Пропеть литию

Никей
Пропеть литию

Это – из Цветаевой, из запасников ее альковного бунта:

«Заповедей не блюла, не ходила к причастью.
Видно, пока надо мной не пропоют литию,
Буду грешить - как грешу - как грешила: со страстью!
Господом данными мне чувствами - всеми пятью!»

Конечно, это завораживает, но речь совсем о другом. Я намерен пропеть литию этой пленительной и сладостной поэзии Серебряного века. Именно это совершил известнейший поэт Станислав Куняев в своей недавно вышедшей книге «Любовь, исполненная зла».
Вручая мне книгу, он снабдил ее надписью – «Мое прощание с Серебряным веком. Жалко, но делать нечего». Слова те родили гулкий звук сухих комьев земли по крышке гроба, и я, который много лет принимал эту поэзию за Библию, понял – это не наваждение, но грубый и волосатый факт. А факты – упрямая вещь. Именно этим фактам Станислав К. скрупулезно посвятил 330 страниц, собирая и исследуя их с бесстрастием патологоанатома.
И ему нельзя не верить, ибо за всю свою творческую жизнь (едва обозримый грандиозный ландшафт) он узнал, как никто, что слово – это оружие: оно может воскресить или убить, провозгласить «Алилуйя!» и «Распни!» Драматизм же нынешней эпохи – эпохи просвещенных людей, интеллигенции, всеобщего высшего образования, одним словом эпохи «образованцев» – в том, что мы хотим пропеть «Алилуйя», а вырывается «Распни» – как в кошмарном сне. Иными словами, следуя за любимыми поэтами, мы неожиданно оказываемся на вражеской территории.
Почему же так? Почему же не иначе? Сдается мне – мы ушили рассуждения дар. Есть у нас, образованных людей такая национальная извилина: мы поверим любой ереси, если она высказана языком изящной словесности. Что же до Серебряного века, то это непросто изящная словесность и розовые мечты – это капище, пещера Лейхтвейса, это печатка принадлежности к элите, это алтарь, принимающий обильные и тучные жертвы. Это Орден званых и избранных. На их штандарте, прихваченном по случаю у Пушкина, так и начертано – «Нас мало избранных, счастливцев праздных, единого Прекрасного жрецов». Только избранность у поэтов первой четверти 20 века, увы, понимается иначе.
И все же вопрос: как замечательный поэт Ст.Куняев вдохновился миазмами ассенизации отечественной поэзии, сиречь, совершил то, что великий глашатай революции только анонсировал?
Сам Станислав Юрьевич в предисловии к книге поясняет так - мол, сперва он увлекся расследованием психологических обстоятельств гибели Николая Рубцова – в частности, драматической коллизии между поэтом  и его гражданской женой поэтессой Дербиной, приведшей к трагической гибели поэта.
Скажут, такое случается – даже великие поэты не защищены от бытовухи. Однако же виновница смерти поэта упорно и многократно заявляла, что она наследница Анны Ахматовой, тем самым привнося в драму душок Серебряного века.
И Ст. Куняев просто обязан был с решимостью и мужеством шерпа исследовать, что же убийственного есть в тех стихах и в образе жизни их творцов? И чего в них нет – а именно того, что укрепляет духовный иммунитет. То есть, он задался вопросом – только ли говорить научила Ахматова женщин?
Всех секретов книги раскрывать не стану, чтобы оставить читателя один на один (то есть, интимно) с радостью узнавания и новизны.
Скажу только, что навязчиво презентуя себя как «маргинальную дочь» Ахматовой, Дербина должна была утвердиться на тернистом и шатком пути Сальери, Буаноротти и Дантеса.
Иными словами Н.Рубцова убил – молчи, грусть, молчи! Ничего не утверждаю, читатель сам прочтет книгу Ст. Куняева и сам во всем разберется. Но добавлю –  Станислав К. шаг за шагом прослеживает, как взращивала Анна Андреевна вместе со своим цеховым табуном свой талант, свою лиру, а вместе с ними и свои амбиции, самомнение, тщеславие, исключительность и гранитное убеждение в том, что поэт не подлежит земному суду.
Так что Ахматова научила не только говорить, но и действовать – с  Шекспировским размахом: не просто убит человек, но убит гениальный поэт, убит самозванкой во имя ее сомнительных амбиций. Слово Ахматовой живет и побеждает?
Да, мы в ответе за тех, кого научили, особенно там, где стихи убивают. И пули те точно отливались в цехах, мастерских и в поэтических салонах Серебряного века.

О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью – убивают,
Нахлынут горлом и убьют!

Понятно, что Леонид П. поёт совсем другую кровь и смерть, но впечатляет реальный и приводимый Станиславом Юрьевичем «мартиролог» поэтов, наложивших на себя руки, не дождавшихся горлового кровотечения.
Пребывая в азарте, полученном от Ст.Куняева отнюдь не воздушно-капельным путем и даже не рукопожатно, я перечел свое любимое у Ахматовой «Небывалая осень построила купол...» Сооружена грандиозная парабола декорации в образе небесного купола да еще реки воды и реки времени пошли вспять. Просится мысль, что это гимн приходу Мессии. Но подозрительно то, что этот пришлец кутается в душные, алые и нестерпимые зори. В бесовские зори. Или Мессия этот самопровозглашенный? Или все-таки другое, более реальное явление – пришел самец к самке в неурочное время – осенью вместо весны? Если так, то это о-ч-ч-чень богатая мысль. В пору чесать репу и ёжиться.
Я не рекомендую опыт мой повторить – без соответствующей сноровки и лонжи это опасно: можно обнулиться.
Вдобавок я обязан сказать, что я вообще ни к чему не призываю, даже если камни вопиют. Храните верность своим прежним «любовям». Есть даже определение этой особенности темперамента – нет, не любовь к отеческим гробам, но некрофилия. Нет нужды переставлять в доме мебель, оставайтесь самими собой, чтобы близкие узнавали вас на улице, тем более что трупы, говорят, издают фиалковый запах. Почти по Северянину:

Мне больно-больно... Мне жалко-жалко...
Зачем мне больно? Чего мне жаль?
Ах, я не знаю, ах, я - фиалка,
Так тихо-тихо ушла я в шаль.

Кто по крепче, тот найдет силы оставить эту поэтическую житийную икону юношеской поре, где «борют мя страсти» и воспеть «Я свободен, словно птица в небесах». Кто знает – может без этого балласта – любви, исполненной зла – жизнь заиграет новыми красками, а это залог творческого взлета и долголетия.
Конечно, найдутся и те, кто ничему не поверит и бросится искать в поэтах Серебряного века настоящую любовь – не плотскую и греховную, а ту, воспетую апостолом Павлом в первом послании к Коринфянам.
Но, думается, экспедиция эта бесплодна там, где все христианские заповеди – навынос.
В заключение нельзя не дать слова Георгию Свиридову, величайшему композитору 20 века, о поэтах Серебряного века, приведенного Ст.Куняевым в своей книге.
«Искусство нашего века несет большую ответственность за то, что оно настоятельно и талантливо проповедовало бездуховность, гедонизм, нравственный комфорт, кастовую интеллигентскую избранность, интеллектуальное наслажденчество и еще того хуже: упоенно воспевало и поэтизировало всякого вида зло, служа ему и получая от этого удовлетворение своему ненасытному честолюбию, видя в нем освежение и обновление мира. Все это, несомненно, нанесло огромный вред человеческой душе».
И последнее – если я в чем-то ошибся, приглашаю к разговору.
В добрый час.