой обрывистый берег, подтачивала его, резко меняла направление и устремлялась теперь к Кызыл-Декхану. Опять упиралась в берег, весь испещренный птичьими гнездами, теперь уже на южной её стороне, еще более обрывистый и высокий, чем берег Бурно-Октябрьский, вырывалась в долину и уходила вдаль в сторону восхода солнца, в пустынное пространство похожее на огромную столовую ложку. Там, далеко на востоке мощная плотина перегородила это пространство и создала на пустынной, заросшей лишь степной травой, долине, водохранилище. Рассвет приходил оттуда, и солнце должно было появиться из-за горизонта прямо над водной гладью.
Дамба сверху была довольно широкой. По ней спокойно могла проехать автомашина. Дождались рассвета не более десяти выпускников. Вместе, группкой, взобрались они на дамбу. Девчата окружили Римму Ивановну, взяли друг друга под руки. Ребята – пристроились за ними, и не торопясь, ежась от утреннего холода, побрела молодежь по дамбе туда, где должно было взойти солнце символизирующее начало их новой жизни.
Там, где берега речки были пологими, и сама она мельчала так, что можно было перейти её вброд, тянулась полевая дорога от Кызыл-Декхана к Бурно-Октябрьскому, и с обеих сторон плавный пологий подъемо-спуск был сооружен через дамбу. Чтобы спокойно могла пересечь её техника. Врезаясь в пространство между домами, он тянулся почти до главной Бурно-Октябрьской улицы, единственной асфальтированной улицы, – улицы Мира.
Здесь, на перекрестке, остановились все – задержались... И вот, солнце уже полностью показалось над водной гладью. Еще несколько минут, и круглый огромный шар, во всей красе своей, еще не яркий нестерпимо, багрово-красный и какой-то совсем не веселый, завис над горизонтом. Под стать Витькиному настроению. И даже не веяло еще от солнца теплом.
Все вдруг заторопились. Обнялись напоследок, пробормотали какие-то слова и разбежались мелкими группками по домам.
Проснулся Витька часов в одиннадцать с сильной головной болью. Боль была просто нестерпимой, и он даже стал слегка постанывать. Мама увидела, что Витька никакой, и это её почему-то развеселило. Она предложила Витьке «клин вышибить клином» – снова глотнуть пару глоточков водки, и тогда ему, мол, непременно полегчает.
– Похмелиться тебе Витя надо, похмелиться…
– Что значит – похмелиться? Опять водку глотать?..
Мама вроде бы сочувствовала, но Витька видел же, что ей весело. Нашла клоуна! Как будто бы радовалась она, что Витька страдал.
От одного только упоминания о спиртном Витьку начало жестоко мутить, и он с трудом усмирил внутри себя позывы к тошноте. Нет, он никогда больше не прикоснется к этой водке. Никогда! На дух не будет её переносить!
Два раза по пол стакана… Похоже, это чересчур много оказалось для Витьки. Наверное, притаились где-то в его организме последствия случая, который приключился с ним, когда не было ему еще и семи лет.
Улица, на которой жил тогда Витька, еще не имела названия, и по ней еще не ходили ни трактора, ни машины. Мало совсем их было и в совхозе и в колхозе. В основном – были лошади. И отец Витьки тоже работал в колхозе на лошадях. Пара лошадей запряженных в бричку, без бортов, распускавшуюся в длину. Это и была – отцовская техника. На такие брички-распусканки грузили огромные стога сена, и перевозили их возчики к месту скирдовки.
Витька помнил, как в один из дней лил обильный проливной летний дождь и был он почему-то дома один. Отец в брезентовом плаще с остроугольным капюшоном на голове подъехал к дому, а вместе с ним подъехали еще четыре, такие же, как у него, брички. Оставили лошадей прямо на дороге. Все возничие вошли в дом, сбросили в угол плащи и расселись в комнате за столом. Они привезли с собой водку и хлеб. Отец добавил для закуски сала, лука, помидор и огурцов. И все они стали выпивать. Так пережидали дождь.
