(миниатюра)
В тот раз, когда ему удалось раскатать серебряную ложку, расплющить ее до фольговой толщины, было обычное утро. Он шастал по прокатному цеху и выжидал удобный момент, чтобы бросить ее меж вальцами специально для этой цели. И пофартило. Шизанутости не заметили, и к тому же увольнением с очерняющей записью в трудовой книжке подобное происшествие не грозило. Мало ли какие прибамбасы бывают у человека. Цех не взорвался, пожар в инструментальной не вспыхнул, и прессовщица Нюша приветливо махнула рукой. Ее ямочки на щеках казались столь привлекательными, что он представил себе хрущевку с полуподвальным подъездом и долгоиграющие засосы. Но одновременно думать в двух направлениях у него явно не получалось и мысль сама по себе возвращалась к ложке, на которой можно было прочесть отчетливое слово «silver». И вот он все же решился. Вытащил ее из кармана, оглядываясь на все четыре стороны в оглушающих объятиях грохота и металлического визга, чтобы прокатать эту гребанную ложку до тончайшей фольги и по возвращении в свою коморку вырезать швейными ножницами дельтовидные лепестки; и выгнуть их до ощутимой жесткости, и припаять с одной стороны кольцо для лески, и с обратной для рыболовного крючка; и начистить лепестки шлифовальной пастой с надеждой на то, что они будут вращаться с гипнотическим блеском и привлекать глупую рыбу. Авось что-нибудь да клюнет на берегу оледеневшего озера, где в овечьих тулупах и войлочных валенках неподалеку от него у соседней проруби будут сидеть рыбаки, смахивая на февральском ветру с волосатых ноздрей леденеющие сосульки.
14.11.2015