Мир жив своим прахом. Пустыня, к примеру. В неё ничего не уходит, а значит и нечему возвращаться и быть. В джунглях, вообще, в жарком и влажном климате, много чего рождается. Много же и уходит. Жизнь будет существовать, покуда будет смерть. Природа ошибок не делает, она же единственный дирижёр – бог. Вот она-то и регулирует, скольким нам быть на Земле, скольким уйти в небытие. И, может, она и создала нас с какой-то своей целью. А мы не подписались. Выходит же атом из-под контроля. Даже паразиты (одно слово только что значит), совсем, вроде и ни к чему, ан нет. И они - косвенный регулятор нашей с вами жизни.
Всего легче жить сангвиникам и идиотам ( не в смысле ругательном, а как медицинский термин). Первые ничего не берут в голову, вторые и брали бы, а некуда, приёмник не работает. И, по большому, счёту, нам бы им завидовать. А мы завидуем богатым, талантливым. Частично-то и верно. У них есть нечто, что хоть как-то заполняет их жизнь. Остальные идут в религии, секты, другие зависимости, быт, болезни. Много у нас чего есть, чтоб куда идти…Живём. Да. Но обольщаться не стоит. И рай, и ад туточки. Здесь, на земле. И неважно, какую мы живём по счёту жизнь. Вообще, всё неважно. К сожалению. «Град обречённый» Стругацких на сегодняшний день, самая откровенная библия. Мы, частички природы и дышим в одном с ней ритме. Хотя хотим и пытаемся быть сами по себе.
И взрослые мы, люди, а до чего договориться можем! Утренняя программа по TV: гороскопы, моды, события. Главные события. Резво перечисляется всё, что упало, сошло с рельсов, наводнения-землетрясения. И сколько погибло, и как. И после этого обязательное: наша программа заканчивается. Хорошего вам дня. Офигеть. И бы что-то, чтоб порадовало под занавес! Низзя. А вдруг мы зачнем улыбаться. И нация заздоровеет, и препараты успокаивающие всучивать (от корня су*а) будет некому. Оно, конечно, ко всему можно привыкнуть. Вот только зачем?
Зима явилась – не запылилась. Пытаются расти сугробы и небезуспешно. Минус уже постоянен и привычен. А в Москве собирается первый снегопад. И хочется в Москву, а лучше бы и в Париж, и в Толедо. Но никто не предлагает.
Устроилась, какая-никакая, выставка. Моя собственная. И, наверное, я чего-то и стою. Но внешняя стоимость и внутренняя договориться не могут. С возрастом всё чётче и яснее жизнь. Прошлая и настоящая. И не важна цена. Хочется быть бесценной для одного человека, любимого.
Звучит «Хрустальная грусть» Шопена. Ноты рассыпаются прозрачными маленькими кусочками. Как льдинками. И душа поднимается над новостями, зимой, этой непутёвой жизнью, смертью. И летит…летит…