Витька был сильно любопытный и крутился с дядьками рядом. И тогда один из дядек засмеялся, налил маленький граненый стаканчик водки и заставил незаметно, тайком Витьку выпить. Витька геройски выпил и… провалился в никуда. Очнулся в больнице и пролежал там не-сколько дней. Мама плакала все время и говорила, что он отравился. А Витька ничего из того лежания в больнице и не запомнил. Вот только – отчетливо – стоявшую в коридоре белоснежную ванну, и валявшуюся в ней дохлую кошку. Ну, какая там дохлая кошка, да еще – в больнице? А Витька видел её отчетливо и запомнил на всю жизнь. Наверное, это все-таки была галлюцинация…
Вот и сейчас, – странная головная боль после водки. Нет, наверное, нельзя ему категорически пить!
Мама нашла все-таки выход. Она принесла ему стакан воды и заставила проглотить таблетку Пенталгина. Потом Витька, морщась, выпил насильно горячего чая. Боль стала затихать, и постепенно прошла.
Понятно, почему у него вчера на выпускном вечере было плохое настроение. Да и сегодня, даже после того, как утихла головная боль, оно не улучшалось. Витька честно признался сам себе, – он, оказывается, совершенно не готов оказался к тому, что учеба в школе – вот возьмет, и закончится! Окончательно! Навсегда! А дальше то что?.. Чем дальше заниматься Витьке?..
А ведь он, казалось, все время думал о будущем. Жил им. Страстно желал, чтобы закончилась, наконец, учеба. Представлял, как потом, обязательно станет военным. Мечтал стать летчиком, буквально захлёбывался этой мечтой. И вдруг… обнаружилась в нем врожденная морская болезнь! Он, конечно, растерялся сначала очень. А по-том, – боролся с нею изо всех сил, всеми доступными методами. Тренировал вестибулярный аппарат изнурительным кружением на месте. В разные стороны!
Усиленно занимался спортивной гимнастикой. Ведь в ней – прыжки, кувырки, исполнение сложных трюков и акробатических элементов, включающих в себя ориентирование в пространстве. Но все равно! Чувствовал, что то испытание на центрифуге, через которое проходят все кандидаты в летные училища, он не преодолеет. После продолжительного, стремительного вращения, когда резко центрифуга остановится, – надо соскочить с кресла, и уверенно пройти по прямой линии нужное расстояние… Нет! У него не получится! Его непременно бросит в сторону… А это – завал!!!
Очень уж запомнил Витька тот, единственный пока в его жизни, полет на кукурузнике над пустыней, жесткую болтанку выворачивающую нутро и позорную свою тошноту в бумажный кулек на глазах у товарищей. Трезво взвесил все, и, насилуя волю, вынес окончательный приговор себе, что заказан судьбой путь ему в авиацию.
И тогда, скорректировал он свою мечту и решил податься в танковое училище. А что? Также, – военный! И танки! Это же так романтично!
А разум подсказывал
– Витя! Так внутри танка находиться – это ведь, то-же, быть в закрытом, полностью замкнутом пространстве! И колдобины, ямы на пути… Ведь не будет танк выбирать асфальтированную дорогу себе во время боя. И, может быть, такое движение бронированной машины вызовет морскую болезнь похлеще, чем те воздушные ямы во время полета на самолете?..
Витька решительно глушил голос разума в зародыше. Нет, нельзя сравнивать. Он же через триплексы постоянно будет видеть пространство впереди. Также как водитель автобуса видит дорогу перед собой. Да и вестибулярный аппарат свой он уже достаточно хорошо натренировал. Много времени прошло с того, злополучного полета…
Весной районный военкомат устроил медицинский осмотр для приписной молодежи – будущих солдат, желающих стать офицерами. Вместе с Витькой поехали на комиссию одноклассники его – Саша Пфейфер и Петя Репалов. Саша – он в летчики пойдет, а Петя, также как и Витька – в танкисты. То, что Петька решил стать офицером, совершенно неожиданным для Витьки оказалось. Он – лучший математик в классе. Любые задачки щелкает только так. На лету все схватывает. По-немецки шпрехает. А все равно, учится как-то средне. Пофигист какой-то. Вечно неопрятный, расхристанный… Ну какой из него офицер! Но все равно – Витька обрадовался. Вместе веселее.
А вот Шурка, закадычный Витькин дружок проявил неожиданное благоразумие и самостоятельность. А он ведь всегда с Витькой мечтал об одинаковом. Но вот, пару лет назад у Зеелей появился мотоцикл с коляской – ИЖ. А Шурка стал совершеннолетним и решил выучиться на водительские права. И тут, во время медицинской комиссии обнаружилось вдруг, что не различает Шурка цветов. Это называется – цветоощущение. Ну как ему, если попадется впереди светофорный перекресток, его переезжать? Как – если он ни красного, ни зеленого, ни желтого цвета не различает? Плакали Шуркины права. Ну, а коли так – комиссию по зрению на летчика Шурка и подавно не пройдет. Он тогда расстроился, конечно, очень. А заодно – твердо расхотел стать офицером. Впервые разошелся с Витькой во взглядах на жизнь.
Пока ребята дожидались комиссии перед военкоматом – соблазнились они мороженным. Весной ведь в Бурно-Октябрьском его не продают еще. А в Бурном, в райцентре, – пожалуйста! И хотя достаточно холодно еще было во дворе, Витька дорвался до вкусноты и съел целых две порции по сто пятьдесят граммов.
Комиссию Саша Пфейфер прошел безукоризненно. А у Пети Репалова обнаружилась вдруг полная глухота на одно ухо. Но его тут же в кабинете Петьке промыли каким-то раствором, и он стал слышать идеально. И только Витька комиссию не прошел.
Врач долго тыкала медицинским инструментом в его широко распахнутый рот и вынесла вердикт
– Гланды воспалены. Не годен!
Витька попытался оправдываться
– Да нет же, нет! У меня горло никогда не болит! Это я, наверное, чересчур много мороженного съел…
Горло у него, действительно, никогда не болело. Но врач была неумолима.
– Все! Разговор окончен! Если так сильно хочешь стать офицером – вырезай свои гланды, и на будущий год приходи снова.
Витька был раздавлен. Опять у него все не так как у других. Плакала его мечта. Или… по крайней мере… отдалялась…
И вот, теперь. Саша и Петя, одноклассники его, ждут вызова из военкомата. Готовятся стать военными курсантами. Вовка Гончаров поедет в Рязань. Там живут его родственники, и он будет поступать в радиотехнический институт. Все одноклассники Витькины желанные цели для себя наметили. И лишь они, вдвоем с Шуркой, вроде как, неприкаянные. Сами не знают, чего хотят…
Шурка… Как он там, после выпускного? Вместе ведь вчера водку пили. Шурик вчера веселился от души, не то, что Витька. И всё крутился возле Людочки Брюзгиной. Первая отличница Люда в их классе. Вот она, уж точно, в институт поступать будет! Нежная, хрупкая девушка, с огромными, широко распахнутыми близорукими глазами на милом лице и легкими конопушками на щеках. С мягким, тихим слегка хрипловатым грудным голосом и вся какая-то недоступная, отстраненная… Она живет в селе Терс и появилась пару лет назад в их девятом классе, так как в Терсе – только восьмилетняя школа. Для Витьки, впрочем, она – обыкновенная девчонка, а вот Шурка сразу втрескался в неё по-настоящему. Витька – он ведь насквозь видит этого Шурку.
Только вот Люда в упор Шурку не замечает, не-смотря на все его робкие и неуклюжие старания, что со-всем не характерно для Шуркиного решительного характера. Вот и вчера пытался Шурка галантно ухаживать за ней, старался привлечь её внимание, да только вот, все безрезультатно. И все равно – это не мешало ему веселиться на полную катушку.
Вообще, пару дней назад Витька сильно обиделся на своего лучшего друга. И только на выпускном вечере эта обида окончательно прошла. Дело в том, что всё, что нравится Витьке – обязательно нравится и Шурке. Даже – девчонки. А у Витьки есть настоящая, и очень даже продолжительная любовь.